Мне всегда не очень приятно нелестно отзываться о литературе. Я понимаю, что писатель потратил много времени, вложил душу в произведение… Практически все из прочитанного мне нравится в той или иной мере, любая книга — интересна… Но «Невыносимую легкость бытия» я мучила долго, она вообще не шла у меня, мне не понравился стиль изложения, сюжет, герои…
С каждой страницей все больше возрастало желание бросить эту книгу и никогда больше к ней не возвращаться. И это тот случай, когда привычка дочитывать любую книгу не принесла ничего хорошего — эту можно было и не дочитывать.
Подчеркну, я ни в коем случае не хочу ругать само произведение либо его автора, я просто расскажу, почему именно мне данная книга не понравилась.
В названии «Невыносимая легкость бытия» автор имеет в виду то, что наша жизнь полна случайностей, можно вообще не задумываться о своих поступках, жизнь сама поведет по верному пути, нужно просто плыть по течению и наслаждаться, т.к. большинство судьбоносных встреч и происшествий — случайны, а не запланированы нами.
Главный герой — мужчина средних лет, исключил из своей жизни любовь после неудачного брака, у него множество любовниц, каждая из которых ничего для него не значит. Но появляется женщина, которая завладевает частичкой его сердца. Он женится на ней, но отношений с другими женщинами не прекращает, даже понимая, что причиняет боль своей любимой.
У героя есть сын, к которому он не испытывает никаких чувств и не общается с ним. Действие романа происходит в 1960-70-х годах в Праге, включая время, когда она была оккупирована русскими солдатами.
В этой книге слишком много самого автора — его рассуждений, размусоливания-разжевывания ситуаций, мыслей и чувств героев.
Мне кажется, основное удовольствие от литературы мы получаем, когда прочитанное дает толчок к собственным размышлениям и выводам… Когда автор может парой слов, одной сказанной героем как бы невзначай фразой, дать понять, как много за этим стоит…
Кундера места для читателя вообще не оставил — он любое событие так изнуряюще долго описывает со всех сторон, что думать об этом — не хочется, все предельно ясно и скучно. Он переливает из пустого в порожнее, постоянно повторяет одни и те же мысли… Я не скажу, что книга написана тяжелым языком, но читается — тяжело, именно из-за этой бесконечной монотонности…
Меня не напрягает отсутствие сюжета, многочисленные лирические отступления и экскурсы в прошлое, но вот эта концепция «сказать одну умную фразу и со всех сторон ее обмусолить на 10 страницах» — отталкивает от книги.
Любовные линии описаны с порцией здорового цинизма. Мир взаимоотношений мужчины и женщины отлично преподнесен как многогранный, без жестких рамок и стереотипов, с противоречиями, парадоксами…
Но в общем, читать об этом — не очень увлекательно, образы героев прописаны столь детально, что легко предугадываются их поступки, их чувства препарированы так, что жалко становится.
Зачем так много места отведено сексуальной стороне отношений в книге, которая явно претендует на статус философского романа — мне непонятно. Если люди хотят почитать о ролевых играх — явно руки не к Кундере тянутся…
А главное — непонятно, какие выводы можно сделать после прочтения, какой смысл в происходящем с героями, что означает столь не говорящий ни о чем конец… Прочитала, пожалела о потраченном времени и забыла об этих героях, к которым вообще никаких чувств не возникло…
Единственное, что нашла хорошего в этом произведении — большое количество действительно интересных мыслей. Да, в какой-то мере это можно назвать доморощенной философией, которой пестрят многие книги, с явными закосами под Ницше, но встречаются и достойные внимания суждения:
«Истинная доброта человека во всей своей чистоте и свободе может проявиться лишь по отношению к тому, кто не обладает никакой силой. Подлинное нравственное испытание человечества, то наиглавнейшее испытание (спрятанное так глубоко, что ускользает от нашего взора) коренится в его отношении к тем, кто отдан ему во власть: к животным. И здесь человек терпит полный крах, настолько полный, что именно из него вытекают и все остальные.»»Покуда люди еще молоды и музыкальная композиция их жизни звучит всего лишь первыми тактами, они могут писать ее вместе и обмениваться мотивами, но когда они встречаются в более зрелом возрасте, их музыкальная композиция в основном завершена, и каждое слово, каждый предмет в композиции одного и другого означают нечто различное.»»Даже если вы фотографируете кактусы — это ваша жизнь. Если же вы живете только ради мужа — это не ваша жизнь.»»Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо нет никакого сравнения. Мы проживаем все разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же ее репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску. Но и «набросок» не точное слово, поскольку набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда как набросок, каким является наша жизнь, — набросок к ничему, начертание, так и не воплощенное в картину.»»То, чего мы не выбираем, нельзя считать ни нашей заслугой, ни нашим невезением.»»Человеческое время не обращается по кругу, а бежит по прямой вперед. И в этом причина, по которой человек не может быть счастлив, ибо счастье есть жажда повторения.»»Возможно, мы не способны любить именно потому, что жаждем быть любимыми, то есть хотим чего-то (любви) от другого, вместо того чтобы отдавать ему себя без всякой корысти, довольствуясь лишь его присутствием.»»Естественно, до сих пор она не осознавала этого: цель, которую человек преследует, всегда скрыта. Девушка, мечтающая о замужестве, грезит о чем — то совершенно для нее неведомом. Молодой человек, жаждущий славы, не знает, что такое слава. То, что дает смысл нашим поступкам, всегда для нас нечто тотально неведомое.»
Источник: https://irecommend.ru/content/tyazhest-prochteniya-i-ne-naidennyi-smysl
Рецензии на книгу «Невыносимая легкость бытия» Милан Кундера
Река течет из века в век, и человеческие истории совершаются на берегу. Совершаются, чтобы назавтра же быть забытыми, а реке продолжать свое течение.
Жил себе, жил, особо не тужил. Прочитал «Невыносимую лёгкость бытия» и впал в прострацию. Чего это вдруг? Да потому что мысли плывут как парковые скамейки по Влтаве осенью. Вроде вот они, рядом, а ни на одну не усядешься… в смысле, ни за одну не ухватишься. Но выбора нет, поэтому будем хвататься за скамейки, как утопающий хватается за соломинку.
Скамейка первая, жёлто–красно-серая, октябрьская. Ни у кого при чтении книг никогда не возникало странных ассоциаций с цветом, запахом, звуками? У меня в этот раз возникло чёткое ощущение, что содержание книги, как и месяц, в который я её прочитал, имеет исключительно жёлтый и серые оттенки. Оттенки опадающей листвы. Оттенки цвета неба. А ещё книга прохладная.
Как парковая скамейка в октябре, сев на которую, несколько минут чувствуешь себя не комфортно, пока скамейка под тобой не нагреется.
А пока ты сидишь, греешь парковую скамейку своей попой, смотришь на жёлто-красно-серый холодный и сырой мир, с его редкими прохожими, куда-то торопящимися, всё вокруг кажется унылым и невыносимо печальным, а ты в этом мире – центр вселенского одиночества. Сильнее кутаешься в пальто, согреваешься, согревается и скамейка. И вот мир кажется уже не таким тоскливым.
Ведь далеко не вся листва покинула свои насиженные за лето ветки, и оказывается, что осенний парк на самом деле прекрасен. Пусть печален, но красив. Пусть мокр, но красив. Пусть холоден, но красив. Да чёрт со всеми этими неприятностями, золотой октябрь мимолётен, как само бытие.
Так и книга. От доски до доски переполнена невыносимой грустью, одиночеством и какой-то странной безысходностью. С какой страницы ни открой – всё как-то грустно. Но бросать не хочешь.
Потому что написано интересно и красиво, хотя эти два слова кажутся немного странными применительно именно к этому роману! И всё-таки невыносимо красиво. Сидишь, читаешь, наслаждаешься красотой Терезиного одиночества с её полулюбовью и полувлюблённостью, полупредательством и полупреданностью.
Так и ждёшь, что когда её мнительность закончится, она так и скажет фразочку из «Покровских ворот»: «я вся такая из себя загадочная». Пожалуй, да. Загадочная, потому что невыносимо одинокая.
А Томаш – он разве не одинок? Читая, как легко и регулярно он менял женщин, словно хирургические резиновые перчатки, я не мог не вспомнить своего коллегу, который в молодости пользовался исключительным расположением женщин.
Николай Анатольевич, спросил его как-то, а ты своей нынешней жене изменял? Не-а, отвечает. Ага, говорю, так я тебе и поверил! Он хмыкнул в бороду, и говорит – ну в душе-то точно ни разу.
Вот так и Томаш – баб хоть расстреливай и в бассейн бросай, а душевного равновесия как не было, так и нет.
С семейно-психологической точки зрения Томашу досталась идеальная жена, которая любит его, несмотря на то что иногда даже волосы его пахнут чужой женщиной.
И хотя и Томаш любит её (впрочем, это очень странная форма любви, конечно), но мог бы быть к ней чуточку повнимательнее. Впрочем, это вечная проблема – проблема внимания одного супруга к другому.
Другая живая иллюстрация этой проблемы – отношения Франца и Марии-Клод.
Скамейка вторая, красно-зелёная.
Зелёные танки с красными флагами вошли в Прагу, и без того уже социалистическая Чехословакия оказалась окончательно сломленной великим и могучим Советским Союзом (для меня до сих пор остаётся загадкой, почему Чехословакия не была включена в СССР в качестве шестнадцатой советской социалистической республики? У Брежнева для этого, как мне кажется, после подавления пражской весны были все возможности). Это событие оказывает радикальное влияние на жизнь чехов и словаков, включая и персонажей книги, в том числе и собаку Каренина. Правда, Каренину живётся всё-таки легче, чем людям, и он не заморачивается ни над чем иным, кроме того, чтобы с утра его вывели погулять да купили рогалик, и перемены в его жизни – это лишь следствие вынужденных перемен в жизни хозяев.
От тех, кто считает коммунистические режимы в Центральной Европе исключительно делом рук преступников, ускользает основная истина: преступные режимы были созданы не преступниками, а энтузиастами, убежденными, что открыли единственную дорогу в рай. И эту дорогу они так доблестно защищали, что обрекли на смерть многих людей. Однако со временем выяснилось, что никакого рая нет и в помине, и так энтузиасты оказались убийцами.
Лучше ли кричать и тем ускорить свой конец? Или молчать и тем оплатить более медленное умирание?
А вот людям намного сложнее, ибо они оказались одновременно в двух омутах, или, если уж на то пошло, между омутом и смерчем. Не утянет в одно, так унесёт другим.
Омут – это личная жизнь каждого, и каждого волнует любовь, секс, настоящее, прошлое, будущее, семья, любовники(цы), снова секс, снова любовь… Короче, жизнь каждого нормального человека, в большинстве случаев полная внутренними противоречиями, попытками разобраться в них, поисками выхода из проблем и так далее, и тому подобное. Ну а в нашем чехословацком случае всё это приукрашено смерчем – советской оккупацией, гонением интеллигенции и вообще инакомыслящих, всевозможной порчей качества их жизни и так далее. В общем, как ни крути, положение наших несчастных персонажей ухудшается, поскольку ломается их жизнь, вплоть до сексуальных отношений.
Однако хочу сказать, что те места, где говорится о преследовании Томаша за его свободное сравнение коммунистов с Эдипом, являются самыми интересными в книге.
Скамейка третья, тёмно-синяя, философская. Чего это вдруг тёмно-синяя? А это моё субъективное восприятие философии.
Институтский учебник был такого цвета, и препод по философии, чтоб ему сейчас икнулось как следует, носил костюмчик точно такого же цвета, и каждый раз, срезая очередного студента на семинаре, лыбился как дебил (все студенты говорили, что доцент лыбится как собака, но после последней части «Невыносимой лёгкости…» мне кажется не очень этичным употреблять эту фразу вне скобок). С тех давних пор я философию очень не люблю. Философов тоже. Исходя из этого, не должен был полюбить Кундеру с его размышлизмами. Ан нет!
Мы никогда не можем знать, чего мы должны хотеть, ибо проживаем одну — единственную жизнь и не можем ни сравнить ее со своими предыдущими жизнями, ни исправить ее в жизнях последующих.
Единожды — все равно что никогда. Если нам суждено проживать одну-единственную жизнь — это значит, мы не жили вовсе.
Зацепил. Зацепил Кундера своими эльдорадово-фантасмогричными идеями о повторении жизни дважды, трижды и многажды раз. О цепи случайностей, которые определяют дальнейшее развитие событий. И так далее. О предательстве. О киче.
Боже мой, всё смешать сумел, но оно не смешалось! Каждая из идей шикарна сама по себе, равно как и абсолютно бесперспективна в качестве темы философского диспута. К примеру, допустим, что жизнь можно было бы прожить несколько раз.
Но что бы получилось, если бы Томаш вознамерился в своей второй жизни не идти в то самое кафе, где он познакомился с Терезой, а Тереза, как назло, ждала бы его, чтобы попробовать устроить с ним жизнь каким-нибудь другим образом. Это уже не попытка второй жизни, это какой-то вселенский облом получился бы.
Но не становится ли событие тем значительнее и исключительнее, чем большее число случайностей приводит к нему?
Можно предать родителей, мужа, любовь, родину, но когда уже нет ни родителей, ни мужа, ни любви, ни родины, что еще остается предать?
Скамейка четвёртая, белая.
Ей богу, при том, что секса в книге предостаточно, складывается ощущение, что им персонажи занимались исключительно на матрасах, ибо простыню я встретил один единственный раз, и на этой простыне подыхал(а) Каренин.
Так что было бы кощунственным красить четвёртую скамейку в лиловые цветочки. Будем считать, что во всех случая, когда любовь происходила в койках, матрасы были покрыты белыми простынями.
Однако про эту скамейку я вообще рассуждать не буду, хотя и мог бы поговорить о том, как у Кундеры любили друг другу поизменять. Но не буду ёрничать, приведу лишь цитату, и всё станет понятно.
… быть в близких отношениях с женщиной и спать с женщиной — две страсти не только различные, но едва ли не противоположные. Любовь проявляется не в желании совокупления (это желание распространяется на несчетное количество женщин), но в желании совместного сна (это желание ограничивается лишь одной женщиной).
Книга прочитана, скамейки закончились. Нет, конечно их ещё много плывёт по реке, но они уже не такие стоящие чтобы их ловить. Поэтому будем сидеть и наслаждаться невыносимой лёгкостью…
Рецензия написана в рамках десятого тура игры «Долгая прогулка», в которую я продолжаю играть в составе команды «Знак четырёх» вместе с Викторией sola-menta , Анатолием strannik102 и Маргаритой margo000
Источник: https://topliba.com/books/498938/reviews
Милан Кундера «Невыносимая лёгкость бытия»
Милан Кундера принадлежит к числу самых популярных писателей современности. Его книги буквально завораживают читателя изысканностью стиля, умелым построением сюжета, накалом чувств у героев. Каждое новое произведение писателя пополняет ряд бестселлеров интеллектуальной прозы.
Предлагаем вниманию читателям три наиболее известных романов Милана Кундеры: «Невыносимая легкость бытия», «Вальс на прощание» и «Бессмертие», обеспечивших автору почетное место среди признанных мастеров европейской литературы нашего времени.
«Литературная газета». — 1990 г. — 7 февраля (отрывок из романа).
Входит в:
Награды и премии:
1996 г. 2000 г. 2001 г. 2001 г. 2002 г. 2002 г. 2002 г. 2003 г. 2003 г. 2004 г. 2005 г. 2006 г. 2006 г. 2007 г. 2009 г. 2009 г. 2009 г. 2011 г. 2012 г. 2013 г. 2014 г. 2018 г. 1992 г. 2015 г. Издания на иностранных языках: 1995 г. 1999 г.
Доступность в электронном виде:
Сортировка: по дате | по рейтингу | по оценке
laanemere, 12 декабря 2015 г.
Признаюсь, чтение романа далось мне нелегко. Думаю, что бестселлером этот роман может быть только на Западе. И это не та проза, которую я проглатываю за несколько часов непрерывного чтения, будь то «Просто вместе» Анны Гавальда, «Бойня номер пять» Курта Воннегута или «Раковый корпус» А.И.
Солженицына (этот мой список совершенно разной по духу, стилю, направлению литературы можно продолжить, но в данном случае ненужно).
А дело всё в том, что, начиная с самой первой главки самой первой части романа я начала мысленно ругаться с его автором и ругалась почти до конца повествования, а, если быть точнее — до описания «великого похода в Камбоджу» (о нём ещё упомяну ниже).
Во-первых, почему Кундера пишет «НАМ» вместо «МНОГИМ ИЗ НАС»? Или «КОМУ-ТО ИЗ НАС»? Кто дал ему право писать «МЫ», которое читателем определённо воспринимается как «И ТЫ В ТОМ ЧИСЛЕ»??? Если его в зрелости расстрогала фотография Гитлера, как память о детстве, почему он делает вывод, что «в этом мире всё наперёд прощено и, стало быть, всё цинично дозволено», так, словно это истина в последней инстанции? Это ЕГО смогла расстрогать фотография Гитлера (только ЕГО!), но не те миллионы других ЛЮДЕЙ, годы детства которых попали на годы власти Гитлера, даже если ни они, ни их близкие не пострадали от этой власти (а если пострадали — то тем более). Это только ОН, автор романа, считает, что быстротечность жизни «мешает нам вынести какой-либо приговор», и что то ужасное, страшное, что «не повторяется», становится «легче пуха» и не вселяет более ужаса. Я сделала вывод, что, по мнению Кундеры, если не было «второй» Второй мировой войны, если не было «второго» Освенцима, если не было «второго» сталинизма и «второй» Пражской весны — значит, всё это лишается тяжести душевного восприятия, всё это, как говорится, «было и прошло». Но, по-моему, автор тут заплутал в трёх соснах. Ведь Вторая мировая — это повторение Первой мировой и всех тех войн, которые были до неё. Сталинизм повторился в Чехословакии, Камбодже, Корее, Ливии и в той или иной степени продолжает повторяться. Ужасы жизни одного конкретного человека повторяются в жизнях миллионов других человек — разве это не важно и разве это не страшно??? Ни о какой «лёгкости бытия» тут и речи не может быть.
Я понимаю и даже принимаю ненависть автора к коммунизму и Советскому Союзу, но зачем надо было озвучивать столь омерзительную, фантасмагорическую версию гибели сына Сталина — Якова Джугашвили — не замешанного ни в каких ягодо-бериевоподобных зверствах? Из лютой ненависти к его отцу? Это очень недостойный поступок, и этим изложением грязной информации, якобы полученной от бульварной «Санди Таймс» в 1980 году, автор в моих глазах сам себя измазал «го…ном». И не тем «метфизическим» го…ном, которое он такими возвышенными словами приписывает «сыну Божьему и падшему ангелу» Якову, а самым натуральным, из реального призаборного нужника. Тем более, что, согласно последним изысканиям, Яков НЕ БЫЛ В НЕМЕЦКОМ ПЛЕНУ, потому что погиб в июле 1941 года.
Зачем, как истину в последней инстанции автор утверждает, что свою жену Надежду Аллилуеву Сталин застрелил сам? Даже самые близкие люди этой несчастной женщины никогда не выдвигали такой гипотезы, Кундера же пишет: «по всем свидетельствам».
Где они, эти свидетельства? Кто их, кроме Кундеры, озвучил? Историк, философ, политолог и политик Д.А.
Волкогонов считал, что эта версия не выглядит нереальной, но никогда не настаивал на ней, а публицист, историк и советский диссидент (!) Рой Медведев её категорически отвергает (так же, как и воспоминания няни детей Сталина).
А вот за что хочется сказать автору большое спасибо — так это за его подробное описание причин поступков и образа мышления таких типажей мужского пола, как «бабник лирический» и «бабник эпический». После прочтения десятого раздела пятой части я стала намного лучше понимать мужчин.
И бабники в моих глазах, особенно бабник «эпический», поднялись на необычайную и достаточно чистую высоту по сравнению с тем грязным «моральным» подвалом, в котором они обитали до сих пор.
Эту часть романа я считаю достойной (и даже обязательной!) быть включённой в сборник «Молодой девушке, вступающей во взрослую жизнь».
Огромное удовольствие мне принесло описание «великого похода в Камбоджу».
Нет, я не ёрничала в душЕ над ВСЕЙ группой участников «похода», врачи вызывали во мне только уважение, но вот остальная компания — скопище фотографов и кинооператоров, американская кинозвезда и немецкий певец с чёрной бородой — вызвала у меня оживление и звонкий смех.
Автор очень выразительно и с нужной долей сарказма описал то, что в настоящее время презрительно называется словом «пиар», и то, что способно невероятно опошлить и принизить самое благородное дело. Вот за этот эпизод автору от меня ещё одно большое «спасибо».
Ivan_Moor, 7 марта 2020 г.
Отвратительный роман, полный русофобии и копания в дерьме. В том числе и в прямом смысле – автор нашел какую-то агитационную газетную утку о том, что сын Сталина умер из-за дерьма, и построил на этом целую метафизику.
Философский пласт романа вообще крайне неприятен. Взглянув на фотографию Гитлера, автор/рассказчик чувствует ностальгию по детству. Отсюда делается вывод, что всё неважно (например, Вторая Мировая и Холокост), ведь живем мы только один раз.
Я немного утрирую, но философия в таком духе.
Любовная линия (это же, якобы, любовный роман!) тоже мерзкая – с изменами и обманом. Причем, изменяют друг другу буквально все главные герои, даже Тереза, которая, всё-таки, самый приятный там персонаж. Ей хотя бы сочувствуешь.
- Только за последнюю часть, о смерти собачки, прибавил немного баллов.
- И еще за язык.
- Весь этот кромешный ужас описывается хорошим литературным языком, да ещё и с тонким знанием человеческой психологии и с отсылками к мировой культуре.
Особенно автор любит Бетховена и Льва Толстого. Но роман это, к сожалению, не спасает. перевешивает красивую обёртку.
SevER_7, 4 октября 2014 г.
Претенциозное, но легкое чтиво о сексуальном. Пронизанная метафорами, книга обличает людские телесные пороки и желания; Кундера пишет ничего не утаивая, здесь нужно отдать ему должное. Но литература такая явно не для всех.
Если вы готовы прочесть 300 страниц мыслей истинного фрейдиста и ненавистника советов, то дерзайте. Иную точку зрения тоже полезно знать.
Elessar, 19 августа 2012 г.
Очень вовремя прочитал я эту книжку. Было время, когда я просто забросил бы чтение на середине, не осилив прорваться сквозь давящую бессюжетную повседневность.
И будет, я полагаю, время, когда все эти авторские благоглупости в обертках вселенских откровений покажутся мне уж слишком банальными.
А сейчас — в самый раз, хотя и теперь понимаю, что роман — такая попытка тяжело рассказать о лёгком.
А самое забавное, это даже уместно. На самом деле многие прописные истины настолько очевидны, что, будучи изложены прямо, вызывают лишь снисходительную улыбку.
Вот и приходится автору выстраивать многомудрые философские мировоззренческие кружева метафор и рассуждений.
И всё это лишь затем, чтобы занимательно и убедительно высказать очевиднейшую вещь: великой любви возвышенно-романного толка — не существует.
Ну вот, я это сказал. Наверное, в жизни каждого человека есть несколько стадий. Упорного отрицания помянутого выше тезиса, далее — рационального и немножко циничного согласия с ним.
А вот потом наступает самое интересное — неизменный вопрос «а что, в сущности, из этого следует?» И вот этот-то вопрос многажды глубже и сложнее почти всего-всего в мире, как кажется мне сейчас. И именно в этом основное достоинство романа. В своих коротеньких зарисовках из жизни Кундера проговаривает, кажется, все возможные доводы.
В самом деле, положим, что любовь — умение отказаться от силы и пожертвовать чем-то ради другого. Но Франц, по-рыцарски стремящийся изменить себя во имя любимой, так и не преуспел в этой своей цели. Неизвестно, от чего придётся отказаться на этом пути.
Очень к месту здесь краткий словарик понятий, как нельзя лучше отражающий глубинные, фундаментальные расхождения микрокосмов героев. Даже если принять любовь как обоюдную жертву, то так или иначе пожертвовать придётся слишком многим. Напоминает, кстати, навязшую уже в зубах шопенгауэровскую дилемму о дикобразах, в роли которых у Кундеры, разумеется, Тереза и Томаш.
Каждый из них ищет в любимом то, чем подсознательно хотел бы обладать сам, силу ли или хрупкость и эмоциональность. Но измениться самим превыше их сил, это всё равно что отрезать руку или ногу. Не важно, чем именно являются для вас кундеровские словарные убеждения, уютом привычных и близких сердцу воззрений или же тюрьмой опостылевших догм и правил.
Они уже у вас в крови, в каждой клеточке тела, не убежать и не спрятаться. Можете хоть весь мир положить к ногам своей великой любви, но всё равно себя до конца не измените. Так и будете до конца жалеть об утраченном, даже если ненавидели его, сколько себя помните.
И даже возвышенно-идеальный образ великого предназначения, утраченной некогда половины, продолжения себя-в-другом не решение. Для Кундеры это всего лишь кич, выдуманная красивость, глянцевый несбыточно-ирреальный идеал. Такая любовь-предназначение — тот ещё оксюморон.
И вправду, вдумайтесь только, коль скоро предназначение подразумевает полную гармонию и идеальное совпадение всех этих словарно-мировоззренческих штук, то получается натуральный парадокс. Личность, полностью самодостаточная, тезис, не нуждающийся в антитезе. Которой, очевидно, не нужны никакие вторые половины в силу глубинной целостности и завершённости.
Вот только таких людей не бывает. И потом, Томаш в глубине души знает, что не глядя отказался бы от такого идеала ради нелепой своей любви, сотканной из шести случайностей. Подумать только, мы столько терзаемся, противопоставляя все эти идеалы, миражи и божий промысел случайной встрече в кафе.
Лихорадочно ищем и находим десятки отличий между уютной схемой идеальной девушки и человеком рядом, с которой вот только вчера поссорились и довели её до слёз, а себя до нервного срыва. Спрашиваем — почему именно она? А нипочему, всего лишь шесть случайностей. Но вот что странно — одной-единственной случайности под силу повергнуть в прах целый мир, вместе с вами, вашей нелепой любовью и смешными идеалами. Эти ваши шесть случайностей на самом деле астрономическая громада нулей после запятой. То, что они сошлись воедино и воплотились в вашей нелепой любви — совпадение ничуть не слабее зарождения жизни на нашем с вами голубом шарике. А вы всё ждёте предопределения. Что ж, ждите дальше.
В результате выходит страшное. Перебрав все варианты, Кундера останавливается на пугающем своей неизбежностью выводе: настоящая, единственно возможная под этим небом и солнцем любовь — всегда страдание. Любовь, разделённая двумя — страдание уже обоюдное, куда более честное и куда менее рациональное.
В любимом человеке мы всегда ищем, осознанно ли или пожсознательно, не продолжение, но дополнение, эволюцию себя. А всякое развитие и качественное изменение неизбежно сопряжено с болью. Нет никаких правил, решений и аксиом. Нельзя сказать наперёд, чем всё в итоге обернётся.
Вероятность совпадения этих хрестоматийных уже шести случайностей исчезающе мала, но ещё меньше вероятность того, что всё это выльется хоть в один момент счастья. На этом фоне как-то теряются наивные и избитые рассуждения о тоталитаризме и свободе, которые только портят роман.
такой замечтальный, красивый роман о прописных истинах, которые в глубине души известны каждому, но которые так трудно принять.
Николай Великий, 21 марта 2011 г.
Хоть роман считается и исключительно «женским», но мне понравился. Обилие эмоций, переплетение жизней различных героев романа, взгляд на одну и ту же позицию с разных сторон. Даже открытый негатив в сторону СССР не ухудшил впечатления от прочтения.
Вердикт: рекомендовано к прочтению как нефантастическое, современное, довольно популярное произведение.:glasses:
Подписаться на отзывы о произведении
Источник: http://fantlab.ru:5555/work214235
Милан Кундера — Невыносимая легкость бытия
«Невыносимая легкость бытия» — самый знаменитый роман Милана Кундеры, которым зачитываются все новые и новые поколения читателей, открывающие для себя вершины литературы XX века.
Книга Кундеры о любви и непростых человеческих отношениях, о трагическом периоде истории и вместе с тем это глубоко философская вещь.
Автор пишет о непримиримой двойственности тела и души, о лабиринте возможностей, по которому блуждают герои, проживая свою единственную жизнь.
Милан КУНДЕРА
НЕВЫНОСИМАЯ ЛЕГКОСТЬ БЫТИЯ
Часть первая. ЛЕГКОСТЬ И ТЯЖЕСТЬ
1
Идея вечного возвращения загадочна, и Ницше поверг ею в замешательство прочих философов: представить только, что когда-нибудь повторится все пережитое нами и что само повторение станет повторяться до бесконечности! Что хочет поведать нам этот безумный миф?
Миф вечного возвращения per negationem [1] говорит, что жизнь, которая исчезает однажды и навсегда, жизнь, которая не повторяется, подобна тени, она без веса, она мертва наперед и как бы ни была она страшна, прекрасна или возвышенна, этот ужас, возвышенность или красота ровно ничего не значат. Мы должны воспринимать ее не иначе, как, скажем, войну между двумя африканскими государствами в четырнадцатом столетии, ничего не изменившую в облике мира, невзирая на то, что в ней погибло в несказанных мучениях триста тысяч чернокожих.
Изменится ли что-то в войне двух африканских государств в четырнадцатом столетии, повторяйся она бессчетное число раз в вечном возвращении?
Несомненно, изменится: война превратится в вознесшийся на века монолит, и ее нелепость станет непоправимой.
Если бы Французской революции суждено было вечно повторяться, французская историография куда меньше гордилась бы Робеспьером.
Но поскольку она повествует о том, что не возвращается, кровавые годы претворились в простые слова, теории, дискуссии и, став легче пуха, уже не вселяют ужаса.
Есть бесконечная разница между Робеспьером, лишь однажды объявившимся в истории, и Робеспьером, который вечно возвращался бы рубить французам головы.
Итак, можно сказать: идея вечного возвращения означает определенную перспективу, из ее дали вещи предстают в ином, неведомом нам свете; предстают без облегчающего обстоятельства своей быстротечности. Это облегчающее обстоятельство и мешает нам вынести какой-либо приговор. Как можно осудить то, что канет в Лету? Зори гибели озаряют очарованием ностальгии все кругом; даже гильотину.
Недавно я поймал себя на необъяснимом ощущении: листая книгу о Гитлере, я растрогался при виде некоторых фотографий, они напомнили мне годы моего детства; я прожил его в войну; многие мои родственники погибли в гитлеровских концлагерях; но что была их смерть по сравнению с тем, что фотография Гитлера напомнила мне об ушедшем времени моей жизни, о времени, которое не повторится?
Это примирение с Гитлером вскрывает глубокую нравственную извращенность мира, по сути своей основанного на несуществовании возвращения, ибо в этом мире все наперед прощено и, стало быть, все цинично дозволено.
2
Если бы каждое мгновение нашей жизни бесконечно повторялось, мы были бы прикованы к вечности, как Иисус Христос к кресту. Вообразить такое ужасно. В мире вечного возвращения на всяком поступке лежит тяжесть невыносимой ответственности. Это причина, по которой Ницше называл идею вечного возвращения самым тяжким бременем (das schwerste Gewicht).
А коли вечное возвращение есть самое тяжкое бремя, то на его фоне наши жизни могут предстать перед нами во всей своей восхитительной легкости.
Но действительно ли тяжесть ужасна, а легкость восхитительна? Самое тяжкое бремя сокрушает нас, мы гнемся под ним, оно придавливает нас к земле. Но в любовной лирике всех времен и народов женщина мечтает быть придавленной тяжестью мужского тела.
Стало быть, самое тяжкое бремя суть одновременно и образ самого сочного наполнения жизни. Чем тяжелее бремя, тем наша жизнь ближе к земле, тем она реальнее и правдивее.
И, напротив, абсолютное отсутствие бремени ведет к тому, что человек делается легче воздуха, взмывает ввысь, удаляется от земли, от земного бытия, становится полуреальным, и его движения столь же свободны, сколь и бессмысленны.
Так что же предпочтительнее: тяжесть или легкость? Этот вопрос в шестом веке до Рождества Христова задавал себе Парменид. Он видел весь мир разделенным на пары противоположностей:
свет — тьма; нежность — грубость; тепло — холод; бытие — небытие. Один полюс противоположности был для него позитивным (свет, тепло, нежность, бытие), другой негативным. Деление на полюс позитивный и негативный может нам показаться по-детски простым. За исключением одного примера: что же позитивно — тяжесть или легкость?
Парменид ответил: легкость — позитивна, тяжесть — негативна. Прав ли он был или нет? Вот в чем вопрос. Несомненно одно: противоположность “тяжесть — легкость” есть самая загадочная и самая многозначительная из всех противоположностей.
3
Я думаю о Томаше уже много лет, но лишь в свете этих раздумий увидел его явственно. Увидел, как он стоит у окна своей квартиры, смотрит поверх двора на стены супротивного дома и не знает, что делать.
Он впервые встретил Терезу три недели назад в одном маленьком чешском городке. Едва ли час провели они вместе. Она проводила его на вокзал и ждала, пока он не сел в поезд. Десятью днями позже она приехала к нему в Прагу. Они познали друг друга еще в тот же день. Ночью начался у нее жар, и затем она неделю пролежала в гриппе у него дома.
Томаш почувствовал тогда неизъяснимую любовь к этой почти незнакомой девушке; ему казалось, что это ребенок, которого положили в просмоленную корзинку и пустили по реке, чтобы он выловил ее на берег своего ложа.
Она пробыла у него неделю, пока не поправилась, а потом снова уехала в свой городок, что в двухстах километрах от Праги. И тут наступила та минута, о которой я говорил и которая представляется мне ключом к его жизни: он стоит у окна, смотрит поверх двора на стены супротивного дома и размышляет.
Надо ли ему навсегда позвать ее в Прагу? Он боялся этой ответственности. Позови он ее сейчас, она приедет и предложит ему всю свою жизнь.
Или уж вовсе не напоминать ей о себе? Это значит, Тереза останется официанткой в ресторане того захолустного городка, и он никогда не увидит ее.
Хотел ли он, чтобы она приехала к нему, или не хотел?
Он смотрел поверх двора на супротивные стены и искал ответ.
Вновь и вновь он вспоминал, как она лежала на тахте; она не вызывала в памяти никого из его прошлой жизни. Она не была ни возлюбленной, ни женой. Это был ребенок, которого он вынул из просмоленной корзинки и опустил на берег своего ложа. Она уснула. Он наклонился к ней.
Ее горячечное дыхание участилось, раздался слабенький стон. Он прижался лицом к ее лицу и стал шептать ей в сон утешные слова. Вскоре он заметил, что ее дыхание успокаивается, и ее лицо невольно приподнимается к его лицу.
Он слышал из ее рта нежное благоухание жара и вдыхал его, словно хотел наполниться доверчивостью ее тела. И вдруг он представил, что она уже много лет у него и что она умирает. Им сразу же овладело отчетливое ощущение, что смерти ее он не вынесет. Ляжет возле и захочет умереть вместе с нею.
Растроганный этим воображаемым образом, он зарылся лицом в подушку рядом с ее головой и оставался так долгое время.
Теперь он стоял у окна и воскрешал в памяти ту минуту. Что это могло быть еще, как не любовь, которая вот так пришла к нему заявить о себе?
Но была ли это любовь? Ощущение, что он хочет умереть возле нее было явно преувеличенным: он тогда виделся с ней лишь второй раз в жизни! Уж не истерия ли это человека, осознавшего свою неспособность к любви и потому разыгравшего перед самим собой это чувство? К тому же его подсознание оказалось столь малодушным, что избрало для своей комедии всего-навсего жалкую официантку из захолустного городка, не имевшую почти никакого шанса войти в его жизнь!
- Он смотрел поверх двора на грязные стены и понимал, что так до конца и не знает, была ли это истерия или любовь.
- И ему было грустно, что в таком положении, когда настоящий мужчина сумел бы не мешкая действовать, он колеблется и лишает самые прекрасные мгновения в жизни (он стоял на коленях у изголовья Терезы, и казалось ему, что он не вынесет ее смерти) их значения.
- Он злился на себя, но потом вдруг его осенило, что не знать, чего он хочет, вполне, по сути, естественно.
- Мы никогда не можем знать, чего мы должны хотеть, ибо проживаем одну — единственную жизнь и не можем ни сравнить ее со своими предыдущими жизнями, ни исправить ее в жизнях последующих.
- Лучше ли быть с Терезой или остаться одному?
Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо нет никакого сравнения. Мы проживаем все разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции.
Но чего стоит жизнь, если первая же ее репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску.
Но и “набросок” не точное слово, поскольку набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда как набросок, каким является наша жизнь, — набросок к ничему, начертание, так и не воплощенное в картину.
Источник: https://mybrary.ru/books/proza/sovremennaja-proza/126802-milan-kundera-nevynosimaya-legkost-bytiya.html
Невыносимая Легкость Бытия: роман Кундеры (отзыв о книге)
Недельку назад закончил читать роман Милана Кундеры «Невыносимая Лёгкость Бытия».
Спустя неделю, пишу текст и думаю, а что осталось в голове после того, как ты прочитал, осмыслил и живешь дальше? Что в сухом остатке? Думаю, что основная идея книги Кундеры можно выразить примерно следующим образом: мы живем лишь только раз и это повод радоваться и печалиться одновременно.
Человек не может прожить одну и ту же жизнь дважды, а следовательно, есть поводы быть в печали и поводы порадоваться. Подобная двойственность бытия и лежит в основе романа Кундеры, сюжет которого рассказывает о интересных событиях. Я знал, но знание мое было крайне смутно и расплывчато, ибо источник информации был всего лишь один.
События, описанные в романе и непосредственно влияющие на жизнь главных героев — это пражская весна 1968 года. Могли ли они что-то изменить своими руками в ходе исторических событий? Вряд ли. Значит, не стоило особо и переживать, а стоило просто жить. Что они и делали.
Невыносимая Легкость Бытия: роман, заставляющий думать и чувствовать
Какие-то пронзительные книги мне последнее время попадают в руки. После романа Эрнеста Хэмингуэя «По Ком Звонит Колокол» у меня на прочтении оказался Милан Кундера и его «Невыносимая Легкость Бытия».
Если бы меня спросили кратко рассказать о чем эта книга, я бы без раздумий сказал, что это правдивая история жизни человека в 20 веке. В романе речь идет о жизнях четырех главных героев, связанных между собой. Хотя, нет — пяти. В итоге останется лишь один.
Никто не мог предсказать развития сюжета этого романа, никто не мог прожить жизнь иначе. Никто не проживет другой жизни.
Краткое содержание / тезисы / смыслы
Вам дали жизнь — теперь живите ее как хотите
Считаю, что книга Кундеры зайдет тем, кто привык тонко чувствовать эту жизнь. Тем, кто привык думать, анализировать, сопоставлять. Тем, кто любит читать книги о прошлом и проводить параллели с настоящим.
Любовь и секс. Тяжесть и легкость. Дерьмо и стерильность. Каренин, родивший два рогалика и пчелу — вот и все, что останется от этого мира, когда все подойдет к завершению.
Даже предназначение, сакральное слово, составляющее половину смысла бытия современного среднего класса — оказывается не важно в итоге.
Мы пришли из тьмы, всю жизнь тянулись к свету, но свет оказался электрической лампочкой, висящей под потолком клетки разума. И когда пришло время понять это, нам отворили дверь, чтобы позвать в темноту.
Смысловые пласты, которые вы откроете для себя во время чтения «Невыносимой Тяжести Бытия» настолько обширны и глубоки, что при желании эта простая книга может читаться весьма долго и вдумчиво. Небольшие главки будут заставлять вас возвращаться к началу, чтобы попробовать осмыслить прочитанное еще раз.
Не существует понятия «хорошо» или «плохо», если говорить о жизни, как таковой. Чтобы понять, что было правильно, а что — нет, вам придется прожить еще одну жизнь, и сравнить ее предыдущей, сделав в важный момент альтернативный выбор.
Так считает Кундера. Герои романа прожили жизни как могли, как хотели и как не хотели. Но прожили. Отыграли главные роли в спектакле под названием «жизнь», удалившись в темноту закулисья в конце романа. Могло все быть иначе? Могло.
Имело бы это какой-то смысл? Вряд ли.
Мне абсолютно нечего сказать по поводу этой книги. В смысле, я не стану писать тут восторженный отзыв и говорить, что книга меня восхитила. Отвратное чтиво? Нет. Грустная книга? Да, очень. Особенно сейчас.
Знаете, когда я был еще ребенком — я был счастлив. Я просто не знал о том, что в твой родной город могут приехать танки. Ты можешь потерять работу.
Твоих близких и друзей могут кинуть за решетку или поставить к стенке, просто потому что они не такие, как те у кого есть власть.
Вы не хотите маршировать, петь песни, доносить и поэтому мы закроем для вас выезд из страны, и вы никогда не сможете увидеть, что другой мир отличается от того, где вы живете.
Кто будет рассказывать о подобных вещах ребенку? Да и поймет ли он? А кто будет о таких вещах рассказывать взрослым людям? Они разве поймут?
А Кундера берет на себя смелость и рассказывает в своем художественно-философском романе. В повествовании есть место абсолютно всем радостям бытия — сексу, полигамности, любви, деньгам, алкоголю, домашним животным, юмору и конечно, иронии. Ирония — одно из немногих средств, которые не дают сойти с ума в мире невыносимой легкости бытия.
Невыносимая Легкость Бытия: фильм 1988 года
Начал смотреть фильм с одноименным названием, снятый по книге. Не смог досмотреть до конца. Повествование смещено в сторону любовной драмы и конечно, такая лента найдет своего зрителя, но меня она не нашла.
Ты смотришь старое доброе кино, коим является «Невыносимая Легкость Бытия» 1988 года выпуска и в принципе, кино хорошее, но не больше.
Пропал из ленты нерв, и не цепляет, и кажется сама суть потеряна, в угоду сисечкам на фоне того что происходит.
Это как с «Бойцовским клубом» — книга куда глубже, чем фильм. При этом фильм снят хорошо, и его тоже стоит посмотреть. Для меня здесь абсолютно такая же ситуация. Посмотреть — хорошо, не посмотреть — значит, ничего не потерять (при условии, что вы взялись таки читать Кундеру).
Почему роман назван именно так
Думаю, что роман в свое время вызвал очень много споров критиков и тех, кто его читал. Я обычно не читаю никаких рецензий до прочтения того или иного произведения, поэтому не могу оперировать никакими другими версиями, кроме своей.
Не претендую на истину, тем более что мой писательский талант и рядом не стоит с Кундерой, но попробую озвучить свою версию. Название романа состоит из трех слов связанных между собой. Кратко о каждом из них:
Невыносимая — каждый рождается свободным. Но что делать с этой свободой, если ты — раб? Страны, работы, отношений, привычек? Со временем жизни, человек обрастает все новыми и новыми оковами и кандалами, которые делают его тяжелым и негибким.
Лёгкость — противопоставление тяжести и сложности. Синоним слова «свобода», в данном контексте. Некая простота отношения к жизни со стороны главных героев, которые никогда ничего не усложняли специально. К чему это привело? А к чему это вообще должно было привести, кроме всем известного финала?
Бытия — Бытие — философская категория. Всякое бытие есть жизнь, но не всякая жизнь — есть бытие. И все тут)
«Невыносимая Легкость Бытия»: отзывы о романе
Как уже писал выше, не читал никакой критики на этот роман. Знаю, что темы секса, политики и прочего дерьма не могут не вызвать никакой реакции. Но это чертовски правдивый роман. А значит — горький. При условии, что вы доверяете автору. Вряд ли Кундера, хотел обмануть меня или кого-то из читателей, а значит — нет оснований не верить написанному.
Вы сядете, откроете первую страницу, потом перелистнете вторую, после третьей вас будет не оттащить, и вы дочитаете эту книгу до конца. И потом поймете, о чем я тут пытался толковать.
Мне глубоко запали в душу слова одного из героев. В конце жизни, потеряв все, он сказал что призвание — чепуха, и он просто счастлив. Человек потеряв все, что у него было и материальное ушло на второй план.
А мы сейчас гоняемся за всем, что нельзя взять с собой на тот свет, и печалимся если ожидания не совпадают с реальностью. Нам твердят со всех сторон, что человек должен быть кем-то, делать что-то, найти свое предназначение, в конце-концов. А тут такой антитезис — «Я стал никем, теперь я счастлив».
Невыносимо. Настолько, что хочется убежать от всего этого, спрятать голову в песок и забыться.
Что имело смысл тогда? Что имеет смысл сейчас? Кто сказал, что представления о жизни, какие они есть у меня или у вас — правильны / неправильны? Почему стоит верить тому, кто это говорит?
Никто не проживет жизнь дважды. Так стоит ли беспокоится за выбор и его правильность, вот в чем вопрос. Который, впрочем, остается без ответа.
Текст — читающий Дмитрий Пелин (с) проект «На Грани»
Где купить «Невыносимую Легкость Бытия» Кундеры
Я тут ссылок пару кину на покупку романа Милана Кундеры. Они партнерские. То есть, если вы прочитав мой опус, решили приобрести эту книгу Кундеры — сделайте это перейдя по этим ссылкам. Там мне капнет пару монет, которые я смогу потратить на книги, и порадовать вас новыми рецензиями и рассказами о том, что стоит почитать. Спасибо)
- ЛитРес — на Литресе есть аудиоверсия книги Кундеры,
- Озон.ру — там есть бумажная версия «Невыносимой Легкости Бытия».
Источник: https://ontheedge.ru/pisha-dlya-uma/nevynosimaya-legkost-bytiya-roman
Милан Кундера — Невыносимая легкость бытия
Красиво было. Франц сошел вниз к набережной, чтобы сесть на городской катер и перебраться на северный берег озера, где он жил.
2
Сабина осталась одна. Все еще полуодетая, она снова подошла к зеркалу. Снова нахлобучила котелок и долго вглядывалась в себя, удивляясь тому, что уже столько лет ее преследует одно утраченное мгновение.
Как-то раз, много лет назад, в ее пражскую мастерскую пришел Томаш, и его внимание привлек котелок. Он надел его и стал смотреть на себя в большое зеркало, что так же, как и здесь, стояло прислоненным к стене. Хотелось узнать, пошло ли бы ему быть мэром в прошлом столетии.
Когда Сабина начала медленно раздеваться, он надел котелок ей на голову. Они стояли перед зеркалом (они всегда стояли перед ним, когда она раздевалась) и смотрели на свое отражение. Она была в одном белье, а на голове котелок.
И вдруг осознала, что они оба встревожены образом, который видят в зеркале.
Как это могло случиться? Еще минуту назад котелок на ее голове выглядел не более чем шуткой. Неужто и вправду от смешного до тревожного один маленький шаг?
Вероятно. Когда в тот день она смотрела на себя в зеркало, то в первые мгновения не видела ничего, кроме забавного зрелища. Но вслед за тем комическое перекрылось тревожным: котелок уже означал не шутку, а насилие; насилие над Сабиной, над ее женским достоинством.
Она видела себя с обнаженными ногами, в тонких трусиках, сквозь которые просвечивал треугольник. Белье подчеркивало очарование ее женственности, а твердый мужской котелок эту женственность отрицал, насиловал, представлял в смешном виде.
Томаш стоял возле нее одетым, из чего вытекало: суть того, что они оба видят, вовсе не потеха (тогда бы и ему полагалось быть в одном белье и котелке), а унижение.
И вместо того чтобы унижение это отринуть, она гордо и вызывающе демонстрировала его, словно разрешала добровольно и принародно себя изнасиловать; и вдруг, не выдержав дольше, она увлекла за собой Томаша на пол. Котелок закатился под стол, а они заметались на ковре у самого зеркала.
Вернемся еще раз к котелку.
Во-первых, он был смутным воспоминанием о забытом дедушке, мэре маленького чешского городка в прошлом столетии.
Во-вторых, был памятью об отце. После похорон ее брат прибрал к рукам все имущество, оставшееся от родителей, и она из гордого протеста отказалась оспаривать свои права. Она с сарказмом объявила, что берет себе котелок, как единственное оставшееся от отца наследство.
В-третьих, котелок был реквизитом любовных игр с Томашем.
В-четвертых, он был знаком ее оригинальности, которую она сознательно культивировала. Она не могла взять с собой в эмиграцию много вещей и если взяла эту объемную и непрактичную вещь, значит, должна была отказаться от других, более практичных.
В-пятых: за границей котелок стал объектом сентиментальности. Отправившись в Цюрих к Томашу, она взяла с собой котелок и надела его на голову, когда открывала ему дверь гостиничного номера. И случилось то, на что она не рассчитывала: котелок уже не смешил и не тревожил, а стал памятью об ушедшем времени. Они оба были растроганы.
Они любили друг друга как никогда прежде: для фривольных игр не оставалось места, ибо их встреча была не продолжением эротической связи, когда всякий раз они придумывали новые маленькие распутства, а рекапитуляцией времени, песней об их общем прошлом, сентиментальным заключением несентиментальной истории, которая исчезала вдали.
Котелок стал мотивом музыкальной композиции, какой была Сабинина жизнь. Этот мотив вновь и вновь возвращался и всякий раз приобретал иное значение; все эти значения плыли но котелку, как вода по речному руслу.
И могу сказать, что это было Гераклитово русло: “В одну реку нельзя войти дважды!”; котелок был корытом, по которому всякий раз для Сабины текла иная река, иная семантическая река, один и тот же предмет всякий раз вызывал к жизни и рождал иное значение, но вместе с этим значением отзывались (как эхо, как шествие эха) все значения прошлые. Каждое новое переживание звучало все более богатым аккордом. Томаш и Сабина были в цюрихской гостинице растроганы видом котелка и любили друг друга, едва не обливаясь слезами, ибо этот черный предмет был не только воспоминанием об их фривольных играх, но и памятью о Сабинином отце и о дедушке, который жил в столетии без машин и самолетов.
Теперь, пожалуй, мы можем лучше понять пропасть, которая разделяла Сабину и Франца: он жадно слушал историю ее жизни, а она столь же жадно слушала его. Они точно понимали логический смысл произносимых слов, однако не слышали шума семантической реки, что протекала по этим словам.
Поэтому, когда она надела котелок, Франц смешался, словно кто-то обратился к нему на чужом языке. Он не видел в этом никакой пошлости, никакой сентиментальности, это был лишь непонятный жест, который привел его в замешательство из-за отсутствия значения.
Покуда люди еще молоды и музыкальная композиция их жизни звучит всего лишь первыми тактами, они могут писать ее вместе и обмениваться мотивами (так, как Томаш и Сабина обменялись мотивом котелка), но когда они встречаются в более зрелом возрасте, их музыкальная композиция в основном завершена, и каждое слово, каждый предмет в композиции одного и другого означают нечто различное.
Проследи я за всеми разговорами между Сабиной и Францем, я мог бы составить из их непонимания большой словарь. Удовлетворимся, однако, кратким словарем.
3
- КРАТКИЙ СЛОВАРЬ НЕПОНЯТЫХ СЛОВ
- часть первая
- Женщина
Быть женщиной для Сабины — участь, какой она не выбирала. А то, чего мы не выбираем, нельзя считать ни нашей заслугой, ни нашим невезением. Сабина полагает, что уготованную участь надо принимать с должным смирением. Бунтовать против того, что ты родилась женщиной, так же нелепо, как и кичиться этим.
Однажды, в одну из их первых встреч, Франц сказал ей с особым упором: “Сабина, вы женщина”.
Она не понимала, почему он сообщает ей об этом с торжественным выражением Христофора Колумба, только что узревшего берег Америки.
Только позже она поняла, что слово “женщина”, которое он подчеркнул особо, значит для него не определение одного из двух человеческих полов, а достоинство. Не каждая женщина достойна называться женщиной.
Но если Сабина для Франца женщина, что же тогда для него Мария-Клод, его законная жена? Более чем двадцать лет назад, по прошествии нескольких месяцев после их знакомства, она угрожала ему, что покончит с собой, если он покинет ее. Франца эта угроза очаровала. Сама Мария-Клод не так уж ему и нравилась, зато любовь ее представлялась ему восхитительной. Ему казалось, что он недостоин такой большой любви, и чувствовал себя обязанным низко ей поклониться.
Источник: https://libking.ru/books/prose-/prose-contemporary/30716-19-milan-kundera-nevynosimaya-legkost-bytiya.html
Загрузка...
