А.ДАВЛЕТОВА,директор ШГ №63, учитель русского языка и литературы
В «Тавро Кассандры» судьба человечества висит на волоске. И это правда! По хронике событий катаклизмы, бедствия ежедневно и ежечасно дают о себе знать. Об опасности, нависшей над человечеством, над нашей планетой Земля, аргументировано, страстно и прозорливо предупреждает в романе Ч. Т. Айтматов! Этот роман по своей сути — душевная исповедь писателя; это произведение Айтматова своими художественными достоинствами и глубинным смыслом не может оставить равнодушным ни одно сердце! Прочитайте эту книгу!
Чтобы прочитать «Тавро Кассандры» умом и сердцем, человек должен подготовить себя. Если ты ждёшь лёгкого приятного чтения, если ты внутренне не подготовлен к нему, то это книга пока не для тебя. Значит, нужно подождать ещё немного, «созреть». Айтматов шёл к этой книге всю свою жизнь.
Прослеживая литературно-творческий путь писателя, видишь, как он возрастал от пленительных, нежных, восторженных «Повестей гор и степей» через серединные прекрасные проникновенные «И дольше века длится день» и «Плаха» до глубоко философского романа «Тавро Кассандры». Ч.
Айтматова волновала судьба горячо любимой им родины, всей планеты Земля, поэтому он, изобразив модель настоящего и будущего, предупреждает: «Люди, опомнитесь!». «Судьба без образа будущего – бесплодна», — пишет в романе Айтматов.
Чтобы построить правильную жизнь, этот образ будущего, абрис которого уже сегодня начинает ясно прорисовываться, необходимо срочно (пока не поздно!) корректировать. К этому призывает Айтматов своим «Тавро Кассандры».
«Песнь песней» для писателя Роберта Борка, одного из главных героев книги, было «предсказать путь грядущего развития». Он очертил главную идею своей жизни — написать о том, что «человечество должно будет обнаружить в себе способность не только осознать трагическую возможность своей гибели, но, …это осознание должно привести к новому образу жизни, к новому типу мышления».
Новый образ жизни, новый тип мышления напрямую зависит от воспитателей, не правда ли? Ошеломительная картина движения «большого стада плывущих в океане китов», стремящихся к своему массовому самоубийству, указывает на то, что бытие сегодня катастрофично. На настоящий момент в мире остро стоит демографическая и продовольственная проблема: более миллиона людей не доедают, каждые 3.
6 секунды один человек умирает от голода. В развитых странах уровень рождаемости снижается, а в бедных – неадекватно растёт. Повышается уровень преступности. Всего в мире только за один год (2010- й) произошло 468 000 убийств. Флора и фауна Земли сегодня кричит «SOS»! Некоторые виды биосферы вымерли или на грани исчезновения. За последние 400 лет исчезли 94 вида птиц и 63 вида животных.
Эталон физической красоты и мощи – амурский тигр — может исчезнуть с лица Земли, не говоря о других представителях животного мира. Высыхают целые озёра. 30 % всех известных природных ресурсов планеты уже израсходованы. А техногенные катастрофы? Байконур (1960 г.), Чернобыль (1986 г.), Фукусима (2011 г.)… Ужасают масштабы мирового терроризма.
Люди – простое мирное население – гибнут тысячами. Люди разных вер не могут договориться, стремятся к верховенству, к экспансии своей религии – итог: религиозный экстремизм. Мораль уничтожается. Нравственность падает. Современная жизнь не даёт нашему молодому поколению нормально, природосообразно, созреть и вырасти.
Наши девочки и мальчики развращаются необузданной лавой средств массовой информации. Психика наших малышей ломается из-за мультфильмов с уродливыми Спанч Бобами и иже с ними. Если вы посмотрите внимательно мультик, то заметите как подспудно, «невидимым» кадром, казалось бы, безобидными словечками, в головы наших малышей вкладывается порок.
Боже, где мультфильмы нашего советского детства? Увы, они нашим маленьким детям уже совсем-совсем неинтересны. Западная кич культура уже сделала своё!.. На карте мира то там, то здесь происходят «цветные» революции как агрессивное средство решения социально-политических вопросов. Люди страдают, люди гибнут… Как отметил Ч.
Айтматов, «где-то среди нас, в стихии нашей, происходит срыв, обвал, извращение нравственности, незримая радиация зла и страха». И как протест против мирового зла, «в океане… движутся, как корабли, грандиозные животные, плывут, как журавли в небе, треугольником», чтобы « как сговорившись, подплыть ночью к берегу и швырнуть себя на отмель…на издыхание».
Природа не находит другого способа, чтобы предупредить человечество и сказать: «Если человек хочет выжить, если он хочет достичь вершин цивилизации, ему необходимо побеждать в себе Зло». По Ч. Айтматову, массовое самоубийство китов — есть реакция «мирового разума на земные события».
Не только киты протестуют! Протестуют против рождения на этот свет и не родившиеся ещё дети.
Знаком тавро – «крохотная точечка мерцающего эпителия на лбу у будущих матерей» – они умоляют: «Я, кассандро-эмбрион, не хочу родиться, не хочу, не хочу, не хочу…» Причиной «эмбрионального пессимизма» является то, что «в первые недели зачатия, человеческий зародыш способен интуитивно предугадывать то, что ожидает его в грядущей жизни».
Ещё не родившегося человека пугает будущая жизнь с «поджидающими его в мире невзгодами – беспросветной нищетой и болезнями, насилием, пороками и унижениями». И что теперь делать? Аборты? Устами космическими монаха Филофея Айтматов говорит: «Нет!»: «…аборт – насильственный акт, равносильный умышленному убийству».
Какой же выход? Айтматов даёт ответ: надо менять сознание, человек должен внутренне измениться! «Только искоренение бед и пороков каждым человеком, начиная с себя, и всеми вместе, всем родом людским может обновить перспективу жизни … Это стезя выживания духа живого, иного пути нет…» Зло, совершаемое одним человеком или целым сообществом, имеет способность сохраняться и бесконечно передаваться следующим поколениям. Мать – это слепок мира, отмечает Ч. Айтматов. И через генетическую память зло передаётся. Об этом слова: «Надо, наконец, признать: зло, совершённое субъектом, не уходит физически с ним, с кончиной его века, а остаётся в генетическом лесу фатальным семенем, ожидая вероятного часа икс, когда оно даст о себе знать подобно мине замедленного действия». От такого накопленного неподъёмного груза Зла Природа, сама жизнь, начинает стонать и мучиться и выплёскивать не помещающийся уже негатив в виде сильнейших землетрясений (Армения 1988г., Индонезия, 2004 год, Япония, 2011 г), в виде разрушительных цунами, наводнений и т.п. Айтматов – реалист. Он подчёркивает: «Никому не изменить изначально предпосланных человечеству энергии Добра и, наряду с ней и вопреки ей – энергии Зла. Они равные величины. Но человеку даны преимущества разума, заключающего в себе неисчерпаемое движение вечности», выражаемое в попытках «побеждать в себе Зло». В этом главное предназначение человека. Миссия учителя – постараться заблокировать то зло, которое есть или может проснуться в растущем человеке.
Образ позитивного будущего… Что это? «Гармония бытия!» Задача человека «гармонизировать, совершенствовать бытие, а сюда включается всё, что исходит от нас почти на каждом шагу».
Совесть – вот мерило гармоничности или не гармоничности человеческой жизни.
По мысли романа, несмотря на то, что о совести «каждый лукаво толкует по-своему», совесть значит ВСЁ «перед природой, перед историей, перед будущим мира». Совесть – это голос Бога в нас.
В романе звучит идея обязательной ответственности за свою жизнь, за свои деяния. Не могут найти успокоения души ушедших наших правителей. По сюжету «Тавро Кассандры» их «башкасто-приземистые» фантомы-призраки (Ленина и Сталина) обязательно появляются на Красной Площади после больших парадов и шествий.
«Очень их будоражат гремящие барабаны, строевая музыка, солдатские шаги … толпы, как нерестовое движение … с криками «ура – аа». «Нет мне исхода, нет мне покоя, нет покаяния!» — жалуется один из них. Лично мне трудно об этом писать.
Ведь я, дитя Советского Союза, так же, как и все советские люди, участвовала в демонстрациях, также шла в колоннах « — все в одну сторону, голова к голове…» И «горение глаз, и орущие рты, и даже мысли, преданные и наичистейшие» — всё это у нас было. И пример брали с кудрявого мальчика.
И слова отцов своих, несмотря ни на что преданных Сталину, тоже помним: «Много предателей было…» Однако ошеломительный был перекос! За 30 лет «большого террора» (его апогей пришёлся на 1937-1938 гг) было уничтожено по сфабрикованным обвинениям 4 000 000 человек.
Как Чингиз Айтматов должен был относиться к бывшим советским правителям? Если у него, в ту пору маленького мальчика, забрали отца? Если Торекул Айтматов безвинно лишился жизни в лучшие свои годы? То страшное время забирало у людей и цветущую жизнь, и любовь, и молодость, и честь… Никто не думал о судьбах детей, оставшихся сиротами, о матерях и жёнах… Не мог писатель обойти эту личную, больную тему…
Тема губительности, бесчеловечности тоталитаризма является одной из самых главных тем в романе. С одной стороны – каста партработников разных уровней, с другой – люди, которых необходимо превратить в послушную, зомбированную, тёмную массу.
Вот бы искусственно вывести такую породу людей, у которых нет ни отца, ни матери, ни детей, ни родины, ни своего, пусть самого маленького, собственного мнения! Мешают системе такие люди, как Сахаров, системе нужны люди «без воли, без мысли, без чувства», которые могут «всецело посвятить себя производительному труду, другим актуальным задачам, и прежде всего, делу неотвратимой мировой революции».
Вот бы изобрести из пробирки от анонимных родителей таких «новочеловеков- иксродов», которые «без оглядки, без страха и сомнений» будут бороться за идею победы тоталитарной системы во всём мире, «оживят и реставрируют издыхающую мировую коммунистическую идеологию»! Перед учёным Крыльцовым Андреем Андреевичем «компетентными органами» была поставлена конкретная задача: изобрести технологию выведения такого индивида. «Иксродам предстояло остановить движение … исторического колеса, положить конец Отцовству, Материнству, положить конец всему, что являлось продолжением опыта поколений для всех и для каждого на белом свете…». Целая армия манкуртов, «без рода, без племени, несгибаемых, невозмутимых, жёстких специалистов своего дела, бессердечных в своих поступках, не распыляющих своих способностей и времени ни на что другое, кроме целенаправленной деятельности». Остальных – нивелировать, постараться убрать. К этому стремилась и в нашей объективной реальности верховенствующая власть. Сколько людей сидело в тюрьмах по сакраментальной статье № 158… Поколению Ч. Айтматова пришлось жить в такой системе. И это положение дел всем сердцем писатель не принимал. В то время исключалось хоть какое-то несогласие. Но оно у писателя всегда было, мучило, и, в конце концов, вылилось романом «Тавро Кассандры». Конечно, художественное произведение, чтобы произвести на читателя соответствующее эмоциональное воздействие, изображает всё в более выпуклом, где-то утрированном виде. Но это законы искусства! Удалось ли Крыльцову справиться со своей «архиважной» задачей? Нет, не удалось. Невозможно в человеке убить человеческое! Помешали «субъективные факторы морально-этического порядка»: самоотверженное поведение Руны Лопатиной, материнское лоно которой должно было стать инкубатором для взращивания пробирочного человечка, её смерть, её смелость и красота изменили внутренний мир Крыльцова, который осознал свою деятельность как преступное вмешательство в Природу человека, как недопустимое манипулирование людскими судьбами. За то, что он взял на себя роль Бога, жизнь его наказала: из сердца ушло спокойствие (а значит, счастье), в душе его поселилось неукротимое желание убежать из этого мира, поселиться где-нибудь далеко, в Космосе, забыть всё содеянное, постараться исправить предупреждением: Зло на Земле надо останавливать. Но и это не успокаивало космического отшельника Крыльцова – Филофея («фил» — любовь)… И жизнь его закончилась так же трагически, как жизнь его любимой Руны. Историей монаха Филофея Айтматов стремится предупредить человечество: уважайте Природу, знайте меру вторжения в её законы, не допускайте использования научных открытий в антигуманных целях, не забывайте, что самое главное в быстротечной жизни – это её вечные ценности: любовь, красота, музыка, память и совесть.
Флобер говорил: «Мадам Бовари – это я!». Каждый истинный художник слова вживается в своего героя.
Я, например, отчётливо вижу Айтматова и слышу его голос в речах и мыслях всех положительных героев «Тавро Кассандры»: это и талантливый честный публицист Роберт Борк, и Энтони Юнгер со своим благородным сердцем, это и сгоревшая за идею демократии безымянная девушка-студентка, это и Руна Лопатина, и, конечно, вечно не находящий спокойствия космический монах Филофей…
«Тавро Кассандры» Ч. Айтматова — всеобъемлющий роман и по описываемым временам, и по множеству поднятых проблем, и по географическому диапазону, и по смешению фантастики и реальности. Когда я читала эту книгу, мне постоянно приходили на ум «Сто лет одиночества» Маркеса и «Алхимик» Коэльо.
Видимо, интуиция улавливала ассоциативные связи. Прочитав соответствующую российскую литературу, я уточнила: Айтматов, Маркес и Коэльо писали в манере магического реализма, их отличает способность придавать фантастическому статус реального.
И Айтматов, и Маркес, и Коэльо в одной когорте – в когорте писателей-философов, мифотворцев и МУДРЕЦОВ!
Писать о романе «Тавро Кассандры» очень трудно. Я не литературн ый критик, не исследователь. Я учитель. Но, прочитав это произведение Айтмато ва, мне захотелось поделиться своим видением, своим пониманием этого романа.
Во-пе рвых, я считаю, что каждому учителю в обязательном порядке нужно прочитать этот ром ан: ведь учитель – человек, от которого зависит, можно сказать, «судьба мира».
А «Тавро Кассандры» поднимает животрепещущие вопросы сегодняшнего дня, а именно: де фицит духовности в современном человеке, проблема предотвращения ядерной войны, психология разрушительного поведения толпы, бесчеловечность тоталитарной г осударственной системы, связь между научными открытиями и основанными на них ч удовищными преступлениями против человечества, разрушение института семьи. Этот роман о тоскующем человеческом сердце, неотступно мечтающем о любви и п онимании, о совести и верности, о неравнодушии и самоотверженности. Я думаю, что уч итель по своей учительской судьбе может и обязан влиять на те негативные проце ссы, которые происходят сегодня вокруг нас. Ведь мы, учителя, формируем сознание людей , пусть пока маленьких, но именно от этих людей будет зависеть «лицо» будущего мира. Уч итель обладает мощным орудием – 45 минут, которые он может наполнить знанием, духовны м воспитанием и позитивными установками. От хорошего учителя во многом зависит и судьба человека, и судьба страны. Ведь «У — РОК» — это «свет судьбы» («У» с санск рита – свет). Урок – это 45 минут, которые должны нести свет разума и морали. И хотя, как з амечает с сожалением Айтматов: «Мораль так часто уклончива перед циничным натиском д ействительности», — кто же, кроме школы и родителей, будет сеять в умах детей доброе и вечное?
Источник: http://kutbilim.journalist.kg/2013/05/13/tavro-kassandryi-glazami-shkolnogo-uchitelya/
Чингиз Айтматов «Тавро Кассандры»
Известный ученый генетик работает в секретном центре над созданием искусственного человека. Научный эксперимент оборачивается личной трагедией ученого, осознавшего чудовищную сущность насилия над природой человека, что может привести к мировой катастрофе.
Впервые было опубликовано на немецком языке — Zürich: Unionsverl., 1994 (в переводе Фридриха Хитцера).
Впервые на русском: Айтматов Ч. Тавро Кассандры // Знамя 1994 — №12 — С.9-110.
Входит в:
Лингвистический анализ текста:
- Приблизительно страниц: 224
- Активный словарный запас: средний (2828 уникальных слов на 10000 слов текста)
- Средняя длина предложения: 80 знаков, что близко к среднему (81)
- Доля диалогов в тексте: 31%, что немного ниже среднего (37%)
- подробные результаты анализа >>
1995 г. 1995 г. 1995 г. 1998 г. 2003 г. 2007 г. 2008 г. 2008 г. 2010 г. 2010 г. 2014 г. 2018 г. 2019 г. 1994 г. Издания на иностранных языках: 1994 г. 2014 г. 2018 г.
Сортировка: по дате | по рейтингу | по оценке
kerigma, 14 июня 2010 г.
«Тавро Кассандры» очень удивило.
Признаюсь, я никогда раньше не читала Айтматова, не в последнюю очередь потому, что была свято уверена: советский классик с таким именем должен неизбежно писать нечто убийственно занудное, например, про подвиги киргизского народа на почве сельского хозяйства и борьбы с пьянством, этакий Шолохов с киргизским отливом. Ждала такую, очень, эмн, малонациональную литературу.
А напоролась на гуманистическую фантастику, по странности идей, мягкости повествования и отсутствию прямых выводов сильно напоминающую иные вещи Стругацких.
В основе романа — идея, которая прекрасно бы пошла какому-нибудь американскому фантастическому боевичку. О том, что под воздействием облучения с космической станции на лбу беременных женщин проступают знаки, то самое «тавро Кассандры».
И этими знаками эмбрионы сигнализируют, что они не хотят рождаться в этот ужасный мир, и будь их воля, предпочли бы этого не делать. Та еще завязка, согласитесь? Но того, кто ждет массовых шествий и глобальной картины, постигнет разочарование; нет, шествия даже будут, но скорее на периферии текста, для общего фона.
А в центре — история ученого, политика и молодого человека из команды политика, переплетение их судеб вокруг и из-за этого страшного открытия и человека, его сделавшего.
По сути, всю историю можно свести к этим четверым, при желании даже к этим двоим — советскому ученому, который, находясь на космической станции, посылает на землю таинственные лучи, и американскому ученому, который (себе на беду) поверил ему и начал ратовать за претворение в жизнь его идей.
Такая задумка по своей глобальности и, прямо скажем, бредовости, грозила бы превратить любую серьезную вещь с ее участием в дурацкий фарс. Но Айтматову, во многом, имхо, именно благодаря *камерности* текста, удалось этого избежать.
И отлично показать, как можно написать хороший текст на базе самой безумной идеи — нужно только поделить эту безумную идею на ограниченное количество очень живых людей в мире жесткого реализма. Это, безусловно, большой плюс текста. А минус — в том, что за фигурами героев сама идея как-то потусклела и стала незначительной. Замах был силен, но в итоге все закончилось фактически ничем.
Фантастическое в романе, и без дого довольно дохлое, растворилось в социальном и психологическом, так и не успев независимо воплотиться в сюжете. А жаль, было бы интересно.
В итоге, мне кажется — чтобы написать трагическую историю про двух непонятых ученых, необязательно было так широко замахиваться и приплетать сюда космические лучи и традегию человека как биологического вида.
Остается острое ощущение несоответствия между недотянутой фантастической частью и всем остальным прекрасным текстом.
Впрочем, по мере прочтения не могла оторваться, так было интересно, и не в последнюю очередь — потому что текст не подчиняется ни стандартным законам фантастики, ни стандартным законам социальной прозы.
terrry, 10 января 2012 г.
«Тавро Кассадры» вызывает противоречивые чувства.
По некоторым характерным признакам (вроде нарочитого «уравнивания» Гитлера и Сталина и, особенно, по самообличительной исповеди Филофея) можно определить, что это произведение написано в 90-х годах двадцатого века.
Политическое смятение в России того периода явно волнует автора не меньше, чем, скажем, запредельный цинизм американских политиканов. Но всё же в центре внимания Айтматова находится вся земная цивилизация, не больше, не меньше.
В этой связи интересно порассуждать немного о роли фантастики в повести. Идея тавра Касандры столь же парадоксальна, на мой взгляд, сколь и эффективна. Ее можно воспринять и как чисто литературную условность. Но с другой стороны, в ней всё же заложена определенная доля научной (пусть и самой пограничной) достоверности.
Эта достоверность, соприкасающаяся с генетикой, с тайной жизни вполне созвучна современному уровню и интересам науки, что, мне кажется, усиливает воздействие книги на квалифицированного читателя.
Нужно быть действительно крупным писателем, чтобы так обозначить тонкую, но радикальную связь между явлениями внутренней и внешней природы человека, создать такую идею-гипотезу-символ, не чуждую и визионерства уровня О. Стэплдона.
(В «Последних и первых людях» Стэплдон вводит связь между уровнем психокультурного развития земной цивилизации и гравитационным полем между Землей и Луной!) Эта фантастическая идея оказывается гносеологически, неразрывно связанной с сюжетом. (А вот сюжет потенции идеи не реализовывает, как уже верно подмечено.
) Очевидно, что только благодаря ей эта история приобретает «эсхатологическую» остроту. (Хотя реакция общества (масс) на открытие космического монаха выглядит, возможно, слишком уж «антиутопичной».
Не довольно ли уже антиутопий?) Поэтому «Тавро Кассадры», не смотря на всё свое художественное своеобразие, близость к притче, имеет сходство с НФ. На мой взгляд, это свидетельствует о возрастающем влиянии НФ на литературу в целом. Нечто подобное предрекал И. Ефремов своей статье «Наука и научная фантастика». Правда, Айтматов, в отличие от Ефремова, не рассматривает здесь науку как созидательную силу, позитивный фактор эволюции.
По поводу чисто литературных достоинств текста можно сказать не много. Как указано в аннотации к изданию, это «произведение постмодернистской глубины и изысканности». Возможно. Страницы перелистываются незаметно, оставляя знакомое ощущение многозначительности, «многосмысленности», характерное для философской, да и просто хорошей прозы.
Думаю, что «Тавро Кассадры» существенно выиграло бы по всем статьям, не будь в нем обширного эпилога – исповеди Филофея. Сама по себе достойная внимания, мне кажется, она низводит это произведение с вечных философских и символических высот чуть ли не на уровень, местами, несколько абсурдного и весьма быстро устаревающего политического памфлета.
Образ Филофея (ученого Андрея Андреевича) как-то мельчает, и, не смотря на то, что обрастает деталями биографии, теряет свою оригинальность и психологическую достоверность. Гениальный ученый, ужаснувшийся (довольно-таки внезапно) делам рук своих. «Франкенштейн»? Автор заметно увлекается живописанием антиидеала.
Во всяком случае, налицо стилистический разрыв текста…
Perl, 14 апреля 2009 г.
Дочитала Тавро Кассандры…
Впечатления неоднозначные. Очень интересная задумка, просто потрясающая, на мой взгляд, идея книги.
Но очень трудно читать, иногда просто приходится продираться сквозь текст. К тому же не могу отделаться от ощущения заламывания рук, прямо так и сквозить в тексте этот вселенский плач.
К тому же есть у Айтматова какая-то схожесть во всех его произведениях, достаточно прочитать 2-3 и, собственно, хватит.
Хотя, ни коим образом не умаляю его достоинств, книги шикарные и прочитать их хотя бы раз в жизни стоит
Подписаться на отзывы о произведении
Источник: https://fantlab.ru/work88467
Книга Тавро Кассандры — читать онлайн. Айтматов Чингиз Торекулович. Книги читать онлайн бесплатно без регистрации
- ЧИНГИЗ АЙТМАТОВ
- ТАВРО КАССАНДРЫ
- (Из ересей XX века)
Когда Кассандра отвергла любовь Аполлона, он наказал ее тем, что никто не верил ее вещим предсказаниям…
Из древнегреческой мифологии
А блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем.
Екклесиаст
Глава первая
И на сей раз — в начале было Слово. Как когда-то. Как в том бессмертном Сюжете.
И все, что произошло затем, явилось следствием Сказанного.
Многие, однако, кому суждено было первыми столкнуться со столь неожиданным происшествием, никак не предполагали, что со временем им предстоит наперебой описывать в мемуарах именно эту историю как самое потрясающее событие в их жизни. Причем все они, очевидцы, были обречены начинать свои воспоминания расхожей фразой: «Невероятные события того дня развивались, как в детективном романе».
Впрочем, так оно и было. Сотрудники газеты «Трибюн» вдруг получили распоряжение главного редактора, согласно которому на время экстренного заседания редколлегии, спешно собравшейся на руководящем этаже, строго запрещалось звонить куда бы то ни было, отвечать на звонки и факсы и, более того, пропускать в помещение редакции посетителей.
С этого экстренного заседания все и началось.
Опубликовать на страницах газеты подобное заявление — такое разве что во сне могло привидеться! Но надо было решаться и надо было действовать. Вопрос стоял неумолимо: или — или.
И «Трибюн», достаточно энергично и ревностно поддерживавшая свой имидж «властительницы дум на всех континентах», не удержалась-таки от искушения (разумеется, дьявольского, как утверждали потом оппоненты), слишком велика была ставка — сенсация мирового масштаба.
Редакция получила эксклюзивное право на этот материал и решила крупно рискнуть, пошла ва-банк, пошла на молниеносную публикацию неслыханного в истории человечества документа.
Вот тогда-то, в начале событий, один из редакционных обозревателей бросил запомнившиеся многим слова: «Ну, все, ребята, — сказал он, держа в руках сырой оттиск полосы, — историю зашкалило за пределами мыслимого! И ведь благодаря нам, нашей „Трибюн“! Эту планку теперь никому не одолеть, выше не прыгнешь, а все остальное, как говорится, увидим — жизнь покажет. Чем все это кончится? Посмотрим! — Он покачал головой и добавил многозначительно: — Впрочем, коллеги, извините, должен предупредить, теперь пусть каждый подумает о себе — что будет через час, неизвестно».
Откровенно говоря, было чего опасаться. Каждый это понимал.
Настроение в редакции в тот день менялось час от часу, то полное отчаяние всех — от главного редактора до стажеров с журналистского факультета, набивавших здесь руку для будущих репортажей, — все скрывались за дверьми, не выходили из-за столов и избегали говорить друг с другом, то, напротив, — безумный ажиотаж, когда все носились по коридорам и кабинетам, галдя и блестя глазами от возбуждения. Однако в пору было подумать и о другом — не кинуться ли баррикадировать двери и окна на случай натиска разъяренной толпы, которая, вне всяких сомнений, не должна была заставить себя долго ждать, ибо налицо были все причины, чтобы прихлынувшая уличная публика (ее не удержала бы никакая полиция) била вдребезги стекла, расшибала об пол телефоны, крушила мебель и оргтехнику и под объективами телевизионщиков, подоспевших на скандал, свирепо трясла за грудки газетчиков, посмевших буквально в одночасье смутить весь мир, столкнуть человека воистину с самим Богом…
Но покуда ничего не ведавшие гудящие толпы людские привычно катились по улицам великого американского города, привычно протекали живыми реками вдоль стеклянных небоскребов, а рядом так же беспрерывно двигались по улицам сияющие потоки машин, над головами пролетали ослепительно блестевшие вертолеты. Еще никто не пришел в ужас, не вскричал на площади, потрясая крамольной газетой, кощунственно вторгшейся в таинства миропорядка, никогда не вызывавшего прежде никаких сомнений, еще никто не бросил подстрекательного клича, чтобы всколыхнуть всех вокруг и двинуться на исчадие ада…
«Трибюн» спешила, опасаясь конкуренции.
Задержись выпуск номера, переверстываемого буквально на ходу, хоть на полчаса, и материал этот, прибывший из космоса, опубликовала бы другая газета в любой другой части света, чем бы это для нее ни обернулось.
«Трибюн» не могла упустить своего шанса, даже если это вызвало бы всемирный потоп, который смыл бы в пучину все живое на земле, после чего никакая газета никому и нигде уже не потребовалась бы…
А океан, это хранилище всемирного потопа, грядущего и скорее всего неизбежного, в тот день могуче зыбился меж материками, неуловимо покачивая всей своей подвижной массой земной шар, играл гигантскими течениями, самовозбуждаясь и вскипая мгновенными грядами волн, мерцал и блистал на всем своем огромном пространстве.
Футуролог смотрел на кипящую магму океана с высоты, любовался ею в иллюминатор авиалайнера, летевшего над Атлантикой.
И то, что он созерцал, восхищало его в этот солнечный день, хотя ничего необыкновенного не было, — обыденное и, более того, вынужденное зрелище для сотен авиапассажиров — внизу океан, вода, волны, однообразие, пустынный горизонт.
Ему же думалось о том, как прекрасно, что крохотное око человеческое способно обозревать безграничное мировое пространство. И это не случайно. Никому, даже подоблачному орлу, не дано такое панорамное виденье.
Да, благодаря техническим достижениям, ставшим второй, рукотворной реальностью, человек обнаруживал в себе все новые ресурсы вселенской приспособляемости и достигал божественного могущества. Ведь только Богу дано целиком обозревать землю, несясь над миром незримым вихрем на незримой высоте.
Вот о чем думалось Футурологу на досуге, под устойчиво равномерный гул самолета. Как хорошо остаться наедине с собой… Слегка захмелевший от выпитого виски золотисто переливавшегося на дне большого бокала со льдом, он не сопротивлялся приятному возбуждению в крови, напротив, ему хотелось подольше сохранить столь редкое чувство вольной принадлежности самому себе. И то, что кресла рядом пустовали, соседей, которые могли бы отвлечь его разговорами, в ряду не было, тоже было редким везением.
Футуролог возвращался из очередной поездки в Европу. Опять международная конференция, собор интеллектуалов, опять нескончаемые дискуссии, ставшие образом жизни этой космополитической среды, дискуссии, перетекающие одна в другую в круговороте мнений и предреканий.
Речь снова шла о перспективах мировой цивилизации, об опасности монополярности развития и тому подобном — всегда актуальных проблемах, на осмысление которых уходила, можно сказать, вся жизнь гарвардского ученого мужа, и чем глубже, казалось бы, постигал он с годами эту науку оракула, тем сильней становилось ощущение сизифовой неизученности упорно изучаемого — перспектив живущего изо дня в день рода человеческого. И думалось порой, что за докука — вечно стремиться упреждать судьбу, вечно маяться в поисках смысла жизни, того, что никогда никому не откроется ни сегодня, ни завтра, ни через тысячу лет?! Но попробуй откажи себе в этом неизбывном забеге мысли в будущее, возможно ли не изводиться, не отчаиваться, не пытаться разглядеть то, что еще только маячит на горизонте?! Судьба без образа будущего — бесплодна. Но насколько трудно временами, призывая себя к научной невозмутимости, к позиции «над схваткой», решаться объективно прогнозировать, предсказывать, куда, в какие пропасти норовит закатиться так называемое колесо истории, да и колесо ли это, возможно, нечто иное, что-нибудь вовсе не способное катиться, что-нибудь вроде сплющенного от страшного удара велообода с разлетевшимися спицами, — ведь этой форме движения так и не находилось емкого определения в науке. Приблизительность, эскизность, декларативность — вечные признаки «колокольной» футурологии, эмпиричной и драматичной одновременно, и тем не менее берущейся все истолковывать и предугадывать. От иных прогнозов, сделанных с той высоченной, но шаткой «колокольни», попросту хотелось бежать, как от черной дождевой тучи, самому становилось страшно от своих же прогнозов, от ощущения роковых круговертей истории, и прежде всего от наступления неукротимых сил, открыто домогающихся везде и повсюду власти и только власти, порождая новое зло взамен старого, ибо всякая власть, что бы она ни заявляла о своих целях, кровообращением своим имеет повелевание. Для души, вопреки всему алчущей истины и недостижимого идеала, футурология в этом смысле была заведомым терзанием и мукой. И, однако, отказаться от извечных попыток предугадать будущее, что пытался делать еще бессловесный первобытный человек, отказаться от этого совершенно бескорыстного занятия, возможно, из мессианских побуждений предрекать суматошным отродьям людским пути предполагаемого развития, Футурологу было трудно, все равно что отречься от самого себя. Сколько лет отдано этому! Удержаться же на высоте в современном прагматичном обществе «предсказателям» не так-то просто. Прошли те славно-античные времена, когда дельфийские пифии прорицали и гибель, и триумфы от имени богов. Увы, в XX веке отношение к оракулам куда как надменнее и язвительней.
Источник: https://izdaiknigu.ru/bookread-965
Читать онлайн "Тавро Кассандры" автора Айтматов Чингиз Торекулович — RuLit — Страница 2
Однако и это не так страшно. Футуролог и его коллеги жили в своем кругу, своими профессиональными интересами. К примеру, его нынешняя поездка в Европу была связана не только с симпозиумом, но и с презентацией его новой книги, изданной во Франкфурте-на-Майне.
Кто-то на приеме полушутя сказал по этому поводу, обыгрывая немецкое слово «майн», что, мол, великий город на Майне опубликовал великую книгу «Майне Хераусфордерунг» («Мой вызов самому себе»), которую вряд ли кто может опровергнуть, кроме разве что самого автора. А в той книге он поотряхнулся от левачества, как от липучего репья.
Это действительно был вызов самому себе, вернее, былым увлечениям молодости. Преодоление экстремистского поветрия века приходилось начинать с самого себя.
После презентации он провел пресс-конференцию, раздавал автографы, затем состоялась непродолжительная поездка по Рейну, там же, на прогулочном пароходе, он дал интервью «Шпигелю». Фотографировали стареющего апостола футурологии на фоне медленно проплывающих прибрежных рейнских скал.
И опять любезная шутка — старые скалы, мол, очень подходят к его облику, и сам он значителен, как старая скала. На что он ответил с усмешкой: «Можете так и озаглавить интервью — „Размышления Старой скалы“. И пришлось Старой скале порассуждать вслух. А вопросы были всякие.
Что значит — бросить вызов самому себе в науке и, стало быть, в жизни? Не есть ли это ревизия собственного опыта и убеждений? Что думает апостол: пессимизм — всегда фатальный итог жизни? Что он думает об авантюризме в футурологии? И, наконец, насколько хорошо он себя чувствует? Как ему это рейнское вино?! Ну, это здорово! Американцы всегда такие. Особенно немецкого происхождения!
И вот теперь, как спортсмен, спешащий в раздевалку после напряженного матча, чтобы поскорей отключиться от всего, сбросить накопившееся напряжение, Роберт Борк пытался в самолете отвлечься, не думать о том, о чем размышлял постоянно. И однако же думалось. О новой, быть может, итоговой монографии.
Предстояло завершить незавершаемое — свою «Песнь песней». Если удастся, конечно. Если удастся на основе многолетних исследований вывести мысль к порогу новых научных предвидений.
По мнению Роберта Борка, современному человечеству предстояло столкнуться с совершенно новыми проблемами, его ожидали неведомые прежде, общие для всех испытания, как, если бы вдруг охладилось солнце или, напротив, стало горячее, это коснулось бы всех и всюду.
Осмысливая эти новые проблемы, человечество должно будет обнаружить в себе способность не только осознать трагическую возможность своей гибели, но, что чрезвычайно важно, это осознание должно послужить толчком к обнаружению новых способов выживания и отыскания дальнейших путей и форм развития, что, в свою очередь, должно привести к новому образу жизни, к новому типу мышления. Написать об этом, предсказать путь грядущего развития — это и была бы его, Роберта Борка, «Песнь песней»… Но удастся ли? Работа огромная… А время неумолимо…
Океан под крылом все так же бескрайне зыбился, мерцая бликами, играющими на волнах.
Солнце, безоблачная высь, простор, стремительный полет — движение, как бы застывшее навечно над океаном… Часа через полтора должна была показаться береговая черта материка, и тогда начнется посадка, и тогда кончится эта небесная пауза, и снова, с первых шагов в гомонящем аэропорту, он окунется в людской омут.
А пока полет продолжался, и Футуролога ждало в пути нечто неожиданное и необычайное.
Он был неважнецким фотографом-любителем, но тем не менее всегда носил с собой фотоаппарат и щелкал всякий раз без разбору все что вздумается. Особенно злоупотреблял он разного рода небесными пейзажами. Жена его Джесси приходила в отчаяние от количества никудышных фотографий, заполонивших их дом.
В минуты раздражения она называла его фотомусорщиком и грозилась устроить хороший костер, но это не охлаждало его пламенного увлечения.
Иронизируя над собой, он говорил: «Я стратосферщик и в науке — в абстракциях витаю, и в фотографии — облака ловлю в объектив!» Вот и в этот раз, подумав, что стоило бы что-нибудь такое снять, пополнить свою коллекцию каким-нибудь причудливым облачком, вольно гуляющим по небосклону, словно дитя в хорошую погоду, он прильнул к окну, изготавливая фотоаппарат. Ничего достойного, к сожалению, не обнаружилось, небо вокруг было чистое, лишь несколько бродячих тучек слонялись далеко внизу.
И тут, на развороте самолета по курсу, он вдруг увидел с накренившегося борта большое стадо плывущих в океане китов. Он увидел их настолько отчетливо, настолько единообъемно в пространстве и движении, это было столь ошеломительно, что дух захватило. А ведь они, киты, ему часто снились. Да, снились смутными видениями, плывущими в океане.
И вроде бы звали его с собой. И вот теперь киты наяву. Невероятное зрелище! Кит плыли клином, как журавли в небе. Голов двадцать. Самолет выровнялся, но киты внизу были еще видны.
Могуче вспарывая волны, извергая бушующие над головами фонтаны брызг, то погружаясь в пучину, то вновь всплывая гороподобными телами, они шли в единой устремленности, не отклоняясь и не нарушая сложившегося хода.
Забыв обо всем, увлеченный силой и волей движения китового стада, Роберт Борк вдруг представил себе, что и сам он плывет в этом гигантском заплыве, среди китов, что он киточеловек, что вода стекает сверкающими потоками с его спины, как грозовой ливень с холма.
И он плыл в бушующем океане, понимая проснувшимся вдруг чутьем издонным, что отныне будет связан с китами до конца дней своих; и открылась в душе его тайная суть этой встречи: то, что постигнет китов, постигнет и его, то, что произойдет с ним, произойдет и с китами…
Стало быть, снились они ему не случайно? Нет, совсем не случайно. Но куда они плыли в этот час так поспешно? Куда они звали его с собой, с каким умыслом? Совсем не уверенный, что что-нибудь получится на таком расстоянии, он все-таки щелкнул фотоаппаратом.
В следующее мгновение он выхватил из выемки кресла трубку авиателефона — позвонить домой. Быстро набирая на телефонном табло банковский счет, код города, номер домашнего телефона, он сбился на какой-то цифре, снова начал набор. Ему необходимо было рассказать жене о том, что он видит.
Он был в таком состоянии, когда человек не может молчать, не может с кем-то не поделиться. «Ну что же Джесси так долго не снимает трубку?! Где она? Может быть, выехала? Едет встречать, так рано? Надо позвонить в машину!» Именно ей, жене, спешил он рассказать об увиденных китах, точно не мог сделать это по приезде.
Недаром близкие друзья посмеивались над Футурологом — он даже во сне ей верен.
А киты в океане уже скрывались, уже исчезали из виду…
— Джесси! — вскричал он, когда та откликнулась в трубке. — Помнишь, я говорил тебе, что мне снились киты?!
— Да, а что? Что с тобой? Где ты?
— Я только что видел их! Я встретил китов в океане! Ты понимаешь, это было, это было что-то грандиозное, такого я никогда в жизни не видел… Это…
— Постой, постой, что ты так возбужден? Ради Бога успокойся… Расскажешь потом, дома. Киты! …Тут у нас такое творится, что и не знаю, что тебе сказать! Все в шоке. Все читают «Трибюн»! Есть у вас в салоне газеты сегодняшние? Хотя, конечно, откуда… Пока вы летите, тут такое творится! Это экстренный выпуск «Трибюн», о нем только что объявили по радио и телевидению… Все кинулись читать…
Источник: https://www.rulit.me/books/tavro-kassandry-read-63416-2.html
Загрузка...
