- Платон
- Апология Сократа
- ПОСЛЕ ОБВИНИТЕЛЬНЫХ РЕЧЕЙ
Как подействовали мои обвинители на вас, о мужи афиняне, я не знаю; что же меня касается, то от их речей я чуть было и сам себя не забыл: так убедительно они говорили. Тем не менее, говоря без обиняков, верного они ничего не сказали.
Но сколько они ни лгали, всего больше удивился я одному — тому, что они говорили, будто вам следует остерегаться, как бы я вас не провел своим ораторским искусством; не смутиться перед тем, что они тотчас же будут опровергнуты мною на деле, как только окажется, что я вовсе не силен в красноречии, это с их стороны показалось мне всего бесстыднее, конечно, если только они не считают сильным в красноречии того, кто говорит правду; а если это они разумеют, то я готов согласиться, что я — оратор, только не на их образец. Они, повторяю, не сказали ни слова правды, а от меня вы услышите ее всю. Только уж, клянусь Зевсом, афиняне, вы не услышите речи с разнаряженной, украшенной, как у этих людей, изысканными выражениями, а услышите речь простую, состоящую из первых попавшихся слов. Ибо я верю, что то, что я буду говорить, — правда, и пусть никто из вас не ждет ничего другого; да и неприлично было бы мне в моем возрасте выступать перед вами, о мужи, наподобие юноши с придуманною речью.
Так вот я и прошу вас убедительно и умоляю, о мужи афиняне: услыхавши, что я защищаюсь теми же словами, какими привык говорить и на площади у меняльных лавок, где многие из вас слыхали меня, и в других местах, не удивляйтесь и не поднимайте из-за этого шума.
Дело-то вот в чем: в первый раз пришел я теперь в суд, будучи семидесяти лет от роду ; так ведь здешний-то язык просто оказывается для меня чужим, и как вы извинили бы меня, если бы я, будучи в самом деле чужеземцем, говорил на том языке и тем складом речи, к которым привык с детства, так и теперь я прошу у вас не более, чем справедливости, как мне кажется, — позволить мне говорить по моему обычаю, хорош он или нехорош — все равно, и смотреть только на то, буду ли я говорить правду или нет; в этом ведь и заключается долг судьи, долг же оратора — говорить правду.
И вот правильно будет, о мужи афиняне, если сначала я буду защищаться против обвинений, которым подвергался раньше, и против первых моих обвинителей, а уж потом против теперешних обвинений и против теперешних обвинителей.
Ведь у меня много было обвинителей перед вами и раньше, много уже лет, и все-таки ничего истинного они не сказали; их-то опасаюсь я больше, чем Анита с товарищами.
И эти тоже страшны, но те еще страшнее, о мужи! Большинство из вас они восстановляли против меня, когда вы были детьми, и внушали вам против меня обвинение, в котором не было ни слова правды, говоря, что существует некий Сократ, мудрый муж, который испытует и исследует все, что над землею, и все, что под землею, и выдает ложь за правду.
Вот эти-то люди, о мужи афиняне, пустившие эту молву, и суть страшные мои обвинители, потому что слушающие их думают, что тот, кто исследует подобные вещи, тот и богов не признает.
Кроме того, обвинителей этих много и обвиняют они уже давно, да и говорили они с вами в том возрасте, когда вы больше всего верили на слово, будучи детьми, некоторые же юношами, словом — обвиняли заочно, в отсутствие обвиняемого. Но всего нелепее то, что и по имени-то их никак не узнаешь и не назовешь, разве вот только сочинителей комедий.
Ну а все те, которые восстановляли вас против меня по зависти и злобе или потому, что сами были восстановлены другими, те всего неудобнее, потому что никого из них нельзя ни привести сюда, ни опровергнуть, а просто приходится как бы сражаться с тенями, защищаться и опровергать, когда никто не возражает. Так уж и вы тоже согласитесь, что у меня, как я сказал, два рода обвинителей: одни — обвинившие меня теперь, а другие — давнишние, о которых я сейчас говорил, и признайте, что сначала я должен защищаться против давнишних, потому что и они обвиняли меня перед вами раньше и гораздо больше, чем теперешние. Хорошо.
Итак, о мужи афиняне, следует защищаться и постараться в малое время опровергнуть клевету, которая уже много времени держится между вами.
Желал бы я, разумеется, чтобы так оно и случилось и чтобы защита моя была успешной, конечно, если это к лучшему и для вас, и для меня. Только я думаю, что это трудно, и для меня вовсе не тайна, какое это предприятие.
Ну да уж относительно этого пусть будет, как угодно богу , а закон следует исполнять и защищаться.
Читать дальшеКОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКАВы можете купить эту книгу и продолжить чтениеХотите узнать цену?ДА, ХОЧУ
Источник: https://libcat.ru/knigi/nauka-i-obrazovanie/filosofiya/182460-platon-apologiya-sokrata.html
Дневник чтения. Платон, "Апология Сократа" (пер.Соловьева): краткое содержание. И чуть-чуть анализ
Работу выполнила студентка первого курса, р/о, 2я французская, Беликова Наталья.Произведение есть одна большая речь, которая в свою очередь состоит из еще трех речей.
Краткое содержание:
«После обвинительных речей» Сократ: «я — оратор, только не на их образец» (т.е. не на образец тех, кто его обвиняет). Сократ говорит, что его речь отличается предельной простотой и ясностью, а главное — правдивостью, а не изощренностью слога, что очень не нравится его врагам. Из этого Сократ выводит так называемый «долг судьи» — он, по его мнению, состоит в том, чтобы «смотреть только на то, буду ли я говорить правду или нет; долг же оратора — говорить правду». (Интересно, что таким образом С. автоматически позиционирует себя как оратора (ведь в он в начале говорил «правду»)).
«Два рода обвинителей» Сократ говорит, что многим из присутствующих против него именно «внушали» обвинения, когда те были еще детьми. «Обвинения, в которых не было ни слова правды … Что существует некий Сократ, который … выдает ложь за правду».
Были еще те, «которые восстановляли проти по зависти и злобе или потому, что сами были восстановлены другими». Таким образом, получается как раз два рода обвинителей — те, что обвиняют С. теперь, и другие — старые, «давнишние», которые обвиняют уже давно и очень сильно.
«Критика прежних обвинителей» Они говорят, что С., например, брался воспитывать людей и зарабатывал на этом состояние, выдвигают еще множество нелепых обвинений. Сократ же хочет сам рассказать, чем именно он заслужил клевету. Происходит это «благодаря некоторой его мудрости».
Сократ упоминает некого философа (?) Херефонта, который спрашивал у оракула Пифия, есть ли кто-нибудь на свете умнее С., и оракул ответил, что «никого нет мудрее». С. же стал доказывать ему, что он только считает себя мудрым, а на самом деле он не мудр. И тогда многие из присутствоваших «возненавидели» его. И тогда С.
высказывает один из самых своих знаменитых и мудрейших афоризмов: «Коли я уж не знаю, то и не думаю, что знаю» (интересно, что в дальнейшем он станет лейтмотивом всей речи).
С.
говорит вполне себе очевидные вещи (на наш современный взгляд), которые, однако, в те времена казались настоящим откровением («те люди, что пользуются большою славой, показались мне, когда я исследовал дело по указанию бога, чуть ли не самыми бедными разумом»; «относительно поэтов я узнал, что они не мудростью могут творить то, чтО они творят, а какою-то прирожденной способностью» (то бишь благодаря вдохновению); «ремесленники были мудрее меня» (правильно, потому что они знали что-то, чего не мог знать С. в силу своего, личного жизненного опыта).
«Критика новых обвинителей» Мелет (философ) говорит, что С. преступает закон, «развращая молодых людей», т.е. уча их не почитать богов. Мелет утверждает, что С. «вообще не признает богов».
«Сократ о самом себе» С. рассуждает о смерти, приходит к выводу, что «никто не знает ни того, что такое смерть, ни того, есть ли она для ч-ка величайшее из благ», но тем не менее все боятся ее, как будто знают, ЧТО она такое есть. И что это наверняка ужасное зло. С.
же уверен, что самое позорное невежество — это «думать, что знаешь то, чего не знаешь». Кроме того, С. вполне себе самоуверенно утверждает, что во всем городе нет у горожан большего счастья и блага, чем «его служение богу», ведь он «только и длает, что ходит и убеждает каждого из вас … заботиться … о душе». Следовательно, если С.
убьют, то «повредят больше себе», нежели ему. С. кажется, что «бог послал его городу как такого, который целый день всюду садится и кадого будит, уговаривает, упрекает», т.е. фактически учит жизни и наставляет на путь праведный. С.
, как истинный человек чести, уверен, что в любой ситуации (он приводит случай из жизни — с пританами) гражданин должен «стоять на стороне закона» и не «перебегать» на сторогу противника, дабы спастись (сам он так и сделал).
Характерно, что С. рассказывает, почему «люди любят подолгу бывать с ним» (интересно, что таким образом С. (м.б.
бессознательно) психологически воздействует на слушателя и оправдывает себя в его глазах): «потому что они любят слушать, как я пытаю тех, которые считают себя мудрыми, не будучи таковыми». В конце речи С.
говорит, что он почитает богов, и что только им позволяет (и судье) рассудить свою участь.
«После обвинительного приговора
Источник: https://anti4ka2007.livejournal.com/359291.html
Платон «апология Сократа»
Один из первых текстов, написанных и опубликованных Платоном, относятся к жанру речи: Апология — судебная речь.
Апологию, самый ранний опубликованный Платоном текст, разумно датировать концом 90-х: вероятнее всего, в ней следует видеть реакцию Платона на Обвинение Сократа, написанное софистом Поликратом в 393 году, и на комедию Аристофана Женщины в народном собрании, поставленную в 392 году.
В Апологии нет диалектики как науки.
Все случаи употребления форм глагола διαλέγεσθαι в Апологии (19d3, 19d5, 21a5, 33a8–9, 38a4, 41c3) не позволяют предположить, будто Платон хотя бы намекает на техническую искушенность своего Сократа в искусстве рассуждений: основная установка Платона в Апологии не позволяла ему рисовать образ Сократа, искушенного в красноречии, поскольку Сократ Апологии ничего не знает и прежде всего не умеет говорить; но и помимо этого видно, что Платона в Апологии гораздо больше занимает то, что исследует и доказывает Сократ (мнимую мудрость мнимых мудрецов и подлинную мудрость одного только Бога), а не то, как он это делает, — именно поэтому ни одна процедура проверки мудрости не изображена.
- Когда Платон готовил Апологию к публикации и хотел дать яркий и убедительный ответ Поликрату, его гораздо более занимала собственно литературная задача: написать судебную речь не хуже речей известных логографов, уже научившихся подражать речам простецов, впервые столкнувшихся с необходимостью публично выступать в суде; поэтому хотя Сократ в Апологии и говорит о своей риторической неискушенности, сама Апология представляет собой блистательное литературное произведение, причем не в последнюю очередь как раз благодаря тому, что Платон весьма искусно создал образ Сократа, неискушенного в ораторском искусстве.
- В Апологии, то есть в рамках судебной речи, Платон дает также два примера того, как Сократ задавал вопросы: таковы разговор с Каллием о необходимости воспитывать сыновей и разговор с Мелетом, воспроизведенный Платоном в силу того, что афинское судопроизводство позволяло ответчику задать вопросы обвинителю.
- В беседе с Каллием о его сыновьях (20а4–b9) Сократ по личной инициативе делает именно то, чем ex officio занимались софисты, а именно, показывает необходимость учить детей: он не очень деликатно, но вполне выразительно сравнивает их с жеребятами и телятами, но в результате выясняется, что Каллий и без вразумления со стороны Сократа уже нанял для своих сыновей заезжего софиста Эвена с Пароса, так что для проведения протрептических процедур у Сократа нет повода.
Вопросы к Мелету ярко демонстрируют иронию Сократа и его остроумие, но никак не обнаруживают некой специальной техники, позволяющий выделить из Апологии данный пассаж как не соответствующий судебной речи: Сократ обвиняет своего обвинителя Мелета в том, в чем обвинитель Мелет обвиняет его (24с4–5), ссылается на невероятность того, что утверждает обвинитель (25b7–c1; 25d8–e6), обнаруживает неправильную оценку обвинителем своих действий (25е6–26а1), указывает на необоснованность вызова в суд (26а2–7), ссылается на то, что выдвинутые обвинения относятся к другому человеку (26d6), показывает, что обвинитель не уважает суд и смеется над ним (27а7) и что у обвинителя отсутствуют свидетели (34а3–6). Усмотреть в этом пассаже отражение некоего продуманного и разработанного для школы сократического метода, на мой взгляд, никак нельзя.
Слова ἔλεγχος и ἐλέγχειν в Апологии также еще не являются терминами, а использованы в своих обычных значениях: ἔλεγχος — «проверка», «отчет», а ἐλέγχειν — «проверять», «требовать отчета».
В Апологии можно найти новую концепцию эленхос-опровержения, в точности соответствующего определению эленхос в Софисте, что вполне согласуется с подходом Робинсона.
Но мне не кажется сколько-нибудь корректным рассматривать Апологию исходя из Софиста, да еще на том основании, что, мол, Платон сознательно отразил в Софисте ситуацию V века и дал понять, что уже Сократ, его современники и предшественники использовали этот метод.
Платон пользуется глаголом ἐλέγχειν в его обычном значении «проверки» и после «Софиста», где софистическое и философское понимание этого термина рассмотрено им наиболее подробно. Рассуждая в Законах о средстве проверять трусость и храбрость граждан, Афинянин советует проверять их в состоянии аффекта (Legg.
648b8: ἐλέγχων ἐν τοῖς παθήμασιν); возможность ввести обычай сисситий для женщин вызывает недоверие, хотя это подтверждено на деле (839d1: ἐλεγχθὲν δ’ ἔργῳ); запись предписаний относительно законов всегда будет подтверждать правильность их толкования (891а1–2: …ἐν γράμμασι τεθέντα, ὡς δώσοντα εἰς πάντα χρόνον ἔλεγχον); граждане должны изобличать поддельные товары (917d4–5: μὴ ἐλέγχων… ἐλέγξας) — разумеется, не с помощью эленктического метода.
- 18d4–6: Сократ называет тех, кто клеветнически обвинял его из зависти, и тех, кто им поверил, совершенно недосягаемыми: их нельзя вызвать в суд и проверить их обвинения, так что ему, защищаясь, приходится сражаться с тенями требовать отчета в отсутствие ответчика (οὐδὲ γὰρ ἀναβιβάσασθαι οἷόν τ’ ἐστὶν αὐτῶν ἐνταυθοῖ οὐδ’ ἐλέγξαι οὐδένα, ἀλλ’ ἀνάγκη ἀτεχνῶς ὥσπερ σκιαμαχεῖν ἀπολογούμενόν τε καὶ ἐλέγχειν μηδενὸς ἀποκρινομένου).
- 21b9–c1: узнав об оракуле, назвавшем его мудрейшим, Сократ пришел к одному из тех, кто казался мудрым, — не для того, чтобы изобличить этого казавшегося мудрым человека, а чтобы проверить оракул (ὡς… ἐλέγξων τὸ μαντεῖον), указав на того, кто мудрее его.
- 22a7–8: Сократу пришлось потрудиться, чтобы оракул не остался без проверки (ἵνα μοι καὶ ἀνέλεγκτος ἡ μαντεία γένοιτο).
- 39c7: осудившие Сократа на смерть надеются избавиться от необходимости давать отчет о своей жизни (διδόναι ἔλεγχον τοῦ βίου).
При непредвзятом подходе к приведенным фрагментам, я думаю, совершенно очевидно, что в них отсутствует некое специально «сократическое», школьное, техническое употребление слов ἔλεγχος и ἐλέγχειν в смысле изобличения некорректности некоего утверждения с целью убедить собеседника исправиться, осознав свою неправоту. Но есть еще два контекста, на которых нужно остановиться специально.
А именно, Сократ обращается к афинянам и призывает их заботиться о разуме и истине, а также о том, чтобы душа у них была как можно лучше; а ежели кто скажет, что он и так заботится, того, говорит Сократ, «я не отпущу сразу, и не уйду от него, поговорю с ним, и расспрошу его и проверю, и если в результате я решу, что добродетели у него нет, а он говорит, что есть, я побраню его…».
Последовательность «поговорю, расспрошу и проверю» совершенно естественна для того образа, который рисует Платон в Апологии: образа заботливого старшего брата или отца; в отличие от той концепции проверки, которую позднее будет развита в Академии, эленхос в Апологии не содержит самого главного: проверять не того или иного человека (или оракул), а проводимое рассуждение. Вот почему в Хармиде (середина 370-х) так возмущается Критий, упрекающий Сократа в том, что он нарушает собственное правило и проверяет его, Крития, а не то, чему посвящено проводимое рассуждение. К этой установке Сократа в тогдашней Академии привыкли, потому что уже в Протагоре (середина — вторая половина 80-х) Сократ подчеркивает, что ему безразлично, придерживается отвечающий того или иного мнения или нет: Сократ исследует само рассуждение, хотя иной раз попутно он исследует и себя, вопрошающего, и того, кто отвечает.
Но Апология была первой платоновской публикацией, то есть первым текстом Платона, который вышел за пределы аристократического клуба, где Платон мог излагать все что угодно, в частности, свои концепции государства, придавая им тем самым публичный характер. Сократ Апологии еще никак не может придерживаться той установки, которая появляется у Платона значительно позднее, потому что он занят принципиально иным: он проверяет оракул и, разумеется, убеждается в его истинности.
Относительно ремесленников Сократ заранее уверен, что они знают много хорошего, и вообще нельзя не заметить, что Сократ Апологии далек от интеллектуалистского снобизма, практически целиком сосредоточен на этической проблематике и подчеркнуто демократичен: он, в частности, убежден, что люди попроще обладают большей разумностью. И мы видно также, что проверки Сократа еще не несут протрептической функции, которую эленхос впервые будет выполнять в Хармиде, развитом рамочном диалоге, написанном в уже функционирующей Академии не ранее 70-х годов.
Помимо этого Сократу по существу нет необходимости проверять себя и свои поступки, потому что все, что он делает, внушено ему богом, который не лжет и постоянно — в том числе и во время процесса — его опекает.
И хотя Сократ говорит, что бог предписал ему жить, занимаясь философией и исследованием себя и других, но результат исследования себя состоит в признании своего незнания и потому исключает проверку неких логических процедур; точно так же Сократ остается в уверенности, что в течение всей жизни вел себя достойно.
Знание собственного незнания не мешает Сократу утверждать, что он всегда говорит правду и что он — пусть на самую малость — мудрее любого другого, что он сопоставим с героями, павшими под Троей, в частности, с Ахиллом, что он правильно ведет свою защиту и заслуживает бесплатных обедов в пританее… За всеми этими рассуждениями нет того, что будет служить весьма значимым фоном для платоновских диалогов более позднего времени: школы и постоянных занятий, требующих определенной методики и готовности по всей форме отвечать за сделанные утверждения.
Поэтому когда Сократ говорит, что после его казни у афинян будет много «проверяльщиков» (39d1: οἱ ἐλέγχοντες), которых он до сих пор сдерживал, за этим словом также нельзя усмотреть некий технический смысл: Сократ Апологии весьма убедительно говорит о том, что он никогда никого и ничему не учил, поэтому Платон не мог иметь в виду под «проверяльщиками» армию вышколенных «сократиков», вооруженных эленктическим методом, который разработал их учитель. Из Апологии ясно, что прежде всего это молодые люди из богатых семейств, располагающие досугом для такого рода баловства (23с2–3: οἱ νέοι… οἷς μάλιστα σχολή ἐστιν, οἱ τῶν πλουσιωτάτων).
О том, что ἔλεγχος и ἐλέγχειν для Платона в Апологии не термины, можно судить еще и потому, что он наряду с ними в самых ответственных местах, то есть при рассказе о проверке, использует в качестве синонимов другие слова и выражения.
Вознамерившись проверить оракул (21с1: ἐλέγξων τὸ μαντεῖον), Сократ рассматривает (21с3–4: διασκοπῶν… τοῦτον… πρὸς ὃν… σκοπῶν) некоего политика и пытается показать ему (21с7–8: ἐπειρώμην αὐτῷ δεικνύναι), что он мнимый мудрец; но и оракул, который Сократ только что проверял, он чуть ниже рассматривает (21е6: σκοποῦντι τὸν χρησμὸν), а людей — исследует (22а4: ζητοῦντι); поэтов Сократ начинает расспрашивать о смысле их произведений (22d4: διηρώτων ἂν αὐτοὺς τί λέγοιεν), и он уверен, что ремесленники знают много хорошего (22d1–2: τούτους δέ γ’ ᾔδη ὅτι εὑρήσοιμι πολλὰ καὶ καλὰ ἐπισταμένους); в целом о своих испытательных трудах Сократ говорит как о некоем исследовании (22е6: ἐκ ταυτησὶ δὴ τῆς ἐξετάσεως; ср. 23с4–5: …ἐξεταζομένων τῶν ἀνθρώπων… ἐπιχειροῦσιν ἄλλους ἐξετάζειν).
Итак, в Апологии не сталкнешься даже с намеком на эленхос как на развитую школьную процедуру опровержения некоего утверждения, проводимого, в частности, с целью обратить опровергаемого собеседника к философии.
В Апологии истина дана Сократу вне диалектических процедур: сила Сократа — не в вопросах, а в речах и поведении.
Рассмотрение текста Платона позволяет предположить, что в это время Платон преимущественно занят публикацией речей, полемически заостренных против современных ему софистов (в частности, против Поликрата, Антисфена, Эсхина).
В это время Платон не занят разработкой эленктической техники, хотя современные ему софисты очевидно упражняются в ней (в частности, эленктические мотивы несомненно были у Эсхина).
У Платона диалог Сократа с Каллием в Апологии не знает не только эленктики, но и связанных с эленктикой протрептических мотивов: в этом тексте как Платонов Сократ, так и сам Платон менее всего похожи на школьных учителей, подвергающих испытаниям потенциальных учеников и их родителей, поскольку и Платонов Сократ принципиально ничему не учит, и у Платона еще нет школы.
Блистательно начав литературное творчество c Апологии, Платон в этой и последующих речах с легкостью демонстрирует свое очевидное превосходство над Поликратом, Антисфеном, Эсхином и, вероятно, другими софистами, писавшими о Сократе; при этом он охотно откликается на развиваемые софистами темы и жанры, но покамест не на технику их бесед.
Источник: https://xn--80aaowabp5a6h2a.xn--p1ai/besplatnye-gotovye-studencheskie-raboty/2017-08-10/platon-apologiya-sokrata
Платон. «Апология Сократа» Конспект
- [После обвинительных речей]
- В речах обвинителей не было ни слова правды.
- Сократу было 70 лет.
Два рода обвинителей: одни обвинили теперь, а другие давно, и они более опасны, т.к. их нельзя опровергнуть. На суде С. защищался против первых.
Сократ не отрицал богов, не занимался воспитанием, но приобрел известность мудростью.
Пифия ответила на вопрос Херефонта в Дельфах, что Сократ самый мудрый. Сократ усомнился в словах оракула и стал ходить к разным мудрым людям, но видел, что те лишь притворяются мудрыми и что он мудрее, так как, по крайней мере, не претворялся. Он обошел всех мудрых людей и увидел, что он, действительно, самый мудрый.
Сократ думал, что поэты мудрее, но это оказалось не так, т.к. поэты творили благодаря «какой-то природной способности», а не мудрости.
Сократ ходил и к простым людям, занимающимся ручным трудом. Но те, зная свое ремесло, считали что знают все на свете, и в этом тоже были не мудры.
Тогда он и нажил себе врагов и славу мудреца. Сократ считал, что самый мудрый Бог, а он – после бога: «Из вас, люди, всего мудрее тот, кто, подобно Сократу, знает, что ничего по правде не стоит его мудрость».
Сократ и ныне ходит всюду в поисках мудрых людей, поэтому не имеет он времени на иную деятельность, кроме доказательства, что тот или иной человек вовсе не мудр.
У Сократа много последователей из числа молодых зажиточных граждан, которые могут позволить себе то же, что и Сократ – доказывать немудрость людей. Но когда их спрашивают, чему учит Сократ, чтобы не ударить лицом в грязь, они придумывают, что их учат про то, «что в небесах и под землею», и про то, что «богов нет». Так пошла клевета на Сократа.
Обвинение против Сократа: Сократ преступает законы тем, что портит молодежь, не признает богов, которых признает город, а признает другие, новые божества. Сократ рассматривает каждый пункт обвинения отдельно.
Сократ спрашивает Мелита, какой человек делает молодежь лучше? Мелит говорит, что судьи делают молодежь лучше, а вообще все, кроме Сократа. Но так не бывает. Как у коней – лучше их делают только избранные, т.е. наездники, а все остальные делают хуже.
Если Сократ портит юношей, то, прежде всего, причиняет зло себе, так как они находятся рядом с ним. Если он делает это неумышленно, то его следовало бы увещевать, а не приводить в суд, но Мелит избегал встреч с Сократом, поэтому Мелиту нет никакого дела до всего этого.
Сократа нельзя обвинить в безбожии, даже если он признает не тех богов, что признает город; а, якобы, его идеи – это идеи других философов, которые можно прочесть в книгах. Кроме этого, в обвинении Мелита написано, что он признает демонические знамения, а демонические знамения – дела демонов, а демоны – дети богов, значит, Сократ признает богов, и в обвинении Мелита – ложь.
Сократ говорит, что его может погубить клевета и недоброжелательство.
Даже под страхом смерти Сократ останется в «строю» философов и будет заниматься тем, чем ему велел заниматься бог. А про смерть никто ничего не знает. Может быть, это величайшее из благ. Поэтому неизвестного не стоит бояться, так как оно может оказаться и благом.
Если бы даже афиняне и отпустили Сократа, он не перестал бы философствовать, продолжал бы говорить о том, что, прежде всего, надо думать о душе, что «не от денег рождается доблесть, а от доблести бывают у людей деньги».
Афиняне больше пострадают от того, что потеряют Сократа, так как город похож на благородного коня, обленившегося и нуждающегося в том, чтобы его подгоняли. Сократ – это овод, который будит коня, при этом он забросил все свои дела и не берет за это никакой платы.
Сократ не занимается государственными делами, т.к. внутренний голос ему это запрещает, да и правильно делает, т.к. невозможно, занимаясь государственными делами и отстаивая справедливость, не погибнуть.
Сократ просит привести тех, кого его речи испортили. Таких не находится.
Говорит, что не будет просит судей об оправдании, хотя у него трое сыновей, не будет устраивать «слезные представления», а будет вести себя мужественно.
[После признания Сократа виновным]
Источник: https://methodiks.ucoz.ru/index/platon_apologija_sokrata_konspekt/0-387