Краткое содержание рассказов владимира солоухина за 2 минуты

Во второй половине XX столетия советские писатели обращаются к изображению жизни сельских жителей. Новое литературное течение получило название «деревенская проза». Этой теме посвящён рассказ Владимира Солоухина «Моченые яблоки». Краткое содержание произведения передаёт описание происшествия, произошедшего с автором новеллы.

Год создания и публикация

Рассказ «Моченые яблоки» написан в 1963 году. Первая публикация состоялась на следующий год. Произведение было включено в сборник «Свидание в Вязниках», выпущенный в свет московским издательством «Молодая гвардия».

Повествование ведётся от первого лица. История, рассказанная Владимиром Солоухиным, делится на три событийных куска.

Авария на просёлочной дороге

К месту назначения рассказчик не успел добраться засветло. Уже в сумерках он свернул на «газике» — легковой машине повышенной проходимости — с шоссе на просёлочную дорогу. Местами колея, заполненная глинистой жижей, скрывалась в лужах. Несколько раз путнику удавалось благополучно преодолеть водную преграду, но везение не бывает бесконечным.

Огибая очередную лужу по едва видимому в грязи следу объезда, машина забуксовала. Попытки враскачку вывести автомобиль на твёрдую почву ни к чему не привели. «Газик» только глубже зарывался в земляное месиво. Окружающая обстановка:

• сырая и ветреная осенняя ночь;
• с одной стороны стоит лесок низкорослых осин, с другой — пашня;
• вокруг было тихо.

Неудачливый шофёр включил подфарники, чтобы осмотреть машину. «Газик» сидел в грязи по самое брюхо. Требовалось выбирать грунт из-под каждого колеса. Закатав брюки выше колен, рассказчик принялся за работу. Лопата всё время соскальзывала, и дело продвигалось медленно.

Помощь за три рубля

Во время отдыха автор услышал чавкающие шаги. К машине подходил прохожий в кепке и брезентовом плаще, обутый в резиновые сапоги. На вид лет сорок. Человек держал в руке посох из можжевеловой ветки.

Происшествие не вызывало никакого интереса у подошедшего. Мужчина безучастно сообщил, что поблизости найти трактор не удастся, а затем предложил свою помощь, которую оценил в три рубля. Рассказчик, возмущённый корыстью собеседника, отказался от его услуг. Мужик, криво усмехнувшись, удалился в темноту.

Автор повествования с остервенением продолжил очищать колёса. Досада, что отказался от помощи, хоть и корыстной, удваивала силы копателя.

Рыжеволосый спаситель

Через четверть часа осиновый лесок осветили фары приближающегося автомобиля. Вскоре рядом с «газиком» остановился грузовичок. Это была полуторка довоенного выпуска с разбитыми бортами и стёршимися покрышками на колёсах. Из кабины вылез широкоплечий шофёр огромного роста.

Осмотрев завязшую в грязи машину, приехавший богатырь предложил вытащить ее, подцепив тросом к грузовику. Попытка оказалась неудачной. «Газик» завяз по выхлопную трубу.

Рассказчик испугался, что рыжеволосый детина бросит его и уедет. Но парень принялся внимательно осматривать засевший в месиве земли автомобиль, заглядывая под днище.

Требовалось выбрать грунт, набросать под колёса веток и камней, а затем снова тянуть машину тросом. Мужчины принялись за дело.

Во время работы завязалась беседа. Парень рассказал, что его зовут Серёгой, он работает в колхозе «Власть Советов». У него есть трёхлетняя дочь Настя и жена Маруся. А ещё добровольный помощник посетовал на свой весёлый нрав и поведал историю, которая произошла с ним. Из-за нее он может пострадать.

Председатель и два бригадира подрались. Завхоза, которому в стычке сломали два ребра, отвезли в больницу. Ради хохмы Серёга вывесил на дверях магазина бюллетень о здоровье пациента.

Объявление шутник переписал из старой газеты в форме и стиле правительственного сообщения, сообщавшего о здоровье видного государственного деятеля.

Инцидент мог превратиться в политическое дело, за которое грозило уголовное наказание. Водитель «газика» выразил надежду, что всё обойдётся. За разговором мужчины откопали колёса достаточно для того, чтобы подложить под них твёрдые предметы. В ход пошли:

• камни;
• неубранные с поля снопы прошлогоднего льна;
• осиновые ветки.

Закончив укрепление грунта, Сергей предпринял ещё одну попытку вырвать «газик» из грязевого плена. Через три минуты обе машины стояли на твёрдой земле.

После того как Сергей начал помогать, рассказчик думал о том, сколько следует заплатить за помощь. Когда работа была сделана, он протянул парню пять рублей. Сельчанин отказался от денег, сказав, что работали вместе, он доволен тем, какое большое дело они совершили. Ночной спаситель предложил заехать к нему домой, где его ждёт жена, и обещал угостить вкусными мочёными яблоками.

Автор повествования подумал, что неправы те, кто утверждает, что людей сближает дорога. Не дорога, а совместный труд сближает, делает одного человека близким с другим.

В повествовании Владимира Солоухина только однажды упоминаются моченые яблоки. Краткое содержание рассказа излагает события ночной аварии на просёлочной дороге.

Писатель показывает, как проявляются характеры людей в экстремальных ситуациях. Читатель видит и низменную жадность, и безграничную щедрость человеческой души.

Моченые яблоки как бы становятся маркером, который отличает добро от зла, а название новеллы приобретает глубокое философское звучание.

Источник: https://1001student.ru/literatura/kratkie-soderzhaniya/rasskaza-solouhina-mochenye-yabloki.html

Отзыв о рассказе Солоухина «Подворотня»

Главный герой рассказа Владимира Солоухина «Подворотня» — маленький мальчик, который живет в деревне. Он очень любит помогать своей маме, и однажды целый вечер делал вместе с ней золотые пояски из соломы, которыми подвязывают снопы смолотой ржи.

На следующий день мальчик собирался отправиться вместе с матерью в поле, чтобы помогать ей жать рожь. Но утром он не смог проснуться от усталости, и мать пожалела сына, оставила его дома. Она сказала, что запрет ворота снаружи, а он, когда проснется, сможет выбраться на улицу через подворотню.

Когда мальчик проснулся, он вспомнил, что его сегодня ждет замечательное приключение – пролезание через подворотню. Он позавтракал молоком и лепешкой, покормил кошку и вышел во двор. Но каково было его огорчение, когда он увидел, что ворота открыты настежь, а во дворе его дедушка подметает пыль.

Мальчик стал требовать от дедушки, чтобы тот закрыл ворота, потому что ему надо попасть на улицу. Дедушка никак не мог понять, почему внук не может выйти на улицу через широко открытые ворота. Но мальчик ничего ему не мог объяснить, он продолжал требовать, чтобы ворота были закрыты и стал плакать.

Дедушка, хоть и не понял, чего хочет внук, выполнил его требование и закрыл ворота. Мальчик уже было собрался пролезть через подворотню, но вдруг понял, что ему не хочется этого делать. После того, как ворота были закрыты дедушкой, пролезание в подворотню уже не казалось ему приключением. И от осознания того, что приключения сегодня не будет, мальчик заплакал еще сильнее.

Таково краткое содержание рассказа.

Главная мысль рассказа Солоухина «Подворотня» заключается в том, что детям нужны приключения. Главный герой рассказа все утро предвкушал, как он будет пролезать через подворотню, когда отправится к матери в поле. Но его приключение не состоялось, потому что пришел дедушка и открыл ворота.

Рассказ Солоухина «Подворотня» учит не медлить и не упускать интересные моменты в жизни. Мальчик, устав с вечера, проспал очень долго и упустил возможность выбраться со двора через подворотню.

В рассказе мне понравился главный герой, деревенский мальчик, который с самого раннего возраста помогает в делах своей матери. Этот мальчик умеет создать радость практически из ничего. И не страшно, что помешал дедушка, в следующий раз мальчик придумает новое, от чего получит радость. В жизни надо уметь найти крупицы радости.

Какие пословицы подходят к рассказу Солоухина «Подворотня»?

Зарю проспать – рубахи не достать.
Что о том говорить, чего нельзя воротить.
Слезами горю не поможешь.

Без доброты невозможна истинная радость.

Источник: https://MadameLaVie.ru/otzyvy/otzyv_solouhin_podvorotnya/

Читать онлайн "Под одной крышей" автора Солоухин Владимир Алексеевич — RuLit — Страница 1

Солоухин Владимир

Под одной крышей

• Владимир Алексеевич СОЛОУХИН
• Под одной крышей
• Рассказ

Некоторое время волею судеб мы жили в деревне Светихе, занимая половину пятистенного дома. Половины были отгорожены друг от дружки наглухо: мы выходили из дому на свою сторону, соседи — на свою. Но все же была общая стена. В сенях сквозь нее проникали к нам запахи картошки, поджариваемой на постном масле, жареного лука, жареной трески, запах самой керосинки.

Достигали и звуки. Отчетливо было слышно, как соседствующая хозяйка Нюшка рубит уткам крапиву, как храпит в сенях ее отец, дядя Павел, как тявкает вздорная собачонка с нелепой для деревни кличкой Рубикон, как ежедневно ругаются между собой отец с дочерью.

Они жили вдвоем, потому что остальные многочисленные дети дяди Павла все разъехались по сторонам. Одна только Нюшка приросла к деревенскому дому. Она овдовела в первые дни войны и с тех пор живет без мужика, что, вероятно, тоже наложило свою печать на ее и без того нелегкий характер.

Двадцати семи пенсионных рублей — по деревенской жизни — как раз бы хватило. Но у Нюшки, кроме зарплаты, было еще одно преимущество: она была женщиной, стряпухой, хозяйкой. Ей сподручней топить печку, варить похлебку, жарить картошку на постном масле. Нельзя было вдвоем соваться в одну и ту же печь. Да и характер обидевшегося дяди Павла не позволял никаких совместных действий.

Таким образом, старик обычно сидел на сухомятке.

Половину дня Нюшка проводила на ферме. В это время дядя Павел иногда зажигал керосинку, чтобы разогреть хотя бы рыбные консервы — кильку в томате. В старости, когда остывает кровь, говорят, особенно хочется горяченького.

Но чаще дядя Павел стоял перед домом, нахохлившись, в своей стеганке, глядя вдоль села слезящимися глазами, и, отщипывая из кармана, жевал хлебушек, гоняя его по рту беззубыми деснами. Иногда старик баловал себя печеньем, тоже обламывая его в кармане.

Это не от жадности, не для того, чтобы не показывать людям, но зачем же стоять посреди улицы с кульком печенья или с куском хлеба в руках.

За стеной в такие часы было тихо. Но как только Нюшка приходила с фермы, начинали зарождаться звуки и шумы. Вот хозяйка ласково поговорила с Рубиконом. Пожалуй, это было единственное существо в ее доме, с которым она говорила ласково, не считая разве уточки-хромоножки. С Рубиконом Нюшка говорила так:

— Ну, что, соскучился, дурачок! Скушно, чай, сидеть целый день на цепи? Сейчас я тебя отвяжу. Ах ты, собачья голова, понял, обрадовался. Ступай, побегай.

Затем начиналось кормление уток:

— Ах ты миленькая, ах ты хроменькая моя, на вот тебе отдельно… А ты куда лезешь, лопай со всеми вместе! — Это на какую-нибудь утку, решившую полакомиться из блюда хромоножки.

Поросенок, почуяв еду, начинал визжать пронзительно и надсадно.

— Холера, успеешь, замолчи, вот я тебе сейчас покричу, я тебе сейчас покричу!

Если бы еще какая-нибудь скотина была у Нюшки, то, вероятно, отборные словечки нарастали бы и дальше. Но никакой скотины больше не было. Оставался дядя Павел.

Я думаю, что самая отборная брань приходилась на дядю Павла вовсе не потому, что дочь относилась к отцу хуже, чем к Рубикону или к поросенку. Но ведь дядя Павел, в отличие от бессловесных тварей, мог отвечать, и брань его бывала обычно не менее остроумной и изощренной.

Сначала разговор шел о том о сем: что вот опять нет дождя или, напротив, что вот опять с утра дождь, — потом дядя Павел решительно переходил на главную тему:

— Сволочь. И откуда такие зарождаются? Ведь что она надо мной вытворяет! Чистого кипятку не дает. Да ляд с ним, кипятком, хоть бы не кричала, не срамила последними словами. Помню, я со старшей дочерью жил. Рай, а не жизнь.

Бывало, с работы идет, а я сижу в избе у окна. Так она еще с улицы в окно поглядит, смеется: «Ну как, петушок, сидишь, лиса тебя не утащила?» Пошутит эдак-то, и сразу у нас человеческая жизнь. А эта… И голос у дяди Павла меняется.

— Каблуком бы ее раздавить…

Мы со смущением слушали откровенные излияния отца по поводу дочери, большую часть которых я не могу здесь привести по чисто цензурным соображениям.

— Вот погодите, — предрекал дядя Павел, — она вам здесь житья не даст, покарай меня бог.

Это предположение нам казалось странным и неправдоподобным. Как это может быть, чтобы к нам стали относиться плохо, если мы сами ко всем относимся хорошо или, во всяком случае, никому не мешаем? Но мрачные предсказания дяди Павла неожиданно начали сбываться.

У жителей этой деревни существует привычка — помои выливать на дорогу.

Если раздуматься, нарочно не изобретешь такой отвратительной привычки, потому что если в выливаемых помоях есть какая-нибудь зараза, то нет вернее способа распространить ее на всю округу, как вылить на дорогу.

Проедет телега либо машина — и повезут заразу, прилипшую к колесу, по всему белому свету. Но тем не менее эта дурная привычка в Светихе существует. Каждая хозяйка выносит помои на дорогу против своих окон и выливает их в колею.

Против пятистенка, в котором нам привелось тогда жить, не было никакой дороги, он располагался в стороне от главной улицы. Против дома ровная зеленая лужайка. По ней приятно ступать босиком, приятно полежать на ней в тени развесистой старой липы.

От этой ложбинки большая польза: во время летнего ливня или затяжных невеселых дождей вода не собирается перед окнами в лужи, не застаивается, но мчится вдоль по ложбинке в отдельный пруд.

И вот мы видим из окна, что Нюшка выносит большой таз помоев и выливает его на лужайку, как раз против окон. Во-первых, теперь не полежишь на траве под липой; во-вторых, начнут разводиться мухи, которые будут залетать в окна и садиться на хлеб и сахар; в-третьих, помои во время дождя стекут в пруд, в котором жители полощут белье, моют ноги после трудового дня, а ребятишки иногда купаются.

Моя жена, окончившая медицинский институт по санитарно-гигиеническому профилю, не могла вынести этого зрелища — помойки посреди деревенской улицы, да еще под самыми окнами.

Нюшке же чем-то понравилась лужайка, и она каждый день стала носить помои и выливать их на одно и то же место. Зловонная черная язва образовалась на нашей чистой зеленой лужайке.

Две вороны постоянно торчали там, выклевывали из грязи остатки чего-то перегнившего, но еще, по-видимому, съедобного для ворон.

Во время очередного прихода к нам дяди Павла мы попросили его, чтобы он уговорил дочь, хотя бы и от нашего имени, перенести помойку куда-нибудь на задворки.

— И боже сохрани! Не буду и заикаться. И вам не советую. Да можно ли ей сказать что-нибудь поперек! Вы ее еще не знаете.

1. Мы никак не могли поверить в это и пошли делегацией на другую половину дома.
2. Нюшка возилась у печки.
3. — Здравствуйте, — бросила нам Нюшка довольно резко в ответ на наше совершенно робкое: «Здравствуйте».

Мы присели на скамейку около порога и стали ждать появления хозяйки из-за кухонной перегородки. Хозяйка вышла. Впервые я разглядел ее как следут. Это была женщина лет сорока пяти, низкорослая, круглолицая, со следами некоторой миловидности, но с каким-то угрюмым, недружелюбным выражением.

В лице ее, в общем-то, все было заурядным: жидкие блеклые волосы того цвета, когда не скажешь, что шатенка, но не скажешь, что и русая, маленькие глазки, про которые не скажешь, что они серые, но не назовешь их и голубыми, невыразительный маленький рот, — одним словом, все рядовое и будничное.

При всем том, когда она улыбнулась, выйдя из-за перегородки, на щеках у нее возникло по ямочке, и я представил себе, что лет двадцать пять или двадцать семь назад она могла казаться вполне миловидной.

Источник: https://www.rulit.me/books/pod-odnoj-kryshej-read-145113-1.html

Время собирать камни Владимир Солоухин Краткое содержание произведения

В одной из своих книг, символически названной «Волшебная палочка», Владимир Алексеевич Солоухин сказал точно и ясно: «Не нужно твердить, разумеется, на каждом шагу: „О любимая земля! “, „О люди, как я вас люблю! “ Но если вы действительно любите, то любовь независимо даже от сознания осветит и согреет страницы, написанные вами. Она подскажет вам слова, даст краски, навеет музыку. И что самое главное – ее обязательно почувствует читатель». Мне кажется, что именно это утверждение, за которым стоит очень многое, и дает нам возможность приблизиться к самой сути творчества Владимира Солоухина.

Писатель создает свою обостренно-характерную прозу, где с точностью и объемностью передачи впечатлений, философичностью и вниманием к поэтической детали сочетается яркая публицистичность, четко выраженная гражданская направленность, а часто и бесстрашие в отстаивании своей точки зрения.

(Данный материал поможет грамотно написать и по теме Время собирать камни Владимир Солоухин. Краткое содержание не дает понять весь смысл произведения, поэтому этот материал будет полезен для глубокого осмысления творчества писателей и поэтов, а так же их романов, повестей, рассказов, пьес, стихотворений.

) Четкая, выстраданая позиция русского художника и нашего современника-гражданина видна и когда пишет Солоухин о милой ему Владимирщине, по дорогам и тропам, деревням и лесам которой провел он читателей в книге «Владимирские проселки»; и когда знакомит нас с жителями своей родной деревни («Капля росы»); и когда поднимает острейшие, наболевшие проблемы спасения и восстановления гибнущих памятников отечественной истории и культуры («Время собирать камни». «Письма из Русского музея», «Черные доски», «Продолжение времени» и др. ); и когда пишет о природе, затрагивает вопросы экологии, рисует картины среднерусской полосы… Огромный труд литератора-исследователя, проникающего в самую суть той или иной проблемы, изучившего ее досконально, очевиден в каждом из этих произведений Солоухина. И потому привлекает его работа и специалиста и самого широкого читателя.

Достаточно лишь одного примера, чтобы доказать это. Многие писали о Шахматове, небольшой, ныне разрушенной усадьбе, где жил великий русский поэт А. Блок. Лучшим же по глубине проникновения в суть вопроса, широте охвата материала, поэтичности и точности выводов остается очерк-исследование Солоухина «Большое Шахматове».

Увы, не просто бывает достучаться до равнодушных сердец тех, от кого порой зависит восстановление усадьбы Блока или Аксакова, спасение обреченного на снос дома, связанного со славными событиями русской истории, или памятника архитектуры многовековой давности.

Но писателю дает силу любовь к России, родной земле, любовь не созерцательная, но действенная, и созидающая. Сила созидающей любви – великая сила. И если художнику посчастливилось и он ею владеет, то можно говорить о том, что книги его выдержат самую суровую проверку – временем.

В книге очерков «Продолжение времени», имеющем подзаголовок «Письма из разных мест», Солоухин развивает традиционную для него тему «уважения к преданию», которой посвятил он и давние, еще несколько наивные «Письма из Русского музея» и отточенные, публицистически и исторически выверенные исследования-эссе в книге «Время собирать камни».

В ней он обратился к печальной судьбе мест, связанных с именами замечательных представителей русской культуры. Очерк о Званке Г. Р.

Державина на реке Волхове; селе Аксакове под Оренбургом; уже упоминавшийся нами очерк о блоковском Подмосковье – «Большое Шахматове»; исследование об Оптиной пустыни, связанной с именами Гоголя, Достоевского, Толстого, поднимали проблему отношения к культурному наследию народа.

Не только просветительская идея движет писателем, с редкой настойчивостью продолжающего стучаться в одну и ту же дверь, но и стремление к действенному изменению создавшегося положения в отношении культурного наследия народа – старой архитектуры, живописи, музыки, сложившегося ландшафта.

«С одной стороны, государство с самого начала стоит на страже всего этого. Ленинские декреты, личные высказывания В. И. Ленина, указания, недавнее создание Всероссийского общества по охране памятников истории и культуры, наши Русские законы, наша Конституция наконец, где это записано черным по белому.

Но с другой стороны, почему же утрачено так много бесценных архитектурных памятников? Почему же до сих пор на местах мы встречаемся с очевидным небрежением по отношению к историческим и духовным ценностям? »

Продуманные, аргументированные выступления писателя порой влекут за собой и конкретные решения компетентных организаций. Яркий тому пример – Постановление Совета Министров РСФСР о создании в Подмосковье Государственного заповедника Александра Блока.

Немалую роль в принятии этого решения сыграл очерк-исследование Владимира Солоухина.

В произведениях писателя явственно прослеживается мысль о необходимости спасти то, что еще можно спасти.

Конечно, невозможно восстановить сказочное средневековое Зарядье, на месте которого поднялась давящая махина гостиницы «Россия», но, показав то, что мы потеряли, уничтожив московский старый город, древнейшую часть столицы, ради здания банальной гостиницы, место для которой легко можно было найти хотя бы на Юго-Западе Москвы, Солоухин предупреждает новые ошибки, новые безвозвратные потери, в конечном счете играющие пагубную роль в духовном, нравственном воспитании людей, ибо прагматически-категорические решения судьбы памятников истории теми, кто считает их лишь обреченным к сносу ветхозаветным хламом, «вытравляют из сознания народа уважение к величию человеческого духа». Судьба Зарядья, исследованная в очерке «Знаменский собор», показательна еще и тем, что здесь, пишет Солоухин, «получилось, как и во многих подобных случаях, по Ивану Андреевичу Крылову: „А Васька слушает, да ест“. Сколько спорили, писали, шумели, организовывали „круглые столы“, разводили дискуссии, высказывали единодушное мнение, а Зарядья меж тем нет, и гостиница, которую называли „тяжеловесной“, „громадой железобетона“, „подавляющей“ и „оскорбляющей эстетические чувства“, – гостиница эта между тем построена, существует». И орошено еще одно зерно для размышления.

Очерки Солоухина поднимают много проблем.

Волнует писателя и судьба восстановленной «Триумфальной арки» и пока не возрожденных «Красных ворот» и знаменитой Сухаревой башни; он размышляет о вечных культурных ценностях, которые составляют основу духовной жизни человечества, и видит немало настораживающих факторов в небрежении этими ценностями. «Можно быть спокойным, никто не позволит переписать (поближе к Пикассо) Сикстинскую Мадонну Рафаэля», и люди всегда будут видеть эту картину такой, какой она создана, какой видело ее до нас не одно поколение людей.

Но, оказывается, в уставах соответствующих органов нет параграфов, а в соответствующих законах нет статей, сохраняющих от последующих вмешательств памятники литературы и музыки.

К сожалению, видимо, действительно необходим закон, чтобы преградить поток вопиюще вульгарных, искажающих смысл и форму первоисточника вариантов классических произведений на теле– и киноэкранах, театральных, балетных и даже эстрадных подмостках.

Что же, как не подрыв духовных основ, нравственных и эстетических критериев, разного рода «экспериментальные» интерпретации Чехова, Толстого, Достоевского, Островского и т. д. , все эти микрофонопоющие, пляшущие, искаженные, неузнаваемые образы героев классической литературы и театра.

Все эти проблемы теснейшим образом связаны с нравственным воспитанием людей, ведь небрежение историей своей земли, наплевательское отношение к прошлому в конечном счете обездоливает человека, ожесточает его душу.

Гибнущие по глухому чиновничьему равнодушию памятники культуры, забытые могилы предков, исчезающие изделия народных промыслов – многие неразрешенные и назревшие конкретные проблемы поднимает в этих очерках Солоухин. Созидательный пафос очерков в высокой духовности героев Солоухина – художника Павла Корина, просветителя Алексея Кулаковского и, конечно, Марии Клавдиевны Тенишевой, создательницы Талашкина, одной из тех, кто, как писал Н. Рерих, «слагал ступени грядущей культуры». Жаль, конечно, что порушились эти выложенные на смоленской земле ступени, но горький урок, который преподает на примере судьбы Талашкина В. Солоухин, в высшей степени поучителен.

В очерке о Корине есть отличная мысль: «В отстаивании своих принципов настоящий художник может пойти на костер, на плаху – вовсе не потому, что он такой уж бесчувственный и прирожденный храбрец, но просто потому, что это для него наиболее естественная линия поведения. Он и не догадывается, что можно вести себя иначе».

Да, часто художнику требуется гражданское, личное мужество.

И в последовательной, аргументированной, твердой позиции Солоухина по отношению к судьбам культурного наследия, теме, прошедшей через многие его произведения, видится следование лучшим гражданским традициям русской литературы, всегда бравшей на себя решение проблем общественных, нравственных и остроактуальных.

Как-то В. Солоухин сказал, что относится к типу художников, у которых «документ, факт стоят… впереди фантазии». Проще говоря, описывает он то, что видит. Но все дело в том, как он это делает. И об этом можно написать весьма серьезное исследование.

Несомненно, многим обязан Солоухин-прозаик Солоухину-поэту. Но это особый, специальный разговор. Подчеркнем здесь лишь, что точность выбора слов, дисциплина формы да и сама личность прозы Солоухина, несомненно, восходят к стихам, значительной ипостаси его творчества.

• Завершая «Венок сонетов» (отметим, что поэт достиг многого в этой строгой форме, что свидетельствует об отличной школе и незаурядном мастерстве), Владимир Солоухин писал:
• Эти слова могут стать девизом его творчества.
• Владимир Енишерлов

В данном случае мы не за кресты как атрибут православия, но за кресты как архитектурное завершение здания.

Показывать прекрасный старинный архитектурный памятник (церковь), лишив его таких завершающих деталей как кресты, это все равно что демонстрировать красивых женщин, обрив их наголо, а то и без головы.

Кстати сказать, кресты с их огромным разнообразием были целой областью интереснейшего прикладного искусства (как, скажем, чугунные решетки), и если бы издать альбом, показав многие ажурные, литые, кованые кресты, мы увидели бы бездну мастерства, разнообразия, художественного вкуса, красоты…

): «…обряд, во время которого верующие с помощью особых песнопений, пляски, кружения, беганья, прыганья и др.

до изнеможения приводят себя в состояние религиозного экстаза… разрушительно действует на нервную систему их участников, нередко приводя и психическим расстройствам и заболеваниям».

Может, только то было общее в их живописной судьбе, что и тот и другой в определенные, критические моменты своей жизни оставили главную свою дорогу (тот свою, а этот свою) и стали писать и тот и другой портреты современников.

Однако Нестеров пришел к портретной живописи уже будучи Нестеровым, то есть сказав уже свое нестеровское слово, Корина же долгие годы публика знала лишь по его портретам да второстепенным вещам, не подозревая о главном запасе, хранящемся в мастерской художника.

П. Д. Корин тоже был представлен, но это было совпадение. Его выставка была персональной в связи с его семидесятилетием.

За цикл портретов современников: Р. Н. Симонова, М. С. Сарьяна, Кукрыниксов, Р. Гуттузо.

Известен курьез, происшедший с Кориным в Италии (последняя, третья поездка) во время работы над портретом современного итальянского художника Ренато Гуттузо.

После первого сеанса, когда Корин, естественно, сделал лишь беглый набросок будущей картины, присутствовавшие там другие художники и сам позирующий стали наперебой восхищаться: «Какая законченность! », «Какая полнота красок! », «Какая проработка! » Павел Дмитриевич слушал похвалы с недоумением: как могут художники-профессионалы принимать набросок за законченное произведение? Предстояло еще много сеансов, прежде чем Корин поставил под работой свою подпись.

Цит. по монографии: Михайлов А. Павел Корин.

В русской поэзии есть превосходный пример. Стихотворение Гейне «На севере диком» перевели и Лермонтов и Тютчев. Можно сравнить.

Конечно, это сравнение невозможно было бы у нас, ибо у нас гусыня непременно домашняя птица и символизирует совсем другое. Но глаз якута видит красоту и изящество в природе, там, где мы их уже отучились видеть. Насколько банальнее было бы сравнить красавицу с лебедыо, лебедицей, в духе нашей поэзии.

Впрочем, все стихотворения А. Кулаковского я скорее называл бы небольшими поэмами, хотя у него есть и большие (длинные) поэмы.

Некрасов Н. А. «Мороз, Красный нос».

Но потом, когда удалось увидеть другие картины Васильева, оказалось все же, что не сестра. Есть у него портрет Лены Асеновой. Нетрудно увидеть, что она и служила художнику моделью для многих картин. А портрет сестры тоже существует. Молодая девушка изображена с собакой. Но на этой выставке в подмосковном совхозе ни того, ни другого портрета не было.

Характерно при этом, что словечко «русское» во всех этих случаях, как и во многих других (русская икра, русская водка, русские меха, русская икона), говорит об особенном качестве предмета, об особенной его ценности и как бы гарантирует качество и ценность. В то время как стоит сказать «американское золото» или даже «американский бриллиант», как получаем представление об упрощенности предмета, о его как бы «псевдо».

Судьба перечисленных построек такова. Здание театра сгорело. «Скрыня» цела, хотя вид у нее теперь совершенно непотребный. В ней размещается пункт по приему молока. Малютинский дом не уцелел. «Школа» цела, но пустует и приходит в полную негодность. «Общежитие» цело, в этом доме живут несколько семей.

В литературе о Талашкине чаще всего употребляется слово «фрески», но все же это были не фрески (то есть не роспись красками по сырой штукатурке), а другая техника. На стены был наклеен холст, который потом загрунтовали. По этому-то загрунтованному холсту и шла роспись.

Я сама трогала руками этот холст, когда он клочьями, уже обсыпавшийся, свисал со стен».

Основатель Исторического музея в Москве.

Источники:
Солоухин В. Время собирать камни / Предисл. В. Енишерлова; Ил. В. Лукашова.— М.: Правда, 1990.- с. 688

Аннотация:

В книгу Владимира Алексеевича Солоухина вошли художественные произведения, прошедшие проверку временем и читательским вниманием, такие, как «Письма из Русского Музея», «Черные доски», «Время собирать камни», «Продолжение времени».В них писатель рассказывает о непреходящей ценности и красоте памятников архитектуры, древнерусской живописи и необходимости бережного отношения к ним.

Источник: http://www.testsoch.info/vremya-sobirat-kamni-vladimir-solouxin-kratkoe-soderzhanie-proizvedeniya/

Владимир Солоухин — Капля росы

Здесь можно скачать бесплатно «Владимир Солоухин — Капля росы» в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Советская классическая проза, издательство «Художественная литература», год 1983.

Так же Вы можете читать книгу онлайн без регистрации и SMS на сайте LibFox.Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.

На Facebook
В Твиттере
В Instagram
В Одноклассниках
Мы Вконтакте

Описание и краткое содержание «Капля росы» читать бесплатно онлайн.

Эта книга – «Капля росы» – книга о детстве. О том самом, невозвратном, золотоголовом.

Ибо Алепино (или Олепино) родное село писателя Владимира Солоухина.

Это, собственно, исповедь человека, полюбившего с детства, всем сердцем, родную природу, свою русскую землю, поля и луга, свой народ, тихий, скромный, трудолюбивый, это песня о родине, песня любви, пусть сейчас никого не пугает этот, может быть, несколько романтический оборот. Потому, что любить свою землю не стыдно, куда хуже, стыднее ее не любить.

В этой книге судьба человека представлена нам не оторванно от окружающих его людей, а глубинно и действенно связана с ними, равно как и со всей окружающей родное село русской милой природой…

prose_su_classics Владимир Алексеевич Солоухин Капля росы

Эта книга – «Капля росы» – книга о детстве. О том самом, невозвратном, золотоголовом.

Ибо Алепино (или Олепино) родное село писателя Владимира Солоухина.

Это, собственно, исповедь человека, полюбившего с детства, всем сердцем, родную природу, свою русскую землю, поля и луга, свой народ, тихий, скромный, трудолюбивый, это песня о родине, песня любви, пусть сейчас никого не пугает этот, может быть, несколько романтический оборот. Потому, что любить свою землю не стыдно, куда хуже, стыднее ее не любить.

В этой книге судьба человека представлена нам не оторванно от окружающих его людей, а глубинно и действенно связана с ними, равно как и со всей окружающей родное село русской милой природой…

1959 ru ru LT Nemo FB Tools 2006-03-24 http://publ.lib.ru OCR: sad369 (16.03.2006) FAAFBE7F-4350-4A18-A40D-02F7FE9DE148 1.0 Солоухин В.А. Собрание сочинений в 4 т. Том 1. «Художественная литература» Москва 1983 Солоухин В. А. Собрание сочинений в 4 т. М.: Худож. Лит., 1983. Том 1. Стихотворения; Лирические повести. 1983. – 638 с. – с. 433—633. Впервые опубликовано: Владимир Солоухин «Капля росы», Гослитиздат, 1960, «Роман-газета», №22 (226)

• Владимир Алексеевич Солоухин
• (1924—1997)
• Капля росы
• Повесть

…Передавать другим свои впечатления с точностью и ясностью очевидности, так чтобы слушатели получили такое же понятие об описываемых предметах, какое я сам имел о них…

С. Т. Аксаков.

1. – Ну, а теперь расскажи мне, что ты сейчас пишешь.
2. – Я пишу книгу.
3. – Повесть?
4. – Н… не совсем.
5. – Роман?

– Нет. Ее совершенно нельзя назвать романом.

• – А, я знаю, ты опять пишешь очерки.
• – Вряд ли…
• – Так, видно, это будет нечто автобиографическое?

– Смотря как понимать автобиографию. Чтобы ее написать, нужно рассказать о людях, с которыми пришлось повстречаться в течение жизни. Автобиография состоит не из описания самого себя, а из описания всего, что ты увидел и полюбил на земле.

– Так что же ты пишешь, в конце концов?

– Книгу.

– Но, надеюсь, там есть эти – как их? – герои и, очевидно, имеется главный герой? Ты их придумал или нашел в горниле жизни?

– Не в горниле, а в селе Олепине.

– Вспомнил, вспомнил, вспомнил! Три года назад случайно в разговоре ты обещал мне написать книгу про свое родное село. Так, значит, это она и есть? Но в каком плане – история, портреты людей, природа или… чисто колхозная тематика?

– Это книга про мое родное село Олепино. Если у вас из прочтения как бы отдельных и как бы разрозненных картин составится одна, общая и цельная, если вы будете иногда вспоминать и думать об Олепине, а главное, если вы будете вспоминать и думать о нем тепло, как о хорошем, добром знакомом, то больше мне ничего и не нужно.

Да, в книге много людей, несколько десятков человек, но я не выдумывал их, ибо как я могу выдумать олепинского жителя, если все олепинские жители известны по имени, отчеству и фамилии!

Вот вы говорите: колхозная тематика… Признаться ли вам, что я, в сущности, не застал, не видел и, значит, не помню доколхозной деревни. Мне было шесть лет, когда в Олепине образовался колхоз «Культурник» (об этом будет рассказано в том месте книги, которое окажется необходимым).

Колхоз – было то естественное состояние окружающего меня мира, которое я застал на земле.

– Но возможно ли? Ведь полагается из десятков людей по крупице, по черточке, по штришку создавать единый художественный образ, обобщенный, типический, характерный, точно так же, как из сотен деревень – одну типическую деревню.

Берясь показывать Олепино, делая его главным героем книги, ты уверен, что оно является селом показательным и типическим?

– Это сложный вопрос. Есть огромные села, раскинувшие улицы свои по берегам больших рек, – это русские, это колхозные села.

Есть колхозы, имеющие свои санатории и многомиллионные доходы.

Есть села, в которых теперь уже не колхозы, а совхозы, а колхозники стали как бы рабочий класс. Может, это-то и есть самое показательное для нынешнего дня. А я между тем пишу про Олепино.

У меня не было другого выхода. У меня не было выбора. Село Олепино – одно для меня на целой земле; я в нем родился и вырос.

Я постараюсь рассказать о нем как можно яснее. Не сердитесь, если то и дело придется переноситься из сегодня в довоенное время, а оттуда – опять в нынешний день. Всякое дерево состоит не только из листвы и плодов, даже не только из ствола, но у него есть еще и корни…

1. – По крайней мере, мог бы начать с того, где находится твое никому не известное Олепино.
2. Чтобы получить понятие, где происходило и происходит все, что будет описано в этой книге, нужно, не теряя времени даром… Впрочем, может быть, стоит рассказать, как постепенно, но очень быстро изменилось общение нашего маленького села с остальным, в синеватой дымке растворившимся миром.
3. Лет двадцать – двадцать пять назад, а проще сказать, до войны, вы, чтобы приехать в Олепино, непременно должны были войти в поезд, отправляющийся из Москвы в сторону города Владимира.
4. Промелькнули бы станции со скучными станционными постройками, с землей, пропитанной маслом, и стандартными заборами и водокачками. Вот и Обираловка, где некогда бросилась под поезд Анна Каренина (переименовывая, дали этой станции очень «свежее» и очень «оригинальное» название – «Железнодорожная»), вот Павлов Посад, вот просто Усад, вот Орехово-Зуево, вот окруженный лесами, торфяными болотами да озерами в этих болотах городочек Покров, вот Петушки, вот Болдино, вот еще какой-то Ундол…
5. Если бы оказался рядом с вами сведущий, а пуще того разговорчивый попутчик, то он успел бы, может быть, за те две минуты, пока стоит поезд, осведомить вас, что село Ундол некогда принадлежало Суворову и что до сих пор сохранилась в селе белая, под голубыми крышами церковь, в которой будто бы венчался великий полководец, но что, впрочем, село от самой станции в нескольких верстах, из окошка поезда церковь эту все равно не увидишь.

Вы станете разглядывать хотя бы станцию, если нельзя увидеть села, и взгляд ваш наткнется на ту же водокачку, на тот же забор, на тот же маленький вокзальный домик с вывеской «Ундол», колоколом и часами (хорошо, если часами); на толпу баб и мужиков (пуще баб, чем мужиков), бросившихся с баулами и мешками на штурм бесплацкартных, так называемых общих вагонов; на две-три лошади, запряженные в роспуски или в розвальни, глядя по времени года, мирно жующих сено и как бы чего-то ожидающих. Скорее всего, лошадей не видно за домиком вокзала, но все равно они непременно должны быть.

Сейчас отправится поезд и опустеет перрон. Представив это и несмотря на упоминание о великом полководце, вы не удержались бы от восклицания: «Экая глушь!»

Но что вы, разве это глушь? Это же станция железной дороги.

Дождитесь поезда на деревянном плоском диване внутри вокзала, где держится тот устоявшийся годами запах, который вы найдете на всех вокзалах в большей или меньшей сгущенности, или, если хотите, можете скоротать время в крохотном буфетике, взяв стакан чая и бутерброд с селедкой, и через пять часов вы в Москве, а значит, и где угодно – вплоть до Ленинграда, Буэнос-Айреса и Нью-Йорка. Обласканные горячим солнцем оранжевые пески морских побережий, на которые отлого накатывает синева; вечерние улицы больших городов, сверкающие множеством огней, умноженных тем, что асфальт мокр и потому зеркален, – все это доступно человеку, если он едет в поезде.

Но я предлагаю вам сойти с поезда на станции Ундол.

– Кто приехал?!

Это воскликнул мой отец. Он знает, что должны были приехать именно мы с вами, и здесь, на станции, он оказался только ради того, чтобы встретить нас, но вот ему надо непременно удивиться и воскликнуть: «Кто приехал!»

Источник: https://www.libfox.ru/79966-vladimir-solouhin-kaplya-rosy.html

В солоухин закон набата краткое содержание

• Печать E-mail
• Рассказы Солоухина Владимира Алексеевича
•  (Перепечатка из журнал «Континент» № 59 за 2008 год)
•  «Ты моя дочь»

 В самолёте, улетающем из Москвы, из Шереметьева в ФРГ, летит в числе пассажиров женщина лет сорока с ребёночком на руках. Женщина изуродована полиомиэлитом, кисти рук скрючены, трясутся, сама она тоже вся перекручена в разные стороны. Но ребёночек, вероятно, будет расти нормальным. Ведь полиомиэлит болезнь инфекционная и по наследству не передаётся.

История этой женщины такова. Она из Белоруссии, откуда-то из под Орши. Во время войны её мать, молодая и красивая девушка, полюбилась немецкому офицеру и сама полюбила его. Они повенчались в местной православной церкви.

 Родился ребёнок. Потом немцы отступили, а женщина с ребёнком осталась на месте, да и можно понять: ведь шли бои… впрочем, не знаю, почему тогда он отправил её в Германию. Она жила отверженной, была вынуждена уехать от родных мест подальше, где никто не знал бы её прошлого.

К тому же у девочки случился полиомиэлит. Смерть прекратила её страдания, а дочь выросла и даже вот каким-то образом, несмотря на болезнь, обзавелась своим ребёночком. Кто-то ей посоветовал найти отца. Она стала действовать через международный Красный Крест.

Имя отца она знала, да и в церковных записях оно сохранилось. Отца нашли, и она ему написала.

Отец отозвался быстро. Он написал, что у него в Баварии своя ферма, своя теперь уж семья, но «ты моя дочь, я приму тебя вместе с твоим ребёнком. Вы будете жить, ни в чём не нуждаясь».

Теперь она летит в Германию. Вот какая история.

 Хорошая фотография

 Одно время я увлекался собиранием старой крестьянской утвари. Тогда у меня была машина «ГАЗ-69», то есть вездеход, на ней-то я и шастал по владимирским деревням и сёлам, где – деревянная солонка, где – туесок, где – берестяное плетенье.

В центре фотографии – он сам, лысый, с широкой бородой, за ним, за правым его плечом, – государыня императрица Мария Фёдоровна, вокруг – пятеро их детей: государь наследник-цесаревич Николай Александрович (будущий Николай II), ещё две царевны и два царевича.

Эту фотографию я взял и привёз домой. Не то чтобы я собирался её навечно повесить у себя в кабинете, но, пока не нагляделся, поставил на виду, и время от времени мы с сестрой Екатериной Алексеевной её разглядывали.

Ну, конечно, деревня деревней, но всё же вот – московский литератор, и надо знать, конечно, как он там живёт и чем дышит, и, конечно, кому-нибудь да поручили поглядывать и послушивать. Да мы и знали кому – соседу нашему Фёдорычу.

Лучшей кандидатуры им бы и не найти. Бывший фронтовик, член КПСС, язык подвешен и – не дурак.

1. Этот Фёдорыч частенько, следовательно, ни с того ни с сего заглядывал к нам на тары-бары и даже всё время соблазнял меня на лоно природы (с бутылкой, разумеется): «Посидим, поговорим».
2. Вот он заходит ко мне в кабинет, незаметно, но зорко оглядывает все углы и вдруг видит большую застеклённую фотографию.
3. – А это кто такие?

Я-то хотел ему сказать правду. Ну, подумаешь, старая фотография, найденная на чердаке. Там, куда пошла бы информация о ней, я думаю, пережили бы. Но не успел я открыть рта, как меня опередила Катюша:

– Это семья Ульяновых. Разве не видишь?

• – А… да, да…  – понимающе закивал Фёдорыч. –
• Хорошая фотография. 
• За что?

В нашем селе произошёл страшный случай. Произошёл-то он не в самом селе, но касался сельчан и даже моих соседей. Назовём участников драмы и скажем по два слова о каждом из них.

Антонида Кузьминична, моя бывшая учительница (когда я учился в 4-м классе), а теперь уж на пенсии, да к тому же и школу давно закрыли – некого стало учить. Её муж Александр Фёдорович (Фёдорыч – по-нашему, по-соседски).

Бывший фронтовик, а теперь в колхозе (к тому же и член КПСС) на привилегированных должностях, если можно назвать привилегированной должность, скажем, завскладом. Впрочем, теперь-то он тоже на пенсии, да и болен. Была уже одна операция на почках и назревает другая. Их сын Вовка.

Помню ещё, как меня пригласили в соседнее село в школу на сорокалетие пионерской организации, и эта Люся, тогда совсем ещё девочка, пионерка, звонким голосочком докладывала (рапортовала) перед всем строем директору совхоза о делах и успехах пионерской организации. У них с Вовкой – сынишка Олег (Олежка), но в трагических событиях он не участвовал.

Так вот, Вовка на «Жигулях» и его мать Антонида Кузьминична поехали в Орехово-Зуево (за 100 километров по Горьковскому шоссе) покупать поросёнка. Взяли с собой и Люсю. Причём, как вспоминали потом, очень ей не хотелось ехать, да и незачем – могли бы купить поросёнка и без неё.

Поросёнка, кстати сказать, они почем-то не купили (в цене ли не сошлись, не понравился ли товар), а на обратном пути произошла автомобильная авария. Вовка шёл на обгон и развил скорость больше ста километров. Его сторона дороги была свободна, и он, развивая скорость, ничего не опасался.

Как вдруг, окуда ни возьмись, из бокового лесного проезда на дорогу вылетел тяжёлый военный грузовик, ведомый, очевидно, молодым новобранцем. Деваться было уж некуда. Антониду Кузьминичну и Люсю, говорят, собирали по кускам. Сам Вовка получил пару серьёзных переломов, но очень скоро всё срослось и зажило.

Он после катастрофы успел уже два раза пережениться. Положим, нормальная жизнь тоже была сломана в этой нелепой аварии, но если жив, то жизнь продолжается. Что касается Фёдорыча то он года два постоянно ходил на могилу под вечер и страшно и жутко выл там, наводя тоску на окрестных жителей. Да и можно его понять.

Сыновья с ним не живут, они в городе. Остался он сразу один-одинёшенек.

Вот я и стал думать: за что же их так, и Люсю, и Антониду Кузьминичну? Душегубством не занимались, в коллективизации не участвовали, церквей не закрывали. Мало ли что – одна была сельской учительницей в начальной школе, а другая – активной пионеркой. Вся-то и активность её состояла в собирании макулатуры, металлолома да в прополке кукурузы на совхозных полях.

А потом меня осенило. Это же не их «за что», а ведь Фёдорыча. Ведь не они же, а он ежевечерне волком воет на их могиле. Они погибли мгновенно. Когда-никогда, а каким-нибудь способом умирать придётся. Ну а Фёдорыча, а Фёдорыча – есть за что!

Я хоть понимал это, но «под дуб» с ним поехал. Во-первых, таить мне было нечего. Я не заговорщик, не конспиратор, а круг моих мыслей более или менее известен. Я его никогда не скрывал. У меня профессия – высказывать свои мысли. В сущности, я ничего другого и не умею.

Во-вторых, интересно же, как Фёдорыч меня будет «колоть».

Однако чарка (вторая, третья) действует на обе ведь стороны и языки развязывает обоим собеседникам. Фёдорыч вдруг развспоминался и разоткровенничался о своей фронтовой жизни. И рассказал мне следующие два эпизода:

– Ну, ты знаешь, что я воевал в Белоруссии партизаном. Как попали мы в окружение в первые дни войны, так в этих лесах и застряли. Это называлось «партизаны», а были такие же воинские части и подразделения. Воевали, одним словом. Белорусы-то нас не очень любили.

Во-первых, нам же питаться нужно, где же нам еды взять, кроме как у крестьян. Отбирали и не спрашивали. Война! Во-вторых, убъём немца в какой-нибудь деревне – немцы эту деревню карать. А мы-то в лесу сидим. Нарочно так делали, чтобы у немцев ненависть к белорусскому населению возбудить, а у населения – к немцам.

А потом освобождение началось. Вот освободили мы одно местечко и в нём большой немецкий госпиталь Немцы все ушли и раненых эвакуировали, а девчонки наши, медперсонал, остались. Ну, там, медсёстры, нянечки… Ворвался я в этот госпиталь, палаты все пустые, стёкла выбиты, по коридорам ветер гуляет. Вдруг слышу – голоса за одной дверью.

Я дверь распахнул и стою на пороге с автоматом. В эту комнату, оказывается, все эти девчонки и собрались и нас, освободителей, ждут. Как я показался на пороге, они все обрадовались, улыбаются мне. Я тоже им улыбаюсь. Нарочно им улыбаюсь, чтобы легче им было, чтобы ни о чём не догадались. Да…

Улыбаюсь я им, «здорово, говорю, сестрицы», а сам незаметно автоматом-то и провёл… Одиннадцать штук их там было. Ни одна и не пикнула. А я-то нарочно улыбался, чтобы они, значит, ни о чём не догадались. А то ведь метаться, кричать бы начали. Нет… Ни одна и не пикнула… А то ещё в эти же дни случай     был. Освободили мы село.

При немцах все колхозы были распущены, возродилось единоличное хозяйство. Но мы снова пришли, значит, снова надо колхоз образовывать. Собрали мы мужиков: так, говорим, и так. Ну, все молчат, только один старик, борода большая, седая: не пойду, говорит, опять в колхоз, не пойду и баста.

Источник: http://schutz-brett.org/3x/ru/khnrn/31-russische-beitraege/kultura/95-rasskazy-soloukhina.html

Источник: https://ob.okd1.ru/zakon/v-solouhin-zakon-nabata-kratkoe-soderzhanie/