Краткое содержание казаков во сне ты горько плакал за 2 минуты пересказ сюжета

Юрий Павлович Казаков  

Русская классическая проза   Советская классическая проза   Современная проза  

Во сне ты горько плакал (сборник) 1.92 Мб, 565с.   (читать)  (скачать fb2)   издано в 2011 г.  (post) (иллюстрации)

Краткое содержание Казаков Во сне ты горько плакал за 2 минуты пересказ сюжета Добавлена: 14.01.2015 Версия: 1.01.ISBN: 978-5-271-38040-2 Кодировка файла: utf-8 Издательство: Астрель Город: Москва    (Fb2-info)    (ссылка для форума)     (ссылка для блога)     (QR-код книги)   [url=https://coollib.net/b/296427][b]Во сне ты горько плакал (сборник) (fb2)[/b][img]https://coollib.net/i/27/296427/cover.jpg[/img][/url] Во сне ты горько плакал (сборник) (fb2)Краткое содержание Казаков Во сне ты горько плакал за 2 минуты пересказ сюжета QR-код книгиliterature_20prose_su_classicsprose_rus_classic ЮрийПавловичКазаков774c1393-2a93-102a-9ac3-800cba805322Во сне ты горько плакал (сборник) Юрий Павлович Казаков (1927–1982) – классик русской литературы XX века. Его рассказы, появившиеся в середине пятидесятых, имели ошеломительный успех – в авторе увидели преемника И. Бунина; с официальной критикой сразу возникли эстетические разногласия. Впрочем, сам автор гениальных новелл «Манька», «Трали-вали», «Во сне ты горько плакал», «Арктур – гончий пес» жил всегда сам по себе, не оглядываясь ни на авторитеты, ни на хулителей. Не приспосабливался. Не суетился. Именно поэтому его проза осталась не только памятником времени, но и живым понятным разговором и через двадцать, и через тридцать лет. Писатель на все времена.
ru d s a FictionBook Editor 2.4 20 December 2011 http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=145559fa358e6a-9c17-4a90-8f46-09cde57dc250 1.01 Литагент «Аудиокнига»0dc9cb1e-1e51-102b-9d2a-1f07c3bd69d8 Во сне ты горько плакал / Казаков Ю. Астрель Москва 2011 978-5-271-38040-2

Юрий Павлович Казаков (1927–1982) – классик русской литературы XX века. Его рассказы, появившиеся в середине пятидесятых, имели ошеломительный успех – в авторе увидели преемника И. Бунина; с официальной критикой сразу возникли эстетические разногласия.

Впрочем, сам автор гениальных новелл «Манька», «Трали-вали», «Во сне ты горько плакал», «Арктур – гончий пес» жил всегда сам по себе, не оглядываясь ни на авторитеты, ни на хулителей. Не приспосабливался. Не суетился.

Именно поэтому его проза осталась не только памятником времени, но и живым понятным разговором и через двадцать, и через тридцать лет. Писатель на все времена.

Лингвистический анализ текста:Приблизительно страниц: 565 страниц — очень много (235)Средняя длина предложения: 88.58 знаков — близко к среднему (84)

Активный словарный запас: близко к среднему 1486.47 уникальных слова на 3000 слов текста

Доля диалогов в тексте: 22.71% — близко к среднему (26%)

Подробный анализ текста >>

Источник: https://coollib.net/b/296427-yuriy-pavlovich-kazakov-vo-sne-tyi-gorko-plakal-sbornik

Во сне ты горько плакал

Трагический текст о расставании с тайной детства — и в то же время одно из главных в русской литературе приближений к этой тайне. Последний завершённый рассказ Юрия Казакова.

комментарии: Иван Чувиляев

Монолог автора, обращённый к маленькому сыну Алёше. Почти бессюжетная череда зарисовок о природе и потерях, чувстве вины и детских травмах.

Большие трагедии тут соседствуют с простыми радостями, прогулка по лесу наводит на воспоминание о прощании с арестованным отцом, плач ребёнка во время дневного сна становится расставанием с младенчеством.

Течение мысли, чередование образов превращает рассказ в попытку то ли реконструировать, то ли построить мир детского счастья и понять, почему и в какой момент каждый из нас теряет этот маленький рай.

Юрий Казаков. Абрамцево, 1977 год

Фото Ирины Стин и Анатолия Фирсова

Замысел рассказа, обращённого к ребёнку, относится ещё к началу 1960-х. В записной книжке Казакова за 1963 год есть заметка: «Написать рассказ о мальчике, 1,5 года. Я и он. Я в нём. Я думаю о том, как он думает. Он в моей комнате. 30 лет назад я был такой же. Те же .

По воспоминаниям жены писателя Тамары Судник, работать над текстом он начал в 1973 году. Тогда же замысел распался на два самостоятельных рассказа — собственно «Во сне…» и «Свечечку».

Закончен и опубликован рассказ «Во сне ты горько плакал» был лишь четыре года спустя, в 1977 году.

Первый снег так умиротворяющ, так меланхоличен, так повергает нас в тягучие мирные думы…

Первое, что бросается в глаза, — нелинейность и мозаичность повествования. Это не столько история, рассказанная автором, сколько множество маленьких эпизодов и набросков, сцепленных между собой. Рассказчик мысленно переносится из подмосковного Абрамцева на южный курорт, из семидесятых годов в тридцатые и в будущее.

Переключается между этими составными частями повествования Казаков, как правило, путём ассоциаций. Глядя на бегущего ребёнка, он вспоминает, как сам бегал так же в детстве. Вид спящего Алёши «монтируется» с воспоминанием о том, как отец впервые увидел сына, принесённого из роддома.

Даже сам ребёнок, главный герой повествования, возникает в нём как будто случайно — как свидетель диалога рассказчика с соседом по даче. 

Казаков — один из самых музыкальных русских прозаиков XX века. В молодости он занимался музыкой, поступил в училище Гнесиных, играл на контрабасе в театральном оркестре и в литературу пришёл, уже будучи вполне состоявшимся исполнителем. Ритм, течение текста для его прозы всегда исключительно важны — в том числе и в этом рассказе.

Здесь есть и специфические повторы, чередующиеся предложения, начинающиеся с «А» и «И» («А небо было так сине, так золотисто-густо светились под солнцем кленовые листья! И простились мы с ним особенно дружески, особенно нежно… А три недели спустя, в Гагре, — будто гром грянул для меня!»); длинноты, сменяющиеся дробными, короткими предложениями, — всё это вполне можно считать характерными чертами казаковской прозы.

Юрий Казаков со своим спаниелем по кличке Чиф. 1976 год

В молодости Казаков испытал огромное влияние Константина Паустовского, которого можно назвать его учителем, литературным «крёстным отцом».

С одной стороны, Паустовский много сделал для молодого литератора и всегда выделял его среди начинающих писателей.

С другой, в советской литературе Паустовский — гимназический приятель Булгакова, космополит — играл роль связующего звена с русской литературой начала XX века, традиция которой была для Казакова определяющей. 

Если говорить об источниках влияния именно на «Во сне…», то в попытке реконструировать, воссоздать и описать мир, увиденный ребёнком, Казаков опирается на множество образцов. Ту же задачу ставили перед собой и Толстой в автобиографической трилогии, и Аксаков в «Детских годах Багрова-внука», и ещё в большей степени Чехов в целом ряде рассказов.

С другой стороны, Казаков решает эту задачу иначе: не через биографию или автобиографию, а в почти эссеистической форме.

Биограф Казакова Игорь Кузьмичёв указывает, что важнейшим произведением для писателя была «Исповедь» Льва Толстого, где те же вопросы — загадка смерти и младенчества, поиск ответов на сложные вопросы через быт, детали и нюансы — решались вне плоскости традиционного художественного повествования.

Юрий Казаков и Константин Паустовский. Юрмала, 1958 годКонстантин Паустовский. 1958 год

Как она была опубликована?

Рассказ был опубликован в 1977 году в седьмом номере журнала «Наш современник» Общественно-политический и литературный журнал консервативно-патриотического направления, издающийся в Москве с 1956 года.

В журнале в разные годы печатались Виктор Астафьев, Юрий Бондарев, Василий Шукшин, Валентин Распутин и многие другие. ⁠ .

Почти одновременно в издательстве со схожим названием «Современник» (публиковавшем в основном деревенскую прозу) вышел сборник Казакова, названный по рассказу «Во сне ты горько плакал».

По воспоминаниям Тамары Судник, такая пауза между написанием и публикацией — четыре года — объяснялась в том числе цензурными соображениями. И Казаков, и чиновники Главлита Главное управление по делам литературы и издательств.

Существовало с 1922 по 1991 год. ⁠ , и редакция «Нашего современника» «вычищали» из него всё, что могло показаться сомнительным.

В частности, сокращался и перемещался внутри рассказа отрывок, в котором рассказчик вспоминает о собственном детстве и прощании с арестованным отцом. 

Ещё с начала 1960-х сборники Казакова выходили в переводах — в британском издательстве Pergamon Press, американском Houghton Mifflin, французском Gallimar.

Несмотря на это, «Во сне…» перевели на английский только в начале 1990-х, когда в лондонском издательстве Harvill вышла антология «Dissonant Voices: The New Russian Fiction» «Разноголосица: новая русская проза» — антология современной русской беллетристики, вышедшая в 1991 году.

Среди авторов сборника были Андрей Битов, Виктор Ерофеев, Леонид Бородин, Людмила Петрушевская и Юрий Домбровский. Составителем выступил поэт и переводчик Олег Чухонцев. ⁠ .

Сборник рассказов Казакова «Во сне ты горько плакал». Издательство «Современник», 1977 годЖурнал «Наш cовременник», № 7 за 1977 год

К моменту публикации рассказа за Казаковым и в СССР, и за рубежом закрепился статус одного из главных советских мастеров короткой прозы.

В своей работе о советской литературе послесталинского периода американский исследователь Деминг Браун назвал рассказы Казакова «лучшим, что было написано по-русски в 1960-е годы».

Критик, эмигрант первой волны Марк Слоним в своей итоговой книге «Советская русская литература: 1917–1977» также выделил Казакова и обратил внимание на его мастерскую работу с темой одиночества и .

При этом первая публикация «Во сне…» почти не привлекла внимания критики. Характерно, что в статье про Казакова Юрий Трифонов рассказ даже не упоминает (хотя он был уже к тому моменту опубликован).

Пусть по форме текст Трифонова напоминает тост («Радуюсь тому, что ты трудишься, что ты рядом, пускай не в Москве, а в Абрамцеве, это недалеко, когда-нибудь можно и повидаться, плачу и рыдаю, когда встречаю вдруг твою прозу, светящуюся, ), по сути это уже почти некролог, подведение итогов состоявшейся и завершённой литературной карьеры.

Для Юрия Казакова «Во сне ты горько плакал» стал последним опубликованным произведением. Вплоть до своей смерти в 1982 году он не напечатал больше ни одного текста и сам прямо говорил коллегам и знакомым, что ушёл из литературы и публиковаться более не намерен («Мне простительно, я литературу .

После смерти Казакова стали появляться его биографии, сборники воспоминаний коллег, в которых «Во сне…» оценивался как opus magnum, произведение, в котором отразились все особенности авторской манеры и стиля. Одновременно за рассказом прочно закрепилось определение творческого завещания писателя.

Краткое содержание Казаков Во сне ты горько плакал за 2 минуты пересказ сюжета

Ещё 3 книги позднесоветского времени

1967

1977

Почему рассказ адресован ребёнку?

Во-первых, темы детства и его потери, одиночества, разочарования, наконец, неприкаянности для Казакова всегда были в числе важнейших. В этом сходятся все исследователи его творчества.

Отчасти это черта поколения: Казаков и его ровесники пережили репрессии и войну, теряли близких, это оставалось их болью и отражалось в их произведениях. Казаков ребёнком пережил арест отца, которого увидел в следующий раз только через много лет.

Читайте также:  Краткое содержание мюзикла кошки уэббера за 2 минуты пересказ сюжета

В письмах и воспоминаниях он говорит о детстве как о времени несчастном, «весьма и весьма бедном . Поэтому форма диалога с ребёнком как продолжением и отражением самого себя особенно важна для писателя.

Во-вторых, форма монолога собирает в единое целое осколки повествования, разрозненные картины и воспоминания. И сводит их к общему знаменателю: тоске по ушедшему младенчеству и попытке разгадать тайну этого времени.

  • фейсбук
  • вконтакте
  • твиттер
  • телеграм

фейсбуквконтактетвиттертелеграм

Почему рассказ так называется?

Смысл названия раскрывается лишь в финале рассказа, когда маленький Алёша начинает рыдать во сне, а отец, разбудив его, понимает: «…Душа твоя, слитая до сих пор с моей, — теперь далеко и с каждым годом будет всё отдаляться, отдаляться, что ты уже не я, не моё продолжение и моей душе никогда не догнать тебя, ты уйдёшь навсегда».

Такое завершение мозаичного рассказа делает все прочие его составляющие — прогулки, воспоминания, рассуждения о самоубийстве — элементами общей картины потери, расставания, утраты.

А ребёнок выступает хранителем тайны («Уж не знаешь ли ты нечто такое, что гораздо важнее всех моих знаний и всего моего опыта?»), которую теряет и забывает, взрослея и сам того не замечая.

  • фейсбук
  • вконтакте
  • твиттер
  • телеграм

фейсбуквконтактетвиттертелеграм

Ничего нам с тобой не досталось от прошлого, сама земля переменилась, деревни и леса, и Радонеж пропал, будто его и не было

Насколько автобиографичен рассказ Казакова?

«Во сне ты горько плакал…» — одна из самых личных, даже интимных вещей позднесоветской литературы. Практически всё, включая имена героев, взято из окружающей писателя и беспокоящей его действительности, а место действия, дачный посёлок академиков Абрамцево, описано с топографической точностью.

По воспоминаниям жены писателя, толчком к написанию рассказа послужила новость о самоубийстве соседа Казаковых по даче в Абрамцеве литератора Дмитрия Голубкова. Казаков описывает все события, связанные с этой трагедией, с почти документальной точностью.

Голубков действительно одолжил у него патроны, Казаков действительно узнал о самоубийстве на отдыхе. Умалчивает он лишь об одном — отношения между ними были весьма непростые, до сих пор неясные.

Во всяком случае, незадолго до трагедии Голубков писал: «Все, что думаю о нём, сказал ему — что душа скупая и пустая, полная лишь себялюбием и тщеславием, что настоящее его скверно, а будущее прямо зловеще, если не соберёт опрятно, веничком, уцелевшие в душе .

Документально точно описан и главный адресат авторского монолога, Алёша.

Биографы Казакова эту тему практически не затрагивают, о ней приходится судить лишь по газетным публикациям и некоторым воспоминаниям, но, видимо, как раз в момент работы над «Во сне…» в семейной жизни Казакова начались проблемы, он стал реже общаться с сыном, и это, видимо, наложило свой отпечаток на рассказ. Предположительно, Алексей Казаков сейчас живёт в Москве, работает звонарём в одном из храмов — хотя, повторимся, судить об этом можно только по не самым надёжным источникам.

  • фейсбук
  • вконтакте
  • твиттер
  • телеграм

фейсбуквконтактетвиттертелеграмЮрий Казаков с женой Тамарой и сыном Алёшей. Кадр из документального фильма «Спрятанный свет слова…». 2013 год

Зачем в рассказ введена история самоубийцы?

Важная составляющая «Во сне…» — сюжетная линия приятеля рассказчика, который покончил с собой. Встреча с этим человеком — отправная точка повествования, именно она пробуждает те воспоминания и размышления, из которых вырастает весь рассказ. Она усиливает основной его мотив: фатальность утраты детства. Последние слова, которые сосед говорит на прощание рассказчику, — как раз об этой утрате: 

Когда я был такой, как твой Алёша… мне небо казалось таким высоким, таким синим! Потом оно для меня поблёкло, но ведь это от возраста? Ведь оно прежнее?

Подразумевается, что причина суицида — не бытовая ссора, не творческий кризис, а именно невозможность вернуть счастье первых ярких впечатлений, потерянный рай детской безмятежности. 

Наконец, история самоубийства дополняет и даже формирует композицию рассказа: заключает его между тайной смерти и тайной младенчества, о которой идёт речь в финале.

  • фейсбук
  • вконтакте
  • твиттер
  • телеграм

фейсбуквконтактетвиттертелеграм

Зачем в рассказе воспоминания об аресте отца Казакова?

В «Во сне…» есть автобиографический отрывок, где рассказчик вспоминает о своём детстве и о прощании с отцом. С одной стороны, он выглядит логично: в монолог, обращённый к ребёнку, органично вплетаются собственные детские воспоминания. На первый взгляд эта сцена может показаться военным эпизодом: женщины и дети пришли проводить мужчин, очевидно, на фронт.

Я увидел большое поле где-то под Москвой, которое разделяло, разъединяло собравшихся на этом поле людей. В одной кучке, стоявшей на опушке жиденького берёзового леска, были почему-то только женщины и дети.

Многие женщины плакали, вытирая глаза красными косынками. А на другой стороне поля стояли мужчины, выстроенные в шеренгу. За шеренгой возвышалась насыпь, на которой стояли буро-красные теплушки, чухающий далеко впереди и выпускающий высокий чёрный дым паровоз.

А перед шеренгой расхаживали люди в гимнастёрках.

На самом деле перед нами пример казаковского владения эзоповым языком, умения вести разговор о страшном и тайном помимо цензурных запретов. Шеренга мужчин — не солдаты, уходящие на фронт, а отправляющиеся в лагерь заключённые.

Но понять это можно, лишь обратясь к биографии писателя (его отец действительно был арестован за недоносительство и прошёл через сталинские лагеря).

Всё, что в рукописи намекало на истинное значение эпизода, было удалено при публикации — отчасти самим Казаковым, отчасти редколлегией .

Пример самоцензуры — обрыв эпизода будто на полуслове. «…Чем ближе я к нему подбегал, тем беспокойней становилось в шеренге, где стоял отец…» Но на этом, по воспоминаниям вдовы писателя Тамары Судник, сцена не заканчивалась.

Далее следовало описание того, как «конвоир хватает бегущего к отцу пятилетнего мальчишку, разворачивает его в обратном направлении и пинает сапогом», — но этот момент остался .

Кроме того, описанная сцена сыграла важную роль в биографии Казакова: испугавшись служебной собаки, он начал сильно заикаться — и именно поэтому начал записывать то, чего не мог высказать .

  • фейсбук
  • вконтакте
  • твиттер
  • телеграм

фейсбуквконтактетвиттертелеграм

Всё-то на свете сотворено затем только, чтобы на него взглянули глаза ребёнка!

Какую роль в рассказе играют описания природы?

Описания природы — часть наследия классической русской литературы, к которой восходит поэтика Казакова. Это одно из выразительных средств, с помощью которых автор передаёт настроения, характеры, мысли героев. Характерный пример — перед самоубийством исповедь героя прерывается возгласом: «Ах, посмотри, посмотри скорей, какой клён!» 

Казаков воспринимает природу как романтик начала XIX века: для него это стихия, которая говорит на своём языке, непонятном современному человеку, испорченному культурой.

Всё пространное описание прогулки в рассказе построено по одному принципу: ребёнок видит новый для себя, странный и пугающий предмет, пытается его понять и познать.

Взрослый произносит его название — отец и сын двигаются дальше. 

Ребёнок самым непосредственным образом реагирует на природу — роняет палку, когда видит белку, падает, тронув той же палкой ёжика. Казаков подводит итог прогулке и прямо пишет, что мир, природа для ребёнка раскрывается в куда более мелких и подробных деталях, чем для взрослого: 

Жизнь, существование пчёл, мух, бабочек и мошек занимала тебя несравненно больше, чем существование кошек, собак, коров, сорок, белок и птиц. Какая же бесконечность, какая неисчислимость открывалась тебе на дне омутка, когда ты, лёжа на корне, приблизив лицо почти к самой воде, разглядывал это дно!

Так что описания природы в рассказе — это ещё и опыт самого Казакова по возвращению детского восприятия мира: восприятия, не обременённого названиями, фактами, знаниями. Если не пережить снова восторг от него, то хотя бы увидеть, как ребёнок трогает палкой колонны старой беседки или впервые в жизни встречает ежа.

  • фейсбук
  • вконтакте
  • твиттер
  • телеграм

фейсбуквконтактетвиттертелеграм

  • Басинский П. Недуг Дмитрия Голубкова // Новый мир. 1994. № 6.
  • Казак В. Лексикон русской литературы. М.: Культура, 1996.
  • Казаков Ю. Камнем падает снег… / Публ. Т. Судник-Казаковой, подготовка текста, пред. и прим. Д. Шеварова // Новый мир. 2017. № 8.
  • Кузьмичёв И. Юрий Казаков: Набросок портрета. Л.: Сов. писатель, 1986.
  • Трифонов Ю. В. Пронзительность таланта // Трифонов Ю. В. Как слово наше отзовётся… М.: Советская Россия, 1985.

поделиться статьей

  • фейсбук
  • вконтакте
  • твиттер
  • телеграм

Источник: https://polka.academy/articles/664

Во сне ты горько плакал (сборник)

  • Казаков Юрий
  • Во сне ты горько плакал
  • Голубое и зеленое
  • – Лиля, – говорит она глубоким грудным голосом и подает мне горячую маленькую руку.

1

Я осторожно беру ее руку, пожимаю и отпускаю. Я бормочу при этом свое имя. Кажется, я не сразу даже сообразил, что нужно назвать свое имя. Рука, которую я только что отпустил, нежно белеет в темноте.

«Какая необыкновенная, нежная рука!» – с восторгом думаю я.

Мы стоим на дне глубокого двора. Как много окон в этом квадратном темном дворе: есть окна голубые, и зеленые, и розовые, и просто белые. Из голубого окна на втором этаже слышна музыка. Там включили приемник, и я слышу джаз.

Я очень люблю джаз, нет, не танцевать – танцевать я не умею, я люблю слушать хороший джаз. Некоторые не любят, но я люблю. Не знаю, может быть, это плохо. Я стою и слушаю джазовую музыку со второго этажа, из голубого окна.

Видимо, там прекрасный приемник.

После того как она назвала свое имя, наступает долгое молчание. Я знаю, что она ж…

ЕЩЕ

Читатель! Мы искренне надеемся, что ты решил читать книгу «Во сне ты горько плакал (сборник)» Казаков Юрий Павлович по зову своего сердца. Одну из важнейших ролей в описании окружающего мира играет цвет, он ощутимо изменяется во время смены сюжетов.

Отличительной чертой следовало бы обозначить попытку выйти за рамки основной идеи и существенно расширить круг проблем и взаимоотношений. Грамотно и реалистично изображенная окружающая среда, своей живописностью и многообразностью, погружает, увлекает и будоражит воображение.

Обращает на себя внимание то, насколько текст легко рифмуется с современностью и не имеет оттенков прошлого или будущего, ведь он актуален во все времена. При помощи ускользающих намеков, предположений, неоконченных фраз, чувствуется стремление подвести читателя к финалу, чтобы он был естественным, желанным.

Читайте также:  Краткое содержание севастопольские рассказы толстого за 2 минуты пересказ сюжета

Произведение, благодаря мастерскому перу автора, наполнено тонкими и живыми психологическими портретами. Очевидно-то, что актуальность не теряется с годами, и на такой доброй морали строится мир и в наши дни, и в былые времена, и в будущих эпохах и цивилизациях.

Сюжет произведения захватывающий, стилистически яркий, интригующий с первых же страниц. Данная история — это своеобразная загадка, поставленная читателю, и обычной логикой ее не разгадать, до самой последней страницы.

С невероятной легкостью, самые сложные ситуации, с помощью иронии и юмора, начинают восприниматься как вполнерешаемые и легкопреодолимые. «Во сне ты горько плакал (сборник)» Казаков Юрий Павлович читать бесплатно онлайн невозможно без переживания чувства любви, признательности и благодарности.

Краткое содержание Казаков Во сне ты горько плакал за 2 минуты пересказ сюжета

Источник: https://readli.net/vo-sne-tyi-gorko-plakal-sbornik/

“Во сне ты горько плакал” Казакова в кратком содержании

Был один из летних теплых дней…

Мы с товарищем стояли и разговаривали возле нашего дома. Ты же прохаживался возле нас, среди цветов и травы, которые были тебе по плечи, и с лица твоего не сходила неопределенная полуулыбка, которую я тщетно пытался разгадать. Набегавшись по кустам, подходил к нам иногда спаниель Чиф.

Но ты почему-то боялся Чифа, обнимал меня за колено, закидывал назад голову, заглядывал мне в лицо синими, отражающими небо глазами и произносил радостно, нежно, будто вернувшись издалека: “Папа!” И я испытывал какое-то даже болезненное наслаждение от прикосновения твоих маленьких рук. Случайные твои объятия трогали, наверно, и моего товарища, потому что он замолкал вдруг, ершил пушистые твои волосы и долго задумчиво созерцал тебя…

Друг застрелился поздней осенью, когда выпал первый снег… Как, когда вошла в него эта страшная неотступная мысль? Давно, наверно… Ведь говорил же он мне не раз, какие приступы тоски испытывает ранней весной или поздней осенью.

И были у него страшные ночи, когда мерещилось, что кто-то лезет в дом к нему, ходит кто-то рядом. “Ради Бога, дай мне патронов”, – просил он меня. И я отсчитал ему шесть патронов: “Этого хватит, чтобы отстреляться”. И каким работником он был – всегда бодрым, деятельным. А мне говорил: “Что ты распускаешься! Бери пример с меня.

Я до глубокой осени купаюсь в Яснушке! Что ты все лежишь или сидишь! Встань, займись гимнастикой”. Последний раз я видел его в середине октября.

Мы говорили о буддизме почему-то, о том, что пора браться за большие романы, что только в ежедневной работе и есть единственная радость. А когда прощались, он вдруг заплакал: “Когда я был такой, как Алеша, небо мне казалось таким большим, таким синим. Почему оно поблекло?..

И чем больше я здесь живу, тем сильнее тянет меня сюда, в Абрамцево. Ведь это грешно – так предаваться одному месту?” А три недели спустя в Гагре – будто гром с неба грянул! И пропало для меня море, пропали ночные юры… Когда же все это случилось?

Вечером? Ночью? Я знаю, что на дачу он добрался поздним вечером. Что он делал?

Прежде всего переоделся и по привычке повесил в шкаф свой городской костюм. Потом принес дров для печки. Ел яблоки. Потом он вдруг раздумал топить печь и лег. Вот тут-то, скорее всего, и пришло это!

О чем вспоминал он на прощание? Плакал ли? Потом он вымылся и надел чистое исподнее… Ружье висело на стене.

Он снял его, почувствовав холодную тяжесть, стылость стальных стволов. В один из стволов легко вошел патрон. Мой патрон.

Сел на стул, снял с ноги башмак, вложил в рот стволы… Нет, не слабость – великая жизненная сила и твердость нужна для того, чтобы оборвать свою жизнь так, как он оборвал!

Но почему, почему? – ищу я и не нахожу ответа. Неужели на каждом из нас стоит неведомая нам печать, определяя весь ход нашей дальнейшей жизни?.. Душа моя бродит в потемках…

А тогда все мы еще были живы, и был один из тех летних дней, о которых мы вспоминаем через годы и которые кажутся нам бесконечными. Простившись со мной и еще раз взъерошив твои волосы, друг мой пошел к себе домой. А мы с тобой взяли большое яблоко и отправились в поход.

О, какой долгий путь нам предстоял – почти километр! – и сколько разнообразнейшей жизни ожидало нас на этом пути: катила мимо свои воды маленькая речка Яснушка; на ветках прыгала белка; Чиф лаял, найдя ежа, и мы рассматривали ежа, и ты хотел тронуть его рукой, но ежик фукнул, и ты, потеряв равновесие, сел на мох; потом мы вышли к ротонде, и ты сказал: “Какая ба-ашня!”; у речки ты лег грудью на корень и принялся смотреть в воду: “П&;;#027;авают &;;#027;ыбки”, – сообщил ты мне через минуту; на плечо к тебе сел комар: “Комаик кусил…” – сказал ты, морщась. Я вспомнил о яблоке, достал его из кармана, до блеска вытер о траву и дал тебе.

Ты взял обеими руками и сразу откусил, и след от укуса был подобен беличьему… Нет, благословен, прекрасен был наш мир.

Наступало время твоего дневного сна, и мы пошли домой. Пока я раздевал тебя и натягивал пижамку, ты успел вспомнить обо всем, что видел в этот день. В конце разговора ты два раза откровенно зевнул. По-моему, ты успел уснуть прежде, чем я вышел из комнаты.

Я же сел у окна и задумался: вспомнишь ли ты когда этот бесконечный день и наше путешествие? Неужели все, что пережили мы с тобой, куда-то безвозвратно канет? И услышал, как ты заплакал. Я пошел к тебе, думая, что ты проснулся и тебе что-то нужно.

Но ты спал, подобрав коленки. Слезы твои текли так обильно, что подушка быстро намокала. Ты всхлипывал с горькой, с отчаянной безнадежностью. Будто оплакивал что-то, навсегда ушедшее.

Что же ты успел узнать в жизни, чтобы так горько плакать во сне? Или у нас уже в младенчестве скорбит душа, страшась предстоящих страданий? “Сынок, проснись, милый”, – теребил я тебя за руку. Ты проснулся, быстро сел и протянул ко мне руки.

Постепенно ты стал успокаиваться. Умыв тебя и посадив за стол, я вдруг понял, что с тобой что-то произошло, – ты смотрел на меня серьезно, пристально и молчал! И я почувствовал, как уходишь ты от меня. Душа твоя, слитая до сих пор с моей, теперь далеко и с каждым годом будет все дальше.

Она смотрела на меня с состраданием, она прощалась со мной навеки. А было тебе в то лето полтора года.

Источник: https://goldsoch.info/vo-sne-ty-gorko-plakal-kazakova-v-kratkom-soderzhanii/

Юрий Казаков «Во сне ты горько плакал»

?

Category:

Священник Андрей Спиридонов (выпускник Литературного института им. Горького) рассказывает о писателе Юрии Казакове.

Юрий Казаков – один из лучших наших рассказчиков, авторов «малого жанра» второй половины прошлого века. И при этом он как был мало известен, так и остался в стороне от магистральных путей отечественной литературы. Помню, году так в 1987, впервые оказавшись в Москве, будучи на Ваганьковском кладбище, я спросил у профессионального кладбищенского экскурсовода, как можно найти могилу Юрия Казакова, на что тот с удивлением переспросил: «А кто это?» Действительно, большой культурной публике имя писателя Юрия Казакова почти не известно.

Москвич, музыкант, с молодых лет связанный с литературным опытом (окончил Литературный институт), Юрий Казаков имел одну привязанность, которая и стала (порой явно, порой – подспудно) главной темой его творчества. Это – русский север, Беломорье, словно бы на глазах погружающийся в прошлое град Китеж.

Рискну предполагать, что таким образом Казаков прикоснулся к Православию как исчезающей цивилизации: в чистой красоте тех мест, в остаточной цельности тех людей.

Правда, о какой-либо воцерковленности писателя говорить вряд ли возможно, да и в той советской духовно удушливой атмосфере придти в Церковь как таковую, не имея с детства такого опыта, было для многих очень не просто.

Еще одним центральным «нервом» творчества Юрия Казакова является подспудно осознаваемая им связь с былой классической традицией русской литературы. В этом отношении Юрий Казаков прямой наследник Чехова и Бунина, но с одной серьезной поправкой: в отличие от своих предшественников-классиков творческая свобода писателя все же была значительно скована.

Лучшие «северные» рассказы Казакова, которые тематически неизбежно касались судеб простых людей в период великих строек социализма, были кромсаемы внешней и внутренней цензурой и не могли свидетельствовать о всей правде, открывшейся писателю.

И хотя тогда, да и в наши дни, весьма распространено мнение, что, дескать, внешняя свобода для писателя не так важна, как внутренняя, – все это верно только до определенной степени, и далеко не всякий писатель заведомо исполнен такого великого мужества, чтобы всю жизнь писать «в стол» и не иметь никакого читателя.

Конечно, для лучших и чисто лирических рассказов Казакова – таких, как, к примеру, «Двое в декабре», «Адам и Ева», «Осень в дубовых лесах» – цензура не могла играть решающей роли, но очевидно и то, что художественное пространство, своего рода духовные горизонты писателя оказались неизбежно заужены из-за специфики времени и окружающей обстановки.

Вот, например, один из самых ярких и лиричных рассказов писателя под названием «Во сне ты горько плакал». О чем этот рассказ? Речь, фактически, идет о прогулке героя с маленьким сыном.

Однако эта прогулка в сознании отца есть проекция в недавнее прошлое, где словно бы разверзаются некие инфернальные бездны – нет, не в стиле, конечно, мастеров современных ужасов, типа Стивена Кинга, — просто на внутреннем уровне герой рассказа переживает самоубийство своего близкого друга (при том, что это реальный случай: самоубийством покончил один из самых близких Казакову друзей – писатель Дмитрий Голубков). Объяснений, оправданий происшедшему не находится: «Душа моя бродит в потемках…», – говорит автор. А далее эти «крайние» переживания вплетаются в казалось бы невинную прогулку с маленьким сыном и каким-то непостижимым образом касаются и его, ребенка, души, что в свою очередь сотрясает отцовское сердце, когда он осознает это: «Что успел узнать ты на свете, кроме тихого счастья жизни, чтобы так горько плакать во сне? Ты не страдал и не жалел о прошлом, и страх смерти был тебе неведом! Что же тебе снилось? Или у нас уже в младенчестве скорбит душа, страшась предстоящих страданий?» В финале рассказа отец как будто уже прощается с сыном, которому всего-то полтора года, но: «я видел, что я отстаю, что моя жизнь несет меня в прежнюю сторону, тогда как ты отныне пошел своей дорогой».

Читайте также:  Краткое содержание рассказов владимира солоухина за 2 минуты

И действительно: интонационно рассказ приобретает трагический характер. «Нет, без Бога все это не разрешимо», – заявил бы здесь верующий читатель. Но о Боге вроде бы и нет речи. Однако в самом финале автор все же говорит: «Но хриплым, слабым голоском звучала во мне и надежда, что души наши когда-нибудь опять сольются, чтобы уже никогда не разлучаться. Да! Но где, когда это будет?» Писатель Юрий Казаков умер 29 ноября 1982 году – в возрасте 55 лет. Наверное, живи он в другую эпоху, он написал бы гораздо больше, но «бы», как известно, прошлое изменить не может. Для своего времени творчество Юрия Казакова явилось неким глотком свежего воздуха, настоящей литературой, примером мастерства и вкуса в малом лирическом жанре (да таковым, собственно, и осталось), но именно тогда – для заставших те поздние советские времена – всякое живое «незашоренное» творчество имело особенное значение для элементарного нравственного выживания. Я и сам как читатель отношусь к памяти Юрия Казакова с большой благодарностью: в мои собственные юные и молодые годы его рассказы были той доброкачественной нравственной и художественной пищей, без которой нельзя выжить в мире идеологических или культурных суррогатов. Вот только могилу его на Ваганьковском кладбище я так и не нашел…

iereys Священник Андрей Спиридонов

Источник: Правкнига 

Источник: https://chto-chitat.livejournal.com/4328458.html

Читать онлайн "Во сне ты горько плакал" автора Казаков Юрий Павлович — RuLit — Страница 1

Юрий Казаков

ВО СНЕ ТЫ ГОРЬКО ПЛАКАЛ

Был один из тех летних теплых дней… Мы с товарищем стояли и разговаривали возле нашего дома. Ты же прохаживался возле нас, среди травы и цветов, которые были тебе по плечи, или приседал на корточки, долго разглядывая какую-нибудь хвоинку или травинку, и с лица твоего не сходила неопределенная полуулыбка, которую тщетно пытался я разгадать.

Набегавшись среди кустов орешника, подходил к нам иногда спаниель Чиф. Он останавливался несколько боком к тебе и, по-волчьи выставив плечо, туго повернув шею, скашивал в твою сторону свои кофейные глаза и молил тебя, ждал, чтобы ты ласково взглянул на него.

Тогда он мгновенно припал бы на передние лапы, завертел бы коротким хвостом и залился бы заговорщицким лаем.

Но ты почему-то боялся Чифа, опасливо обходил его, обнимал меня за колено, закидывал назад голову, заглядывал в лицо мне синими, отражающими небо глазами и произносил радостно, нежно, будто вернувшись издалека:

  • — Папа!
  • И я испытывал какое-то даже болезненное наслаждение от прикосновения твоих маленьких рук.
  • Случайные твои объятия трогали, наверное, и моего товарища, потому что он вдруг замолкал, ерошил пушистые твои волосы и долго, задумчиво созерцал тебя.

Теперь никогда больше не посмотрит он на тебя с нежностью, не заговорит с тобой, потому что его уж нет на свете, а ты, конечно же, не вспомнишь его, как не вспомнишь и многого другого…

Он застрелился поздней осенью, когда выпал первый снег. Но видел ли он этот снег, поглядел ли сквозь стекла веранды на внезапно оглохшую округу? Или он застрелился ночью? И валил ли снег еще с вечера, или земля была черна, когда он приехал на электричке и, как на Голгофу, шел к своему дому?

Ведь первый снег так умиротворяющ, так меланхоличен, так повергает нас в тягучие мирные думы…

И когда, в какую минуту вошла в него эта страшная, как жало, неотступная мысль? А давно, наверное… Ведь говорил же он мне не раз, какие приступы тоски испытывает он ранней весной или поздней осенью, когда живет на даче один, и как ему тогда хочется разом все кончить, застрелиться. Но и то сказать — у кого из нас в минуты тоски не вырываются подобные слова?

А были у него ночи страшные, когда не спалось, и все казалось: лезет кто-то в дом, дышит холодом, завораживает. А это ведь смерть лезла!

— Слушай, дай ты мне, ради бога, патронов! — попросил он однажды. — У меня кончились. Все, понимаешь, чудится по ночам, — ходит кто-то по дому! А везде — тихо, как в гробу… Дашь?

  1. И я дал ему штук шесть патронов.
  2. — Хватит тебе, — сказал я, посмеиваясь, — отстреляться.
  3. А какой работник он был, каким упреком для меня была всегда его жизнь, постоянно бодрая, деятельная. Как ни придешь к нему — и, если летом зайдешь со стороны веранды, — поднимешь глаза на растворенное окно наверху, в мезонине, крикнешь негромко:
  4. — Митя!

— Ау! — тотчас раздастся в ответ, и покажется в окне его лицо, и целую минуту глядит он на тебя затуманенным отсутствующим взором. Потом — слабая улыбка, взмах тонкой руки:

— Я сейчас!

И вот он уже внизу, на веранде, в своем грубом свитере, и кажется, что он особенно глубоко и мерно дышит после работы, и смотришь тогда на него с удовольствием, с завистью, как, бывало, глядишь на бодрую молодую лошадь, все просящую поводьев, все подхватывающую с шага на рысь.

— Да что ты распускаешься! — говорил он мне, когда я болел или хандрил. — Ты бери пример с меня! Я до глубокой осени купаюсь в Яснушке! Что ты все сидишь или лежишь! Встань, займись гимнастикой…

Последний раз видел я его в середине октября. Пришел он ко мне в чудесный солнечный день, как всегда прекрасно одетый, в пушистой кепке.

Лицо у него было печально, но разговор у нас начался бодрый — о буддизме почему-то, о том, что пора, пора браться за большие романы, что только в ежедневной работе единственная радость, а работать каждый день можно только тогда, когда пишешь большую вещь…

Я пошел его провожать. Он вдруг заплакал, отворачиваясь.

— Когда я был такой, как твой Алеша, — заговорил он, несколько успокоясь, — мне небо казалось таким высоким, таким синим! Потом оно для меня поблекло, но ведь это от возраста? Ведь оно прежнее? Знаешь, я боюсь Абрамцева! Боюсь, боюсь… Чем дольше я здесь живу, тем больше меня сюда тянет.

Но ведь это грешно — так предаваться одному месту? Ты Алешу носил на плечах? А я ведь своих сначала носил, а потом мы все на велосипедах уезжали куда-нибудь в лес, и я все говорил с ними, говорил об Абрамцеве, о здешней радонежской земле — мне так хотелось, чтобы они полюбили ее, ведь, по-настоящему, это же их родина! Ах, посмотри, посмотри скорей, какой клен!

Потом он стал говорить о зимних своих планах. А небо было так сине, так золотисто-густо светились под солнцем кленовые листья! И простились мы с ним особенно дружески, особенно нежно…

А три недели спустя, в Гагре — будто гром грянул для меня! Будто ночной выстрел, прозвучавший в Абрамцеве, летел и летел через всю Россию, пока не настиг меня на берегу моря. И точно так же, как и теперь, когда я пишу это, било в берег и изрыгало глубинный свой запах море в темноте, далеко направо, изогнутым луком огибая бухту, светилась жемчужная цепочка фонарей…

Тебе исполнилось уж пять лет! Мы сидели с тобой на темном берегу, возле невидимого во тьме прибоя, слушали его гул, слушали влажный щелкающий треск гальки, скатывавшейся назад, вслед за убегающей волной.

Я не знаю, о чем думал ты, потому что ты молчал, а мне воображалось, что я иду в Абрамцево со станции домой, но не той дорогой, какой я обычно ходил.

И пропало для меня море, пропали ночные горы, угадываемые только по высоко светящимся огонькам редкие домики, — я шел по булыжной, покрытой первым снегом дороге, и когда оглядывался, то на пепельно-светлом снегу видел свои отчетливые черные следы.

Я свернул налево, прошел мимо черного пруда в светлеющих берегах, вошел в темноту елей, повернул направо… Я взглянул прямо перед собой и в тупике улочки увидел его дачу, осененную елями, с полыхающими окнами.

Когда же все-таки это случилось? Вечером? Ночью?

Мне почему-то хотелось, чтобы настал уже неуверенный рассвет в начале ноября, та пора его, когда только по посветлевшему снегу да по проявившимся, выступившим из общей темной массы деревьям догадываешься о близящемся дне.

Вот я подхожу к его дому, отворяю калитку, поднимаюсь по ступеням веранды и вижу…

«Слушай, — спросил он как-то меня, — а дробовой заряд — это сильный заряд? Если стрелять с близкого расстояния?» — «Еще бы! — отвечал я. — Если выстрелить с полуметра по осине, ну, скажем, в руку толщиной, осинку эту как бритвой срежет!»

До сих пор мучит меня мысль — что бы я сделал, увидь я его сидящим на веранде с ружьем со взведенным курком, с разутой ногой? Дернул бы дверь, выбил бы стекло, закричал бы на всю округу? Или в страхе отвел бы взгляд и затаил дух в надежде, что, если его не потревожить, он раздумает, отставит ружье, осторожно, придерживая большим пальцем, спустит курок, глубоко вздохнет, как бы опоминаясь от кошмара, и наденет башмак?

Источник: https://www.rulit.me/books/vo-sne-ty-gorko-plakal-read-40740-1.html

Ссылка на основную публикацию
Adblock
detector