^^
 |
|
Отзывы читателей√ ольга 24, 2013-05-12 23:35:50 √ Алла, 2015-04-29 18:02:22 √ Кирилл, 2016-12-29 19:18:32 √ Катерина, 2018-02-20 14:12:03 |
Источник: https://royallib.com/book/stayron_uilyam/vibor_sofi.html
Уильям Стайрон. Критика. Анализ романа "Выбор Софи" У. Стайрона
Г. Злобин
«Мы, американцы, плохо отдаем себе отчет в том, что фашизм — это абсолютное зло. Моя новая книга — как раз об этом…», — говорил мне Уильям Стайрон в декабре 77-го, когда я побывал у него в коннектикутском местечке Роксберри.
Было известно, что Стайрон давно работает над «большой книгой»: последний его роман «Признания Ната Тернера» вышел двенадцать лет назад.
Это было не столько обычное историческое повествование о восстании, поднятом негром-рабом Натом Тернером в 1831 году в тех же самых местах, откуда родом Стайрон, сколько «размышления над историей», как определил книгу сам автор. Двенадцать лет…
Впрочем, если подходить с количественными мерками книжного рынка, то пятидесятидвухлетний Стайрон написал, не так уж много — всего четыре романа.
Зато первой же своей книгой, отличным семейно-психологическим романом «Сойди во тьму» (1951), он прочно утвердился в национальной литературе как писатель безошибочно «южный» и вместе с тем — решительно порывающий с традицией почвенничества и легенды, чем грешили даже большие мастера.
И вот новая книга Стайрона, наконец, появилась. Она не только о молодой польской женщине, прошедшей ад Освенцима. Не только о бесчисленных жертвах германского фашизма («Я потрясен страданиями, которые перенесли славяне», — говорил Стайрон).
Это книга и о нем самом, о его молодости, о том, как приобщался он к большому миру человеческих переживаний и становился писателем. История, индивидуальное «я» и литература — таковы три взаимопроникающие плана произведения. Роман-автобиография жанр редкий и трудный.
Он обнажает самое сокровенное и личности писателя.
Известно, что в 1974 году Стайрон посетил Польшу, побывал на месте освенцимского концентрационного лагеря, говорил с людьми. Но я не знаю, действительно ли летом 1947 года — время действия романа — он познакомился с Зофьей Завистовской (так зовут героиню) и был свидетелем ее трагедии.
Да и так ли уж важно, существовала ли в жизни писателя эта женщина, или он слышал о ней от других, или же просто выдумал? В книге настолько убедительно воссоздается собственно «стайроновская» линия, столь определенно авторское умонастроение, что читатель с доверием устремляется в «даль свободного романа», с его широким жгучим многотемьем, в котором отчетливо различимы два стилевых потока — лирико-исповедальный и документально-публицистический.
Рассказ ведет двадцатидвухлетний вирджинец: «Зовите меня Стинго…» Отслужив свое на Тихоокеанском театре военных действий и закончив образование, он работает в издательстве и истово пробует писать сам. Вскоре, однако, назревает конфликт с начальством.
Прельщенный скромной квартирной платой, он переезжает из Манхэттена в Бруклин и поселяется в еврейском квартале на Флэтбуш-авеню.
Здесь он и сближается с Натаном Ландау — образованным, обаятельным, искрометного ума мужчиной лет тридцати, и Зофьей — красавицей-полькой, освобожденной из лагеря русскими и буквально возвращенной к жизни стараниями и заботой ее возлюбленного-американца.
Розоватый пятизначный номер на руке молодой женщины, внешний знак пережитого, и ослепительное белые зубы, верх американского стоматологического искусства, — это как два слагаемых ее существа, ее прошлого и настоящего. Но былое не отпускает Зофью, оно входит в сегодняшнее, и не только гнетущими воспоминаниями.
И в этом романе значительную роль играет тема американского Юга.
В частности, Стинго оказывается наследником порядочной суммы денег, которые выручил в незапамятные времена его прадед от продажи раба — черного паренька по имени Артист.
Проклятие рабства приносит просвещенному и совестливому южанину возможность писать. Иронические, а точнее — исторические парадоксы такого рода — неотъемлемая часть своеобразной поэтики романа.
Как раз на почве южного вопроса и вспыхивает первая ссора между Натаном и Стинго. На Юге линчевали невинного негра.
Натан разражается многословной тирадой, обвиняя поголовно всех белых южан в таких же злодеяниях, какие чинили нацисты в концлагерях: «…Я говорю это как человек, чей народ страдал в лагерях смерти…
» «Что ты знаешь о концлагерях, ты, Натан Ландау?» — с гневом вопрошает его подруга-полька. Упрек Зофьи обращен не только к возлюбленному.
Этот центральный мотив в прямом публицистическом пассаже, каких немало в книге, подхватит как самозадачу, как главный резон романа сам автор: «Создается впечатление, что, несмотря на опубликованные факты, фотографии, кинохронику, у нас в Америке люди не знают по-настоящему, что происходило…»
В одних главах мы слышим живую речь героини, эмоциональную, прерывистую, изобилующую повторами и умолчаниями исповедь — писатель находит особые лексические средства, чтобы передать ее неуверенный английский. В других повествование объективировано, идет от третьего лица и перемежается авторским комментарием.
Дочь Збигнева Беганьского, профессора юриспруденции Ягеллонского университета, провела безмятежные детские и юношеские годы в родном Кракове.
Легкая, обеспеченная жизнь вдруг предстала перед Зосей в ином свете, когда она переписывала отцовскую работу «Еврейская проблема в Польше.
Предлагает ли национал-социализм ее решение?» За плавными профессорскими периодами девушка, при всей своей наивности, разглядела призыв к тотальному устранению евреев. Разглядела, ужаснулась… и только.
В сентябре 39-го Беганьские еще строят иллюзии. Но слепая гитлеровская машина, запрограммированная на уничтожение «низших» рас, сработала безотказно: отец Зофьи вместе с коллегами попал в Заксенхаузен. «Патриот»-германофил мечтал о Польше без евреев, а нацисты проектировали Польшу без национальной интеллигенции.
Не бог весть какое преступление — выменять кусок мяса для чахоточной матери, и тем не менее Зофья — в Освенциме. Случай, внешность, безукоризненное знание немецкого обеспечили ей место на верху подневольной лагерной иерархии. Ее ненадолго определяют секретаршей к коменданту лагеря оберштурмбанфюрсру Рудольфу Гессу.
И вновь писатель открыто «вторгается» в романный текст: «Давайте рассмотрим поближе фигуру Гесса…
» Опираясь на книги, документы, записки Гесса, собственные наблюдения, он создаст социально-психологический портрет убийцы, вознесенного в верхний эшелон нацистской власти: друга Гиммлера, приспешника Адольфа Эйхмана, с которым он разрабатывает технологию массового уничтожения людей и испытывает «Циклон-Б» на русских военнопленных.
Изображена фашистская ментальность, «ум, охваченный экстазом тоталитаризма», моральный вакуум. Фигура Гесса, по Стайрону, есть физическое воплощение абсолютного зла — того самого, добавлю, о котором так много и бесплодно толкуют буржуазные политологи, проповедники и писатели.
Мы сравнительно немного узнаем о пребывании Зофьи в немецко-фашистском концентрационном лагере, но вся боль, стыд, муки, безмерные унижения и издевательства, которые ей довелось вынести, сконцентрированы в двух эпизодах.
Один, лаконичный и жуткий, произошел в день прибытия героини в лагерь. Неопрятный эсэсовец, руководивший селекцией очередного транспорта, предложил ей выбор: кому из двух ее детей — десятилетнему Яну или маленькой Еве — идти в печь… Другой эпизод имел место, когда у Гессе случился жестокий приступ мигрени. Прервав диктовку, он разговорился с узницей-секретаршей на отвлеченные темы.
Зофья решает использовать момент: она здесь по ошибке, страдает безвинно, вот даже брошюра отца, над которой они работали вместе. Она возводит на себя напраслину, готова отдаться Гессу, готова на все, лишь бы спасти сына или хотя бы повидать его. И Стинго пытается представить себе эту последнюю степень отчаяния, безумия и растления духа, «пытается понять Зофью, чтобы понять Освенцим».
Штудируя литературу о «лагерной вселенной», Стайрон натолкнулся у одного автора на поразившую его мысль о двух одновременных и несовместимых порядках бытия. В то время как в Освенциме шло методичное истребление людей, в десяти милях оттуда (или в десяти тысячах миль — в Штатах) люди продолжали жить почти как ни в чем не бывало.
Один пример совмещения несовместимого.
В тот день, когда Зофья разыгрывала перед комендантом унизительный спектакль, в лагере было уничтожено около двух тысяч греческих евреев, и Гесс диктовал донесение фюреру: «Механизм для осуществления Особой акции в Биркенау чрезмерно перегружен…», — в тот самый день Стинго, изощряясь в остроумии, писал отцу о ходе футбольных состязаний в военном лагере…
Беспощадный взгляд на самого себя дает Стинго моральное право сказать о своей несчастной знакомой: «Да, она была жертвой, но одновременно и сообщником, пособником… в массовом убийстве».
Нет, Зофья не доносила, не предавала, не убивала. Она просто хотела быть в стороне от политики, от ужасов войны, надеялась, что ее не тронут… Варшавские друзья убеждали: подумай о Польше, сейчас нельзя уклоняться. Но у Зофьи дети… «Я сделала выбор.
Я не стану ввязываться!» Уже арестованная, в транспорте, она твердит себе: я не еврейка, не из Сопротивления, я не сделала ничего такого.
Да и в самом лагере она по-прежнему одержима боязнью перед ответственностью, вовлеченностью в страдания и судьбы других, хотя и понимает, что могла бы быть чрезвычайно полезной подпольной группе Сопротивления.
Теперь, в 47-м, четыре года спустя, Зофья сходит с ума от жгучего стыда за свое малодушие и неизбывной, удушающей вины за все, что она сделала и не сделала.
Краков и Варшава были первым актом трагедии Зофьи. Освенцим — вторым. Третий разыгрался в Нью-Йорке.
С первых же дней знакомства Стинго замечает в Натане что-то такое, что никак не вяжется со всем привлекательным и притягательным, что есть в этом человеке. Мало-помалу выясняется, что военные годы он провел между чтением Пруста и Ньютона и психиатрической лечебницей.
Разочарованность, вспышки раздражительности, рецидивы шизофрении, наркотический туман, предчувствие конца, сексуальные девиации (в книге Стайрона немало интимнейших сцен, сексуальных снов и видений; у большинства пассажей такого рода не отнимешь тематическую целесообразность, но с писателем приходится спорить о пределах допустимого в литературе, о степени соблюдения им эстетического такта) — все это вымещается в конечном счете на Зофье. Одна из преследующих его маний — так называемый «еврейский вопрос». Даже возлюбленную Натан обвиняет в антисемитизме и аморальности: «Ты, фашистская стерва…» Иначе — как она могла выжить? Как смела выжить?!
В романе отчетливо прочитывается полемика с буржуазно-националистическими, сионистскими мифами о повсеместном и «вечном» антисемитизме, об исключительно тяжком историческом уделе евреев и т. д. и т. п.
Равным образом раздумья над нацистскими идеями расового превосходства то и дело возвращают Стинго «домой» — к жестоким порядкам на американском Юге, к проблемам расизма в США.
«Как писатель я всегда останусь в оковах рабства» — таково беспощадное самопризнание героя.
И «польскими» и «американскими» эпизодами роман Стайрона свидетельствует об опасности всех и всяческих форм и разновидностей этнического избранничества, националистического фанатизма и нетерпимости, расового угнетения и геноцида. Писатель одинаково страстно не приемлет антисемитизм в санационной Польше, воинствующий сионизм и белый расизм в Америке.
Книга о фашизме, его зверствах и растлевающем влиянии вряд ли может, быть полноценной и с точки зрения искусства, и с точки зрения истории, если в ней нет сил, противостоящих фашизму.
Такие силы намечены и в романе Стайрона; прежде всего это участники польской национально-освободительной борьбы.
Среди них выделяется фигура Ванды — мужественной патриотки, мечтающей о свободе Польши, социалистки.
Зофье Завистовской в своей недолгой, нескладной, невыразимо мучительной жизни пришлось сделать три выбора.
Первый — свободный, зависевший только от нее и никого больше: примкнуть к Сопротивлению или нет. Неизвестно, как бы сложилась ее судьба, пойди она путем борьбы. Но во всяком случае это был достойный, действительный выбор, открывающий несколько возможностей.
Второй выбор — по принуждению, запредельный, как пытка. Этот выбор не имел никакого реального смысла, он ровным счетом ничего не мог изменить. Но эсэсовец знал, что делает, когда приказал обезумевшей от горя матери выбирать между двумя детьми.
Третий, последний выбор — между жизнью и смертью — осложнялся благодарной самозабвенной любовью к человеку, который, отодвигая собственное безумие, воскресил ее нравственно и физически на чужих, далеких берегах.
Когда надо было идти на риск, поступиться, может быть, пожертвовать собой ради других, Зофья выбрала неучастие — то, что наиболее вероятно обещало, казалось, жизнь. На этот раз она избрала участие — и смерть.
Какие только картины мирной совместной жизни не рисовал ей Стинго! Но она не могла оставить Натана. Они вместе кончают с собой.
Драма Зофьи развивается на страницах романа с мощной неуклонностью античного рока. Стайрон честен и убедителен в изображении смертоносной логики существования Зофьи и ее возлюбленного. Он показывает, как оно связано со множеством других жизней и смертей, с памятью о жертвах, принесенных во имя избавления человека от фашистского зла.
В книге «Язык и молчание» известный критик Джордж Стайнер, говоря о нацистских зверствах, призывал «не примешивать к невыразимому банальности литературных и социологических дебатов». Нет, молчание — не ответ, возражает Стайрон. «Я не согласен с мыслью, будто перед лицом определенных реальностей искусство пошло или бессильно».
Каждая книга Стайрона вызывала споры. Наверное, случится это и с новым его романом. У меня тоже есть, что возразить писателю по ряду частных моментов.
У меня тоже есть, что возразить ему по ряду частных моментов, как, впрочем, и в связи с некоторыми скоропалительными жестами писателя, свидетельствующими если не о предвзятости, то о его недостаточной осведомленности в вопросах общественно-литературной жизни нашей страны.
Однако споры вокруг книги не должны заслонять главного: определенности идейно-эстетической концепции книги, исполненной страстного антифашистского пафоса и восполняющей конкретно-историческую недостаточность многих американских романов, связанных с войной.
«Зофья делает выбор» — самобытное, выдающееся реалистическое произведение, затрагивающее животрепещущие политические проблемы современности и взывающее к читательской совести и чувству ответственности.
Оно, на мой взгляд, вскрывает несостоятельность экзистенциалистской метафизики и мифологии вневременного, абстрактного зла. Стайрон сосредоточил внимание на психологии и практике фашизма, на катастрофических последствиях расистского фанатизма.
И в трактовке этих чудовищных феноменов XX века ему удалось достичь такой художественности и степени историзма, какие редко встретишь в современной литературе США.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – Москва, 1980. – № 2. – С. 83-87.
Биография
Произведения
- Выбор Софи
- Долгий марш
- И поджёг этот дом
Критика
Ключевые слова: Уильям Стайрон,William Styron,Sophie's Choice,Выбор Софи,критика на творчество Уильяма Стайрона,критика на произведения Уильяма Стайрона,скачать критику,скачать бесплатно,американская литература 20 века
Источник: https://md-eksperiment.org/post/20180620-uilyam-stajron-zofya-sdelala-vybor
"Выбор Софи", книга и фильм про концлагерь, любовь и безвыходность
Обложка романа и постер к фильму «Выбор Софи»Натан, Софи и Стинго, все счастливы. Кадр из фильма «Выбор Софи»
История Софи скрывает немало тайн, которые она постепенно раскрывает своему юному другу по мере роста доверия между ними.
Софи и Стинго стали друзьями. Кадр из фильма «Выбор Софи»
Натан слишком взрывной, экспрессивный, и у него случаются странные перепады настроения, во время которых Софи словно попадает в новый ад после пережитого, ведь она безумно любит своего эксцентричного мужчину, ищущего лекарство от одной из неизлечимых болезней, но он иногда устраивает ей и Язвинке безобразные сцены.
Резкое изменение в поведение Натана. Кадр из фильма «Выбор Софи»
«Совы не то, чем кажутся»
У Софи раскрывается не одна ее тайна, и в названии романа кроется не только тот чудовищный выбор, сделанный по приказанию нациста в концлагере, но и несколько других ключевых моментов, касающихся польского антисемитизма, ее замужества, отношений с отцом и возможности участия в польском Сопротивлении.
Натан тоже не так-то прост, к концу романа раскроется и вся правда о нем. И только милый Стинго останется таким же бесхитростным юношей, обладающим самоиронией и потрясающей энергетикой молодости.
Прекрасное красное платье. Кадр из фильма «Выбор Софи»
Все эти линии искусно переплетены, то погружение в безысходность концлагеря, то выныривание в современность 1947 года, приключения Стинго с девчонками, веселье втроем за душевными разговорами и прогулками и драматичность отношений Софи и Натана.
В концлагере. Кадр из фильма «Выбор Софи»
Это мастерски подстегивает интерес к истории Софи, напряжение сильно возрастает к концу романа, и финал великолепен.
Фильм американского режиссера Алана Дж. Пакулы, на мой взгляд, слабее романа. Но если не читать выдающееся литературное произведение Стайрона, то, возможно, фильм понравится больше, чем мне.
Хороша Мэрил Стрип, снявшаяся в фильме в довольно молодом возрасте, и образ Софи создан выразительно, она действительно выглядит так, как литературный персонаж, доброй и тактичной по отношению к другу и бойфренду, бесконечно влюбленной и травматичной, и скрывающей кучу тайн.
Мэрил Стрип в роли Софи. Кадр из фильма «Выбор Софи»
Мэрил Стрип получила Оскара и Золотой глобус в номинации на лучшую женскую роль. Стинго (Питер МакНикол) проще намного, чем в романе. Натан (Кевин Клайн) довольно убедителен, хотя воображение создает героя на порядок харизматичнее, в фильме непонятно, почему его так уж обожают окружающие. Вообще все персонажи упрощены до безобразия, а ведь все они намного интереснее.
Кевин Клайн, Мэрил Стрип и Питер МакНикол. Кадр из фильма «Выбор Софи»
А роман многогранен. В нем блестяще показаны различия между Европой и Америкой, противоречия американских Севера и Юга, есть размышления об американском расизме, затронута психология отношений между родителями и детьми, много глубокой любви и страсти.
Тем не менее, фильм заслуживает просмотра и увлечет и интригой, и раскрытием тайн прошлого, и своеобразным сочетанием легкости и драматичности, и незабываемой игрой Мэрил Стрип.
Кадры из фильма «Выбор Софи»
Читайте также —>>
«Последняя женщина». Провокационный фильм с Орнеллой Мути и Жераром Депардье «Тоня против всех». Волчьи нравы в большом спорте «Профессионал». Фильм про то, что месть — это блюдо, которое следует подавать холодным
Источник: https://zen.yandex.ru/media/id/5bb75a7b17241200aa6462d5/5dfb27430a451800b11732c7
Выбор Софи
Текст
Нью-Йорк, Бруклин, 1947 г. Начинающий писатель Стинго, от лица которого строится повествование, вознамерился покорить литературную Америку. Однако пока ему похвастаться нечем. Работа рецензентом в довольно крупном издательстве оказывается непродолжительной, завязать полезные литературные знакомства не удаётся, да и деньги оказываются на исходе.
Повествование многослойно. Это автобиография Стинго. А также история Софи, молодой польки Зофьи Завистовской, прошедшей через ад Освенцима. И растянувшийся на много страниц «жестокий романс» — описание роковой любви Зофьи и Натана Ландау, соседей Стинго по дешёвому пансиону в Бруклине. Это роман о фашизме и отчасти трактат о мировом зле.
Стинго поглощенно трудится над своим первым романом из жизни родного Юга, в котором знатоки творчества Стайрона легко узнают его собственный роман-дебют «Затаись во мраке».
Но в мрачный готический мир страстей, который стремится воссоздать Стинго, врывается иной материал.
История жизни Зофьи, которую та фрагмент за фрагментом рассказывает симпатичному соседу в минуты страха и отчаяния, вызванные очередной размолвкой с неуживчивым Натаном, заставляет Стинго задуматься о том, что же такое фашизм.
Одним из наиболее интересных его наблюдений становится вывод о мирном сосуществовании двух жизненных пластов-антагонистов.
Так, размышляет он, в тот самый день, когда в Освенциме была произведена ликвидация очередной партии доставленных эшелоном евреев, новобранец Стинго писал весёлое письмо отцу из лагеря подготовки морских пехотинцев в Северной Каролине.
Геноцид и «почти комфорт» выступают в виде параллелей, которые если и пересекаются, то в туманной бесконечности. Судьба Зофьи напоминает Стинго, что ни он, ни его соотечественники толком не знали о фашизме. Его личный вклад заключался в прибытии на театр военных действий, когда война, по сути дела, была уже окончена.
Польша, тридцатые годы… Зофья — дочь профессора права Краковского университета Беганьского. Там же преподаёт математику её муж Казимир. Где-то вдалеке уже поднимает голову фашизм, попадают в лагеря люди, но стены уютной профессорской квартиры оберегают Зофью от печальных фактов. Не сразу доверяет она Стинго то, что держала в тайне от Натана. Ее отец отнюдь не был антифашистом, спасавшим евреев, рискуя собственной жизнью. Респектабельный правовед, напротив, был ярым антисемитом и сочинил брошюру «Еврейская проблема в Польше. Может ли решить её национал-социализм». Учёный-правовед, по сути дела, предлагал то, что впоследствии нацисты назовут «окончательным решением». По просьбе отца Зофье пришлось перепечатать рукопись для издательства. Отцовские воззрения вызывают у неё ужас, но потрясение быстро проходит, заслоняется семейными заботами.
…1939 г. Польша оккупирована гитлеровцами. Профессор Беганьский надеется быть полезным рейху как эксперт по национальным вопросам, но его участь предрешена стопроцентными арийцами. Как представитель неполноценной славянской расы он не нужен великой Германии. Вместе со своим зятем, мужем Зофьи, он попадает в концлагерь, где оба и погибают.
Стинго внемлет «польской истории», а сам исправно запечатлевает на бумаге образы родного Юга. Натан проявляет интерес к его работе, читает отрывки из романа и хвалит Стинго, причём не из вежливости, а поскольку действительно верит в литературный талант соседа по пансиону.
В то же самое время бедняге Стинго приходится одному отвечать за все эксцессы взаимоотношений между чёрными и белыми в этом регионе Америки, филиппики Натана звучат несправедливо, но ирония судьбы такова, что теперешнее относительное благополучие Стинго уходит корнями в далёкое прошлое и связано с фамильной драмой.
Оказывается, деньги, присланные ему отцом и позволяющие продолжить работу над романом, — часть суммы, вырученной в далёкие времена его прадедом от продажи молодого невольника по прозвищу Артист. Он был несправедливо обвинён истеричной девицей в приставании, а потом оказалось, что она его оклеветала.
Прадед предпринял немало усилий, чтобы разыскать юношу и выкупить его, но тот словно сгинул. Грустная участь Артиста, скорее всего, нашедшего безвременную смерть на плантациях, становится тем фундаментом, на котором пытается строить свою писательскую будущность начинающий художник, тяготеющий к изображению мрачных сторон действительности.
Правда, большая часть этих денег будет украдена у Стинго, и его посетит двоякое чувство досады и свершения исторической справедливости.
Достаётся от Натана и Зофье. Он не только беспричинно ревнует её к самым разным персонажам романа, но в минуты ярости обвиняет её в антисемитизме, в том, дескать, как она посмела выжить, когда евреи из Польши практически все сгинули в газовых камерах.
Но и тут в упрёках Натана есть крупица правды, хотя не ему судить свою возлюбленную.
Тем не менее все новые и новые признания Зофьи создают образ женщины, отчаянно пытающейся приспособиться к ненормальному существованию, заключить пакт со злом — и снова, и снова терпящей неудачу.
Перед Зофьей встаёт проблема: принять участие в движении Сопротивления или остаться в стороне. Зофья принимает решение не рисковать: как-никак у неё дети, дочь Ева и сын Ян, и она убеждает себя, что в первую очередь несёт ответственность за их жизни.
Но волей обстоятельств она все же попадает в концлагерь. В результате очередной облавы на подпольщиков её задерживают, а коль скоро при ней оказывается запрещённая ветчина (все мясо — собственность рейха), её отправляют туда, куда она так страшилась попасть — в Освенцим.
Ценой сепаратного мира со злом Зофья пытается сохранить своих близких и теряет их одного за другим. Умирает, оказавшись без поддержки, мать Зофьи, а по прибытии в Освенцим судьба в образе пьяного эсэсовца предлагает ей решить, кого из детей оставить, а кого потерять в газовой камере.
Если она откажется сделать выбор, в печь будут отправлены оба, и после мучительных колебаний она оставляет сына Яна. И в лагере Зофья прилагает отчаянные усилия, чтобы приспособиться. Став на время секретарём-машинисткой всесильного коменданта Хёсса, она постарается вызволить Яна.
Пригодится и сохранённый ею папин трактат. Она объявит себя убеждённой антисемиткой и поборницей идей национал-социализма. Она готова стать любовницей Хёсса, но все её усилия идут прахом.
Начавшего проявлять к ней интерес главного тюремщика переводят в Берлин, а её обратно в общий барак, и попытки облегчить участь сына окажутся тщетными. Ей уже не суждено увидеть Яна.
Постепенно Стинго понимает, что же удерживает её в обществе Натана. В своё время он не дал ей погибнуть в Бруклине, сделал — с помощью своего брата-врача Аарри — все, чтобы она оправилась от потрясений и недоедания и обрела силы продолжать жить. Благодарность заставляет её сносить безумную ревность Натана, приступы бешенства, во время которых он не только оскорбляет, но и избивает её.
Вскоре Стинго узнает печальную истину. Ларри рассказывает ему, что его брат отнюдь не талантливый биолог, работающий над проектом, который, по уверениям Натана, принесёт ему Нобелевскую премию.
Натан Ландау от природы блестяще одарён, но тяжёлое психическое заболевание не позволило ему самореализоваться. Семья не жалела сил и средств на его лечение, но усилия психиатров не приносили нужного результата.
Натан действительно работает в фармацевтической фирме, но скромным библиотекарем, а разговоры про науку, про грядущее открытие — все это для отвода глаз.
Тем не менее в очередной период относительного психического благополучия Натан сообщает Стинго о своём намерении жениться на Зофье, а также о том, что они втроём отправятся на юг, на «фамильную ферму» Стинго, где и отдохнут как следует.
Разумеется, планы так и остаются планами. Новый припадок Натана, и Зофья спешно покидает дом. Впрочем, Натан звонит ей и Стинго по телефону и обещает пристрелить их обоих. В знак серьёзности своих намерений он стреляет из пистолета, пока что в пространство.
По настоянию Стинго Зофья покидает Нью-Йорк в его обществе. Они отправляются на ферму Стинго. Именно в ходе этого путешествия герою удаётся расстаться со своей девственностью, каковая отнюдь не украшала готического художника.
Попытки стать мужчиной Стинго предпринимал неоднократно, но в Америке конца сороковых годов идеи свободной любви не пользовались популярностью. В конечном счёте начинающему американскому писателю досталось то, в чем в силу обстоятельств было отказано коменданту Освенцима.
Страдалица и жертва тотального насилия, Зофья в то же время выступает воплощением Эротики.
Впрочем, проснувшись после упоительной ночи, Стинго понимает, что он в номере один. Зофья не вынесла разлуки с Натаном и, изменив своё решение, возвращается в Нью-Йорк. Стинго незамедлительно отправляется за ней вдогонку, понимая, что, скорее всего, уже опоздал помешать случиться неотвратимому.
Последнюю дилемму, которую предлагает судьба Зофье — остаться жить со Стинго или умереть с Натаном, она решает однозначно. Она слишком много раз уже выбирала жизнь — ценой гибели других. Теперь она поступает иначе. Отвергая возможность безбедного существования, Зофья сохраняет верность человеку, который однажды спас её, — теперь она окончательно связала свою судьбу с ним.
Как персонажи античной трагедии, они принимают яд и умирают одновременно. Стинго остаётся жить — и писать.
Источник: https://4fasol.com/txt/retelling/265045
«Выбор Софи» Стайрона в кратком содержании
Нью-Йорк, Бруклин, 1947 г. Начинающий писатель Стинго, от лица которого строится повествование, вознамерился покорить литературную Америку. Однако пока ему похвастаться нечем. Работа рецензентом в довольно крупном издательстве оказывается непродолжительной, завязать полезные литературные знакомства не удается, да и деньги оказываются на исходе.
Повествование многослойно. Это автобиография Стинго. А также история Софи, молодой польки Зофьи Завистовской, прошедшей через ад Освенцима. И растянувшийся на много страниц «жестокий романс»
— описание роковой любви Зофьи и Натана Ландау, соседей Стинго по дешевому пансиону в Бруклине. Это роман о фашизме и отчасти трактат о мировом зле.
Стинго поглощенно трудится над своим первым романом из жизни родного Юга, в котором знатоки творчества Стайрона легко узнают его собственный роман-дебют «Затаись во мраке».
Но в мрачный готический мир страстей, который стремится воссоздать Стинго, врывается иной материал.
История жизни Зофьи, которую та фрагмент за фрагментом рассказывает симпатичному соседу в минуты страха и отчаяния, вызванные очередной размолвкой с неуживчивым Натаном, заставляет Стинго задуматься о том, что же такое фашизм.
Одним из наиболее интересных его наблюдений становится вывод о мирном сосуществовании двух жизненных пластов-антагонистов.
Так, размышляет он, в тот самый день, когда в Освенциме была произведена ликвидация очередной партии доставленных эшелоном евреев, новобранец Стинго писал веселое письмо отцу из лагеря подготовки морских пехотинцев в Северной Каролине.
Геноцид и «почти комфорт» выступают в виде параллелей, которые если и пересекаются, то в туманной бесконечности. Судьба Зофьи напоминает Стинго, что ни он, ни его соотечественники толком не знали о фашизме. Его личный вклад заключался в прибытии на театр военных действий, когда война, по сути дела, была уже окончена.
Польша, тридцатые годы… Зофья — дочь профессора права Краковского университета Беганьского. Там же преподает математику ее муж Казимир. Где-то вдалеке уже поднимает голову фашизм, попадают в лагеря люди, но стены уютной профессорской квартиры оберегают Зофью от печальных фактов.
Не сразу доверяет она Стинго то, что держала в тайне от Натана. Ее отец отнюдь не был антифашистом, спасавшим евреев, рискуя собственной жизнью. Респектабельный правовед, напротив, был ярым антисемитом и сочинил брошюру «Еврейская проблема в Польше.
Может ли решить ее национал-социализм». Ученый-правовед, по сути дела, предлагал то, что впоследствии нацисты назовут «окончательным решением». По просьбе отца Зофье пришлось перепечатать рукопись для издательства.
Отцовские воззрения вызывают у нее ужас, но потрясение быстро проходит, заслоняется семейными заботами.
…1939 г. Польша оккупирована гитлеровцами. Профессор Беганьский надеется быть полезным рейху как эксперт по национальным вопросам, но его участь предрешена стопроцентными арийцами. Как представитель неполноценной славянской расы он не нужен великой Германии. Вместе со своим зятем, мужем Зофьи, он попадает в концлагерь, где оба и погибают.
Стинго внемлет «польской истории», а сам исправно запечатлевает на бумаге образы родного Юга. Натан проявляет интерес к его работе, читает отрывки из романа и хвалит Стинго, причем не из вежливости, а поскольку действительно верит в литературный талант соседа по пансиону.
В то же самое время бедняге Стинго приходится одному отвечать за все эксцессы взаимоотношений между черными и белыми в этом регионе Америки, филиппики Натана звучат несправедливо, но ирония судьбы такова, что теперешнее относительное благополучие Стинго уходит корнями в далекое прошлое и связано с фамильной драмой.
Оказывается, деньги, присланные ему отцом и позволяющие продолжить работу над романом, — часть суммы, вырученной в далекие времена его прадедом от продажи молодого невольника по прозвищу Артист. Он был несправедливо обвинен истеричной девицей в приставании, а потом оказалось, что она его оклеветала.
Прадед предпринял немало усилий, чтобы разыскать юношу и выкупить его, но тот словно сгинул. Грустная участь Артиста, скорее всего, нашедшего безвременную смерть на плантациях, становится тем фундаментом, на котором пытается строить свою писательскую будущность начинающий художник, тяготеющий к изображению мрачных сторон действительности.
Правда, большая часть этих денег будет украдена у Стинго, и его посетит двоякое чувство досады и свершения исторической справедливости.
Достается от Натана и Зофье. Он не только беспричинно ревнует ее к самым разным персонажам романа, но в минуты ярости обвиняет ее в антисемитизме, в том, дескать, как она посмела выжить, когда евреи из Польши практически все сгинули в газовых камерах.
Но и тут в упреках Натана есть крупица правды, хотя не ему судить свою возлюбленную.
Тем не менее все новые и новые признания Зофьи создают образ женщины, отчаянно пытающейся приспособиться к ненормальному существованию, заключить пакт со злом — и снова, и снова терпящей неудачу.
Перед Зофьей встает проблема: принять участие в движении Сопротивления или остаться в стороне. Зофья принимает решение не рисковать: как-никак у нее дети, дочь Ева и сын Ян, и она убеждает себя, что в первую очередь несет ответственность за их жизни.
Но волей обстоятельств она все же попадает в концлагерь. В результате очередной облавы на подпольщиков ее задерживают, а коль скоро при ней оказывается запрещенная ветчина, ее отправляют туда, куда она так страшилась попасть — в Освенцим.
Ценой сепаратного мира со злом Зофья пытается сохранить своих близких и теряет их одного за другим. Умирает, оказавшись без поддержки, мать Зофьи, а по прибытии в Освенцим судьба в образе пьяного эсэсовца предлагает ей решить, кого из детей оставить, а кого потерять в газовой камере.
Если она откажется сделать выбор, в печь будут отправлены оба, и после мучительных колебаний она оставляет сына Яна. И в лагере Зофья прилагает отчаянные усилия, чтобы приспособиться. Став на время секретарем-машинисткой всесильного коменданта Хесса, она постарается вызволить Яна.
Пригодится и сохраненный ею папин трактат. Она объявит себя убежденной антисемиткой и поборницей идей национал-социализма. Она готова стать любовницей Хесса, но все ее усилия идут прахом.
Начавшего проявлять к ней интерес главного тюремщика переводят в Берлин, а ее обратно в общий барак, и попытки облегчить участь сына окажутся тщетными. Ей уже не суждено увидеть Яна.
Постепенно Стинго понимает, что же удерживает ее в обществе Натана. В свое время он не дал ей погибнуть в Бруклине, сделал — с помощью своего брата-врача Аарри — все, чтобы она оправилась от потрясений и недоедания и обрела силы продолжать жить. Благодарность заставляет ее сносить безумную ревность Натана, приступы бешенства, во время которых он не только оскорбляет, но и избивает ее.
Вскоре Стинго узнает печальную истину. Ларри рассказывает ему, что его брат отнюдь не талантливый биолог, работающий над проектом, который, по уверениям Натана, принесет ему Нобелевскую премию.
Натан Ландау от природы блестяще одарен, но тяжелое психическое заболевание не позволило ему самореализоваться. Семья не жалела сил и средств на его лечение, но усилия психиатров не приносили нужного результата.
Натан действительно работает в фармацевтической фирме, но скромным библиотекарем, а разговоры про науку, про грядущее открытие — все это для отвода глаз.
Тем не менее в очередной период относительного психического благополучия Натан сообщает Стинго о своем намерении жениться на Зофье, а также о том, что они втроем отправятся на юг, на «фамильную ферму» Стинго, где и отдохнут как следует.
Разумеется, планы так и остаются планами. Новый припадок Натана, и Зофья спешно покидает дом. Впрочем, Натан звонит ей и Стинго по телефону и обещает пристрелить их обоих. В знак серьезности своих намерений он стреляет из пистолета, пока что в пространство.
По настоянию Стинго Зофья покидает Нью-Йорк в его обществе. Они отправляются на ферму Стинго. Именно в ходе этого путешествия герою удается расстаться со своей девственностью, каковая отнюдь не украшала готического художника.
Попытки стать мужчиной Стинго предпринимал неоднократно, но в Америке конца сороковых годов идеи свободной любви не пользовались популярностью. В конечном счете начинающему американскому писателю досталось то, в чем в силу обстоятельств было отказано коменданту Освенцима.
Страдалица и жертва тотального насилия, Зофья в то же время выступает воплощением Эротики.
Впрочем, проснувшись после упоительной ночи, Стинго понимает, что он в номере один. Зофья не вынесла разлуки с Натаном и, изменив свое решение, возвращается в Нью-Йорк. Стинго незамедлительно отправляется за ней вдогонку, понимая, что, скорее всего, уже опоздал помешать случиться неотвратимому.
Последнюю дилемму, которую предлагает судьба Зофье — остаться жить со Стинго или умереть с Натаном, она решает однозначно. Она слишком много раз уже выбирала жизнь — ценой гибели других. Теперь она поступает иначе. Отвергая возможность безбедного существования, Зофья сохраняет верность человеку, который однажды спас ее, — теперь она окончательно связала свою судьбу с ним.
Как персонажи античной трагедии, они принимают яд и умирают одновременно. Стинго остается жить — и писать.
(No Ratings Yet) «Выбор Софи» Стайрона в кратком содержании
Источник: https://home-task.com/vybor-sofi-stajrona-v-kratkom-soderzhanii/
«Выбор Софи»
Нью-Йорк, Бруклин, 1947 г. Начинающий писатель Стинго, от лица которого строится повествование, вознамерился покорить литературную Америку. Однако пока ему похвастаться нечем. Работа рецензентом в довольно крупном издательстве оказывается непродолжительной, завязать полезные литературные знакомства не удаётся, да и деньги оказываются на исходе.
Повествование многослойно. Это автобиография Стинго. А также история Софи, молодой польки Зофьи Завистовской, прошедшей через ад Освенцима. И растянувшийся на много страниц «жестокий романс» — описание роковой любви Зофьи и Натана Ландау, соседей Стинго по дешёвому пансиону в Бруклине. Это роман о фашизме и отчасти трактат о мировом зле.
Стинго поглощенно трудится над своим первым романом из жизни родного Юга, в котором знатоки творчества Стайрона легко узнают его собственный роман-дебют «Затаись во мраке».
Но в мрачный готический мир страстей, который стремится воссоздать Стинго, врывается иной материал.
История жизни Зофьи, которую та фрагмент за фрагментом рассказывает симпатичному соседу в минуты страха и отчаяния, вызванные очередной размолвкой с неуживчивым Натаном, заставляет Стинго задуматься о том, что же такое фашизм.
Одним из наиболее интересных его наблюдений становится вывод о мирном сосуществовании двух жизненных пластов-антагонистов.
Так, размышляет он, в тот самый день, когда в Освенциме была произведена ликвидация очередной партии доставленных эшелоном евреев, новобранец Стинго писал весёлое письмо отцу из лагеря подготовки морских пехотинцев в Северной Каролине.
Геноцид и «почти комфорт» выступают в виде параллелей, которые если и пересекаются, то в туманной бесконечности. Судьба Зофьи напоминает Стинго, что ни он, ни его соотечественники толком не знали о фашизме. Его личный вклад заключался в прибытии на театр военных действий, когда война, по сути дела, была уже окончена.
Польша, тридцатые годы… Зофья — дочь профессора права Краковского университета Беганьского. Там же преподаёт математику её муж Казимир. Где-то вдалеке уже поднимает голову фашизм, попадают в лагеря люди, но стены уютной профессорской квартиры оберегают Зофью от печальных фактов.
Не сразу доверяет она Стинго то, что держала в тайне от Натана. Ее отец отнюдь не был антифашистом, спасавшим евреев, рискуя собственной жизнью. Респектабельный правовед, напротив, был ярым антисемитом и сочинил брошюру «Еврейская проблема в Польше.
Может ли решить её национал-социализм». Учёный-правовед, по сути дела, предлагал то, что впоследствии нацисты назовут «окончательным решением». По просьбе отца Зофье пришлось перепечатать рукопись для издательства.
Отцовские воззрения вызывают у неё ужас, но потрясение быстро проходит, заслоняется семейными заботами.
…1939 г. Польша оккупирована гитлеровцами. Профессор Беганьский надеется быть полезным рейху как эксперт по национальным вопросам, но его участь предрешена стопроцентными арийцами. Как представитель неполноценной славянской расы он не нужен великой Германии. Вместе со своим зятем, мужем Зофьи, он попадает в концлагерь, где оба и погибают.
Стинго внемлет «польской истории», а сам исправно запечатлевает на бумаге образы родного Юга. Натан проявляет интерес к его работе, читает отрывки из романа и хвалит Стинго, причём не из вежливости, а поскольку действительно верит в литературный талант соседа по пансиону.
В то же самое время бедняге Стинго приходится одному отвечать за все эксцессы взаимоотношений между чёрными и белыми в этом регионе Америки, филиппики Натана звучат несправедливо, но ирония судьбы такова, что теперешнее относительное благополучие Стинго уходит корнями в далёкое прошлое и связано с фамильной драмой.
Оказывается, деньги, присланные ему отцом и позволяющие продолжить работу над романом, — часть суммы, вырученной в далёкие времена его прадедом от продажи молодого невольника по прозвищу Артист. Он был несправедливо обвинён истеричной девицей в приставании, а потом оказалось, что она его оклеветала.
Прадед предпринял немало усилий, чтобы разыскать юношу и выкупить его, но тот словно сгинул. Грустная участь Артиста, скорее всего, нашедшего безвременную смерть на плантациях, становится тем фундаментом, на котором пытается строить свою писательскую будущность начинающий художник, тяготеющий к изображению мрачных сторон действительности.
Правда, большая часть этих денег будет украдена у Стинго, и его посетит двоякое чувство досады и свершения исторической справедливости.
Достаётся от Натана и Зофье. Он не только беспричинно ревнует её к самым разным персонажам романа, но в минуты ярости обвиняет её в антисемитизме, в том, дескать, как она посмела выжить, когда евреи из Польши практически все сгинули в газовых камерах.
Но и тут в упрёках Натана есть крупица правды, хотя не ему судить свою возлюбленную.
Тем не менее все новые и новые признания Зофьи создают образ женщины, отчаянно пытающейся приспособиться к ненормальному существованию, заключить пакт со злом — и снова, и снова терпящей неудачу.
Перед Зофьей встаёт проблема: принять участие в движении Сопротивления или остаться в стороне. Зофья принимает решение не рисковать: как-никак у неё дети, дочь Ева и сын Ян, и она убеждает себя, что в первую очередь несёт ответственность за их жизни.
Но волей обстоятельств она все же попадает в концлагерь. В результате очередной облавы на подпольщиков её задерживают, а коль скоро при ней оказывается запрещённая ветчина (все мясо — собственность рейха), её отправляют туда, куда она так страшилась попасть — в Освенцим.
Ценой сепаратного мира со злом Зофья пытается сохранить своих близких и теряет их одного за другим. Умирает, оказавшись без поддержки, мать Зофьи, а по прибытии в Освенцим судьба в образе пьяного эсэсовца предлагает ей решить, кого из детей оставить, а кого потерять в газовой камере.
Если она откажется сделать выбор, в печь будут отправлены оба, и после мучительных колебаний она оставляет сына Яна. И в лагере Зофья прилагает отчаянные усилия, чтобы приспособиться. Став на время секретарём-машинисткой всесильного коменданта Хёсса, она постарается вызволить Яна.
Пригодится и сохранённый ею папин трактат. Она объявит себя убеждённой антисемиткой и поборницей идей национал-социализма. Она готова стать любовницей Хёсса, но все её усилия идут прахом.
Начавшего проявлять к ней интерес главного тюремщика переводят в Берлин, а её обратно в общий барак, и попытки облегчить участь сына окажутся тщетными. Ей уже не суждено увидеть Яна.
Постепенно Стинго понимает, что же удерживает её в обществе Натана. В своё время он не дал ей погибнуть в Бруклине, сделал — с помощью своего брата-врача Аарри — все, чтобы она оправилась от потрясений и недоедания и обрела силы продолжать жить. Благодарность заставляет её сносить безумную ревность Натана, приступы бешенства, во время которых он не только оскорбляет, но и избивает её.
Вскоре Стинго узнает печальную истину. Ларри рассказывает ему, что его брат отнюдь не талантливый биолог, работающий над проектом, который, по уверениям Натана, принесёт ему Нобелевскую премию.
Натан Ландау от природы блестяще одарён, но тяжёлое психическое заболевание не позволило ему самореализоваться. Семья не жалела сил и средств на его лечение, но усилия психиатров не приносили нужного результата.
Натан действительно работает в фармацевтической фирме, но скромным библиотекарем, а разговоры про науку, про грядущее открытие — все это для отвода глаз.
Тем не менее в очередной период относительного психического благополучия Натан сообщает Стинго о своём намерении жениться на Зофье, а также о том, что они втроём отправятся на юг, на «фамильную ферму» Стинго, где и отдохнут как следует.
Разумеется, планы так и остаются планами. Новый припадок Натана, и Зофья спешно покидает дом. Впрочем, Натан звонит ей и Стинго по телефону и обещает пристрелить их обоих. В знак серьёзности своих намерений он стреляет из пистолета, пока что в пространство.
По настоянию Стинго Зофья покидает Нью-Йорк в его обществе. Они отправляются на ферму Стинго. Именно в ходе этого путешествия герою удаётся расстаться со своей девственностью, каковая отнюдь не украшала готического художника.
Попытки стать мужчиной Стинго предпринимал неоднократно, но в Америке конца сороковых годов идеи свободной любви не пользовались популярностью. В конечном счёте начинающему американскому писателю досталось то, в чем в силу обстоятельств было отказано коменданту Освенцима.
Страдалица и жертва тотального насилия, Зофья в то же время выступает воплощением Эротики.
Впрочем, проснувшись после упоительной ночи, Стинго понимает, что он в номере один. Зофья не вынесла разлуки с Натаном и, изменив своё решение, возвращается в Нью-Йорк. Стинго незамедлительно отправляется за ней вдогонку, понимая, что, скорее всего, уже опоздал помешать случиться неотвратимому.
Последнюю дилемму, которую предлагает судьба Зофье — остаться жить со Стинго или умереть с Натаном, она решает однозначно. Она слишком много раз уже выбирала жизнь — ценой гибели других. Теперь она поступает иначе. Отвергая возможность безбедного существования, Зофья сохраняет верность человеку, который однажды спас её, — теперь она окончательно связала свою судьбу с ним.
Как персонажи античной трагедии, они принимают яд и умирают одновременно. Стинго остаётся жить — и писать.
Стинго – начинающий писатель, решил покорить Америку и отправился Нью-Йорк, Бруклин. Действия происходят в 1947 году. Но новичка в области литературы быстро настигают неудачи. Рядом с историей Стинго ведется повествование девушки Софи, польки Зофьи Завистовской, которая в период войны побывала в жестоких условиях Освенцима.
Софи вместе со своим возлюбленным Натаном живет по соседству с писателем. Она рассказывает ему страшные фрагменты своей лагерной жизни, чем вызывает глубокий интерес к фашизму, о котором он практически ничего не знал.
Зофья в тридцатые годы жила в Польше. Ее отец был профессором в университете, где также работал и ее муж. Фашизм начинает настигать жителей страны, но Зофья далека от всех реалий, находясь в укромных стенах своего дома.
Вскоре девушка раскрывает тайну о своем отце Стинго, которую не решалась поведать даже Натану. Профессор был ярым антисемитом и не считал спасение евреев правильным действием. Отцовские убеждения вызывали ужас Зофьи.
Когда Гитлер оккупировал земли Польши, профессор Беганьский хотел примкнуть к идеям фашистов и стать полезным в области национальных вопросов. Но, не имея арийскую кровь, был сослан в лагерь вместе со своей семьей. Там муж и отец девушки погибли. Слушая истории польки, Стинго продолжает свой роман о Юге, с которым он связан родственными корнями.
Натан постоянно ревнует Зофью к самым разным мужчинам, а иногда обвиняет девушку в антисемитизме, не имея на то никакого права. Зофья оказывается перед выбором участия в движении Сопротивления, но решает не рисковать, имея двоих детей. Но жизнь и обстоятельства отправляют ее в Освенцим.
Девушка пытается заключить мир со злом, чтобы спасти близких, но встречает горе лицом к лицу. Умирает ее мать, а прибывши в лагерь, пьяный эсэсовец предлагает ей выбрать жизнь одного из детей, а второго отправить в газовую камеру. В случае отказа умрут оба ребенка. Измучившись, Зофья оставляет жизнь сыну Яну.
Чтобы освободить сына, девушка объявляет себя убеждённой антисемиткой и становится любовницей Хёсса, но все напрасно.
Натан в свое время спас польку от психологических потрясений с помощью брата-врача, и теперь Зофьяиз благодарности живет с мужчиной, примирившись с его жестоким отношением.
В период очередного скандала, героиня покидает дом. Стинго советует Зофье покинуть город вместе с ним и отправится на ферму писателя. Стинго наконец-то лишается девственности и Зофья становится для него воплощением Эротики.
Но героиня решила изменить свою судьбу, выбрав человека, который однажды ее спас и вернулась к Натану. Слишком часто ей приходилось предавать свои чувства ради других. Влюбленные лишают себя жизни, приняв яд.
Источник: https://www.allsoch.ru/stajron/vibor_sofi/
Загрузка...
