Краткое содержание одномерный человек герберта маркузе за 2 минуты пересказ сюжета

Герберт Маркузе — один из интереснейших философов XX столетия, автор книги «Эрос и цивилизация», опубликованной в 1955 г. — и ставшей, наряду с трудами Леви-Стросса и Кон-Бендита, одной из «абсолютных» работ эпохи начала «сексуальной революции». Так сколько же истины в теории о «репрессивной» цивилизации, подавляющей человеческую личность при помощи подавления человеческой сексуальности?..

Ге́рберт Марку́зе (нем. Herbert Marcuse; 19 июля 1898, Берлин — 29 июля 1979, Штарнберг) — немецкий и американский философ и социолог, представитель Франкфуртской школы.ЭРОС И ЦИВИЛИЗАЦИЯ(Eros and Civilization, 1955) — работа Маркузе.

Опираясь на концепцию Фрейда (подзаголовок книги — Философское исследование учения Фрейда), Маркузе анализирует стратегию развития западной цивилизации и выявляет ее репрессивный характер.

Имея фундаментом подавление инстинктов и питаясь отнятой у них энергией, культура делает индивида несчастным; на социальном уровне репрессия усилена многократно господствующей властью и становится тотальной.

По мнению Маркузе, репрессивность как основополагающая черта западной культуры неизбежно ведет к краху цивилизации: атомная бомба, концентрационные лагеря, массовое истребление людей при высоком уровне развития индустриального общества — предвестники ставшей реальной угрозы самоуничтожения человечества.

Единственный путь спасения для западного мира — переход к альтернативному типу культуры — ‘нерепрессивной цивилизации’.Претендуя на роль теоретического исследования, ‘Э.иЦ.’ не лишена драматической напряженности в диагностике болезненных проблем современности; в середине 1960-х ‘Э.иЦ.

’ и ‘Одномерный человек’ Маркузе явились теоретическим фундаментом идеологии ‘новых левых’ в США.

Как отмечает Маркузе, согласно Фрейду, история человека есть история его подавления; принуждению подвергается не только общественное, но и биологическое существование индивида.

Свободное удовлетворение инстинктивных потребностей человека (сексуальных и деструктивных — Эрос и Танатос) несовместимо с цивилизованным состоянием человечества, т.к. инстинкты стремятся к целостному и немедленному удовлетворению, которое культура предоставить не способна.

Цивилизация начинается с отказа от стремления к целостному удовольствию и базируется на подавлении и переориентации энергии инстинктов. Принцип удовольствия трансформировался в принцип реальности; сдерживание удовлетворения и тяжелый труд выступают платой за безопасное существование и отсроченное, но гарантированное удовольствие.

Под воздействием принципа реальности в человеке развилась функция разума; принцип удовольствия вытеснен в бессознательное. Данный процесс явился травматическим событием и был воспроизведен на родовом (в первобытной орде — монополия отца на удовольствие и принуждение к отказу от него сыновей) и индивидуальном (воспитание ребенка как навязывание повиновения принципу реальности) уровнях. Однако победа принципа реальности не является окончательной: принцип удовольствия продолжает существовать внутри культуры и воздействует на реальность (‘возвращение вытесненного’ в цивилизации).

Подавление инстинктов осуществляется в культуре путем сублимации и репрессивной организации сексуальности (Эрос), переориентации на внешний мир (труд) и внутренний мир человека (совесть) — Танатос.

Итогом репрессии инстинктов являются подавленный индивид (сверх-Я как интроекция господства в психике; чувство вины за неповиновение) и репрессивная цивилизация (исторически — в первобытной орде бунт братьев против отца и отцеубийство; чувство вины, раскаяние в содеянном и восстановление господства; возвращение образа отца в религии.

По Маркузе, любая революция обречена на провал: после свержения господства и освобождения вскоре будет установлено новое господство).

Основное подавление (базис культуры) усилено прибавочным — дополнительным принуждением со стороны социальной власти (господство).

Рациональным основанием господства выступает факт нужды: мир беден для полного удовлетворения человеческих потребностей, необходим труд как комплекс мер по приобретению средств удовлетворения.

Согласно Маркузе, господство направлено на возвышение привилегированного положения определенной социальной группы и с этой целью поддерживает неравномерное распределение нужды и подавление.

В индустриальном обществе контроль над индивидом осуществляется продолжительностью и содержанием труда, организацией досуга (манипулирование сознанием через СМИ и индустрию развлечений), материальными благами, внушением чувства вины и т.п.

Особую роль играет репрессивная организация сексуальности: Эрос ограничен подчинением функции произведения потомства (моногамный брак, табу на перверсии) и десексуализацией тела (приоритет генитальности, превращение тела в инструмент труда).

В западной цивилизации репрессивны все сферы культуры, включая такую ‘сопротивляющуюся’ область, как философия (разум в философской традиции агрессивен, завоевывает и упорядочивает мир, главенствует над чувственностью). По мнению Маркузе, данная стратегия культуры фатальна.

Прогресс цивилизации оборачивается увеличением подавления и организацией господства (иерархизация общества, господство представлено как рациональное и универсальное, власть приобретает черты безличности, увеличение отчуждения).

Репрессивная цивилизация в основном питается энергией, отнятой у Эроса (сублимация); ослабляя инстинкт жизни, она тем самым усиливает и высвобождает деструктивные силы. Культура, основанная на подавлении, склонна к разрушению и агрессии и движется к самоуничтожению.

В отличие от Фрейда, Маркузе считает репрессию не сущностной чертой цивилизации, но характеристикой существующей, исторически преходящей формы принципа реальности (принципа производительности).

На современном этапе развития общества сложились предпосылки для перехода к лучшему типу цивилизации: побеждена нужда, высокий уровень развития науки и техники отменяет необходимость изнурительного труда, господство устарело и стало иррациональным.

Чтобы избежать гибели, западная цивилизация должна стать нерепрессивной — ликвидировать прибавочное подавление при удовлетворении человеческих потребностей.

В ‘Э.иЦ.’ Маркузе намечает основные контуры будущей модели культуры. На смену Прометею — символу принципа производительности — придут культурные герои ‘нерепрессивного принципа реальности’ Орфей и Нарцисс; они гармонизируют отношения человека и природы, олицетворяют собой удовлетворение, игру, созерцание, радость, творчество и т.д.

; в них примирены Эрос и Танатос, преодолена противоположность между субъектом и объектом. Фантазия и искусство (‘островки’ принципа удовольствия в рамках репрессивной цивилизации, хранящие в себе память о счастливом доисторическом прошлом) выражают ‘Великий Отказ’ — протест против угнетения и несвободы.

По Маркузе, в нерепрессивной цивилизации будут примирены принцип реальности и принцип удовольствия; ее основа — нерепрессивная сублимация; в условиях преодоления нужды и уничтожения господства сексуальность превратится в Эрос, труд станет свободной игрой человеческих способностей (либидозный труд); появится новая мораль и установятся нерепрессивные общественные отношения.

Эрос будет многократно усилен и ослабит разрушительные силы. Средства перехода к новой культуре — освобождение Эроса (новая чувственность и сексуальная мораль как победа над агрессией и виновностью) и полное отчуждение труда (автоматизированный труд освободит время для самореализации личности).

Движущую силу грядущей революции, которая способна осуществить Великий Отказ, Маркузе видит в людях, стоящих ‘вне системы’ — маргиналах, протестующей молодежи, неангажированных интеллектуалах (‘Политическое предисловие 1966 года’).

(История Философии: Энциклопедия. — Минск: Книжный Дом. А. А. Грицанов, Т. Г. Румянцева, М. А. Можейко. 2002.)«Исследование идеологии развитого индустриального общества»

«Герберт Маркузе осуществил органичный синтез идей марксизма и фрейдизма.

»«Если марксизм идет от рассмотрения общества к пониманию отдельного человека, а фрейдизм, наоборот, переходит от анализа влечений индивида к трактовке общественных тенденций, то Маркузе стремится совместить обе линии рассуждений.

»«Преодоление «катастрофы человеческой сущности» должно происходить не путем модернизации внешних политических и экономических условий, но путем изменения внутреннего сознания человека.» (В. Кузнецов. Пересмотреть отношение человека к обществу и к самому себе)

Г. Маркузе — Эрос и цивилизация (конспект книги)«Предисловие к первому изданию»Психологические проблемы оборачиваются политическими: частное расстройство более непосредственно, чем прежде отражает расстройство целого, и лечение индивидуального расстройства более непосредственно, чем прежде зависит от лечения общего расстройства.Современная эпоха склонна к тоталитарности даже там, где она не произвела на свет тоталитарных государств.«Счастье, по словам Фрейда, не является культурной ценностью. Оно должно быть подчинено дисциплине труда как основного занятия, дисциплине моногамного воспроизводства, существующей системе законодательства и порядка. Культура — это методическое принесение в жертву либидо, его принудительное переключение на социально полезные виды деятельности и самовыражения.»«Усиление прогресса, похоже, ведет к усилению несвободы. Повсюду в мире индустриальной цивилизации возрастает господство человека над человеком в объеме и степени воздействия.»«Концентрационные лагеря, массовое истребление людей, мировые войны и атомные бомбы вовсе не «рецидив варварства», а безудержная реализация достижений современной науки, технологии и власти.»«Понятие нерепрессивной цивилизации — не абстрактная и утопическая спекуляция.»«Мы намерены по-новому интерпретировать теоретическую концепцию Фрейда»«Цель этого эссе — способствовать развитию философии психоанализа, но не самого психоанализа.»«Наш интерес — не в улучшении или исправлении концепций Фрейда, но в раскрытии их философских и социальных импликаций.»«Понятие «цивилизация» употребляется взаимозаменимо с понятием «культура» так же, как в работе Фрейда «Недовольство культурой».Понятия «репрессия» и «репрессивный» употребляются в нетехническом смысле для обозначения как сознательного, так и бессознательного, внешнего и внутреннего процессов сдерживания, принуждения и подавления.Понятия «инстинкт», «влечение» соответствуют понятию Фрейда Trieb и относится к первичным «побуждениям» человеческого организма, которые претерпевают исторические модификации и которые проявляются как на психическом, так и на соматическом уровнях.»P.S. В процессе чтения Маркузе, с удивлением обнаружила, что стремление к нирване есть стремление к смерти, желание вернуться в безопасное материнское лоно. Как-то теперь и не хочется йогой и медитациями заниматься)

Источник: https://anchiktigra.livejournal.com/2192598.html

Герберт Маркузе «Одномерный человек» (конспект)

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 4Следующая ⇒

Присуща ли свобода современной цивилизации?

«Развитая индустриальная цивилизация — это царство комфортабельной, мирной, умеренной, демократической несвободы, свидетельствующей о техническом прогрессе.

В самом деле, что может быть более рациональным, чем подавление индивидуальности в процессе социально необходимых, хотя и причиняющих страдания видов деятельности, или слияние индивидуальных предприятий в более эффективные и производительные корпорации, или регулирование свободной конкуренции между технически по-разному вооруженными экономическими субъектами, или урезывание прерогатив и национальных суверенных прав, препятствующих международной организации ресурсов…»

«Свободные выборы господ не отменяют противоположности господ и рабов. Свободный выбор среди широкого разнообразия товаров и услуг не означает свободы, если они поддерживают формы социального контроля над жизнью, наполненной тягостным трудом и страхом, — т.е. если они поддерживают отчуждение…»

Посредством каких инструментов индивида заставляют принять несвободу?

«Мы можем различать истинные и ложные потребности. «Ложными» являются те, которые навязываются индивиду особыми социальными интересами в процессе его подавления: это потребности, закрепляющие тягостный труд, агрессивность, нищету и несправедливость.

Утоляя их, индивид может чувствовать значительное удовлетворение, но это не то счастье, которое следует оберегать и защищать, поскольку оно (и у данного, и у других индивидов) сковывает развитие способности распознавать недуг целого и находить пути к его излечению. Результат — эйфория в условиях несчастья.

Большинство преобладающих потребностей (расслабляться, развлекаться, потреблять и вести себя в соответствии с рекламными образцами, любить и ненавидеть то, что любят и ненавидят другие) принадлежат именно к этой категории ложных потребностей.

Такие потребности имеют общественное содержание и функции и определяются внешними силами, контроль над которыми индивиду недоступен; при этом развитие и способы удовлетворения этих потребностей гетерономны.

Независимо от того, насколько воспроизводство и усиление таких потребностей условиями существования индивида способствуют их присвоению последним, независимо от того, насколько он отождествляет себя с ними и находит себя в их удовлетворении, они остаются тем, чем были с самого начала, — продуктами общества, господствующие интересы которого требуют репрессии.

Читайте также:  Краткое содержание дети железной дороги несбита за 2 минуты пересказ сюжета

Безоговорочное право на удовлетворение имеют только первостепенные потребности: питание, одежда, жилье в соответствии с достигнутым уровнем культуры.

Оценка потребностей и способов их удовлетворения при данных условиях предполагает нормы приоритетности — нормы, подразумевающие оптимальное развитие индивида, т.е. всех индивидов при оптимальном использовании материальных и интеллектуальных ресурсов, которыми располагает человек.

Но вот вопрос: кто вправе претендовать на то, чтобы решать, какие потребности истинны и какие ложны? Право на окончательный ответ в вопросе, какие потребности истинны и какие ложны, принадлежит самим индивидам — но только на окончательный, т.е.

в том случае и тогда, когда они свободны настолько, чтобы дать собственный ответ.

До тех пор, пока они лишены автономии, до тех пор, пока их сознание — объект внушения и манипулирования (вплоть до глубинных инстинктов), их ответ нельзя считать принадлежащим им самим…»

«Люди узнают себя в окружающих их предметах потребления, прирастают душой к автомобилю, стереосистеме, бытовой технике, обстановке квартиры. Механизм, привязывающий индивида к обществу, изменился, и общественный контроль теперь коренится в новых потребностях, производимых обществом….»

В современную эпоху технологическая реальность вторгается в это личное пространство и сводит его на нет. Массовое производство и распределение претендуют на всего индивида, а индустриальная психология уже давно вышла за пределы завода.

Многообразные процессы интроекции кажутся отвердевшими в почти механических реакциях.

В результате мы наблюдаем не приспособление, но мимесис: непосредственную идентификацию индивида со своим сообществом и через это последнее с обществом как целым.

Я уже отметил, что понятие отчуждения делается сомнительным, когда индивиды отождествляют себя со способом бытия, им навязываемым, и в нем находят пути своего развития и удовлетворения. И эта идентификация — не иллюзия, а действительность, которая, однако, ведет к новым ступеням отчуждения.

Последнее становится всецело объективным, и отчужденный субъект поглощается формой отчужденного бытия. Теперь существует одно измерение — повсюду и во всех формах.

Достижения прогресса пренебрегают как идеологическим приговором, так и оправданием, перед судом которых «ложное сознание» становится истинным.

Одномерное мышление систематически насаждается изготовителями политики и их наместниками в средствах массовой информации.

Нетрудно видеть, что под покровом поверхностной динамики этого общества скрывается всецело статическая система жизни — система, приводящая себя в движение с помощью угнетающей производительности и нацеленного на выгоду координирования.

Сдерживание технического прогресса идет рука об руку с развитием в утвердившемся направлении и вопреки тем политическим оковам, которые налагает status quo; чем более технология становится способной создать условия для умиротворения, тем с большей жесткостью умы и тела людей настраиваются против этой альтернативы.

Таким образом, новый технологический мир труда ведет к ослаблению негативной позиции рабочего класса: последний уже не выглядит живым опровержением существующего общества. Эту тенденцию усиливает эффект технологической организации производства по ту сторону барьера: управление и дирекция. Господство преобразуется в администрирование.

Ибо в действительности ни предпочтение административных форм контроля физическим (голод, личная зависимость, сила), ни изменение характера тяжелого труда, ни уподобление профессиональных групп, ни выравнивание возможностей в сфере потребления не компенсируют того факта, что решения по вопросам жизни и смерти, личной и национальной безопасности являются областью, в которую индивиду нет доступа. Хотя рабы развитой индустриальной цивилизации превратились в сублимированных рабов, они по-прежнему остаются рабами, ибо рабство определяется не мерой покорности и не тяжестью труда, а статусом бытия как простого инструмента и сведением человека к состоянию вещи. Это и есть чистая форма рабства: существование в качестве инструмента, вещи. И то, что вещь одушевлена и сама выбирает свою материальную и интеллектуальную пищу, то, что она не чувствует себя вещью, то, что она привлекательна и подвижна, не отменяет сути такого способа существования. И наоборот, по мере того как овеществление стремится стать тоталитарным в силу своей технологической формы, сами организаторы и администраторы обнаруживают все большую зависимость от механизмов, которые они организуют и которыми управляют.

Полная автоматизация в царстве необходимости открыла бы новое измерение — измерение свободного времени, в котором произошло бы самоопределение частного и общественного существования человека.

На современном этапе развитого капитализма организованный рабочий класс противостоит автоматизации, что оправдано создаваемой ею безработицей.

Таким образом, настаивая на широком использовании энергии человеческого труда в материальном производстве, рабочий класс противостоит техническому прогрессу, но тем самым также и более эффективному использованию капитала и повышению производительности труда.

Иными словами, продолжительное сдерживание автоматизации может ослабить конкурентную позицию капитала внутри страны и на международной арене, а следовательно — вызвать долгосрочную депрессию и возобновить конфликт классовых интересов.

Если это управление обеспечивает наличие товаров и услуг, которые приносят индивидам удовлетворение, граничащее со счастьем, зачем им домогаться иных институтов для иного способа производства иных товаров и услуг? И если преформирование индивидов настолько глубоко, что в число товаров, несущих удовлетворение, входят также мысли, чувства, стремления, зачем же им хотеть мыслить, чувствовать и фантазировать самостоятельно?

Преступление общества состоит в том, что рост населения усиливает борьбу за существование вопреки возможности ее ослабления. Стремление к расширению «жизненного пространства» действует не только в международной агрессии, но и внутри нации.

Здесь экспансия всех форм коллективного труда, общественной жизни и развлечений вторглась во внутреннее пространство личности и практически исключила возможность такой изоляции, в которой предоставленный самому себе индивид может думать, спрашивать и находить ответы на свои вопросы.

Этот вид уединения — единственное условие, которое на основе удовлетворенных жизненных потребностей способно придать смысл свободе и независимости мышления, — уже давным-давно стал самым дорогим товаром, доступным только очень богатым (которые им не пользуются).

В этом отношении «культура» также обнаруживает свое феодальное происхождение и ограничения. Она может стать демократической только посредством отмены демократии масс, т.е. в том случае, если общество преуспеет в восстановлении прерогатив уединения, гарантировав его всем и защищая его для каждого.

Отключение телевидения и подобных ему средств информации могло бы, таким образом, дать толчок к началу того, к чему не смогли привести коренные противоречия капитализма — к полному разрушению системы

Самоопределение реально тогда, когда масса распадается на личности, освобожденные от всякой пропаганды, зависимости и манипуляций, личности, которые способны знать и понимать факты и оценивать альтернативы. Иными словами, общество может стать рациональным и свободным в той степени, в какой оно организовывается, поддерживается и воспроизводится существенно новым историческим Субъектом.

Все это требует исторической альтернативы — планового использования ресурсов для удовлетворения первостепенных жизненных потребностей с минимумом тяжелого труда, преобразования досуга в свободное время и умиротворение борьбы за существование.

Но эти факты и альтернативы выглядят разрозненными фрагментами, или миром немых объектов без субъекта, без практики, которая бы направила их в новом направлении. Диалектическая теория не опровергнута, но она не может предложить никакого средства. Она не может быть позитивной.

Разумеется, диалектическое понятие, познавая данные факты, тем самым их трансцендирует. Это верный признак ее истинности. Она определяет исторические возможности, даже необходимости, но реализованы они могут быть только в практике, которая отвечает теории.

Однако в настоящее время практика не дает такого ответа.

Все его содержание, по-видимому, сводится к одному абстрактному требованию отмены господства — единственная поистине революционная необходимость, реализация которой придала бы смысл достижениям индустриальной цивилизации.

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поиск по сайту:

Источник: https://studopedya.ru/1-44552.html

Герберт Маркузе "Одномерный человек"

«Всепоглощающая сила общества, — пишет Маркузе, — исчерпала художественное измерение путем ассимиляции его антагонистического содержания. В сфере культуры новый тоталитаризм утверждает себя именно в гармоническом плюрализме, где наиболее противоречивые произведения и истины мирно сосуществуют в безразличии».

В результате чего, по утверждению Маркузе, исчезает смысл искусства вообще. Искусство всегда основывалось на изображении отчуждения, и радикализм заводит Маркузе так далеко, что в подлинном искусстве он видит только силу отрицания. «Искусство, — пишет он, — обладает магической силой только как силой негации.

Оно может говорить на своем языке лишь в той мере, в какой его живые образы отрицают и отвергают установленный порядок». Поскольку искусство уже не в состоянии это делать, оно переходит в одномерность и утрачивает собственный смысл.

Технологическая реальность, по словам Маркузе, подрывает не только традиционные формы, но и само основание художественного отчуждения, т. е. оно обесценивает не только определенные «стили», но и саму сущность искусства.

Наряду с одномерной культурой 
Маркузе подвергает тщательному 
анализу и одномерное мышление. Философией, соответствующей структуре индустриального 
общества, он считает современный 
позитивизм со всеми его ответвлениях, в особенности же — философию лингвистического анализа.

Последняя, как известно, претендует на исцеление мышления и языка от метафизических и спекулятивных «призраков».

Маркузе критикует эти притязания: рассматривая лингвистические концепции Остина и Витгенштейна, он характеризует их как «академический садо-мазохизм, самоуничижение, самообличение интеллектуала, чья работа не нашла выхода в научных, технических или подобных достижениях».

В итоге вся эта философия определяется им как интеллектуальное оправдание глобальной социальной структуры, устраняющей альтернативные способы мышления, противоречащие установленному порядку суждений.

«В условиях тоталитарной эры, — резюмирует Маркузе, — терапевтическая задача философии является политической задачей; как только установленный порядок обыденного языка стремится сгуститься в тотально манипулируемый и идеологизированный мир.

Ибо политика появляется в философии не как специальная дисциплина или объект анализа и не как специальная политическая философия, но как намерение ее понять и постигнуть неискаженную действительность. Если лингвистический анализ не содействует такому пониманию, если, вместо этого, он способствует замыканию мышления в круг искаженного мира обыденной речи, он оказывается полностью несущественным. И, в худшем случае, он есть бегство в неполемическое, нереальное, в то, что полемично лишь с академической точки зрения» .

Обобщая свой критический 
анализ одномерности современного человека, Маркузе не может обойти вопрос о 
причинах существующего положения.

Его ответ полностью совпадает 
с мнением большинства буржуазных философов: вина за столь грандиозные 
масштабы отчужденности современного человека лежит на науке Нового времени. Ссылаясь на книгу Э.

 Гуссерля о «кризисе европейских наук», автор «Одномерного человека» ищет корни современного индустриализма в галилеевской науке. Эта наука, утверждает Маркузе, давно уже перестала быть наукой в собственном смысле слова, т. е.

чисто теоретическим исследованием вселенной, но взяла на себе универсальную роль в одномерном обществе: она проникла во все сферы — в политику и экономику, в духовную жизнь и мораль, в искусство и даже в быт. В конечном счете, ее стиль мышления детерминирует сейчас всю совокупность социальной жизни развитых индустриальных стран.

Завершив критику индустриального 
общества, Маркузе, казалось бы, ставит читателя в безысходное положение. «Одномерность» в его изображении 
выглядит почти непреодолимой силой. Но, оказывается, у автора есть один выход, и он делится им с читателем.

Читайте также:  Краткое содержание набоков дар за 2 минуты пересказ сюжета

Маркузе выдвигает некий 
план, или, как он предпочитает выразится 
«проект» освобождения от одномерной рациональности.

Суть этого проекта 
не в том, чтобы просто критиковать 
установленный порядок, а в том, чтобы внутри этого порядка сформулировать некий тип рациональности, который 
не вмещался бы в рамки существующей рациональности и, следовательно, подрывал бы ее изнутри.

Дело в том, что, по мнению Маркузе, господствующая рациональность есть осуществление определенного 
исторического проекта. Для того, чтобы осуществить себя исторически, ей необходимо было вытеснить предыдущий тип рациональности.

Таким образом, перед новой рациональностью 
стоит аналогичная задача. «Проект» Маркузе оказывается «трансцендентным проектом», имеющим свои собственные 
новые критерии рациональности. Эти 
критерии, в формулировке Маркузе, выглядят следующим образом:

  • «1) Трансцендентный проект должен быть в согласии с реальными 
    возможностями, открытыми на достигнутом 
    уровне материальной и интеллектуальной культуры. 
    2) Трансцендентный проект, вместо того чтобы фальсифицировать, установленную тотальность, должен демонстрировать свою собственную более высокую рациональность в трояком смысле, а именно: 
       а) он выдвигает перспективу сохранения и улучшения продуктивных достижений цивилизации; 
       в) он ограничивает установленную тотальность в самой ее структуре, основных тенденциях и отношениях; 
  •    с) его осуществление сулит больший шанс на мирное урегулированное существования, в рамках институций, которые сулят больший шанс на свободное развитие человеческих потребностей и способностей» .

Уже одной приведенной 
выдержки вполне достаточно, чтобы 
убедиться в нереальности и утопичности 
маркузеанского «проекта». Он противоречив от начала и до конца. Нельзя сказать, что Маркузе не видел этих противоречий.

Он их хорошо чувствует, но избавиться от них у него нет возможности.

Видимо, это и побуждает его закончить свою книгу художественно эффектной сентенцией Вальтера Беньямина: «Только из-за людей, потерявших надежду, дана нам надежда».

Надо отметить, что еще 
до появления «Одномерного человека», в произведении «Эрос и цивилизация» (1955) Маркузе пытается углубить критику 
цивилизации и взяться за исследование истории цивилизации и культуры.

Исходя из своеобразного осмысления теории Фрейда, он пытается не только дать анализ современного индустриального 
общества, но и наметить теоретические 
перспективы общества нового.

По мнению Маркузе, расширение понятия Эроса, внесение новых элементов в его 
содержание, должны способствовать заменерепрессивной цивилизации цивилизацией нерепрессивной.

Для теоретического обоснования нерепрессивной цивилизации Маркузе пытается подвести под теорию Фрейда такие соображения, которые откроют доступ к обоснованию возможности нового общества. Первым из них является утверждение возможности нерепрессивного либидо в период зрелости цивилизации. Подобное развитие возможно на основе тех умственных способностей, которые находятся вне принципа реальности и на базе которых в существующей среде возникает свобода.

По мнению Маркузе, путем, который может привести к появлению 
новой реальности, является сила воображения, фантазия, пренебрегающая существующими 
культурными ценностями.

Эта способность 
приобретает решающее значение в 
структуре разума по Маркузе, так 
как он хранит праисторическую, архаическую 
память о том времени, когда человек 
являлся целостностью, находящейся 
в гармонии с природой. Фантазия имеет собственную истину, а также и претензии на знание.

Это память о свободе, способность сохранения целостности и всего того, что человек утратил благодаря прогрессу. По мнению Маркузе, фантазия ведет к знанию, используя искусство, и именно искусство может привести к гармонии противоречивую реальность. Фантазия истинна там, где говорит о свободе и возврате к архаической гармонии.

В искусстве это достигается отрицанием несвободы, и его истинность измеряется степенью представления свободы,   т. е. она должна быть рассмотрена как эстетический феномен. Таким образом, искусство противостоит реальности, управляемой производственным принципом.

Маркузе указывает, что, хотя искусство всегда являлось формой противодействия, представляя репрессированную свободу, на современном этапе, из-за крайней 
формы принципа производительности, существующая оппозиционность искусства 
уже не является эффективной. По его 
мнению, оппозиция утеряла свою жизнеспособность, и уже не представляет радикальную 
силу.

Маркузе считает, что искусство 
сохранит свою подлинную сущность там, где разрушит традиционные формы 
и превратится в радикальную 
силу в деле освобождения репрессированной свободы, и такую силу он видят 
в современном искусстве авангарда. Если же искусство примиряется с 
подавляющим характером общества, то оно может играть в нем лишь отрицательную роль.

Маркузе не разделяет мнения Фрейда о том, что ни на одной ступени 
развития цивилизации фантазия не меняет своего значения.

Он старается обосновать, что цивилизация в форме, отличной от нынешней, и опирающаяся на другой принцип реальности — возможна, что фантазии это под силу, что ее образы (images) обращаются не только к прошлому, но и к будущему, и в большей степени — к будущему, чем к прошлому.

Главным для Маркузе является обоснование возможности направления фантазии на будущее; то есть обоснование того, что Фрейд считал просто утопией. Здесь Маркузе обращается к Юнгу, взгляды которого на воображение разделяет. Юнг приписывает воображению сознательность и считает его той силой, которая объединяет всякое противоречие разума.

Признание воображения объединяющей силой разума является для Маркузе самым важным. Он считает, что оно в состоянии проложить мост между субъектом и объектом, прошлым и будущим и т. д. Для фактологического обоснования возможности воображения будущего Маркузе обращается к сюрреализму, который ищет в будущем свободу и счастье.

Маркузе всецело согласен с идеей сюрреалистов о том, что воображение более глубоко постигает реальность, что его образы более истинны, чем факты; отличительным признаком этих образов и является то, что их истинность, состоящая в том, что она выражает «великий отказ», отказ подавления во всех измерениях, не совпадает с истинностью фактов.

Эта борьба за свободу под 
силу только искусству, так как с 
социальной и политической точки 
зрения она пока что представляется утопией.

Обращение к будущему с 
помощью нерепрессивной социальной конструкции он считает вполне возможным 
даже с социально-политической точки 
зрения: когда тотальность репрессии 
устранена, открывается дорога к 
возможностям нерепрессивной цивилизации. Таким образом, Маркузе пытается с помощью воображения перекинуть мост между эстетикой и политикой.

Утопия по своей природе является единением логического и эстетического, рационального и чувственного. Поэтому 
обращение воображения к утопии, особенно в социально-политическом аспекте, представляется Маркузе самым 
выгодным путем.

Воображению у Маркузе 
отводится одно из главных мест в 
деле проектирования будущего общества.

«Великий отказ» Маркузе является детищем 
воображения: оно является единственной способностью разума, которая противостоит и отрицает существующую реальность, связывая действительное с возможным.

Воображение, считает Маркузе, демонстрирует возможность превращения утопического мира в реальный. Воображение представляет собой ту способность, которая открывает возможности противостояния существующему обществу.

Для обоснования нерепрессивной цивилизации Маркузе обращается к образам Орфея и Нарцисса как к архетипам человеческого 
существования в условиях репрессивной цивилизации. Направляющим архетипом 
цивилизации у Маркузе является Прометей как символ прогресса.

Но такой 
символ неприемлем для него, поскольку 
он утверждает принцип репрессированной реальности и служит ее прогрессу, следовательно, Маркузе ищет символы для новой 
реальности в архетипах, наполненных 
противоположным содержанием.

Образы Орфея и Нарцисса являются символами 
нерепрессивной реальности, которые 
оправдывают присутствие красоты, спокойствия и того порядка, который не подавляет человека. И в такой реальности инстинктивные потребности человека удовлетворены.

Для философского обоснования 
«орфическо-нарцисского эроса» Маркузе 
обращается к философии Баумгартена, Канта и Шиллера, где эстетическое измерение представлено как объединяющее чувственную и моральную сферу.

эстетическое измерение в маркузеанской 
интерпретации теории Канта предстает 
сферой, посредством которой окажется возможным осуществление принципов 
нерепрессивной цивилизации, где «разум чувственен, а чувства — разумны».

Далее он обращается к шиллеровской форме цивилизации, где посредством импульса игры эстетическая функция приведет к согласию чувства и разум, снимет с разума репрессивные признаки и скоординирует его с потребностями чувств.

Для обоснования новой 
реальности Маркузе обращается к 
примату чувственности, так как 
считает, что она является определяющей для существования свободной 
культуры.

А в свободной культуре необходимы сублимация разума и самосублимация чувства, благодаря чему высокие 
ценности и низкие способности придут в согласие и будут способствовать существованию свободного индивида в свободном обществе.

Однако конкретного 
обоснования возможности этого 
у Маркузе не имеется.

В деле создания нерепрессивного 
порядка Маркузе считает решающими 
сексуальные инстинкты, так как 
создание такого порядка в большей 
мере зависит от того, смогут ли в 
измененных социальных условиях сексуальные 
инстинкты создать соответствующие 
свободные отношения между индивидами, т. е.

смогут ли они, после устранения господства принципа производственности, создать «либидную рациональность». Для Маркузе важно показать, сколь 
определяющую роль играет подавление сексуальных инстинктов, отличающее существующую цивилизацию, как в 
противопоставлении индивида и общества, так и в разрушении целостности 
индивида.

По его мнению, в условиях нерепрессивной реальности будет наблюдаться 
абсолютно противоположная картина, поскольку трансформация сексуальных 
инстинктов вызовет изменения и 
в общественных институтах.

Хотя освобождение сексуальных инстинктов в обычных условиях грозит уничтожением государства, Маркузе в своей модели нового общества видит иные перспективы: в свободном обществе, благодаря устранению принципа производительности, социальная трансформация изменит содержание сексуальных инстинктов.

И в этом случае сексуальность претерпевает самосублимацию (этот термин у Маркузе означает трансформацию сексуальных инстинктов после устранения принципа производительности). Самосублимация подразумевает восстановление первичной структуры сексуальности и расширение ее понятийного содержания.

Самосублимация для Маркузе является самой приемлемой формой из тех, которые протекают без десексуализации, поскольку это такое положение, при котором сексуальные инстинкты и удовлетворены (но их сексуальная организация отличается от прежней, существующей при господстве принципа производительности), и, вместе с тем, либидозны.

Источник: https://www.turboreferat.ru/philosophy/gerbert-markuze-odnomernyj-chelovek/261516-1461919-page2.html

Г.Маркузе. «Одномерный человек»

СамГТУ

Конспект-рецензия на книгу 

Г.Маркузе. «Одномерный человек.»

Цыгановой Светланы

IV-ИЭФ-9

Ге́рберт Марку́зе — немецкий и американский философ и социолог. Наряду с Т. Адорно и М. Хоркхаймером — один из основателей Франкфуртского института социальных исследований. Он создал философскую концепцию состоящую из органичного синтеза идей марксизма и фрейдизма.

Марксизм идет от рассмотрения общества к пониманию отдельного человека, а фрейдизм, наоборот, переходит от анализа влечений индивида к трактовке общественных тенденций.

Маркузе стремился совместить обе линии рассуждений, репрессивное общество порождает одномерного человека, а подавляемый человек воспроизводит отношения принуждения. В 1964 году Г. Маркузе написал книгу «Одномерный человек».

В результате действия государства и стоящих за ним господствующих классов через средства массовой информации намеренно формируется одномерное видение мира: ориентация на абсолютную эффективность производства, ориентация на искусственное создание развращающих людей потребностей, представление о тождественности технологического и духовного развития общества. Основой саморегулирования современной индустриальной цивилизации является уже не репрессия, не подавление влечений и потребностей большинства, а формирование стандартных, ложных потребностей, привязывающих индивида к современному обществу. Индивид лишается основы, на которой он мог бы развить автономию, и способность противостоять целому обществу. Формируется модель «одномерного мышления» и поведения. Реализацию этой модели и прослеживает в своей книге Г. Маркузе на разных уровнях и в разных областях: на уровне индивида, на уровне общественных процессов, в науке и философии.

«В развитой индустриальной цивилизации царит комфортабельная, покойная, умеренная, демократическая 
несвобода, свидетельство технического прогресса». «Права и свободы, игравшие роль жизненно важных факторов на ранних этапах индустриального общества, сдают 
свои позиции при переходе этого 
общества на более высокую ступень, утрачивая свое традиционное основание и содержание».

Освобождение человека от тотального контроля общества целиком 
зависит от осознания своего рабства. Свободные выборы господ не ликвидируют 
деление на господ или рабов. Выравнивание классовых различий — идеологическая функция средств массовой коммуникации.

Люди узнают себя в своих товарах, начинают подчиняться законом, диктуемым 
этими вещами. На современном этапе 
технологический контроль выступает 
в качестве воплощения разума, любое 
противоречие ему кажется иррациональным, а любое сопротивление — невозможным.

Индивидуальный протест задыхается в зародыше.

Г. Маркузе дает определения 
ложным и истинным потребностям: «Мы 
можем различать истинные и ложные потребности. Ложными являются те, которые 
навязываются индивиду особыми социальными 
интересами в процессе его подавления: это потребности, закрепляющие тягостный 
труд, агрессивность, нищету и несправедливость.

Их утоление может приносить значительное удовлетворение индивиду, но это не то счастье, которое следует оберегать 
и защищать, поскольку оно (и у 
данного, и у других индивидов) сковывает 
развитие способностей распознать недуг 
целого и находить пути к его излечению. В результате — эйфория в условиях несчастья.

Большинство преобладающих 
потребностей (расслабляться, развлекаться, потреблять и вести себя в соответствии с реальными образами, любить и 
ненавидеть то, что любят и ненавидят 
другие) принадлежат к этой категории 
ложных потребностей».

Окончательно на вопрос о том, что являются подлинными потребностями, а что ложными, ошибочными должны ответить сами индивиды, но только если на их выбор ничто не будет влиять.

Помимо этого Маркузе 
обращает свое внимание на «третий мир», страдающий от империализма, войн, голода, отравленной природы, слаборазвитости, чудовищной экономической эксплуатации со стороны стран западного «золотого миллиарда», который Маркузе и противопоставил западному «первому миру».

Он указывал, что высокоразвитое «общество благоденствия» создало оазисы довольства в развитых западных странах за счет безумной эксплуатации «третьего мира», наука и техника скрывают то, что происходит в странах «третьего мира».

Маркузе одним из первых с марксистских позиций четко определил проблему «богатый Север — бедный Юг» четко указав, что западный «первый мир» (включая и западный «средний класс») выступает в роли коллективного эксплуататора по отношению к «третьему миру» фактически одновременно с Маркузе к подобным выводам пришли два других великих революционера 60-х годов — Эрнесто Че Гевара и Председатель Мао.

Читайте также:  Краткое содержание на западном фронте без перемен ремарка за 2 минуты пересказ сюжета

Источник: https://www.referat911.ru/Sociologiya/gmarkuze-odnomernyj-chelovek/262954-2565169-place1.html

Книга Одномерный человек — читать онлайн. Маркузе Герберт. Книги читать онлайн бесплатно без регистрации

Герберт Маркузе

Одномерный человек

Введение

ПАРАЛИЧ КРИТИКИ: ОБЩЕСТВО БЕЗ ОППОЗИЦИИ

Не служит ли угроза атомной катастрофы, способной истребить человеческую расу, защите именно тех сил, которые порождают и стремятся увековечить эту опасность? И не затемняют ли в то же время усилия, направленные на ее предотвращение, поиск ее потенциальных причин в современном индустриальном обществе? Оставаясь нераспознанными, непредъявленными обществу для обсуждения и критики, они отступают перед куда более очевидной угрозой извне: для Запада — с Востока, для Востока — с Запада. Не менее очевидно, что жизнь превращается в существование, так сказать, на грани, в состояние постоянной готовности принять вызов. Мы молча принимаем необходимость мирного производства средств разрушения, доведенного до совершенства расточительного потребления, воспитания и образования, готовящего к защите того, что деформирует как самих защитников, так и то, что они защищают.

Если мы попытаемся связать причины этой опасности с тем способом, которым общество организовано и организует своих членов, то поймем, что развитое индустриальное общество растет и совершенствуется лишь постольку, поскольку оно поддерживает эту опасность. Защитная структура облегчает жизнь многим и многим людям и расширяет власть человека над природой.

При таких обстоятельствах наши средства массовой информации не испытывают особых трудностей в том, чтобы выдавать частные интересы за интересы всех разумных людей. Таким образом, политические потребности общества превращаются в индивидуальные потребности и устремления, а удовлетворение последних, в свою очередь, служит развитию бизнеса и общественному благополучию.

Целое[1] представляется воплощением самого Разума.

Тем не менее именно как целое это общество иррационально.

Его производительность разрушительна для свободного развития человеческих потребностей и способностей, его мирное существование держится на постоянной угрозе войны, а его рост зависит от подавления реальных возможностей умиротворения борьбы за существование — индивидуальной, национальной и международной.

Эта репрессия, которая существенно отличается от имевшей место на предшествующих, более низких ступенях развития общества, сегодня действует не с позиции природной и технической незрелости, но скорее с позиции силы.

Никогда прежде общество не располагало таким богатством интеллектуальных и материальных ресурсов и, соответственно, не знало господства общества над индивидом в таком объеме. Отличие современного общества в том, что оно усмиряет центробежные силы скорее с помощью техники, чем Террора, опираясь одновременно на сокрушительную эффективность и повышающийся жизненный уровень.

Исследование истоков этого развития и изучение исторических альтернатив входит в задачи критической теории современного общества, анализирующей общество в свете возможностей (которые общество употребило, или не употребило, или которыми злоупотребило) улучшения условий существования человека.

Разумеется, здесь не обойтись без ценностных суждений.

Если мерой для утвердившегося способа организации общества могут служить другие возможные пути, которые, по общему мнению, с большей вероятностью способны облегчить борьбу человека за существование, то для специфически исторической практики такой мерой могут быть ее собственные исторические альтернативы. Таким образом, с самого начала любая критическая теория общества сталкивается с проблемой исторической объективности — проблемой, которая возникает вокруг двух моментов, предполагающих ценностные суждения:

1) суждение, что человеческая жизнь стоит того, чтобы ее прожить, или скорее может и должна стать таковой. Это суждение лежит в основе всякого интеллектуального усилия и отказ от него (совершенно логично) равнозначен отказу от самой теории;

2) суждение, что в данном обществе существуют возможности для улучшения человеческой жизни и специфические способы и средства реализации этих возможностей. Критическая теория должна, основываясь на эмпирических данных, показать объективную значимость этих суждений.

Существующее общество располагает интеллектуальными и материальными ресурсами, количество и качество которых вполне поддается определению.

Каким образом можно употребить эти ресурсы для оптимального развития и удовлетворения индивидуальных потребностей и способностей при минимуме тяжелого труда и бедности? Социальная теория не может не быть исторической теорией, т. к. история — это царство случая в царстве необходимости.

Поэтому вопрос состоит в том, какие из различных возможных и данных способов организации и использования наличных ресурсов обещают наибольшую вероятность оптимального развития?

Чтобы ответить на эти вопросы, следует произвести ряд начальных абстракций. Для того чтобы выделить и определить возможности оптимального развития, критическая теория должна абстрагироваться от существующего способа использования ресурсов общества и обусловленных им последствий.

Такой метод абстрагирования, отказывающийся принять данный универсум фактов как окончательный, обосновывающий контекст, такой «трансцендирующий» анализ фактов в свете их неиспользованных и отвергнутых возможностей присущи самой структуре социальной теории, которая противостоит всякой метафизике в силу строго исторического характера трансцендирования[2] Эти «возможности» должны быть осуществимы силами соответствующего общества, т. е. должны поддаваться определению как практические цели. Кроме того, абстрагирование от существующих институтов должно выражать действительную тенденцию, т. е. их преобразование должно быть действительной потребностью основной части населения. Социальную теорию интересуют исторические альтернативы, которые проявляются в существующем обществе как подрывные тенденции и силы. Когда ценности, связанные с этими альтернативами в силу исторической практики, обретают реальность и становятся фактами, эти социальные изменения полагают предел для теоретических понятий.

Но в данном случае критика развитого индустриального общества сталкивается с ситуацией, которая, похоже, лишает ее всяких оснований.

Технический прогресс, охвативший всю систему господства и координирования, создает формы жизни (и власти), которые, по видимости, примиряют противостоящие системе силы, а на деле сметают или лишают почвы всякий протест во имя исторической перспективы свободы от тягостного труда и господства.

Очевидно, что современное общество обладает способностью сдерживать качественные социальные перемены, вследствие которых могли бы утвердиться существенно новые институты, новое направление производственного процесса и новые формы человеческого существования.

В этой способности, вероятно, в наибольшей степени заключается исключительное достижение развитого индустриального общества; общее одобрение Национальной цели, двухпартийная политика, упадок плюрализма, сговор между Бизнесом и Трудом в рамках крепкого Государства свидетельствует о слиянии противоположностей, что является как результатом, так и предпосылкой этого достижения.

То, насколько изменилась основа критики, можно проиллюстрировать путем беглого сравнения начального этапа формирования теории индустриального общества с современным ее состоянием.

В период своего зарождения в первой половине девятнадцатого столетия критика индустриального общества, выработав первые концепции альтернатив, достигла конкретности в историческом опосредовании теории и практики, ценностей и фактов, потребностей и задач.

Это историческое опосредование произошло в сознании и политических действиях двух крупнейших противостоящих друг другу классов: буржуазии и пролетариата. Но, хотя в капиталистическом мире они по-прежнему остаются основными классами, структура и функции обоих настолько изменились в ходе капиталистического развития, что они перестали быть агентами исторических преобразований.

Всепобеждающий интерес в сохранении и улучшении институционального status quo объединяет прежних антагонистов в наиболее развитых странах современного общества. Что касается коммунистического общества, то и там технический прогресс обеспечивает рост и сплоченность в такой степени, что реалистичность понятия лишенной скачков эволюции подавляет саму идею качественных перемен.

В отсутствие явных агентов и сил социальных перемен критика не находит почвы для соединения теории и практики, мысли и действия и, таким образом, вынуждена восходить на более высокий уровень абстракции. Даже самый эмпирический анализ исторических альтернатив начинает казаться нереалистичной спекуляцией, а подобные убеждения — делом личного (или группового) предпочтения.

Источник: https://izdaiknigu.ru/bookread-93011

"Одномерный человек": теория Герберта Маркузе

Герберт Маркузе был философским знаменем молодежного бунта 1968 года. Это когда студенты забаррикадировались в Латинском квартале и кидали зажигательные смеси в полицию.

Именно теория Маркузе была взята левыми радикалами в качестве интеллектуального оправдания того, чтобы громить Париж, выдавая это за борьбу с буржуазностью.

(Кстати, традиция время от времени громить Париж является милой особенностью столицы Франции, начало положили еще в 1789 году).

Студенческие выступления в Париже в 1968 году. Фото из открытого источника в интернете

Но вернемся к Маркузе. Его, что ли, винить в уличных боях?! Конечно, нет. Ни один философ не застрахован от того, что его идеи не схватят чьи-то горячие, нетерпеливые руки, интерпретируют, как им угодно, и начнут под этим соусом вытворять черт знает что. Маркс вон тоже не мечтал о ГУЛАГе, а вот как оно вышло… Ницше пришел был в ужас от Гитлера…

Итак, кто такой Маркузе, и что в его философии так понравилось французским студентам 1968 года? Герберт Маркузе был одним из основателей так называемой Франкфуртской школы философии, возникшей в 30-е годы ХХ века понятно, где.

Ее представители опирались на социалистические и либеральные идеи, приправляя их долей фрейдизма. Их целью было изучение современного общества, постановка ему диагноза и поиск путей выздоровления.

А то, что современное общество глубоко больное, им было очевидно.

Герберт Маркузе (1898-1979)

В подобном ключе мыслил и Маркузе. В своем знаменитом труде «Одномерный человек» он писал, что возникновение индустриальной цивилизации означает появление царства сытой, комфортабельной, демократической несвободы. Общество навязывает свой контроль над личностью, при этом апеллирует к идеям справедливости и равенства.

Государство (ведомое элитой) через СМИ формирует одномерное видение мира и создает одномерного человека. Это делается так: развитие производства ведет к росту потребления. У человека возникает огромный выбор из тысяч предметов.

Любой каприз за ваши деньги! Есть все. Одновременно технологическое развитие отождествляется в духовным. Пролетариат перестает быть революционным классом. Ему уже есть что терять, и вообще — он сыт, обут, одет, имеет все необходимое.

Фото из открытого источника в интернете

Единственный класс, способный бороться против одномерности — носители двумерного сознания, то есть интеллектуалы. Они могут восстать против «умиротворенного существования» и изменить общество, обеспечить ему прорыв в будущее. Но это невозможно без того, чтобы люди не нашли путь от ложного сознания к истинному, от мелких, второстепенных интересов к подлинным.

Чтобы спасти общество от прямой дороги в стоячее болото, надо, чтобы у людей возникла потребность в изменении своего образа жизни. Впрочем, Маркузе смотрел на это весьма скептически. Он склонялся к тому, что одномерный человек, скорее всего, победит.

Фото из открытого источника в интернете

Парижские студенты не хотели быть одномерными. Вот и вышли бунтовать.

  • Давайте ссылки на мой канал и читайте еще здесь:
  • Праздник с точки зрения культурологии
  • Что такое мессианский народ
  • А вот тут занятная статья для интересующихся мифами:
  • Кто такие сивиллы и почему они находятся на потолке Сикстинской капеллы

Источник: https://zen.yandex.ru/media/id/5bfd08ec7d716900aa72e8ee/5cfd64623033ae00af00ce79

Ссылка на основную публикацию
Adblock
detector