Краткое содержание свифт сказка бочки за 2 минуты пересказ сюжета

Джонатан Свифт

Сказка бочки

Diu multumque desideratum.

Basima eacabasa eanaa irraurista,

diarba da caeotaba fobor camelanthi.

Iren. Lib I. c. 18.

• Juvatque novos decerpere flores,
• Insignemque meo capiti petere inde coronam,
• Unde prius nulli velarunt tempora Musae.

Lucret.

1. Труды того же автора, большая часть которых упоминается в настоящем сочинении; они будут изданы в самом непродолжительном времени.
2. Характер теперешнего поколения умников на нашем острове.
3. Панегирическое рассуждение о числе ТРИ.
4. Диссертация о главных предметах производства лондонской Граб-стрит.
5. Лекции о рассечении человеческой природы.
6. Панегирик человеческому роду.
7. Аналитическое рассуждение о рвении, рассмотренном историтео-физи-логически.
8. Всеобщая история ушей.
9. Скромная защита поведения черни во все времена.
10. Описание королевства нелепостей.
11. Путешествие в Англию высокопоставленной особы из Terra Australis incognita1, переведённое с подлинника.
12. Критическое исследование искусства говорить нараспев, рассмотренного философски, физически и музыкально.

Если бы доброта и злоба оказывали на людей одинаковое влияние, я мог бы избавить себя от труда писать эту апологию, ибо приём, оказанный моему сочинению, ясно показывает, что огромное большинство людей со вкусом высказалось в его пользу.

Всё же появилось два или три трактата, написанные явно против него, не считая множества мимоходом брошенных колких замечаний по его адресу; в защиту же моего произведения не было напечатано ни одной строчки, и я не могу припомнить ни одного сочувственного отзыва о нём, если не считать недавно напечатанного одним образованным автором разговора между деистом и социнианцем.

Поэтому, раз моей книге суждено жить до тех пор, по крайней мере, покуда язык наш и наши вкусы не подвергнутся сколько-нибудь значительным изменениям, я готов привести несколько соображений в защиту её.

При содействии собственных размышлений и многочисленных бесед он старался, насколько мог, освободиться от действительных предрассудков; я говорю действительных, ибо автору известно было, до каких опасных крайностей доходят иные люди под видом борьбы с предрассудками.

Подготовленный таким образом, он пришёл к мысли, что множество грубых извращений в религии и науке могут послужить материалом для сатиры, которая была бы и полезна и забавна. Он решил пойти совершенно новым путём, так как публике давно уже опротивело читать одно и то же.

Извращения в области религии он задумал изложить в форме аллегорического рассказа о кафтанах и трёх братьях, который должен был составить основу повествования; извращения же в области науки предпочёл изобразить в отступлениях.

Был он тогда юношей, много вращавшимся в свете, и писал во вкусе подобных ему людей; и чтоб им понравиться, он дал своему перу волю, неподобающую в более зрелом возрасте и при более серьёзном складе ума; всё это легко было бы исправить при помощи очень немногих помарок, будь рукопись в распоряжении автора год или два до её опубликования.

Но в своих суждениях автор вовсе не хотел бы считаться с нелепыми придирками злобных, завистливых и лишённых вкуса глупцов, о которых упоминает с презрением. Автор признаёт, что в книге его содержится несколько юношеских выходок, заслуживающих порицания со стороны людей серьёзных и умных.

Однако он желает нести ответственность лишь в меру своей вины и возражает против того, чтобы его ошибки умножались невежественным, чрезмерным и недоброжелательным усердием людей, лишённых и беспристрастия, чтоб допустить добрые намерения, и чутья, чтоб распознать намерения истинные.

Сделав эти оговорки, автор готов поплатиться жизнью, если из его книги будет добросовестно выведено хоть одно положение, противоречащее религии или нравственности.

Кроме того, книга эта хоть и не предназначалась для священников, однако осмеивает лишь то, против чего сами они выступают в своих проповедях. В ней не содержится ничего, что задевало бы их, ни малейшей грубой выходки против их личности и их профессии.

Она восхваляет англиканскую церковь, как самую совершенную среди всех в отношении благочиния и догматики; не высказывает ни одного мнения, которое эта церковь отвергает, и не осуждает ничего, что она приемлет.

Если духовенство искало, на кого излить свой гнев, то, по моему скромному мнению, оно могло найти для себя более подходящие объекты: nondum tibi defuit hostis2; я разумею тех тупых, невежественных писак, известных своей продажностью, ведущих порочный образ жизни и промотавших своё состояние, которых, к стыду здравого смысла и благочестия, жадно читают просто по причине дерзости, лживости и нечестивости их утверждений, перемешанных с грубыми оскорблениями по адресу духовенства и явно направленных против всякой религии; словом, полных тех принципов, что встречают самый радушный приём, так как ставят своей целью рассеять все ужасы, которые, как внушает людям религия, явятся возмездием за безнравственную жизнь. Ничего похожего нельзя встретить в настоящем сочинении, хотя некоторые из этих господ с величайшей охотой набрасываются на него. Желательно, чтобы представители этой почтенной корпорации тоньше разбирались в том, кто их враг и кто друг.

Читать дальшеКОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКАВы можете купить эту книгу и продолжить чтениеХотите узнать цену?ДА, ХОЧУ

Источник: https://libcat.ru/knigi/proza/klassicheskaya-proza/6904-dzhonatan-svift-skazka-bochki.html

Джонатан свифт. "сказка о бочке"

В Мур-Парке нач. лит. деятельности Свифта. В
1697-1698гг он написал знаменитую сатиру «Сказка о бочке», которая была
опубликована в 1704г.

Официально «Сказка о бочке» направлена против
католицизма и пуританства – двух крайностей в религии.

Заглавие имеет двоякое значение. Идеоматич.
выражение «Сказка о бочке» обозначало всякого рода путаницу, неразбериху. Такое
безобидное заглавие служило маскировкой серьезных антирелигиозных выпадов
автора. Но второе значение заглавия глубже.

Свифт в предисловии ссылается на
обычай моряков выбрасывать с корабля пустую бочку, когда судну угрожает
опасность со стороны кита, чтобы отвлечь его внимание. К такому же способу, по
словам Свифта, прибегает правительство, направляя внимание народа на
религиозные споры.

Бочка олицетворяет религию.

В книге «Сказка о бочке» мы встречаемся с
остроумным вариантом старинной легенды об отцовском завещании и 3-х сыновьях. В
сказке Свифта 3 сына, Петр, Мартин, Джек, получают в наследство от отца 3
одинаковых, неизносимых кафтана и завет жить дружно и не портить никакими
украшениями простой покров кафтанов.

В истории братьев Свифт обращается к характерному
для него приему сатирической аллегории. Семь первых лет, проведенных братьями в
дружбе, означают 7 первых веков христианства до разделения церквей.

Три брата
олицетворяют 3 наиболее распространенных религии: Петр – католизм, Мартин –
умеренное протестантство, введенное Мартином Лютером, Джек – кальвинизм,
пуританство. Под отцовским завещанием разумеется «священное писание» — евангелие,
на точн. выполнение заветов которого претендовала каждая из религий.

«Сказка о бочке» — блестящ. сатира на панство. Но
с не меньшей силой обрушивается она на пуританство, заклеймив его в образе
младшего брата Джека. Джек в ханжестве и мошенничестве не уступает брату Петру.

В 1699г. после смерти л. Тампля для Свифта
началась пора поисков заработка. Нашлось место священника в глухой ирландской
деревушке Ларакф. Свифт становился все более известным как сатирик. Он создает
ряд злободневных политич. памфлетов, в которых поддерживает партию вигов,
стоявшую тогда у власти. Постепенно Свифт сблизился с министерством вигов и с
лит. миром.

Интересна борьба против суеверия и шарлатанства,
которую вел Свифт в 1708г. Он под псевдонимом выступал против предсказателей
судьбы и их альманахов, наводнявших Англию.

Свифт перешел от вигов к партии тори, он ждал от
неё окончания мучительной войны и смещения ненавистного герцога Мальборо,
который наживался на ней. Он писал о войне в своих памфлетах.

Свифт нанес герцогу Мальборо ряд ударов: открыл
глаза английскому народу на политического проходимца, управляющего его судьбой.
Герцог потерял пост главнокомандующего, а когда в 1713г. был заключен мир между
Англией и Францией, многие современники называли его Свифтовским миром.

В этот период Свифт играл в Англии выдающуюся
роль. Он быль министр без портфеля. Он редактировал  речи королевы и парламентские выступления
министров. И в то же время Свифт оставался бедняком. Он не хотел принимать
деньги как наемный писака, его ничем нельзя было купить.

После того, как королева Анна прочла «Сказку о
бочке», Свифт был удален из Лондона и получил место декана собора св. Патрика в
Дублине.

II часть романа – «Путешествие в
Бробдингнег» — написана позже. Здесь мало автобиографических параллелей,
отсутствуют резко сатирич. образы. Король великанов Бробдингнег – человек
большой личной доброты, любящий свой народ и ненавидящий войны. Он с
негодованием отвергает предложение Гулливера открыть ему секрет пороха и с
ужасом слушает его рассказ о европейских войнах.

По мнению короля великанов,
«всяуий, кто вырастит на полн 2 колоса вместо одного, окажет человечеству
большую услугу, чем все политики, вместе взятые». Король не допускает мысли о
войне с другими странами и издает простые и ясные законы, ведущие к благу
подданных.

В  III  части
романа Свифт высказал все накипевшее, гневные и скорбные мысли. Построение
этой части беспорядочно, нет логической четкой композиции. Сатира достигает
исключительной остроты и разнообразия.

Свифт подчеркивает оторванность монархов от
народных масс, их враждебность народу. Король совершенно не интересуется
судьбой подданных, кроме тех случаев, когда нужно взять дань.

В случае неуплаты
дани, король оставляет свой летающий остров над провинившейся частью
государства и лишает ее дождя и солнца.

Если подданные упорствуют в неженаи
платить дань, король подвергает их бомбардировке камнями, угрожает раздавить
их.

В ряде сцен показаны жестокость и вероломство
монархов, низкопоклонство и унижение человеческого достоинства, порождаемые
монархическим строем. Так подданные должны ползти к трону на животе и лизать
пол, который специально посыпается пылью, а иногда, чтобы устранить неугодных –
ядом.

Свифт гневно бичует феодализм и дворянство.
Представители знатных родов поражают Гулливера лежащей на них печатью
преступности, вырождения, позорных болезней. Не щадит автор и английскую
буржуазию – шайку пиратов, которые открыв новые земли, беспощадно общаются с
туземцами, обогряют новые земли кровью своих сыновей. Богатство буржуазии
наживается обманом и преступлениями.

В стране волшебников Гулливер просит вызвать тени
римских сенаторов времен республики и собрать римский сенат, чтобы сравнить с
ним английский парламент. Первый кажется ему собранием героев и полубогов,
второй – сборищем карманных воришек.

IV часть романа – «Путешествие к
гуингнмам») подводит итоги размышлениям Свифта о современном ему обществе. В
центре стоят отвратительные фигуры обезьяноподобных людей – иеху, утративших
красоту, достоинство и разум человека. Боль за человека вызвала у автора
пессимизм. Он понял бесчеловечную сущность устанавливающегося строя
(буржуазного).

Иеху не следует считать дикарями, они знакомы со
всеми социальными пороками «цивилизованного» классового общества –
стяжательством и стремлением к войнам, развращенностью и подхалимством.

Они
больше жизни дорожат цветными камешками, которые выкапывают из земли и вновь
прячут в землю; из-за них они устраивают драки и войны; они насасываются сока
каких-то трав, а опьянев, целуются и дерутся; у них есть король, а у того
фаворит; перед этими двумя они соревнуются в подхалимстве и унижении.

Иеху – не
первобытные существа, они – одичавшие люди, потомки «цивилизованных буржуа».
Они произошли от английской супружеской пары, поселившейся вдали от людей и
одичавшей. Образ иеху – грозное предостережение.    

Источник: http://uchitel-slovesnosti.ru/publ/zarubezhnaja_literatura/aleksandr_djuma/dzhonatan_svift_quot_skazka_o_bochke_quot/81-1-0-1382

Сказка бочки

Текст

«Сказка бочки» — один из первых памфлетов, написанных Джонатаном Свифтом, однако, в отличие от создававшейся примерно в тот же период «Битвы книг», где речь шла по преимуществу о предметах литературного свойства, «Сказка бочки», при своём сравнительно небольшом объёме, вмещает в себя, как кажется, практически все мыслимые аспекты и проявления жизни человеческой. Хотя конечно же основная его направленность — антирелигиозная, точнее — антицерковная. Недаром книга, изданная семь лет спустя после её создания (и изданная анонимно!), была включена папой римским в Index prohibitorum. Досталось Свифту, впрочем, и от служителей англиканской церкви (и заслуженно, надо признать, — их его язвительное перо также не пощадило).

Пересказывать «сюжет» книги, принадлежащей к памфлетному жанру, — дело заведомо неблагодарное и бессмысленное.

Примечательно, впрочем, что, при полном отсутствии «сюжета» в обычном понимании этого слова, при отсутствии действия, героев, интриги, книга Свифта читается как захватывающий детективный роман или как увлекательное авантюрное повествование.

И происходит это потому и только потому, что, принадлежа формально к жанру публицистики, как скажут сегодня, non-fiction, — то есть опять-таки формально, выходя за рамки литературы художественной, памфлет Свифта — это в полном смысле художественное произведение.

И пусть в нем не происходит присущих художественному произведению событий — в нем есть единственное, все прочее заменяющее: движение авторской мысли — гневной, парадоксальной, саркастической, подчас доходящей до откровенной мизантропии, но потрясающе убедительной, ибо сокрыто за нею истинное знание природы человеческой, законов, которые управляют обществом, законов, согласно которым от века выстраиваются взаимоотношения между людьми.

Построение памфлета на первый взгляд может показаться достаточно хаотичным, запутанным, автор сознательно как бы сбивает своего читателя с толку (отсюда отчасти и само название: выражение «сказка бочки» по-английски значит — болтовня, мешанина, путаница).

Структура памфлета распадается на две кажущиеся между собой логически никак не связанными части: собственно «Сказку бочки» — историю трёх братьев: Петра, Джека и Мартина — и ряд отступлений, каждое из которых имеет свою тему и своего адресата.

Так, одно из них носит название «отступление касательно критиков», другое — «отступление в похвалу отступлений», ещё одно — «отступление касательно происхождения, пользы и успехов безумия в человеческом обществе» и т. д. Уже из самих названий «отступлений» понятны их смысл и направленность.

Так, в разделе первом, названном им «Введение», адресатами его сарказма становятся судьи и ораторы, актёры и зрители, словом, все те, кто-либо что-то возглашает (с трибуны или, если угодно, с бочки), а также и прочие, им внимающие, раскрыв рот от восхищения.

Во многих разделах своего памфлета Свифт создаёт убийственную пародию на современное ему наукообразие, на псевдоучёность (когда воистину «словечка в простоте не скажут»), сам при этом мастерски владея даром извращённого словоблудия (разумеется, пародийного свойства, однако в совершенстве воспроизводя стиль тех многочисленных «учёных трактатов», что в изобилии выходили из-под пера учёных мужей — его современников). Блистательно при этом умеет он показать, что за этим нанизыванием слов скрываются пустота и скудость мысли — мотив, современный во все времена, как и все прочие мысли и мотивы памфлета Свифта, отнюдь не превратившегося за те четыре столетия, что отделяют нас от момента создания, в «музейный экспонат». Нет, памфлет Свифта жив — поскольку живы все те людские слабости и пороки, против которых он направлен.

Примечательно, что памфлет, публиковавшийся анонимно, написан от лица якобы столь же бесстыже-малограмотного учёного-краснобая, каких столь люто презирал Свифт, однако голос его, его собственный голос, вполне ощутим сквозь эту маску, более того, возможность спрятаться за ней придаёт памфлету ещё большую остроту и пряность. Такая двоякость-двуликость, приём «перевёртышей» вообще очень присущи авторской манере Свифта-памфлетиста, в ней особенно остро проявляется необычная парадоксальность его ума, со всей желчностью, злостью, едкостью и сарказмом. Это отповедь писателям-«шестипенсовикам», писателям-однодневкам, пишущим откровенно «на продажу», претендующим на звание и положение летописцев своего времени, но являющихся на самом деле всего лишь создателями бесчисленных собственных автопортретов. Именно о подобных «спасителях нации» и носителях высшей истины пишет Свифт: «В разных собраниях, где выступают эти ораторы, сама природа научила слушателей стоять с открытыми и направленными параллельно горизонту ртами, так что они пересекаются перпендикулярной линией, опущенной из зенита к центру земли. При таком положении слушателей, если они стоят густой толпой, каждый уносит домой некоторую долю, и ничего или почти ничего не пропадает».

Но, разумеется, основным адресатом сатиры Свифта становится церковь, историю которой он и излагает в аллегорически-иносказательном виде в основном повествовании, составляющем памфлет и называемом собственно «Сказка бочки».

Он излагает историю разделения христианской церкви на католическую, англиканскую и протестантскую как историю трёх братьев: Петра (католики), Джека (кальвинисты и другие крайние течения) и Мартина (лютеранство, англиканская церковь), отец которых, умирая, оставил им завещание.

Под «завещанием» Свифт подразумевает Новый завет — отсюда и уже до конца памфлета начинается его ни с чем не сравнимое и не имеющее аналогов беспрецедентное богохульство.

«Делёжка», которая происходит между «братьями», совсем лишена «божественного ореола», она вполне примитивна и сводится к разделу сфер влияния, говоря современным языком, а также — и это главное — к выяснению, кто из «братьев» (то есть из трёх основных направлений, выделившихся в рамках христианской веры) есть истинный последователь «отца», то есть ближе других к основам и устоям христианской религии. «Перекрой» оставленного «завещания» описывается Свифтом иносказательно и сводится к вопросам чисто практическим (что также, несомненно намеренно, ведёт к занижению столь высоких духовных проблем). Объектом спора, яблоком раздора становится… кафтан. Отклонения Петра (то есть католической церкви) от основ христианского вероучения сводятся к несусветному украшательству «кафтана» путём всяческих галунов, аксельбантов и прочей мишуры — весьма прозрачный намёк на пышность католического ритуала и обрядов. При этом Петр в какой-то момент лишает братьев возможности видеть завещание, он прячет его от них, становясь (точнее, сам себя провозглашая) единственным истинным наследником. Но «кафтанный мотив» возникает у Свифта не случайно: «Разве религия не плащ, честность не пара сапог, изношенных в грязи, самолюбие не сюртук, тщеславие не рубашка и совесть не пара штанов, которые хотя и прикрывают похоть и срамоту, однако легко спускаются к услугам той и другой?»

Одежда — как воплощение сущности человека, не только его сословной и профессиональной принадлежности, но и его тщеславия, глупости, самодовольства, лицемерия, стремления к лицедейству — и здесь смыкаются для Свифта служители церкви — и актёры, правительственные чиновники — и посетители публичных домов. В словах Свифта словно оживает русская народная мудрость: «по одёжке встречают…» — настолько, по его мнению, важную роль играет «облачение», определяющее многое, если не все, в том, кто его носит.

Полностью «разделавшись» с Петром (то есть, повторяю, с католической церковью), Свифт принимается за Джека (под которым выведен Джон Кальвин). В отличие от Петра, украсившего «кафтан» множеством всяческой мишуры, Джек, дабы максимально отстраниться от старшего брата, решил полностью лишить «кафтан» всей этой внешней позолоты — одна беда: украшения так срослись с тканью (то есть.

с основой), что, яростно отрывая их «с мясом», он превратил «кафтан» в сплошные дыры: таким образом, экстремизм и фанатизм брата Джека (то есть Кальвина и иже с ним) мало чем отличались от фанатизма последователей Петра (то есть католиков-папистов): «…это губило все его планы обособиться от Петра и так усиливало родственные черты братьев, что даже ученики и последователи часто их смешивали…»

Заполучив наконец в своё личное пользование текст «завещания», Джек превратил его в постоянное «руководство к действию», шагу не делая, пока не сверится с «каноническим текстом»: «Преисполняясь восторга, он решил пользоваться завещанием как в важнейших, так и в ничтожнейших обстоятельствах жизни».

Надо ли прибавлять что-либо ещё для характеристики свифтовского богохульства, рядом с которым антирелигиозные высказывания Вольтера и иных знаменитых вольнодумцев кажутся просто святочными рассказами добрых дедушек?!

Виртуозность Свифта — в его бесконечной мимикрии: памфлет представляет собой не только потрясающий обличительный документ, но и является блистательной литературной игрой, где многоликость рассказчика, сочетающаяся с многочисленными и многослойными мистификациями, создаёт сплав поистине удивительный.

В тексте встречается множество имён, названий, конкретных людей, событий и сюжетов, в связи и по поводу которых писалась та или иная его часть. Однако, для того чтобы в полной мере оценить этот несомненный литературный шедевр, вовсе не обязательно вникать во все эти тонкости и подробности.

Конкретика ушла, унеся в небытие этих людей, вместе с их канувшими в лету учёными трактатами и прочими литературными и иными изысканиями, а книга Свифта осталась — ибо представляет собой отнюдь не только памфлет, написанный «на злобу дня», но воистину энциклопедию нравов.

При этом, в отличие от многословных и тягучих романов современников Свифта — писателей эпохи Просвещения, абсолютно лишённую элемента назидательности (и это при абсолютно чётко в нем прочитывающейся авторской позиции, его взглядах на все проблемы, которые он затрагивает).

Лёгкость гения — одно из важнейших ощущений, которое производит книга Свифта — памфлет «на все времена».

Источник: https://4fasol.com/txt/retelling/265944

Джонатан Свифт (Jonathan Swift) 1667-1745 Сказка бочки (a Tale of a Tub)

Памфлет. (1696-1697. опубл. 1704)

«Сказка бочки» — один из первых памфлетов,
написанных Джонатаном Свифтом, однако,
в отличие от создававшейся примерно в
тот же период «Битвы книг», где речь шла
по преимуществу о предметах литературного
свойства, «Сказка бочки», при своем
сравнительно небольшом объеме, вмещает
в себя, как кажется, практически все
мыслимые аспекты и проявления жизни
человеческой. Хотя конечно же основная
его направленность — антирелигиозная,
точнее — антицерковная. Недаром книга,
изданная семь лет спустя после ее
создания (и изданная анонимно!), была
включена папой римским в Index prohibitorum.
Досталось Свифту, впрочем, и от служителей
англиканской церкви (и заслуженно, надо
признать, — их его язвительное перо
также не пощадило).

Пересказывать «сюжет» книги, принадлежащей
к памфлетному жанру, — дело заведомо
неблагодарное и бессмысленное.

Примечательно, впрочем, что, при полном
отсутствии «сюжета» в обычном понимании
этого слова, при отсутствии действия,
героев, интриги, книга Свифта читается
как захватывающий детективный роман
или как увлекательное авантюрное
повествование.

И происходит это потому
и только потому, что, принадлежа формально
к жанру публицистики, как скажут сегодня,
non-fiction, — то есть опять-таки формально,
выходя за рамки литературы художественной,
памфлет Свифта — это в полном смысле
художественное произведение.

Построение памфлета на первый взгляд
может показаться достаточно хаотичным,
запутанным, автор сознательно как бы
сбивает своего читателя с толку (отсюда
отчасти и само название: выражение
«сказка бочки» по-английски значит —
болтовня, мешанина, путаница) .

Структура
памфлета распадается на две кажущиеся
между собой логически никак не связанными
части: собственно «Сказку бочки» —
историю трех братьев: Петра, Джека и
Мартина — и ряд отступлений, каждое из
которых имеет свою тему и своего адресата.

Так, одно из них носит название «отступление
касательно критиков», другое —
«отступление в похвалу отступлений»,
еще одно — «отступление касательно
происхождения, пользы и успехов безумия
в человеческом обществе» и т. д. Уже из
самих названий «отступлений» понятны
их смысл и направленность.

Свифту вообще
были отвратительны всякого рода
проявления низости и порочности
человеческой натуры, двуличность,
неискренность, но превыше всего —
человеческая глупость и человеческое
тщеславие. И именно против них и направлен
его злой, саркастический, едкий язык.
Он умеет все подметить и всему воздать
по заслугам.

Так, в разделе первом, названном им
«Введение», адресатами его сарказма
становятся судьи и ораторы, актеры и
зрители, словом, все те, кто либо что-то
возглашает (с трибуны или, если угодно,
с бочки), а также и прочие, им внимающие,
раскрыв рот от восхищения.

Во многих
разделах своего памфлета Свифт создает
убийственную пародию на современное
ему наукообразие, на псевдоученость
(когда воистину «словечка в простоте
не скажут»), сам при этом мастерски
владея даром извращенного словоблудия
(разумеется, пародийного свойства,
однако в совершенстве воспроизводя
стиль тех многочисленных «ученых
трактатов», что в изобилии выходили
из-под пера ученых мужей — его
современников). Блистательно при этом
умеет он показать, что за этим нанизыванием
слов скрываются пустота и скудость
мысли — мотив, современный во все
времена, как и все прочие мысли и мотивы
памфлета Свифта, отнюдь не превратившегося
за те четыре столетия, что отделяют нас
от момента создания, в «музейный
экспонат». Нет, памфлет Свифта жив —
поскольку живы все те людские слабости
и пороки, против которых он направлен.

Примечательно, что памфлет, публиковавшийся
анонимно, написан от лица якобы столь
же бесстыже-малограмотного ученого-краснобая,
каких столь люто презирал Свифт, однако
голос его, его собственный голос, вполне
ощутим сквозь эту маску, более того,
возможность спрятаться за ней придает
памфлету еще большую остроту и пряность.
Такая двоякость-двуликость, прием
«перевертышей» вообще очень присущи
авторской манере Свифта-памфлетиста,
в ней особенно остро проявляется
необычная парадоксальность его ума, со
всей желчностью, злостью, едкостью и
сарказмом. Это отповедь
писателям-«шестипенсовикам»,
писателям-однодневкам, пишущим откровенно
«на продажу», претендующим на звание и
положение летописцев своего времени,
но являющихся на самом деле всего лишь
создателями бесчисленных собственных
автопортретов. Именно о подобных
«спасителях нации» и носителях высшей
истины пишет Свифт: «В разных собраниях,
где выступают эти ораторы, сама природа
научила слушателей стоять с открытыми
и направленными параллельно горизонту
ртами, так что они пересекаются
перпендикулярной линией, опущенной из
зенита к центру земли. При таком положении
слушателей, если они стоят густой толпой,
каждый уносит домой некоторую долю, и
ничего или почти ничего не пропадает».

Он излагает историю разделения
христианской церкви на католическую,
англиканскую и протестантскую как
историю трех братьев: Петра (католики),
Джека (кальвинисты и другие крайние
течения) и Мартина (лютеранство,
англиканская церковь), отец которых,
умирая, оставил им завещание.

Под «завещанием» Свифт подразумевает
Новый завет — отсюда и уже до конца
памфлета начинается его ни с чем не
сравнимое и не имеющее аналогов
беспрецедентное богохульство.

«Дележка»,
которая происходит между «братьями»,
совсем лишена «божественного ореола»,
она вполне примитивна и сводится к
разделу сфер влияния, говоря современным
языком, а также — и это главное — к
выяснению, кто из «братьев» (то есть из
трех основных направлений, выделившихся
в рамках христианской веры) есть истинный
последователь «отца», то есть ближе
других к основам и устоям христианской
религии. «Перекрой» оставленного
«завещания» описывается Свифтом
иносказательно и сводится к вопросам
чисто практическим (что также, несомненно
намеренно, ведет к занижению столь
высоких духовных проблем). Объектом
спора, яблоком раздора становится…
кафтан. Отклонения Петра (то есть
католической церкви) от основ христианского
вероучения сводятся к несусветному
украшательству «кафтана» путем всяческих
галунов, аксельбантов и прочей мишуры
— весьма прозрачный намек на пышность
католического ритуала и обрядов. При
этом Петр в какой-то момент лишает
братьев возможности видеть завещание,
он прячет его от них, становясь (точнее,
сам себя провозглашая) единственным
истинным наследником. Но «кафтанный
мотив» возникает у Свифта не случайно:
«Разве религия не плащ, честность не
пара сапог, изношенных в грязи, самолюбие
не сюртук, тщеславие не рубашка и совесть
не пара штанов, которые хотя и прикрывают
похоть и срамоту, однако легко спускаются
к услугам той и другой?»

Одежда — как воплощение сущности
человека, не только его сословной и
профессиональной принадлежности, но и
его тщеславия, глупости, самодовольства,
лицемерия, стремления к лицедейству —
и здесь смыкаются для Свифта служители
церкви — и актеры, правительственные
чиновники — и посетители публичных
домов. В словах Свифта словно оживает
русская народная мудрость: «по одежке
встречают…» — настолько, по его мнению,
важную роль играет «облачение»,
определяющее многое, если не все, в том,
кто его носит.

Полностью «разделавшись» с Петром (то
есть, повторяю, с католической церковью),
Свифт принимается за Джека (под которым
выведен Джон Кальвин). В отличие от
Петра, украсившего «кафтан» множеством
всяческой мишуры, Джек, дабы максимально
отстраниться от старшего брата, решил
полностью лишить «кафтан» всей этой
внешней позолоты — одна беда: украшения
так срослись с тканью (то есть.

с основой),
что, яростно отрывая их «с мясом», он
превратил «кафтан» в сплошные дыры:
таким образом, экстремизм и фанатизм
брата Джека (то есть Кальвина и иже с
ним) мало чем отличались от фанатизма
последователей Петра (то есть
католиков-папистов): «…

это губило все
его планы обособиться от Петра и так
усиливало родственные черты братьев,
что даже ученики и последователи часто
их смешивали…»

Заполучив наконец в свое личное
пользование текст «завещания», Джек
превратил его в постоянное «руководство
к действию», шагу не делая, пока не
сверится с «каноническим текстом»:
«Преисполняясь восторга, он решил
пользоваться завещанием как в важнейших,
так и в ничтожнейших обстоятельствах
жизни».

Надо ли прибавлять что-либо
еще для характеристики свифтовского
богохульства, рядом с которым
антирелигиозные высказывания Вольтера
и иных знаменитых вольнодумцев кажутся
просто святочными рассказами добрых
дедушек?!

Виртуозность Свифта — в его бесконечной
мимикрии: памфлет представляет собой
не только потрясающий обличительный
документ, но и является блистательной
литературной игрой, где многоликость
рассказчика, сочетающаяся с многочисленными
и многослойными мистификациями, создает
сплав поистине удивительный.

В тексте
встречается множество имен, названий,
конкретных людей, событий и сюжетов, в
связи и по поводу которых писалась та
или иная его часть. Однако, для того
чтобы в полной мере оценить этот
несомненный литературный шедевр, вовсе
не обязательно вникать во все эти
тонкости и подробности.

Конкретика
ушла, унеся в небытие этих людей, вместе
с их канувшими в Аету учеными трактатами
и прочими литературными и иными
изысканиями, а книга Свифта осталась —
ибо представляет собой отнюдь не только
памфлет, написанный «на злобу дня», но
воистину энциклопедию нравов.

При этом,
в отличие от многословных и тягучих
романов современников Свифта — писателей
эпохи Просвещения, абсолютно лишенную
элемента назидательности (и это при
абсолютно четко в нем прочитывающейся
авторской позиции, его взглядах на все
проблемы, которые он затрагивает).

Легкость гения — одно из важнейших
ощущений, которое производит книга
Свифта — памфлет «на все времена».

Источник: https://studfile.net/preview/5473489/page:23/

«Сказка бочки» Свифта в кратком изложении на Сёзнайке.ру

«Сказка бочки» — один из первых памфлетов, написанных Джонатаном Свифтом, однако, в отличие от создававшейся примерно в тот же период «Битвы книг», где речь шла по преимуществу о предметах литературного свойства, «Сказка бочки», при своем сравнительно небольшом объеме, вмещает в себя, как кажется, практически все мыслимые аспекты и проявления жизни человеческой. Хотя конечно же основная его направленность — антирелигиозная, точнее — антицерковная. Недаром книга, изданная семь лет спустя после её создания (и изданная анонимно!), была включена папой римским в Index prohibitorum. Досталось Свифту, впрочем, и от служителей англиканской церкви (и заслуженно, надо признать, — их его язвительное перо также не пощадило).

Пересказывать «сюжет» книги, принадлежащей к памфлетному жанру, — дело заведомо неблагодарное и бессмысленное.

Примечательно, впрочем, что, при полном отсутствии «сюжета» в обычном понимании этого слова, при отсутствии действия, героев, интриги, книга Свифта читается как захватывающий детективный роман или как увлекательное авантюрное повествование.

И происходит это потому и только потому, что, принадлежа формально к жанру публицистики, как скажут сегодня, non-fiction, — то есть опять-таки формально, выходя за рамки литературы художественной, памфлет Свифта — это в полном смысле художественное произведение.

Построение памфлета на первый взгляд может показаться достаточно хаотичным, запутанным, автор сознательно как бы сбивает своего читателя с толку (отсюда отчасти и само название: выражение «сказка бочки» по-английски значит — болтовня, мешанина, путаница).

Структура памфлета распадается на две кажущиеся между собой логически никак не связанными части: собственно «Сказку бочки» — историю трех братьев: Петра, Джека и Мартина — и ряд отступлений, каждое из которых имеет свою тему и своего адресата.

Так, одно из них носит название «отступление касательно критиков», другое — «отступление в похвалу отступлений», еще одно — «отступление касательно происхождения, пользы и успехов безумия в человеческом обществе» и т. д. Уже из самих названий «отступлений» понятны их смысл и направленность.

Свифту вообще были отвратительны всякого рода проявления низости и порочности человеческой натуры, двуличность, неискренность, но превыше всего — человеческая глупость и человеческое тщеславие. И именно против них и направлен его злой, саркастический, едкий язык. Он умеет все подметить и всему воздать по заслугам.

Так, в разделе первом, названном им «Введение», адресатами его сарказма становятся судьи и ораторы, актеры и зрители, словом, все те, кто либо что-то возглашает (с трибуны или, если угодно, с бочки), а также и прочие, им внимающие, раскрыв рот от восхищения.

Во многих разделах своего памфлета Свифт создает убийственную пародию на современное ему наукообразие, на псевдоученость (когда воистину «словечка в простоте не скажут»), сам при этом мастерски владея даром извращенного словоблудия (разумеется, пародийного свойства, однако в совершенстве воспроизводя стиль тех многочисленных «ученых трактатов», что в изобилии выходили из-под пера ученых мужей — его современников). Блистательно при этом умеет он показать, что за этим нанизыванием слов скрываются пустота и скудость мысли — мотив, современный во все времена, как и все прочие мысли и мотивы памфлета Свифта, отнюдь не превратившегося за те четыре столетия, что отделяют нас от момента создания, в «музейный экспонат». Нет, памфлет Свифта жив — поскольку живы все те людские слабости и пороки, против которых он направлен.

Примечательно, что памфлет, публиковавшийся анонимно, написан от лица якобы столь же бесстыже-малограмотного ученого-краснобая, каких столь люто презирал Свифт, однако голос его, его собственный голос, вполне ощутим сквозь эту маску, более того, возможность спрятаться за ней придает памфлету еще большую остроту и пряность. Такая двоякость-двуликость, прием «перевертышей» вообще очень присущи авторской манере Свифта-памфлетиста, в ней особенно остро проявляется необычная парадоксальность его ума, со всей желчностью, злостью, едкостью и сарказмом. Это отповедь писателям-«шестипенсовикам», писателям-однодневкам, пишущим откровенно «на продажу», претендующим на звание и положение летописцев своего времени, но являющихся на самом деле всего лишь создателями бесчисленных собственных автопортретов. Именно о подобных «спасителях нации» и носителях высшей истины пишет Свифт: «В разных собраниях, где выступают эти ораторы, сама природа научила слушателей стоять с открытыми и направленными параллельно горизонту ртами, так что они пересекаются перпендикулярной линией, опущенной из зенита к центру земли. При таком положении слушателей, если они стоят густой толпой, каждый уносит домой некоторую долю, и ничего или почти ничего не пропадает».

Он излагает историю разделения христианской церкви на католическую, англиканскую и протестантскую как историю трех братьев: Петра (католики), Джека (кальвинисты и другие крайние течения) и Мартина (лютеранство, англиканская церковь), отец которых, умирая, оставил им завещание.

Под «завещанием» Свифт подразумевает Новый завет — отсюда и уже до конца памфлета начинается его ни с чем не сравнимое и не имеющее аналогов беспрецедентное богохульство.

«Дележка», которая происходит между «братьями», совсем лишена «божественного ореола», она вполне примитивна и сводится к разделу сфер влияния, говоря современным языком, а также — и это главное — к выяснению, кто из «братьев» (то есть из трех основных направлений, выделившихся в рамках христианской веры) есть истинный последователь «отца», то есть ближе других к основам и устоям христианской религии. «Перекрой» оставленного «завещания» описывается Свифтом иносказательно и сводится к вопросам чисто практическим (что также, несомненно намеренно, ведет к занижению столь высоких духовных проблем). Объектом спора, яблоком раздора становится… кафтан. Отклонения Петра (то есть католической церкви) от основ христианского вероучения сводятся к несусветному украшательству «кафтана» путем всяческих галунов, аксельбантов и прочей мишуры — весьма прозрачный намек на пышность католического ритуала и обрядов. При этом Петр в какой-то момент лишает братьев возможности видеть завещание, он прячет его от них, становясь (точнее, сам себя провозглашая) единственным истинным наследником. Но «кафтанный мотив» возникает у Свифта не случайно: «Разве религия не плащ, честность не пара сапог, изношенных в грязи, самолюбие не сюртук, тщеславие не рубашка и совесть не пара штанов, которые хотя и прикрывают похоть и срамоту, однако легко спускаются к услугам той и другой?»

Одежда — как воплощение сущности человека, не только его сословной и профессиональной принадлежности, но и его тщеславия, глупости, самодовольства, лицемерия, стремления к лицедейству — и здесь смыкаются для Свифта служители церкви — и актеры, правительственные чиновники — и посетители публичных домов. В словах Свифта словно оживает русская народная мудрость: «по одежке встречают…» — настолько, по его мнению, важную роль играет «облачение», определяющее многое, если не все, в том, кто его носит.

Полностью «разделавшись» с Петром (то есть, повторяю, с католической церковью), Свифт принимается за Джека (под которым выведен Джон Кальвин). В отличие от Петра, украсившего «кафтан» множеством всяческой мишуры, Джек, дабы максимально отстраниться от старшего брата, решил полностью лишить «кафтан» всей этой внешней позолоты — одна беда: украшения так срослись с тканью (то есть.

с основой), что, яростно отрывая их «с мясом», он превратил «кафтан» в сплошные дыры: таким образом, экстремизм и фанатизм брата Джека (то есть Кальвина и иже с ним) мало чем отличались от фанатизма последователей Петра (то есть католиков-папистов): «…это губило все его планы обособиться от Петра и так усиливало родственные черты братьев, что даже ученики и последователи часто их смешивали…»

Заполучив наконец в свое личное пользование текст «завещания», Джек превратил его в постоянное «руководство к действию», шагу не делая, пока не сверится с «каноническим текстом»: «Преисполняясь восторга, он решил пользоваться завещанием как в важнейших, так и в ничтожнейших обстоятельствах жизни».

И даже находясь в чужом доме, ему необходимо было «припомнить точный текст завещания, чтобы спросить дорогу в нужник…».

Виртуозность Свифта — в его бесконечной мимикрии: памфлет представляет собой не только потрясающий обличительный документ, но и является блистательной литературной игрой, где многоликость рассказчика, сочетающаяся с многочисленными и многослойными мистификациями, создает сплав поистине удивительный.

 В тексте встречается множество имен, названий, конкретных людей, событий и сюжетов, в связи и по поводу которых писалась та или иная его часть. Однако, для того чтобы в полной мере оценить этот несомненный литературный шедевр, вовсе не обязательно вникать во все эти тонкости и подробности.

Конкретика ушла, унеся в небытие этих людей, вместе с их канувшими в лету учеными трактатами и прочими литературными и иными изысканиями, а книга Свифта осталась — ибо представляет собой отнюдь не только памфлет, написанный «на злобу дня», но воистину энциклопедию нравов.

При этом, в отличие от многословных и тягучих романов современников Свифта — писателей эпохи Просвещения, абсолютно лишенную элемента назидательности (и это при абсолютно четко в нем прочитывающейся авторской позиции, его взглядах на все проблемы, которые он затрагивает).

Легкость гения — одно из важнейших ощущений, которое производит книга Свифта — памфлет «на все времена».

Источник: http://www.seznaika.ru/literatura/kratkoe-soderjanie/6626-skazka-bochki-svifta-v-kratkom-izlojenii

“Сказка бочки” Свифта в кратком содержании

“Сказка бочки” – один из первых памфлетов, написанных Джонатаном Свифтом, однако, в отличие от создававшейся примерно в тот же период “Битвы книг”, где речь шла по преимуществу о предметах литературного свойства, “Сказка бочки”, при своем сравнительно небольшом объеме, вмещает в себя, как кажется, практически все мыслимые аспекты и проявления жизни человеческой. Хотя конечно же основная его направленность – антирелигиозная, точнее – антицерковная. Недаром книга, изданная семь лет спустя после ее создания, была включена папой римским в Index prohibitorum.

Досталось Свифту, впрочем, и от служителей англиканской церкви.

Пересказывать “сюжет” книги, принадлежащей к памфлетному жанру, – дело заведомо неблагодарное и бессмысленное.

Примечательно, впрочем, что, при полном отсутствии “сюжета” в обычном понимании этого слова, при отсутствии действия, героев, интриги, книга Свифта читается как захватывающий детективный роман или как увлекательное авантюрное повествование.

И пусть в нем не происходит присущих художественному произведению событий – в нем есть единственное, все прочее заменяющее: движение авторской мысли – гневной, парадоксальной, саркастической, подчас доходящей до откровенной мизантропии, но потрясающе убедительной, ибо сокрыто за нею истинное знание природы человеческой, законов, которые управляют обществом, законов, согласно которым от века выстраиваются взаимоотношения между людьми.

Построение памфлета на первый взгляд может показаться достаточно хаотичным, запутанным, автор сознательно как бы сбивает своего читателя с толку.

Структура памфлета распадается на две кажущиеся между собой логически никак не связанными части: собственно “Сказку бочки” – историю трех братьев: Петра, Джека и Мартина – и ряд отступлений, каждое из которых имеет свою тему и своего адресата.

Так, одно из них носит название “отступление касательно критиков”, другое -“отступление в похвалу отступлений”, еще одно -“отступление касательно происхождения, пользы и успехов безумия в человеческом обществе” и т. д. Уже из самих названий “отступлений” понятны их смысл и направленность.

Свифту вообще были отвратительны всякого рода проявления низости и порочности человеческой натуры, двуличность, неискренность, но превыше всего – человеческая глупость и человеческое тщеславие. И именно против них и направлен его злой, саркастический, едкий язык.

Он умеет все подметить и всему воздать по заслугам.

Так, в разделе первом, названном им “Введение”, адресатами его сарказма становятся судьи и ораторы, актеры и зрители, словом, все те, кто либо что-то возглашает, а также и прочие, им внимающие, раскрыв рот от восхищения.

Во многих разделах своего памфлета Свифт создает убийственную пародию на современное ему наукообразие, на псевдоученость, сам при этом мастерски владея даром извращенного словоблудия.

Блистательно при этом умеет он показать, что за этим нанизыванием слов скрываются пустота и скудость мысли – мотив, современный во все времена, как и все прочие мысли и мотивы памфлета Свифта, отнюдь не превратившегося за те четыре столетия, что отделяют нас от момента создания, в “музейный экспонат”.

Примечательно, что памфлет, публиковавшийся анонимно, написан от лица якобы столь же бесстыже-малограмотного ученого-краснобая, каких столь люто презирал Свифт, однако голос его, его собственный голос, вполне ощутим сквозь эту маску, более того, возможность спрятаться за ней придает памфлету еще большую остроту и пряность. Такая двоякость-двуликость, прием “перевертышей” вообще очень присущи авторской манере Свифта-памфлетиста, в ней особенно остро проявляется необычная парадоксальность его ума, со всей желчностью, злостью, едкостью и сарказмом. Это отповедь писателям-“шестипенсовикам”, писателям-однодневкам, пишущим откровенно “на продажу”, претендующим на звание и положение летописцев своего времени, но являющихся на самом деле всего лишь создателями бесчисленных собственных автопортретов.

Именно о подобных “спасителях нации” и носителях высшей истины пишет Свифт: “В разных собраниях, где выступают эти ораторы, сама природа научила слушателей стоять с открытыми и направленными параллельно горизонту ртами, так что они пересекаются перпендикулярной линией, опущенной из зенита к центру земли. При таком положении слушателей, если они стоят густой толпой, каждый уносит домой некоторую долю, и ничего или почти ничего не пропадает”.

Но, разумеется, основным адресатом сатиры Свифта становится церковь, историю которой он и излагает в аллегорически-иносказательном виде в основном повествовании, составляющем памфлет и называемом собственно “Сказка бочки”.

Он излагает историю разделения христианской церкви на католическую, англиканскую и протестантскую как историю трех братьев: Петра, Джека и Мартина, отец которых, умирая, оставил им завещание.

Под “завещанием” Свифт подразумевает Новый завет – отсюда и уже до конца памфлета начинается его ни с чем не сравнимое и не имеющее аналогов беспрецедентное богохульство.

“Дележка”, которая происходит между “братьями”, совсем лишена “божественного ореола”, она вполне примитивна и сводится к разделу сфер влияния, говоря современным языком, а также – и это главное – к выяснению, кто из “братьев” есть истинный последователь “отца”, то есть ближе других к основам и устоям христианской религии. “Перекрой” оставленного “завещания” описывается Свифтом иносказательно и сводится к вопросам чисто практическим. Объектом спора, яблоком раздора становится… кафтан.

Отклонения Петра от основ христианского вероучения сводятся к несусветному украшательству “кафтана” путем всяческих галунов, аксельбантов и прочей мишуры – весьма прозрачный намек на пышность католического ритуала и обрядов.

При этом Петр в какой-то момент лишает братьев возможности видеть завещание, он прячет его от них, становясь единственным истинным наследником.

Одежда – как воплощение сущности человека, не только его сословной и профессиональной принадлежности, но и его тщеславия, глупости, самодовольства, лицемерия, стремления к лицедейству – и здесь смыкаются для Свифта служители церкви – и актеры, правительственные чиновники – и посетители публичных домов. В словах Свифта словно оживает русская народная мудрость: “по одежке встречают…” – настолько, по его мнению, важную роль играет “облачение”, определяющее многое, если не все, в том, кто его носит.

Полностью “разделавшись” с Петром, Свифт принимается за Джека.

В отличие от Петра, украсившего “кафтан” множеством всяческой мишуры, Джек, дабы максимально отстраниться от старшего брата, решил полностью лишить “кафтан” всей этой внешней позолоты – одна беда: украшения так срослись с тканью, что, яростно отрывая их “с мясом”, он превратил “кафтан” в сплошные дыры: таким образом, экстремизм и фанатизм брата Джека мало чем отличались от фанатизма последователей Петра : “…это губило все его планы обособиться от Петра и так усиливало родственные черты братьев, что даже ученики и последователи часто их смешивали…”

Заполучив наконец в свое личное пользование текст “завещания”, Джек превратил его в постоянное “руководство к действию”, шагу не делая, пока не сверится с “каноническим текстом”: “Преисполняясь восторга, он решил пользоваться завещанием как в важнейших, так и в ничтожнейших обстоятельствах жизни”.

И даже находясь в чужом доме, ему необходимо было “припомнить точный текст завещания, чтобы спросить дорогу в нужник…”.

Надо ли прибавлять что-либо еще для характеристики свифтовского богохульства, рядом с которым антирелигиозные высказывания Вольтера и иных знаменитых вольнодумцев кажутся просто святочными рассказами добрых дедушек?!

Виртуозность Свифта – в его бесконечной мимикрии: памфлет представляет собой не только потрясающий обличительный документ, но и является блистательной литературной игрой, где многоликость рассказчика, сочетающаяся с многочисленными и многослойными мистификациями, создает сплав поистине удивительный. В тексте встречается множество имен, названий, конкретных людей, событий и сюжетов, в связи и по поводу которых писалась та или иная его часть. Однако, для того чтобы в полной мере оценить этот несомненный литературный шедевр, вовсе не обязательно вникать во все эти тонкости и подробности. Конкретика ушла, унеся в небытие этих людей, вместе с их канувшими в лету учеными трактатами и прочими литературными и иными изысканиями, а книга Свифта осталась – ибо представляет собой отнюдь не только памфлет, написанный “на злобу дня”, но воистину энциклопедию нравов.

При этом, в отличие от многословных и тягучих романов современников Свифта – писателей эпохи Просвещения, абсолютно лишенную элемента назидательности. Легкость гения – одно из важнейших ощущений, которое производит книга Свифта – памфлет “на все времена”.

Источник: https://goldsoch.info/skazka-bochki-svifta-v-kratkom-soderzhanii/

Свифт Д. Сказка бочки. Краткое содержание – сочинение

Сочинение на тему : Свифт Д. Произведение «Сказка бочки»

«Сказка бочки» — один из первых памфлетов, написанных Джонатаном Свифтом, однако, в отличие от создававшейся примерно в тот же срок «Битвы книг», где речь шла по преимуществу о предметах литературного свойства, «Сказка бочки», при своем сравнительно небольшом объеме, вмещает в себя, как кажется, практически все мыслимые аспекты и проявления жизни человеческой.

Хотя конечно же основная его направленность — антирелигиозная, точнее — антицерковная. Недаром книга, изданная семь лет спустя после её создания и изданная анонимно!, была включена папой римским в Index prohibitorum. Досталось Свифту, хотя вообще-то, и от служителей англиканской церкви и заслуженно, надо признать, — их его язвительное перо также не пощадило.

Пересказывать «сюжет» книги, принадлежащей к памфлетному жанру, — дело заведомо неблагодарное и бессмысленное.

Примечательно, хотя вообще-то, что, при полном отсутствии «сюжета» в обычном понимании этого слова, при отсутствии действия, героев, интриги, книга Свифта читается как захватывающий детективный роман или как увлекательное авантюрное повествование.

И происходит это потому и только потому, что, принадлежа формально к жанру публицистики, как скажут сегодня, non-fiction, — то есть опять-таки формально, выходя за рамки литературы художественной, памфлет Свифта — это в полном смысле художественное произведение.

И пусть в нем не происходит присущих художественному произведению событий — в нем есть единственное, все прочее заменяющее: движение авторской мысли — гневной, парадоксальной, саркастической, подчас доходящей до откровенной мизантропии, но потрясающе убедительной, потому как сокрыто за нею истинное знание природы человеческой, законов, которые управляют обществом, законов, согласно которым от века выстраиваются отношения между людьми.

Построение памфлета на первый взгляд может показаться довольно хаотичным, запутанным, автор обдуманно как бы сбивает своего читателя с толку отсюда отчасти и само название: выражение «сказка бочки» по-английски значит — болтовня, мешанина, путаница.

Построение памфлета на первый взгляд может показаться довольно хаотичным, запутанным, автор обдуманно как бы сбивает своего читателя с толку отсюда отчасти и само название: выражение «сказка бочки» по-английски значит — болтовня, мешанина, путаница.

Структура памфлета распадается на две кажущиеся между собой логически никак не связанными части: собственно «Сказку бочки» — историю трех братьев: Петра, Джека и тина — и ряд отступлений, каждое из которых имеет свою тему и своего адресата.

Так, одно из них носит название «отступление касательно критиков», другое — «отступление в похвалу отступлений», ещё одно — «отступление касательно происхождения, пользы и успехов безумия в человеческом обществе» и т. д. Уже из самих названий «отступлений» понятны их смысл и направленность.

Свифту вообще были отвратительны всякого рода проявления низости и порочности человеческой натуры, двуличность, неискренность, но превыше всего — человеческая бессмыслица и человеческое тщеславие. И именно против них и направлен его лютый, саркастический, едкий язык. Он умеет все подметить и всему воздать по заслугам.

Так, в разделе первом, названном им «Введение», адресатами его сарказма становятся судьи и ораторы, актеры и зрители, словом, все те, кто либо что-то возглашает с трибуны или, если угодно, с бочки, а также и прочие, им внимающие, раскрыв рот от восхищения.

Примечательно, что памфлет, публиковавшийся анонимно, написан от лица якобы столь же бесстыже-малограмотного ученого-кр

Источник: http://www.rlspace.com/svift-d-skazka-bochki-kratkoe-soderzhanie-sochinenie/