Краткое содержание хранитель древностей домбровский за 2 минуты пересказ сюжета



Привет, Гость


Самые активные релизы за неделю
Книги / PDF/ Djvu Новый мировой триллер (18 книг) / Художественная / FB2

  • Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета
  • Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета
  • Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета
  • Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета
  • Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета
  • Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета
  • Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета
  • Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета
  • Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета
  • Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета
:: Детали раздачи
Скачать Скачать .torrent файл (основная ссылка для скачивания файла)Magnet-ссылка (альтернативная ссылка для скачивания файла)
Теги аудиокнига, русская литература, советская литература, 1964
Описание Название: Хранитель древностей
Жанр: Аудиокнига, русская литература, советская литература
Юрий Домбровский
Читает: Вячеслав Герасимов
Год издания книги: 1964
Год издания аудио книги: 2007
Продолжительность: 10ч. 12м. 54с.

  • Описание:
  • Начатый в ссылке в Алма-Ате роман «Хранитель древностей» считается почти
    автобиографическим.
  • Файл

Юрий Домбровский — один из самых сильных русских прозаиков XX века, человек
трагической судьбы, переживший несколько арестов и ссылок, но не сломавшийся. Зыбин, интеллектуал-одиночка, сотрудник музея, уверен, что предметы старины — не
мертвые ценности, а живая и теплая часть истории. Он пытается не замечать
происходящего вокруг — глухих арестов, нагнетаемой истерии. Но постепенно
начинает понимать, что 1937 год равен вселенской катастрофе и надо внутренне
противостоять этому «разрушению».
Роман напечатан на исходе оттепели, был тут же переведен на Западе и вызвал там
большой шум. Отечественная критика его просто «не заметила». Надвигались другие
времена…

Формат/Кодек: MP3
Битрейт аудио: 96 kbps

Связанные раздачи Загрузка / Обновление
Категория Аудиокнига
Добавлен 2019-01-15 23:00:15 (1 год, 2 месяца назад)
Просмотров 64 раз (a)
Взят 19 раз (a)
Файлы 12, 420.86 MB (441 304 331 байт)
Раздал ViKa  (Искать торренты)
Участники Раздают (отдают): (5), Завершено: (10)
Просматривают

Источник: https://elit-knigi.ru/details.php?id=74022

Хранитель древностей

Юрий Домбровский

Хранитель древностей

Теперь, наконец, мы оживаем, однако по природе человеческой лекарства действуют медленнее, чем болезни, и как тела наши растут медленно, а разрушаются быстро, так и таланты легче задушить, чем породить или даже оживить, ибо и бездействие тоже имеет свою сладость, и праздность, ненавистная сначала, тоже становится приятною.

Что же сказать, если в продолжение пятнадцати лет – великая часть жизни человеческой! – столько народу погибло по разным обстоятельствам, а даровитейшие по жестокости Вождя! – мы, немногие уцелевшие, пережили не только себя, но и других: ведь из нашей жизни исторгнуто столько лет, в течение которых молодые молча дошли до старости, а старики почти до самых границ человеческого возраста».

Тацит. Жизнь Агриколы, 3

  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  • Глава первая
  • Впервые я увидел этот необычайный город, столь непохожий ни на один из городов в мире, в 1933 году и помню, как он меня тогда удивил.

Выезжал я из Москвы…

ЕЩЕ

Уважаемые читатели, искренне надеемся, что книга «Хранитель древностей» Домбровский Юрий Осипович окажется не похожей ни на одну из уже прочитанных Вами в данном жанре.

С помощью описания событий с разных сторон, множества точек зрения, автор постепенно развивает сюжет, что в свою очередь увлекает читателя не позволяя скучать. Замечательно то, что параллельно с сюжетом встречаются ноты сатиры, которые сгущают изображение порой даже до нелепости, и доводят образ до крайности.

С первых строк обращают на себя внимание зрительные образы, они во многом отчетливы, красочны и графичны. Загадка лежит на поверхности, а вот ключ к отгадке едва уловим, постоянно ускользает с появлением все новых и новых деталей.

Отличительной чертой следовало бы обозначить попытку выйти за рамки основной идеи и существенно расширить круг проблем и взаимоотношений. Не часто встретишь, столь глубоко и проницательно раскрыты, трудности человеческих взаимосвязей, стоящих на повестке дня во все века.

Просматривается актуальная во все времена идея превосходства добра над злом, света над тьмой с очевидной победой первого и поражением второго. Умелое и красочное иллюстрирование природы, мест событий часто завораживает своей непередаваемой красотой и очарованием.

Финал немножко затянут, но это вполне компенсируется абсолютно непредсказуемым окончанием. Обращают на себя внимание неординарные и необычные герои, эти персонажи заметно оживляют картину происходящего. «Хранитель древностей» Домбровский Юрий Осипович читать бесплатно онлайн невозможно без переживания чувства любви, признательности и благодарности.

Краткое содержание Хранитель древностей Домбровский за 2 минуты пересказ сюжета 0

Агата — девушка, решившая сбежать от серой реальности. Устроившись няней в благополучную семью ан…

0

Мир глазами подростка. Мир в стихах. Нежные чувства, запутанные мысли, сожаления и мечты. Всё то,…

Источник: https://readli.net/hranitel-drevnostey/

Домбровский хранитель древности

  • Юрий Домбровский
  • Хранитель древностей
  • (Авторский сборник)
  • Хранитель древностей

Теперь, наконец, мы оживаем, однако по природе человеческой лекарства действуют медленнее, чем болезни, и как тела наши растут медленно, а разрушаются быстро, так и таланты легче задушить, чем породить или даже оживить, ибо и бездействие тоже имеет свою сладость, и праздность, ненавистная сначала, тоже становится приятною. Что же сказать, если в продолжение пятнадцати лет — великая часть жизни человеческой! — столько народу погибло по разным обстоятельствам, а даровитейшие по жестокости Вождя! — мы, немногие уцелевшие, пережили не только себя, но и других: ведь из нашей жизни исторгнуто столько лет, в течение которых молодые молча дошли до старости, а старики почти до самых границ человеческого возраста».

  1. Тацит. Жизнь Агриколы, 3
  2. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  3. Глава первая
  4. Впервые я увидел этот необычайный город, столь непохожий ни на один из городов в мире, в 1933 году и помню, как он меня тогда удивил.

Выезжал я из Москвы в ростепель, в хмурую и теплую погодку. То и дело моросил дождичек, и только-только начали набухать за заборами, на мокрых бульварах и в бутылках на подоконниках бурые податливые почки.

Провожали меня с красными прутиками расцветшей вербы, потешными желтыми и белыми цветами ее, похожими на комочки пуха. Больше ничего не цвело. А здесь я сразу очутился среди южного лета.

Цвело все, даже то, чему вообще цвести не положено — развалившиеся заплоты (трава била прямо из них), стены домов, крыши, лужи под желтой ряской, тротуары и мостовые.

Час стоял ранний, дорога предстояла дальняя. От станции до города меня довезли, а по городу надо было идти пешком. Но Алма-Ата спала, спросить дорогу было не у кого, и я двинулся наугад. Просто потому пошел, что лучше все-таки идти, чем стоять.

Шел, шел, шел — прошел километра три и понял, что кружу на одном месте.

Главное — не за что зацепиться глазом, все одинаково: глинобитные заборы, за ними аккуратные мазанки, редко белые, все больше синие и зеленые (потом я узнал, что здесь в белила хозяйки добавляют купорос); крепкие сибирские избы из кругляка, не закрытые, а прямо-таки забитые деревянными ставнями с черными болтами, кое-где рабочие бараки и желтые двухэтажные здания железнодорожного типа — с лестницами, балконами, застекленными террасами (только закончен Турксиб). И все это одинаково захлестнуто, погружено до крыш в сады. Сады везде. Один сад рос даже на мостовой: клумбы, газон, небольшой бетонный фонтанчик. Желтые тюльпаны, красные и сизые маки и тот необыкновенный цветок с черными глянцевитыми листьями, не то багровый, не то красно-фиолетовый, который алмаатинцы приносят из-под ледников и зовут ласково и почтительно по имени и отчеству — Марья Коревна (марьин корень, очевидно).

В другом месте, тоже прямо на мостовой, мне повстречалась рощица белых акаций. Просто повернул я за угол — и вдруг выбежала навстречу целая семья высоких, тонких, гибко изогнутых деревьев. «Восточные танцовщицы», — подумал я.

И они в самом деле всем — лакированными багровыми иглами, перламутровыми сережками (точь-в-точь морские ракушки), кистями белых цветов (точь-в-точь свадебные покрывала), этой необычайной гибкостью напоминали танцующих девушек.

От деревьев исходил сладкий, пряный запах, и он был так тяжел, что не плыл, а стоял в воздухе. Солнце еще не встало, а под акациями уже трубили шмели и кружили большие белые бабочки.

Здесь я увидел, что зелень в этом городе расположена террасами, первый этаж — вот эти акации. Над акациями фруктовые сады, над садами тополя, а над тополями уже только горы да горные леса на них.

Вот сады-то меня и путали больше всего: поди-ка разберись, где ты находишься, если весь город один сплошной сад, — сад яблоневый, сад урючный, сад вишневый, сад миндальный — цветы розовые, цветы белые, цветы кремовые.

А над садами тополя. Потом я узнал — они и есть в городе самое главное. Без них ни рассказать об Алма-Ате, ни подумать о ней невозможно. Они присутствовали при рождении города. Еще ни улиц, ни домов не было, а они уже были.

Весь город, дом за домом, квартал за кварталом, обсажен тополями. Нет такого окна в городе, высунувшись из которого ты не увидел бы прямо перед собой белый блестящий или черный морщинистый ствол.

От Алма-Аты до Ташкента проходит большая дорога — день и ночь по ней мчатся грузовики. Но называется она не улица, не шоссе, не дорога, а просто — аллея. «Ташкентская аллея», — говорят алмаатинцы.

И в самом деле, огромный сотнекилометровый тракт — всего-навсего только одна большая тополевая аллея.

Биография

Рос в семье интеллигентов: отец — Иосиф Витальевич (Гдальевич) Домбровский (1873—1923), присяжный поверенный иудейского исповедания; мать — Лидия Алексеевна (урождённая Крайнева, 1883—1957), евангелически-лютеранского исповедания, учёный в области анатомии и цитологии растений, впоследствии кандидат биологических наук и доцент Московской сельскохозяйственной академии. У него была сестра Наталья (1918—1943).

Дед его отца, уроженец Юрбурга Ковенской губернии Яков-Саул Домбровер (впоследствии Яков Савельевич Домбровский, 1794—1884), был сослан в Оёк в 1833 году как участник Польского восстания; в 1859 году он переехал в Иркутск, где занялся винокуренным производством и хлеботорговлей, приобрёл золотые прииски в Забайкальской области, построил Яковлевский винокуренный и крупчатомельничный заводы Я. С. Домбровского в Захальском (1865), стал купцом первой гильдии (1869) и одним из основателей местной еврейской общины, которую он возглавлял на протяжении двух десятилетий. Его сын (дед писателя) — купец первой гильдии Гдалий Яковлевич Домбровский (1842—1918), родился уже в посёлке Усть-Илга Верхоленского уезда Иркутской губернии, — золотопромышленник, директор Иркутского губернского тюремного комитета, староста Иркутского еврейского молитвенного дома. Бабушка писателя — Евдокия Леонтьевна Домбровская (в девичестве Лейбович, ?—1878), была дочерью купца первой гильдии Леонтия Осиповича Лейбовича. В 1928 году (через 5 лет после смерти отца) мать Ю. О. Домбровского вышла замуж вторично — за Николая Фёдоровича Слудского, сына математика и механика Ф. А. Слудского.

Учился в бывшей хвостовской гимназии в Кривоарбатском переулке в Москве. В 1928 году Юрий Осипович поступил на Высшие литературные курсы («брюсовские»), но они были закрыты в 1929. В 1930 году поступил на Центральные курсы издательских корректоров ОГИЗ РСФСР, которые закончил в октябре 1931.

В 1933 году был арестован и выслан из Москвы в Алма-Ату. Работал археологом, искусствоведом, журналистом, занимался педагогической деятельностью. Второй арест — в 1936 году, был отпущен через несколько месяцев, успел до следующего ареста опубликовать первую часть романа «Державин».

Печатался в «Казахстанской правде» и журнале «Литературный Казахстан». Третий арест — в 1939 году: срок отбывал в колымских лагерях. В 1943 году был досрочно, по инвалидности, освобождён (вернулся в Алма-Ату). Работал в театре. Читал курс лекций по В. Шекспиру.

Написал книги «Обезьяна приходит за своим черепом» и «Смуглая леди».

Четвёртый арест пришёлся на 1949 год. В ночь на 30 марта писателя арестовали по уголовному делу № 417. Ключевую роль сыграли показания Ирины Стрелковой, в то время корреспондентки «Пионерской правды». Место заключения — Север и Озерлаг.

После освобождения (1955 год) жил в Алма-Ате, затем ему было разрешено прописаться в родной Москве. Занимался литературной работой. В 1964 году в журнале «Новый мир» опубликован роман «Хранитель древностей».

Вершина творчества писателя — роман «Факультет ненужных вещей», начатый им в 1964 году и законченный в 1975 году.

Это книга о судьбе ценностей христианско-гуманистической цивилизации в мире антихристианском и антигуманистическом — и о людях, которые взяли на себя миссию верности этим идеалам и ценностям, «ненужным вещам» для сталинского строя.

Главные антигерои в романе — работники «органов», чекисты — нержавеющие шестерёнки бесчеловечного режима. В СССР роман напечатан быть не мог, но в 1978 году он был опубликован на русском языке во Франции.

Творчество Домбровского традиционно высоко оценивается в критике. Его нередко считают одним из крупнейших русских прозаиков XX века.

Критик Евгений Ермолин, например, пишет: «Перечитав „Факультет“, я бы сказал с полной мерой ответственности: это — последний по времени создания (1975 год) великий русский роман.

Треть века без Юрия Домбровского, а главный его роман не просто, как принято говорить, сохраняет непреходящую значимость. Он как-то даже вырос в своей художественной цене».

За год до смерти (в 1977 г.) написан последний рассказ «Ручка, ножка, огуречик», ставший пророческим. Опубликован в журнале «Новый мир» (№ 1, 1990).

Усилиями вдовы Домбровского, Клары Файзулаевны Турумовой-Домбровской (под своим именем фигурирует в романе «Хранитель древностей»), в 1990-е годы увидел свет шеститомник писателя.

Обстоятельства смерти

В марте 1978 года, вскоре после выхода на Западе романа «Факультет ненужных вещей», 68-летний Домбровский был жестоко избит группой неизвестных в фойе ресторана Центрального дома литераторов в Москве. Через два месяца после инцидента, 29 мая 1978 года скончался в больнице от сильного внутреннего кровотечения, вызванного варикозом вен органов пищеварения.

Похоронен в Москве на Кузьминском кладбище (90 участок).

Книги

  • Домбровский Ю. Державин: биографический роман. — Алма-Ата: КИХЛ, 1939. — 262 с.: ил. (в сокращении)
  • «Обезьяна приходит за своим черепом» — роман, «Советский писатель», Москва, 1959.
    • Домбровский Ю. Обезьяна приходит за своим черепом. — М.: Советский писатель, 1959. — 416 с. — 30 000 экз. (в пер.)
  • «Хранитель древностей» — роман, в журнале «Новый мир» в 1964 г.; отд. изд. — 1966, полн. изд. — Paris, 1978
    • Домбровский Ю. Хранитель древностей. — М.: Советская Россия, 1966. — 256 с. — 100 000 экз. (в пер.)
  • «Смуглая леди», «Советский писатель», Москва, 1969
    • Домбровский Ю. Смуглая леди: Три новеллы о Шекспире. — М.: Советский писатель, 1969. — 184 с. — 30 000 экз. (в пер., суперобл.)
  • Домбровский Ю. Факел. Рассказы. Алма-Ата: Жазушы, 1974. — 112 с. 12 000 экз.
  • «Факультет ненужных вещей»— роман, «ИМКА-Пресс», Paris, 1978; в СССР — в журнале «Новый мир» в 1988 г.; отд. изд. — Москва — Алма-Ата — Хабаровск, 1989—1990.
    • Домбровский Ю. Факультет ненужных вещей. — М.: Художественная литература, 1989. — 512 с. — 500 000 экз. — ISBN 5-280-00907-5. (обл.)

    Источник: https://mitarstva.ru/dombrovskij-hranitel-drevnosti/

    Урок на тему:"Ю.О.Домбровский. Фрагмент из романа «Хранитель древностей». Алма-ата.1930-х годов

    • 20 мин.
    • III. Актуализация знаний
    • А) Биография и история создания романа.

    Ю́рий О́сипович Домбро́вский (12 мая 1909, Москва — 29 мая 1978, там же) — советский прозаик, поэт, литературный критик. Действие романа «Хранитель древностей» происходит в 30-х годах, в Казахстане.

    Главный герой, Зыбин, приезжает в Алма-Ату и поступает хранителем в городской музей, разбирая и упорядочивая его коллекции.

    В «Хранителе древностей» практически не происходит значимых событий, трудно выделить какой-то четкий сюжет (по прочтении на какое-то мгновение возникает вопрос: а о чем вообще был роман?) — в книге просто описывается размеренная, тихая повседневная жизнь героя и окружающих его людей, с отступлениями-размышлениями, как водится, и с интересными этнографическими зарисовками и упоминанием любопытных исторических деталей. Но очень быстро это ощущение непонимания пропадает — оказывается, не обязательно нужно лихо закручивать сюжет, чтобы сказать что-то очень важное. Весь ужас 37-го года станет понятен позднее, в продолжении — романе «Факультет ненужных вещей», а пока мы видим лишь предзнаменования будущего ада, всполохи грозы на горизонте. Но и от этих всполохов — когда к читателю приходит понимание происходящих в романе событий (оно и к героям приходит не сразу!) — становится не по себе.И еще — роман нужно перечитывать: не все заметно с первого взгляда, нужно всматриваться пристальнее, Домбровский пишет очень глубоко, на несколько слоев. Зато — если вглядеться — можно получить колоссальное удовольствие! Приведу мой личный опыт: прочитав роман, спустя несколько дней открыл его снова, и на первой же странице обнаружил потрясающее — «Час стоял ранний, дорога предстояла дальняя. От станции до города меня довезли, а по городу надо было идти пешком. Но Алма-Ата спала, спросить дорогу было не у кого, и я двинулся наугад. Просто потому пошел, что лучшевсе-таки идти, чем стоять». Это ли не гениально? «… лучше все-таки идти, чем стоять» — на моей памяти, навскидку, фразы такого уровня вспоминаются только у Гессе.Особую изюминку роману придает его значительная автобиографичность: автор, как и герой, жил некоторое время в Казахстане; одна из героинь романа — девушка Клара, и жену Домбровского зовут Клара Фазулаевна; Юрий Осипович попал под лавину репрессий в конце тридцатых и сидел в лагерях — и главный герой Зыбин в продолжении романа, «Факультет ненужных вещей», повторит судьбу автора.

    Подробнее:

    http://www.labirint.ru/reviews/goods/304784/

    В)Чтение отрывка романа.

    Ученики работают над текстом. Демонстрируют свои знания.

    учебник

    карточки

    Источник: https://infourok.ru/urok-na-temuyuodombrovskiy-fragment-iz-romana-hranitel-drevnostey-almaatah-godov-1543032.html

    Читать онлайн "Хранитель древностей" автора Домбровский Юрий Осипович — RuLit — Страница 1

    Домбровский Юрий

    Хранитель древностей

    • Юрий Домбровский
    • Хранитель древностей
    • Памяти Файзулы Турумова, героически погибшего 22 июня 1941 года
    • в Брестской крепости, с почтением и благодарностью за его подвиг
    • посвящает автор.
    • Теперь, наконец, мы оживаем, однако по природе человеческой
    • лекарства действуют медленнее, чем болезни, и как тела наши растут
    • медленно, а разрушаются быстро, так и таланты легче задушить, чем
    • породить или даже оживить, ибо и бездействие тоже имеет свою сладость,
    • и праздность, ненавистная сначала, тоже становится приятною.
    • Что же сказать, если в продолжение пятнадцати лет — великая часть
    • жизни человеческой! — столько народу погибло по разным
    • обстоятельствам, а даровитейшие по жестокости Вождя! — мы, немногие
    • уцелевшие, пережили не только себя, но и других: ведь из нашей жизни
    • исторгнуто столько лет, в течение которых молодые молча дошли до
    • старости, а старики почти до самых границ человеческого возраста».
    • Тацит. Жизнь Агриколы, 3
    • * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
    • Глава первая
    • Впервые я увидел этот необычайный город, столь непохожий ни на один из городов в мире, в 1933 году и помню, как он меня тогда удивил.

    Выезжал я из Москвы в ростепель, в хмурую и теплую погодку. То и дело моросил дождичек, и только-только начали набухать за заборами, на мокрых бульварах и в бутылках на подоконниках бурые податливые почки.

    Провожали меня с красными прутиками расцветшей вербы, потешными желтыми и белыми цветами ее, похожими на комочки пуха. Больше ничего не цвело. А здесь я сразу очутился среди южного лета.

    Цвело все, даже то, чему вообще цвести не положено — развалившиеся заплоты (трава

    била прямо из них), стены домов, крыши, лужи под желтой ряской, тротуары и мостовые.

    Час стоял ранний, дорога предстояла дальняя. От станции до города меня довезли, а по городу надо было идти пешком> Но Алма-Ата спала, спросить дорогу было не у кого, и я двинулся наугад. Просто потому пошел, что лучше все-таки идти, чем стоять.

    Шел, шел, шел — прошел километра три и понял, что кружу на одном месте.

    Главное — не за что зацепиться глазом, все одинаково: глинобитные заборы, за ними аккуратные мазанки, редко белые, все больше синие и зеленые (потом я узнал, что здесь в белила хозяйки добавляют купорос); крепкие сибирские избы из кругляка, не закрытые, а прямо-таки забитые деревянными ставнями с черными болтами, кое-где рабочие бараки и желтые двухэтажные здания железнодорожного типа — с лестницами, балконами, застекленными террасами (только закончен Турксиб). И все это одинаково захлестнуто, погружено до крыш в сады. Сады везде. Один сад рос даже на мостовой: клумбы, газон, небольшой бетонный фонтанчик. Желтые тюльпаны, красные и сизые маки и тот необыкновенный цветок с черными глянцевитыми листьями, не то багровый, не то красно-фиолетовый, который алмаатинцы приносят из-под ледников и зовут ласково и почтительно по имени и отчеству Марья Коревна (марьин корень, очевидно).

    В другом месте, тоже прямо на мостовой, мне повстречалась рощица белых акаций. Просто повернул я за угол — и вдруг выбежала навстречу целая семья высоких, тонких, гибко изогнутых деревьев. «Восточные танцовщицы», — подумал я.

    И они в самом деле всем — лакированными багровыми иглами, перламутровыми сережками (точь-в-точь морские ракушки), кистями белых цветов (точь-в-точь свадебные покрывала), этой необычайной гибкостью напоминали танцующих девушек.

    От деревьев исходил сладкий, пряный запах, и он был так тяжел, что не плыл, а стоял в воздухе. Солнце еще не встало, а под акациями уже трубили шмели и кружили большие белые бабочки.

    Здесь я увидел, что зелень в этом городе расположена террасами, первый этаж — вот эти акации. Над акациями фруктовые сады, над садами тополя, а над тополями уже только горы да горные леса на них.

    Вот сады-то меня и путали больше всего: поди-ка разберись, где ты находишься, если весь город один сплошной сад, — сад яблоневый, сад урючный, сад вишневый, сад миндальный цветы розовые, цветы белые, цветы кремовые.

    А над садами тополя. Потом я узнал — они и есть в городе самое главное. Без них ни рассказать об Алма-Ате, ни подумать о ней невозможно. Они присутствовали при рождении города. Еще ни улиц, ни домов не было, а они уже были.

    Весь город, дом за домом, квартал за кварталом, обсажен тополями. Нет такого окна в городе, высунувшись из которого ты не увидел бы прямо перед собой белый блестящий или черный морщинистый ствол.

    От Алма-Аты до Ташкента проходит большая дорога — день и ночь по ней мчатся грузовики. Но называется она не улица, не шоссе, не дорога, а просто — аллея. «Ташкентская аллея», говорят алмаатинцы.

    И в самом деле, огромный сотнекилометровый тракт всего-навсего только одна большая тополевая аллея.

    Алма-атинский тополь — замечательное дерево. Он высок, прям и всегда почти совершенно неподвижен. Когда налетает буран, другие деревья, гудя, гнутся в дугу, а он едва-едва помахивает вершиной.

    Не дерево, а колоссальная триумфальная колонна на площади (не забудьте, каждому из этих великанов по доброй сотне лет). Но нет дерева более живого и говорливого, чем тополь.

    От самых корней до вершин он полон живой мелкой листвой, шумит, пульсирует, переливается серебром и чернью.

    А над тополями уже горы.

    Отроги Тянь-Шаньского хребта. «Кажется, что два мощных сизых крыла распахнулись над городом — держат его в воздухе и не дают упасть. Но в то далекое утро сизыми эти крылья казались мне только снизу — там, где залегали дремучие горные боры, — вершины же их были нежно-розовыми. Кто был на Каспии, тот знает: вот так на заре горят чайки, когда они пролетают над водой.

    Я стоял, смотрел на горы, на тополя, на белые акации под ними и думал: куда же идти, ведь здесь никогда не найдешь дорогу. Встало солнце, и хотя люди еще спали за замками, ставнями, болтами и решетками — город уже проснулся. С час как бойко шла перекличка петухов. Горланили — один бойчее другого — все дворы города. Не смолкая, чирикал и заливался вишенник.

    С сухим электрическим треском вспархивала розовая и синяя саранча. Заливались где-то на задах лягушки. Потом я узнал: в городе зверья не меньше, чем людей. В городском парке по вечерам ухает филин. По улицам, как только смеркнется, носятся летучие мыши, иволги кричат и поют на автобусной остановке в центре.

    На тесовые крыши предместий (их тут зовут по-старому «станицы») садятся фазаны. Сидит такой красно-желтый красавец и тревожно озирается по сторонам: залетел с прилавка (так здесь называются травянистые холмы) и сам не поймет зачем. Дикие козочки забегают осенью и ягнятся в окраинных садах.

    Словом, нигде в мире, сказал мне один зоолог, дикая природа не подходит так близко к большому городу, как в Алма-Ате.

    Нельзя сказать, чтобы улицы выглядели нарядно.

    Это еще не была «красавица Алма-Ата» сороковых, а тем более пятидесятых годов: хаты, хатки, странные саманные постройки, где добрую половину дома занимает стена, а окошко находится под крышей; потом вдруг выкатится крепкая, как орех, русская изба с резными подоконниками и широкими воротами, за ней потянется длинная турксибская постройка на целый квартал — масса окон, террас, дверей, лестниц — и снова хаты, хатки. Глина саман, тес, тростник. Ни бутового камня, ни кирпича. Новых двухэтажных домов мало — старых совсем нет. В общем, мирно спящая казачья станица самого начала века.

    И вдруг произошло чудо: я пересек улицу и очутился в совершенно ином городе.

    Улицы здесь были широкие, мощеные, дома многоэтажные, изукрашенные сверху донизу, к каждому из них вела лестница с огромными церковными ступенями из белого камня.

    Крыши у этих хором были тоже особенные сводчатые, и кончались они то шпилем, то цветным куполом, то петухом. И везде резное дерево, белый камень, колонны, узорчатые водостоки.

    Здание, мимо которого я шел, растянулось, как мне показалось, на несколько кварталов. Оно походило на старинный пассаж или крытые торговые ряды. Мне почему-то пришли в голову такие слова, как «Деловой двор» или «Славянский базар».

    А напротив «Делового двора» стоял самый настоящий дворец Шехерезады, такой, как его рисуют на коробках папирос, — обвитая кружевами громадина с башней на крыше, с множеством окон и широкими узорчатыми дверями — не дверями, а целыми воротами.

    Так и хочется их распахнуть настежь.

    Я повернул за угол и тут увидел знаменитый собор. Мне о нем пришлось много слышать и раньше, но увидел я что-то совершенно неожиданное. Он висел над всем городом. Высочайший, многоглавый, узорчатый, разноцветный, с хитрыми карнизами, с гофрированным железом крыш.

    С колокольней, лестницей с целой системой лестниц, переходов и галерей. Настоящий храм Василия Блаженного, только построенный заново пятьдесят лет тому назад уездным архитектором.

    Собор стоял в парке, и около него никого не было, только на широких ступенях спал старый казах с ружьем за плечами, в войлочной шляпе. Я постоял, покашлял, вздохнул — старик все спал. Я тронул его за плечо.

    Он пошевельнулся, поднял голову, посмотрел на меня и очень чисто по-русски спросил, сколько времени. Часы висели напротив. Мы оба поглядели. Оказалось, что уже пять.

    Сторож вздохнул.

    — Рано, рано стали летом приходить поезда, — сказал он. (Я был с чемоданом.) — Вы что — прямо с вокзала?.. И пешком через весь город? Здорово! Значит, верст пять отмахали, если напрямик. Нездешний? А-а, нездешний! А куда же вы сейчас? А-а, на Октябрьскую? Ну, ну! Значит, в бывшие номера? Да нет, нет, не закрыты. И сейчас какие приезжающие останавливаются.

    Есть, есть такие! Их в тысяча девятьсот одиннадцатом году один наш семирек отстроил. Ну как же, все, все знаем! Во время гражданской в них еще товарищ Дмитрий Фурманов проживал. «Мятеж» его читали? Ну вот, как раз про них! А вот так и пройдете — прямо, прямо через парк — и они. Сразу увидите их. Крыльцо такое выдающее и крыша скатом. Их сразу узнаете. Они среди всех зданий выделяющие.

    Тоже зенковской постройки.

    Источник: https://www.rulit.me/books/hranitel-drevnostej-read-45362-1.html

    Тоталитаризм в изображении Ю.Домбровского: "Хранитель древностей", "Факультет ненужных вещей"

    • ВАКХАНАЛИЯ ЗЛА
    • (ТОТАЛИТАРИЗМ В ИЗОБРАЖЕНИИ Ю. ДОМБРОВСКОГО: «ХРАНИТЕЛЬ ДРЕВНОСТЕЙ», «ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ»)
    • Юрий Домбровский — автор романов «Хранитель древностей» (1964) и «Факультет ненужных вещей» (1978), которые часто называют «дилогией свободы».

    В самом деле, в образе внешне незаметного, но внутренне несгибаемого музейного работника Георгия Зыбина писатель показал личность, бесстрашно бросившую вызов тоталитарной системе и сумевшей отстоять свое человеческое достоинство. Более того, Ю.

    Домбровскому удалось воссоздать широкомасштабную, многомерную, объемную картину деспотии, изнутри вскрыть изощренный механизм бытования зла, обнажить его изнаночную потаенную мерзость.

    В его дилогии государственная машина насилия и подавления имеет четкую структуру. Наверху этой гигантской пирамиды находится сам «хозяин», чей образ непосредственно включен в романное действие.

    Именно к нему — Сталину — устремляются волнующие Зыбина мысли, именно с ним хранитель музея, ставший зэком, ведет во сне до предела накаленный страстями спор о добре и зле, о правде и несправедливости, о прекрасных целях и средствах их достижения.

    Писатель в деталях воссоздает атмосферу невиданного страха, нагнетаемого сталинской машиной насилия, охватившего всю страну, проникшего в общественную и в личную жизнь людей. «В мире сейчас ходит великий страх. Все всею боятся. Всем важно только одно:

    высидеть и переждать».

    В романе «Хранитель древностей» Домбровский сравнивает

    давление страха с силой невиданного по размерам удава, которыи становится символом удушения народа.

    В романе «Факультет ненужных вещей» возникает такой же выразительный образ мертвой рощи с бесчисленными «трупами деревьев», задушенных «гибкой, хваткой, хлесткой змеей-повиликой»: «В этом лесу было что-то сродное избушке на курьих ножках, или кладу Кощея, или полю, усеянному мертвыми костями».

    По мере развития повествования зло все более сгущается и вместе с тем конкретизируется. И вот перед нами здание управления НКВД — сумрачное строение на площади, убивающее «своей однотонностью, безысходностью и мертвой хваткой», намертво зажимающее собой «целый квартал».

    Так постепенно писатель подводит читателя к описанию гигантской машины тоталитаризма, в своей смертоносной утробе перемалывающей миллионы безвинных людей, таких, например, как главный герой дилогии Зыбин.

    «Вот он попал в машину, колесо завертелось, загудело, заработало, и нет уже ни входа, ни исхода. И ничего больше не имеет значения.

    Ни ложь, ни правда, ни стойкость, ни мужество — ничего! Нелепый случай его отметил, а остальное доделают люди, к этому призванные и приставленные».

    Запущенный Сталиным зловещий механизм функционирует во всем обществе, действует на разных уровнях, даже на уровне детского сознания. Писатель вводит в повествование фигуру Георгия Эйдинова, школьника-подростка, стукача и доносчика, которого «бедные педагоги» боялись больше, чем ученики.

    Воплощением зла и разрушения на более высокой стадии выступает в «Факультете ненужных вещей» машина ОСО (Особого совешания), демонстрирующего правовой произвол, несправедливость и безответственность. «… Человек там осуждается без судей, без статей, без свидетелей, без следствия, без приговора, без обжалования. Слушали — постановили! Литера ему в зубы! И все!»

    На службу тоталитаризму была поставлена даже самая гуманная наука — медицина. Ее «блестящим» завоеванием явился научный метод переливания трупной крови. Суть его заключалась в выкачивании крови из, погибших зэков, приобретшем организованный, массовый характер.

    Тоталитарная система, таким образом, становилась вампиром, вурдалаком, высасывающим кровь из собственного народа. И самое страшное здесь заключается в том, что государственный вампиризм осуществлялся под маской невинности, милосердия и добродетели.

    Автором идеи переливания трупной крови стала женщина-врач, которую Зыбин мысленно окрестил «Березка»: «У нее были прозрачные голубые глаза и белые, коротко остриженные волосы.

    Она была проста, скромна, никогда не говорил а ни о чем постороннем» и ассоциировалась в воображении зэка с невинным «солнечным зайчиком».

    Как уже было сказано, машина подавления и уничтожения направлялась опытной рукой. Но в отличие от многих писателей и публицистов Ю. Домбровский не сосредоточивает внимание на отрицательных качествах Сталина, а пишет об общем понижении уровня «мирового добра», о массовом «оподлении» людей. Концепция Домбровского созвучна позиции А. Твардовского:

    О людях речь идет, а люди Богов не сами ли творят!

    Эта, казалось бы, бесхитростная в своей простоте мысль поэта во многом определила пути правдивого, объемного, неупрощенного художественного постижения эпохи правления «вождя всех народов».

    В трагических событиях той поры повинны не только личность Сталина — человека, «с короткой памятью на. все доброе и с великолепной, истинно творческой на все злое и страшное», но и само общество с его нравственной глухотой. Ведь репрессивный конвейер «не Иван Грозный нам оставил, не татары занесли, а мы сами на себя выдумали и взлелеяли».

    Воспроизводя обстановку всеобщего страха, захлестнувшего страну в 1930-е годы, Ю.

    Домбровский намеренно подчеркивает важную и многозначительную деталь: если выяснялось, что у арестованного «хотя бы на самых далеких развилках родства были репрессированные (а по совести говоря, у кого их тогда не было?), то в меморандуме он назывался не иначе как «близкий родственник ныне разоблаченного врага народа».

    Отсюда — поражающий своей трагической парадоксальностью результат: фактически весь народ состоял в родстве со своими «врагами».

    При этом в «Хранителе древностей» и «Факультете ненужных вещей» писатель акцентирует внимание на саморазрушительности доносительства, ставшего массовым зловещим явлением, приводившего к замкнутому кругу: у Аюповой «забрали» мужа, она, в свою очередь, преследует бывшего ссыльного Корнилова, Корнилов же, которого защищает Зыбин, в конце концов предает своего товарища. Таким образом, зло порождает новое зло, которое разрастается, множится и дробится.

    И все же как бы ни были велики потери в результате массовых репрессий, народ уничтожить невозможно — таково убеждение Ю. Домбровского. Вот почему писатель воспроизводит в своем повествовании былину, рассказывающую о том, «как перевелись богатыри на святой Руси».

    Три богатыря встретили в степи «старикашечку—калику перехожего», символизирующего народную силу, и «развалили» его до пояса. Но тем самым старичков «стало двое», и с каждым ударом меча их становилось все больше и больше.

    «И наконец как сомкнулась эта несметная рать! Как гаркнула она! Как двинулась — и побежали богатьфи».

    Вера в мудрую красоту мира, в человека, в способность духовного возрождения народа определяет позицию Ю. Домбровского и сближает ее с гуманистической традицией русской классики XIX века.

    Источник: http://www.neuch.ru/referat/15700.html

    Ссылка на основную публикацию
    Adblock
    detector