Жирные троли и прочая нечисть частенько подшучивают над Глуховским. Чего уж и говорить: 4 книги, две из которых одной темы. «Метро 2033» вытянула новая тема, непахання в отечественой фантастике. «Метро 2034» оказалось куда хуже. Однако, говоря о Глуховском, почему-то все упускают третью его книгу — «Сумерки». По моему мнению, она достойна прочтения.
Вселенная
Даже если вы не любите джунгли, всяких ползучих гадов, свирепых испанских конкистадоров и бледных католических священников — не спешите отказываться от «Сумерек». Хотя книга на 2/3 посвящена мистической истории испанского конкистадора, она настолько удачно разбавлена повествованием главного героя — переводчика (который, собственно и занимается её переводом), что вы не заскучаете.
Джунгли будут сменяться уютной московского квартирой, диковинные тракты посреди сельвы будут регулярно уступать местно Арбату, а жуткие майянские ритуалы и сказания обретут вполне себе современный колорит. Единой остаётся лишь тема апокалипсиса, которая была ещё модной к моменту выхода книги — 2007 году (кстати фильм «Апокалипсис», который очевидно и повлиял на автора, вышел в 2006-м).
Глуховский увидел занимательное сходство между храмами древних цивилизаций Юкатана и… мавзолеем.
Книга изобилует отличными описаниями ритуалов индейцев майя, их архитектуры. Пантеон богов не оставит равнодушными любителей истории.
Идеи
Вообще есть два Глуховских. Один умеет неплохо писать, а второй считает себя философом и моралистом. Разница в этих двух авторах в том, что один даёт хороший продукт, а второй старается влепить в него ложку дёгтя. Пока «Сумерки» были псевдоисторическим хоррором (при том солидным!), книга читалась на одном дыхании.
Атмосфера первых глав покорила настолько, что даже со мной начала твориться мелкая мистика. Детские страхи, как-то увидеть монстра в глазок, ожили. И когда главный герой, столкнувшись с неизвестными демонами цивилизации Майя, включал свет по всей квартире — это было так живо! Но стоило автору начать давать разгадку происходящему, как вступил в бой моралист.
И всё скотилось до путанного солипсизма. Среди идей я бы выделил:
- Знание будущего — приговор;
- Только вера в конечность мира делает его конечным;
- Утрата очевидца событий является утратой самих событий;
- Империя Майя погибла не столько от болезней и конкисты, сколько от ожидания апокалипсиса, излишней фаталистики и ошибки в календаре.
- Наш мир — это сон бога. Никто не обещал, что сон должен быть справедливым и хорошим. Сны ведь и кошмарные бывают…
Человек-ягуар у Глуховского стал не только майянским ужасом, но и жуткой реальностью для жителя Москвы.
Вот и получилось, что не мы живём, а нас «живут» в чужом сне. И все разногласия и несурядицы этого мира — ничего больше, чем лихорадочный бред смертельно больного человека-бога. И апокалипсис у нас действительно один для всех. Только не потому, что погибнет каждое сознание по отдельности. а потому, что выключится то единое сознание, которое нас всех в себе содержит.
Диего Де Ланда — есписком Юкатана. Реальная личность, уничтожившая множество образцов письмености цивилизации Майя.
Интересное
- Некто Юрий Кнорозов, который фигурирует в книге в качестве человека-бога, — реальная личность (хоть и с изменённой биографией). Это этнограф, посвятивший часть своей жизни изучению культуры и письменности Майя (которую он и расшифровал). Многие другие персонажи также являются реальными людьми. Факты массового уничтожения письменности Майя действительно имели место в истории. Так что роман претендует на определённую историчность даже не смотря всю мистику.
- В книге говорится, что Кнорозов в молодые годы воевал на «перехватчике Ла-5», упоминается даже немалый (!!!) экипаж… этого одноместного истребителя.
- Главного героя книги зовут Дмитрий Алексеевич, как и самого Глуховского. Кстати, как и свой герой, Глуховский работал переводчиком, в том числе по испанскому языку.
- В описаниях жертвоприношений имеются определённые стереотипы, которые не спешат уходить даже со специальной научной литературы. Например, вскрыть ритуальным кремневым ножом кости грудной клетки с целью извлечения сердца практически невозможно. Надрез делался под грудиной без распила костей.
Тот самый Кнорозов. В жизни обладал действительно зловещей внешностью и вполне походил на болеющего бога.
Сухой осадокНе смотря на все эти придирки и критику, «Сумерки» представляют собой вполне себе качественную отечественную псевдоисторическую мистику, которою стоит прочесть, а может — даже и на полку поставить. Книга написана очень мягко и читабельно. Я даже уловил себя на мысли, что Глуховский обр.2007 очень похож в стиле на раннего Лукьяненка и… стоит даже на шаг впереди. По крайней мере в «Сумерках».
Источник: https://zov-24.livejournal.com/39867.html
Дмитрий Глуховский — Сумерки
Здесь можно купить и скачать «Дмитрий Глуховский — Сумерки» в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Триллер, издательство Популярная Литература, год 2007. Так же Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги на сайте LibFox.
Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.
На Facebook
В Твиттере
В Instagram
В Одноклассниках
Мы Вконтакте
Описание и краткое содержание «Сумерки» читать бесплатно онлайн.
Сумерки — это тонкая, недолгая и почти незаметная грань, за которой день уступает мир ночи. В сумерках гаснущий свет мешается с загустевающей темнотой, а реальное постепенно растворяется в иллюзорном. Контуры размываются, цвета блекнут и сливаются воедино. На место зрения приходит слух и воображение. Сквозь истончившуюся плёнку действительности из смежных миров к нам просачиваются фантомы.
Работа большинства переводчиков состоит из рутины: инструкции по бытовой технике, контракты, уставы и соглашения. Но в переводе нуждаются и другие тексты, столетиями терпеливо дожидающиеся того человека, который решится за них взяться.
Знания, которые они содержат, могут быть благославением и проклятием раскрывшего их. Один из таких манускриптов, записанный безвестным конкистадором со слов одного из последних жрецов майя, называет срок, отведённый мирозданию и описывает его конец.
Что, если взявшись за случайный заказ, переводчик обнаруживает в окружающем мире признаки его скорого распада?
Дмитрий Глуховский
Сумерки
Вопрос на засыпку: где в Москве находится улица имени Ицамны?
Рассуждая здраво, в этом городе не место проспектам, бульварам и площадям, названным в честь божеств индейцев майя. Однако записка с адресом «ул. Ицамны, 23» была у меня в руках, и меня там ждали. От того, насколько быстро я сумею разыскать эту улицу, зависело нечто намного более важное, чем просто моя собственная судьба.
Глупо думать, что на картах и автомобильных атласах Москвы обозначены все существующие переулки и дома: тайных мест здесь предостаточно. Однако надежда обнаружить улицу имени старшего из богов майянского пантеона не покидала меня, и я продолжил ползать с лупой по огромной топографической карте города.
* * *
Просто не надо было браться за этот заказ. Продолжать себе спокойно переводить уставы предприятий, инструкции по пользованию бытовой техникой, контракты на поставку древесины… То, чем я всегда и зарабатывал на жизнь.
К тому же испанский никогда не был самым сильным моим языком.
Но в тот день больше ничего другого не оставалось: когда я выложил на бурый полированный стол перетянутые резинкой тощие папки с переведёнными договорами, клерк, отсчитав мой гонорар, развёл руками.
— Пока всё. Не несут больше. После выходных попробуйте зайти… — и отвернулся к компьютеру, где его терпеливо дожидался столь любимый всеми офисными бездельниками пасьянс.
Я его знаю уже года три — с тех самых пор, как он пришёл в это бюро переводов. И до сих пор ни разу не решался настаивать, когда он вот так, равнодушно объявлял мне, что по крайней мере на неделю я останусь без денег. Но на этот раз что-то толкнулось во мне, и я сказал:
— Неужели совсем ничего? Посмотрите, а? Вы понимаете, как раз счёт получил, не представляю, как расплачиваться.
Он оторвался от экрана, удивлённый моей настойчивостью, и, потерев низкий лоб, с сомнением протянул:
— Ну, вы же с испанским не работаете?
Счёт действительно лежал на моём столе, и его четырёхзначная итоговая цифра заставляла меня рисковать.
Три года испанского языка в университете, законченном полтора десятка лет назад… Огромные аудитории с туманными окнами, удушливая меловая пыль, поднимающаяся от исцарапанной доски, никчемные архаические учебники, обучающие языку Сервантеса на примерах официальных контактов советских граждан Иванова и Петрова с сеньорами Санчесом и Родригесом. Me gustas tú. Вот, пожалуй, и всё. Ничего, словарь дома есть…
— Работаю, — застенчиво солгал я. — Недавно начал.
Он ещё раз окинул меня подозрительным взглядом но, всё же поднявшись со стула, прошаркал в соседнюю комнату, где у них хранились документы, и вернулся с тяжёлой кожаной папкой с полустёршимся золотым вензелем в углу. Таких мне ещё здесь видеть не приходилось.
— Вот, — он почтительно опустил её передо мной на стол. — Наш «испанец» что-то задерживает первую часть перевода, а тут уже вторую принесли. Отстаём, боюсь, клиента потеряем. Так что вы не затягивайте.
— А что там? — я осторожно взял папку в руки и взвесил её.
— Бумаги какие-то… Архивные, по-моему. Я особенно не смотрел, мне и так есть чем заняться, — он мельком взглянул на монитор, где его ждала разложенная колода карт, и продолжал тикать неумолимый счётчик времени.
Заказ оплачивался втрое выше обычного, и я поспешил скрыться с ним, пока клерк не успел передумать. У папки был такой роскошный, аристократический вид, что убирать её в мой драный портфель я не стал — почему-то вспомнилась история вечно голодного Тима Талера, которого вырвало, когда он впервые попробовал дорогой кремовый торт.
Затерянное в арбатских переулках бюро переводов размещалось в старом бревенчатом строении, там, где раньше находилась детская библиотека.
Я бывал в нём ещё маленьким, вместе с бабушкой заходя за книжками о кругосветных путешествиях или замученных фашистами пионерах-героях, поэтому сейчас еженедельные посещения бюро были чем-то ностальгическим, как поход в заброшенный и заржавевший парк аттракционов — для человека, которого тридцать лет назад приводили сюда покататься родители. Въевшийся в обои и деревянные стены аромат старых книг перебивал резкий запах деловых документов и сладковатый флёр разогретой пластмассы, поднимавшийся от компьютеров. Для меня это бюро оставалось детской библиотекой… Вот поэтому, наверное, я сперва и не удивился, принявшись за перевод листов из кожаной папки.
Одного взгляда на них хватало, чтобы понять — они вынуты из книги, не вырваны, а именно аккуратно извлечены; разрезы по краям были сделаны с хирургической точностью, так и представлялась рука в резиновой перчатке, скальпелем проводящая по разложенному на операционном столе старинному тому.
Я не видел ничего странного в таком пиетете — разделанная в неизвестных целях книга наверняка являлась настоящим сокровищем. На глаз страницам было не меньше двухсот лет.
Плотная бумага, от времени местами окрасившаяся в цвет песка, но и не собиравшаяся тлеть, была покрыта чуть неровными рядами готических букв — кажется, напечатанными, хотя некоторые и отличались от других.
Страницы не были пронумерованы, но на лежащей сверху значилось: Capítulo II. Первая глава, очевидно, находилась у того переводчика, что взялся за работу до меня, но задержался с возвратом.
Причина такого опоздания была ясна: и беглого знакомства с текстом мне хватило, чтобы усомниться, смогу ли я сам сдать перевод в срок.
Несколько часов потребовалось только для того, чтобы свыкнуться с непривычным шрифтом и вгрызться в первый абзац неподатливого, зачерствевшего от давности текста.
К этому времени за окном уже совсем стемнело. Я всё больше работал по ночам, укладываясь в постель только на рассвете и просыпаясь во второй половине дня.
Когда квартира погружалась в темноту, я зажигал всего две лампы — на рабочем столе и в кухне, и всю ночь жил, бродя меж двух этих огней.
При уютном жёлтом свете сорокаваттной лампочки думалось куда лучше: дневной же резал мне глаза и потрошил черепную коробку: мыслей в голове совсем не оставалось, они прятались куда-то и там дожидались наступления вечера.
Проработав всю ночь, я обычно ложился часам к пяти утра. Задвинув плотные шторы и оставив первые лучи солнца скрестись в них снаружи, нырял под пуховое одеяло и мгновенно засыпал.
Сны у меня в последнее время были странные: почему-то часто видел свою любимую собаку, умершую лет десять назад. Во сне собака, разумеется, и не подозревала, что умерла, и вела себя совершенно как живая. А это значит, что с ней приходилось гулять.
Во время прогулок она иногда убегала, (я и при жизни-то очень редко брал её на поводок — только чтобы перевести её через дорогу) и тогда добрую часть сна я должен был её разыскивать, выкрикивая изо всех сил её имя. Надеюсь, соседи этого не слышали.
Обнаружить собаку до пробуждения мне удавалось не всегда, но это было и не важно: к следующему утру она сама находила дорогу домой и уже нетерпеливо ждала меня на пороге между сном и явью, игриво зажав в зубах принесённый поводок.
Я так к этому привык, что, если вдруг в каком-то из сновидений её не оказывалось, проснувшись, я начинал беспокоиться — не случилось ли с ней чего.
Вникнуть в смысл десяти верхних строчек было непросто. По меньшей мере пятой части слов в словаре не находилось, а без его помощи я вообще узнавал только два-три из каждого предложения. К тому же почему-то каждый новый абзац непременно начинался словом «Что».
То и дело отвлекаясь на причудливые желтоватые разводы, которыми столетия покрыли листы книги, я прилежно выписывал найденные мною слова на бумагу. Некоторые потом пришлось заменять, так как первый из предлагаемых переводов оказывался неверным.
И чаще всего нужное значение было помечено сокращением «устар.»
Уже из первого абзаца становилось ясно — и эта гипотеза подтвердилась позже, когда я начал увязать в рассказываемой неизвестным автором удивительной истории — что текст представляет собой летопись некой экспедиции в лесистые долины Юкатана, предпринятой немногочисленным испанским отрядом. Даты встретились на следующих страницах: описываемые события происходили почти пять столетий назад. Середина шестнадцатого века… Покорение конкистадорами Южной Америки, вспомнил я.
Текст в том виде, в котором я привожу его здесь и далее, разумеется, является плодом старательной чистки и нескольких редактур. То, что у меня выходило в начале, было слишком сыро и невразумительно, чтобы я решился показывать его другим без опасения выставить себя на посмешище.
«Что по указанию брата Диего де Ланды, настоятеля монастыря в Исамале и главы францисканского ордена Юкатана, мы отправились в одну из отдалённых от Мани провинций, чтобы собрать и привезти обратно в Мани все манускрипты и книги из двух расположенных в этой местности храмов.
Конец ознакомительного отрывка
ПОНРАВИЛАСЬ КНИГА?
Эта книга стоит меньше чем чашка кофе! УЗНАТЬ ЦЕНУ
Источник: https://www.libfox.ru/114507-dmitriy-gluhovskiy-sumerki.html
«Сумерки» краткое содержание
«Сумерки» краткое содержание книги серии Стефани Майер, о любви 17-летней девушки Изабеллы Свон и вампира Эдварда Каллена.
Белле Свое 17 лет, ее родители в разводе. Последнее время она жила с матерью в солнечном Финиксе. Но чтобы позволить своей матери путешествовать с её новым мужем, бейсболистом, Белла Свон переезжает к родному отцу Чарли в дождливый Форкс, Вашингтон. Ей не нравится на новом месте, она почти никого не знает в этом городе. Отец Чарли работал полицейским, и был счастлив приезду дочери.
В первый день в новой школе Белла видит странную, но очень красивую семью: это Элис и Джаспер, Розали и Эмметт, а также Эдвард Каллены. Студенты рассказывают, что все они — приемные дети доктора Карлайла Каллена и его жены Эсми. Оба слишком молоды, чтобы иметь своих детей-тинейджеров, а Эсми, поговаривают, бесплодна. Белла очень заинтересована этой семьей, особенно Эдвардом.
На первом уроке биологии её сажают за одну парту с Эдвардом. Белла удивлена тем, что он смотрит на неё с непонятной ненавистью. А как только раздается звонок, он выбегает из класса, а следующие несколько дней не появляется в школе. Появившись, он все же заговаривает с Беллой.
На следующий день после этого он спасает ей жизнь, одними руками оттолкнув фургон, мчащийся на девушку. Когда Белла пытается выяснить, как ему это удалось, Эдвард заявляет, что у неё разыгралось воображение и примерно на месяц перестает с ней общаться.
Однако став свидетелем того, как школьный приятель Беллы, Майк Ньютон, попытался пригласить девушку на весенние танцы, Эдвард вновь обращает на неё внимание, но предостерегает, что им не стоит быть друзьями.
Но и белая, и Эдвард уже были влюблены в друг друга, и не могли справиться со своими чувствами.
Белла едет с друзьями из школы на пляж Ла-Пуш в индейской резервации, где встречает друга детства Джейкоба Блэка. Он рассказывает ей старые легенды его племени о «хладных». Белла ищет информацию в интернете, пытаясь разобраться, кто же такой Эдвард. Сопоставив факты, Белла понимает, что Эдвард — вампир.
Белла едет с подругами в Порт-Анджелес, отлучается от них и натыкается на группу хулиганов, которые пристают к ней. Внезапно выезжающий из-за угла Каллен на серебристом «Вольво» наводит ужас на нападающих, и они сбегают.
Эдвард отводит Беллу в кафе и рассказывает о себе: признается, что умеет читать мысли. На обратной дороге в Форкс он подтверждает, что является вампиром.
Через несколько дней Эдвард рассказывает, почему вначале ненавидел её — кровь Беллы была для него самой привлекательной, один аромат вызывал мучительную жажду.
На следующый день Эдвард ведет Беллу на поляну в лесу и демонстрирует девушке свои вампирские качества: силу и скорость. Эдвард признается Белле в своих чувствах, и они впервые целуются.
Затем Эдвард отвозит Беллу знакомиться со своей семьей: кроме Элис с Джаспером и Розали с Эмметтом, он представляет её Эсми и Карлайлу.
Позже Эдвард сам знакомится с Чарли и приглашает Беллу на бейсбол, в который Каллены предпочитают играть во время грозы, поскольку раскаты грома заглушают звуки игры.
Во время игры происходит непредвиденное: кочующие вампиры Джеймс, Виктория и Лоран, не являющиеся «вегетарианцами» (как называют себя Каллены, так как пьют кровь животных, а не людскую), приходят познакомиться с семьей Карлайла. Один из них, Джеймс, чует Беллу и начинает на неё охоту.
Каллены придумывают план спасения Беллы: спрятать её и убить Джеймса. Но он оказывается хитрей и выманивает девушку из укрытия, где она находилась под охраной Элис и Джаспера.
Джеймс успевает её укусить, когда появляются Каллены и убивают Джеймса (путём разрыва на куски и сожжения), а Эдвард не дает девушке превратиться в вампира, высасывая из раны яд.
В больнице Белла просит Эдварда сделать её вампиром, но он отказывает ей, так как она не знает что ее ждет после перевоплощения. Они идут на студенческий бал, где Беллу находит Джейкоб.
Тот передает послание своего отца, Билли Блэка, желающего, чтобы девушка рассталась с Эдвардом, но Белла просит передать в ответ лишь благодарность за беспокойство.
На балу Белла предпринимает еще одну попытку уговорить своего возлюбленного вампира сделать её такой же, но Эдвард опять отказывает.
Источник: https://kratkoe.com/sumerki-kratkoe-soderzhanie/
Д.Глуховский.Сумерки
C A P I T U L O I I
На карте Москвы улицы имени Ицамны, разумеется, не оказалось. Я только напрасно в течение двух часов изучал всевозможные топографические атласы столицы. Когда я наконец отложил их в сторону, вид у меня, наверное, был несколько обескураженный.
Я, разумеется, с самого начала подозревал, что адрес на бланке заказа обозначен неверно.
Но оставалась надежда на то, что улица со странным названием в конечном итоге всё же обнаружится на карте города или в индексе одного из справочников, и это даст мне хоть какую-то зацепку.
Просто не надо было браться за этот заказ. Продолжать себе спокойно переводить уставы предприятий, инструкции по пользованию бытовой техникой, контракты на поставку древесины… То, чем я всегда и зарабатывал на жизнь.
К тому же испанский никогда не был самым сильным моим языком.
Но в тот день больше ничего другого не оставалось: когда я выложил на бурый полированный стол перетянутые резинкой тощие папки с переведёнными договорами, клерк, от…
ЕЩЕ
Дорогой ценитель литературы, погрузившись в уютное кресло и укутавшись теплым шерстяным пледом книга «Д.Глуховский.Сумерки» Глуховский Дмитрий Алексеевич поможет тебе приятно скоротать время. Долго приходится ломать голову над главной загадкой, но при помощи подсказок, получается самостоятельно ее разгадать.
Это настоящее явление в литературе, которое не любишь, а восхищаешься всем естеством, оно не нравится, а приводит в неописуемый восторг. Многогранность и уникальность образов, создает внутренний мир, полный множества процессов и граней. Произведение, благодаря мастерскому перу автора, наполнено тонкими и живыми психологическими портретами.
При помощи ускользающих намеков, предположений, неоконченных фраз, чувствуется стремление подвести читателя к финалу, чтобы он был естественным, желанным. Сюжет произведения захватывающий, стилистически яркий, интригующий с первых же страниц. В главной идее столько чувства и замысел настолько глубокий, что каждый, соприкасающийся с ним становится ребенком этого мира.
Легкий и утонченный юмор подается в умеренных дозах, позволяя немного передохнуть и расслабиться от основного потока информации. Значительное внимание уделяется месту происходящих событий, что придает красочности и реалистичности происходящего. Не часто встретишь, столь глубоко и проницательно раскрыты, трудности человеческих взаимосвязей, стоящих на повестке дня во все века. «Д.Глуховский.
Сумерки» Глуховский Дмитрий Алексеевич читать бесплатно онлайн безусловно стоит, здесь есть и прекрасный воплощенный замысел и награда для истинных ценителей этого жанра.
0
В своей новой книге замечательный американский психолог и бизнес-тренер Джен Ягер максимально пол…
Источник: https://readli.net/d-gluhovskiy-sumerki/
Сумерки, Дмитрий Глуховский — отзыв
Если честно, долго собиралась с мыслями хоть что-то написать о книге, которая написана довольно бездарно. Сразу скажу, что читала Метро 2033 и тоже не впечатлилась…однако жанр меня вполне устраивает. Читала Уэлса и Кинга — обоих люблю и ценю. Глуховский пишет плоско и скучно.
Читала я, читала Сумерки…и когда грусть-тоска почти совсем меня одолели, я дошла до развязки и главной изюминки сюжета. И тут, О чудо, я начала увлекаться. К сожалению, это чувство прошло через несколько страниц, а именно когда он в общем-то все рассказал.
Идея о том, что некий человек прожил свою жизнь, а потом вдруг узнает, что является трансляцией чьего-то больного мозга, меня заинтересовала. Должна отдать должное тому, кто ее придумал. Почему я не конкретизировала автора….
так потому что у меня закрались сомнения на счет авторства.
Во-первых, весь роман выглядит так, что Глуховский использовал чью-то идею и крайне неумело ее воплотил. На протяжении всей книги меня преследовало чувство неуместности всяческих художественных оборотов — там, где не надо они есть…там же, где их не хватает, мы видим сухую речь.
Я прямо таки ловила себя на мыслях «Зачем он тут так расписывает??» и «Ну почему бы не написать тут чего-то более поэтичного???». И потом, у человека, создавшего в голове такой мир не может быть всего одна мысль. А у Глуховского она именно одна. Он попытался что-то вякнуть про религию, но мне показалось это неуместным. И потом, слишком он расписал свои атеистические взгляды.
Глуховский выражается достаточно резко и не допускает никаких вариантов, отличных от его мышления. Он навязывает. Этого я не люблю.
Второе, что натолкнуло меня на мысль о краденой идее – интервью в конце книги. Там Глуховский отвечает на, видимо, самые часто задаваемые вопросы. И такого самолюбования я давно не встречала! Даже в вопросах журналиста чувствуется некий скептицизм, а он продолжает превозносить себя и свой талант.. Это окончательно сформировало мое отрицательное впечатление.
Итак, вывод. Я не посоветую читать эту книгу кому либо. Спирального сюжета, о котором мне говорили, я не углядела. Скорее даже наоборот…ну может закорючечка в конце. И эта концовка. Главный герой уже целую вечность сидит на крыше и ждет солнца. Что за бред? Если тот человек, разумом которого является мир умер – все должно исчезнуть.
Если же он в коме, то не вечность же это продолжается! Пришла в голову мысль, что исчисление времени в голове у больного и в реальном мире другое, но Глуховский ничего об этом не написал, а значит, такой задумки не было. Автор не производит впечатление писателя, дающего простор воображению читателю. На этом фоне концовка кажется особенно нелогичной.
Кажется, что ему просто надоело писать или же банально слова кончились.
Источник: https://irecommend.ru/content/itak-glukhovskii-sumerki-est-spoilery
Читать
Дмитрий Глуховский
Сумерки
Capítulo II
Вопрос на засыпку: где в Москве находится улица имени Ицамны?
Рассуждая здраво, в этом городе не место проспектам, бульварам и площадям, названным в честь божеств индейцев майя. Однако записка с адресом «ул. Ицамны, 23» была у меня в руках, и меня там ждали. От того, насколько быстро я сумею разыскать эту улицу, зависело нечто намного более важное, чем просто моя собственная судьба.
Глупо думать, что на картах и автомобильных атласах Москвы обозначены все существующие переулки и дома: тайных мест здесь предостаточно. Однако надежда обнаружить улицу имени старшего из богов майянского пантеона не покидала меня, и я продолжил ползать с лупой по огромной топографической карте города.
* * *
Просто не надо было браться за этот заказ. Продолжать себе спокойно переводить уставы предприятий, инструкции по пользованию бытовой техникой, контракты на поставку древесины… То, чем я всегда и зарабатывал на жизнь.
К тому же испанский никогда не был самым сильным моим языком.
Но в тот день больше ничего другого не оставалось: когда я выложил на бурый полированный стол перетянутые резинкой тощие папки с переведёнными договорами, клерк, отсчитав мой гонорар, развёл руками.
– Пока всё. Не несут больше. После выходных попробуйте зайти… – и отвернулся к компьютеру, где его терпеливо дожидался столь любимый всеми офисными бездельниками пасьянс.
Я его знаю уже года три – с тех самых пор, как он пришёл в это бюро переводов. И до сих пор ни разу не решался настаивать, когда он вот так, равнодушно объявлял мне, что по крайней мере на неделю я останусь без денег. Но на этот раз что-то толкнулось во мне, и я сказал:
– Неужели совсем ничего? Посмотрите, а? Вы понимаете, как раз счёт получил, не представляю, как расплачиваться.
Он оторвался от экрана, удивлённый моей настойчивостью, и, потерев низкий лоб, с сомнением протянул:
– Ну, вы же с испанским не работаете?
Счёт действительно лежал на моём столе, и его четырёхзначная итоговая цифра заставляла меня рисковать.
Три года испанского языка в университете, законченном полтора десятка лет назад… Огромные аудитории с туманными окнами, удушливая меловая пыль, поднимающаяся от исцарапанной доски, никчемные архаические учебники, обучающие языку Сервантеса на примерах официальных контактов советских граждан Иванова и Петрова с сеньорами Санчесом и Родригесом. Me gustas tú. Вот, пожалуй, и всё. Ничего, словарь дома есть…
– Работаю, – застенчиво солгал я. – Недавно начал.
Он ещё раз окинул меня подозрительным взглядом но, всё же поднявшись со стула, прошаркал в соседнюю комнату, где у них хранились документы, и вернулся с тяжёлой кожаной папкой с полустёршимся золотым вензелем в углу. Таких мне ещё здесь видеть не приходилось.
– Вот, – он почтительно опустил её передо мной на стол. – Наш «испанец» что-то задерживает первую часть перевода, а тут уже вторую принесли. Отстаём, боюсь, клиента потеряем. Так что вы не затягивайте.
– А что там? – я осторожно взял папку в руки и взвесил её.
– Бумаги какие-то… Архивные, по-моему. Я особенно не смотрел, мне и так есть чем заняться, – он мельком взглянул на монитор, где его ждала разложенная колода карт, и продолжал тикать неумолимый счётчик времени.
Заказ оплачивался втрое выше обычного, и я поспешил скрыться с ним, пока клерк не успел передумать. У папки был такой роскошный, аристократический вид, что убирать её в мой драный портфель я не стал – почему-то вспомнилась история вечно голодного Тима Талера, которого вырвало, когда он впервые попробовал дорогой кремовый торт.
Затерянное в арбатских переулках бюро переводов размещалось в старом бревенчатом строении, там, где раньше находилась детская библиотека.
Я бывал в нём ещё маленьким, вместе с бабушкой заходя за книжками о кругосветных путешествиях или замученных фашистами пионерах-героях, поэтому сейчас еженедельные посещения бюро были чем-то ностальгическим, как поход в заброшенный и заржавевший парк аттракционов – для человека, которого тридцать лет назад приводили сюда покататься родители. Въевшийся в обои и деревянные стены аромат старых книг перебивал резкий запах деловых документов и сладковатый флёр разогретой пластмассы, поднимавшийся от компьютеров. Для меня это бюро оставалось детской библиотекой… Вот поэтому, наверное, я сперва и не удивился, принявшись за перевод листов из кожаной папки.
Одного взгляда на них хватало, чтобы понять – они вынуты из книги, не вырваны, а именно аккуратно извлечены; разрезы по краям были сделаны с хирургической точностью, так и представлялась рука в резиновой перчатке, скальпелем проводящая по разложенному на операционном столе старинному тому.
Я не видел ничего странного в таком пиетете – разделанная в неизвестных целях книга наверняка являлась настоящим сокровищем. На глаз страницам было не меньше двухсот лет.
Плотная бумага, от времени местами окрасившаяся в цвет песка, но и не собиравшаяся тлеть, была покрыта чуть неровными рядами готических букв – кажется, напечатанными, хотя некоторые и отличались от других.
Страницы не были пронумерованы, но на лежащей сверху значилось: Capítulo II. Первая глава, очевидно, находилась у того переводчика, что взялся за работу до меня, но задержался с возвратом.
Причина такого опоздания была ясна: и беглого знакомства с текстом мне хватило, чтобы усомниться, смогу ли я сам сдать перевод в срок.
Несколько часов потребовалось только для того, чтобы свыкнуться с непривычным шрифтом и вгрызться в первый абзац неподатливого, зачерствевшего от давности текста.
К этому времени за окном уже совсем стемнело. Я всё больше работал по ночам, укладываясь в постель только на рассвете и просыпаясь во второй половине дня.
Когда квартира погружалась в темноту, я зажигал всего две лампы – на рабочем столе и в кухне, и всю ночь жил, бродя меж двух этих огней.
При уютном жёлтом свете сорокаваттной лампочки думалось куда лучше: дневной же резал мне глаза и потрошил черепную коробку: мыслей в голове совсем не оставалось, они прятались куда-то и там дожидались наступления вечера.
Проработав всю ночь, я обычно ложился часам к пяти утра. Задвинув плотные шторы и оставив первые лучи солнца скрестись в них снаружи, нырял под пуховое одеяло и мгновенно засыпал.
Сны у меня в последнее время были странные: почему-то часто видел свою любимую собаку, умершую лет десять назад. Во сне собака, разумеется, и не подозревала, что умерла, и вела себя совершенно как живая. А это значит, что с ней приходилось гулять.
Во время прогулок она иногда убегала, (я и при жизни-то очень редко брал её на поводок – только чтобы перевести её через дорогу) и тогда добрую часть сна я должен был её разыскивать, выкрикивая изо всех сил её имя. Надеюсь, соседи этого не слышали.
Обнаружить собаку до пробуждения мне удавалось не всегда, но это было и не важно: к следующему утру она сама находила дорогу домой и уже нетерпеливо ждала меня на пороге между сном и явью, игриво зажав в зубах принесённый поводок.
Я так к этому привык, что, если вдруг в каком-то из сновидений её не оказывалось, проснувшись, я начинал беспокоиться – не случилось ли с ней чего.
Вникнуть в смысл десяти верхних строчек было непросто. По меньшей мере пятой части слов в словаре не находилось, а без его помощи я вообще узнавал только два-три из каждого предложения. К тому же почему-то каждый новый абзац непременно начинался словом «Что».
То и дело отвлекаясь на причудливые желтоватые разводы, которыми столетия покрыли листы книги, я прилежно выписывал найденные мною слова на бумагу. Некоторые потом пришлось заменять, так как первый из предлагаемых переводов оказывался неверным.
И чаще всего нужное значение было помечено сокращением «устар.»
Уже из первого абзаца становилось ясно – и эта гипотеза подтвердилась позже, когда я начал увязать в рассказываемой неизвестным автором удивительной истории – что текст представляет собой летопись некой экспедиции в лесистые долины Юкатана, предпринятой немногочисленным испанским отрядом. Даты встретились на следующих страницах: описываемые события происходили почти пять столетий назад. Середина шестнадцатого века… Покорение конкистадорами Южной Америки, вспомнил я.
Источник: https://www.litmir.me/br/?b=35914&p=6
Дмитрий Глуховский. Сумерки
Что с того, что я смертен? Линия становится отрезком, если ограничить ее двумя точками. Пока нет второй точки, это луч, уходящий из мига рождения в бесконечность. Я не желаю знать, когда умру! И пока я не знаю, когда настанет мой час, я вечен!
Человеческая память, как морской прибой, стачивает острые углы пережитого: тускнут краски, забываются детали.
Подлинная память о любой войне живет всего три поколения: чтобы чувствовать, что она значила для тех, кто ее пережил, нужно слушать об этой войне от них самих — сидя у них на коленях.
В жизни я часто использую одну небольшую хитрость: если мне приходится чего-то сильно хотеть и ожидать, я заранее говорю себе, что ничего у меня не выйдет и все мои чаяния, как обычно, завершатся полным крахом.
С одной стороны, это позволяет мне заранее приучить себя к мысли о невозможности воплощения этого желания и при помощи такой прививки смягчить разочарование, если события действительно станут развиваться неблагоприятно.
С другой, настраиваясь на неудачу, я как будто пытаюсь заговорить себя от неё; получается своеобразный сглаз наоборот. Так я решил поступить и на сей раз.
…с верой как с любовью: либо есть, либо нет.
Для меня было очень важно успеть. Когда знаешь, что делаешь даже самые заурядные вещи в последний раз, они обретают особенную сладость и новый смысл.
Я очутился на забросанной окурками лестничной площадке, выложенной мелкой коричневой плиткой. Передо мной была скучная дверь с приклеенной к ней пластмассовой табличкой – белой с чёрными буквами, из тех, на которых в поликлиниках пишут обычно «Терапевт» или «Окулист».
На этой значилось: «БОГ».
Я постучал.
У него есть весьма любопытная теория, согласно которой вся Земля, весь мир, так сказать, вся совокупность созданий и материи, является неким сверхсуществом, возможно, тем самым окончательным, физическим воплощением бога, которое люди всегда пытались объять и представить. Сам человек, по этому определению, — как бы один из видов его клеток.
А вот человеческая цивилизация — такая своеобразная раковая опухоль на теле этого сверхсущества.
Собственно рак — это неожиданное изменение поведения клеток человеческого тела, не правда ли? Они начинают бесконтрольно расти, уничтожать остальные клетки и ткани, рассылать метастазы по всему организму, каждая из которых должна стать новой опухолью, и всё это подчинено примитивной, разрушительной логике экспансии и пожирания.
Цивилизация — такое же заболевание, такой же сбой в генетическом коде клетки, который превращает замечательного тихого пещерного человека, абсолютно неопасного для экосферы, в новый вид существа, в зачаток будущей опухоли.
Поражённое цивилизацией, человечество начинает бурную деятельность, претерпевая изменения по тем же принципам, по которым развивается раковое заболевание. Непомерный и неконтролируемый рост численности, метастазы эпохи Великих открытий и колонизации, Колумб и Васко да Гама, Афанасий Никитин, на худой конец.
Ну и аналогия эта, разумеется, идёт дальше, и применима к индустриализации, глобализации, вырубке лесов Амазонии и Сибири, выбросам двуокиси углерода в атмосферу, исчерпанию запасов ископаемых, сливам токсичных отходов в реки и океаны, взрывам на атомных электростанциях, и прочему. А вот все бедствия и катаклизмы — это просто следствие того, что человечество этот живой сверхорганизм уже почти отравило, и он постепенно умирает. Мизантропическая такая теория, надо признать, но что-то в ней есть, не правда ли? Это, конечно, не значит, что я сам в неё верю.
Очень хорошо понимаю людей, которые вскрывают себе вены в теплой ванне, предпочитая этот способ покончить с собой всем остальным. Таким образом, они словно закольцовывают свою жизнь, расставаясь с ней в исходном положении, и при этом даря себе на полчаса больше того блаженного покоя, который ожидает их по ту сторону. К тому же, за эти полчаса можно смошенничать и передумать…
Отношения со светлым временем суток у меня определенно не складывались. Нельзя сказать, чтобы я не любил солнце; у нас с ним просто не совпадали ритмы.
Что может быть страшнее и мучительнее надежды?
Поразительно, до чего же любому человеку, даже воображаемому, свойственен эгоцентризм.
Но всего за пятнадцать минут воздух так щедро разбавили чернилами, что, если бы не фонари, от Земли остался бы только пятачок двадцати шагов в радиусе и со мной в центре.
Люди ностальгируют по прошлому, опасаясь будущего.
Стоит ли читать чужие письма Разумеется, стоит!
Источник: https://citaty.info/book/dmitrii-gluhovskii/sumerki
Дмитрий Глуховский — Сумерки
Сумерки — это тонкая, недолгая и почти незаметная грань, за которой день уступает мир ночи. В сумерках гаснущий свет мешается с загустевающей темнотой, а реальное постепенно растворяется в иллюзорном. Контуры размываются, цвета блекнут и сливаются воедино. На место зрения приходит слух и воображение.
Сквозь истончившуюся плёнку действительности из смежных миров к нам просачиваются фантомы.Работа большинства переводчиков состоит из рутины: инструкции по бытовой технике, контракты, уставы и соглашения. Но в переводе нуждаются и другие тексты, столетиями терпеливо дожидающиеся того человека, который решится за них взяться.
Знания, которые они содержат, могут быть благославением и проклятием раскрывшего их. Один из таких манускриптов, записанный безвестным конкистадором со слов одного из последних жрецов майя, называет срок, отведённый мирозданию и описывает его конец.
Что, если взявшись за случайный заказ, переводчик обнаруживает в окружающем мире признаки его скорого распада?
Пока я перечитывал описания обрядов и вспоминал их смысл, прошло еще около получаса, но небосвод оставался все таким же черно-серым, грязноватым, непроницаемым. Я более не нуждался в толкованиях, Ягониэль объяснил мне все.
Хотя столбняк, выгибавший Землю в болезненных агониях, был усмирен, отмены приговора это не означало.
Напротив… Мне подумалось о той расслабленности, в которой опадает тело казнимого электрическим разрядом осужденного, после того как ток отключается.
Что же… Мне оставалось только одно.
В свой последний поход я собирался основательно, словно отправляясь в экспедицию на Северный полюс. Термос с чаем, теплая одежда, ручка и кипа чистой бумаги, две упаковки стеариновых свечей, стеклянный колпак, чтобы их не задуло. Да, стоит взять еще один свитер: там, наверху, сейчас, наверное, очень ветрено…
Поднимаясь на десятый этаж по лестнице, я прикладывался ухом к дверям соседских квартир. Везде было тихо; только в двух из них заглушенные разговоры чередовались с придушенным детским плачем.
Мрачную торжественность этих минут ощущал не только я: люди боялись говорить громко и покидать укрытие родных стен, чувствуя поджидающих их во внешнем мире демонов.
Я же их не страшился: что значит встреча с духами по сравнению с тем, что предстоит встретить всему миру в ближайшие часы?
Замок и милицейскую печать, закрывавшие мне выход на крышу, я легко сломал. Большинство законов и правил, преисполненных значения в обычное время, накануне Апокалипсиса теряют всякий смысл.
Ветер вечности срывает с человека всю нанесенную обществом шелуху, всю наросшую коросту цивилизации, оставляя его первозданным, нагим и беззащитным — наедине с собой и с миром, один на один с богами и со смертью.
Вопреки моим ожиданиям, на крыше почти не было холодно. Густые серые клочья облаков, жирно выписанные маслом на черном полотне небосклона, застыли, словно божественное дыхание, обычно подхватывающее и гонящее их вдаль, иссякло. Словно передо мной и вправду была мертвая картина.
Я огляделся.
Сталинский десятиэтажный дом в сегодняшней, напичканной гормонами роста Москве, больше не обеспечивает, как пару десятков лет назад, господствующей высоты.
Пусть мне и хотелось бы лучшей смотровой площадки, чтобы первым видеть прибытие ангелов Апокалипсиса, но Ягониэль четко предписывал желающим созерцать светопреставление занимать места на крышах именно своих домов, а я не собирался нарушать ритуалы, выверявшиеся тысячелетиями. И потом, вид на город мне отсюда все же открывался довольно неплохой.
Почти вся Москва оставалась без света, лишь в нескольких местах, в зданиях, вероятно, снабженных собственными генераторами, мерцали электрические оазисы.
Вязкий мрак лениво омывал тяжелые глыбы арбатских домов, неспешно тек по мертвому руслу искореженного Садового кольца, плескался у подножий сталинских высоток, которые гротескными свадебными тортами возвышались над остальными постройками.
Кое-где суетились светлячки машин, беспорядочно тычась в невидимые сверху препятствия и силясь проехать по вздыбившемуся асфальту.
Приблизившись к самому карнизу, я свесил ноги вниз и обратил лицо на восток. Верно, было уже около полудня, но горизонт оставался так же пуст и черен, как в безлунную ночь.
Дождусь ли я восхода? Должно быть, для юкатанских индейцев, в конце каждого полувекового цикла так же нетерпеливо дожидавшихся появления на небе ослабевшего Ах Кинчила, каждая секунда многократно удлинялась, делая ожидание бесконечным.
Я знаю, что конец неотвратим. Мне были все знамения Армагеддона, и я уверен, что правильно истолковал их. Остается только дождаться последнего, заключительного удара, который уронит небеса на землю и сотрёт в пыль всех людей до последнего, и все, созданное ими, и саму память о них, и остановит время.
Я знаю, что умирающий Бог, отчаянно борющийся с пожирающим его недугом, обречен. Что из объятий Морфея можно освободиться, но морфий никогда не разожмет своих и не отпустит Кнорозова.
Что я, картонный статист его видений, вместе со всей окружающей меня Вселенной замурованный в одиночке его сознания, сгину в тот же миг, как умиротворенно разгладятся морщины на его лбу и кривая его кардиограммы.
Я знаю, что Апокалипсис этот пройдет незамеченным. Сколько таких невообразимо богатых, увлекательных, бескрайних Вселенных рождается и гибнет каждый день, так и не найдя своих летописцев, оставляя о себе память лишь в статистических сводках да на могильных камнях, где головокружительная человеческая жизнь, всех граней которых он не постиг и не упомнил сам, сожмется до двух сухих дат.
Человек смертен.
Но почему тогда все еще я сижу на крыше старого арбатского дома, сижу уже столько часов, что мне хватило времени записать всю эту историю, и все вглядываюсь, до боли в глазах вглядываюсь вдаль, за горизонт, бесконечно ожидая, что светило еще взойдет над землей и рассеет мертвенную тьму?
Не потому ли, что человеку, приходящему в мир на срок лишь немного более долгий, чем тот, что отведен бабочке-однодневке, дано схожее с ней утешение: легкомыслие и неведение.
Эта нелепая иллюзия бессмертия — все, что ему было предложено взамен отнятой вечной жизни в райских кущах.
Потому невозможно отобрать ее у человека, как невозможно истребить надежду, прорастающую вопреки всему и в самой засушливой душе.
…Я нахожусь здесь уже вечность и готов оставаться на этом месте еще столько же. И я не покину своего поста, пока не увижу, как сквозь клубы грозовых облаков где-то невероятно далеко просачивается первый лучик поднимающегося со смертного одра Солнца.
Источник: https://mybrary.ru/books/detektivy-i-trillery/thriller/page-69-188587-dmitrii-gluhovskii-sumerki.html
Загрузка...
