Краткое содержание солженицын случай на станции кочетовка за 2 минуты пересказ сюжета

Вернувшись на родину, Солженицын написал восемь “двучастных” рассказов: “Эго”, “На краях”, “Молодняк”, “Настенька”, “Абрикосовое варенье”, “Все равно”, “На изломах”, “Желябугские выселки” (1995-1999). Их сюжеты построены на противопоставлении двух частей.

“Абрикосовое варенье“

Первая часть рассказа “Абрикосовое варенье” представляет собой письмо знаменитому писателю (в нем без труда угадывается А.Н. Толстой), написанное сыном раскулаченных родителей, медленно погибающим в трудлагере от истощения.

В нем он рассказывает о страшных испытаниях, пережитых им за недолгую жизнь, и перед нами во всех подробностях воспроизводится механизм классового расизма, загубивший миллионы жертв. К писателю он обращается с единственной просьбой выслать ему продуктовую посылку.

Символом достатка и стабильности в этом рассказе становится абрикосовое варенье. Когда-то абрикосовое дерево украшало крестьянский двор. При раскулачивании его спилили. Теперь варенье из абрикосов является атрибутом щедрого чайного застолья в доме вписавшегося в эпоху писателя.

“Эго”

В рассказе “Эго” повествуется о сельском интеллигенте Павле Васильевиче Эктове. Деятельная любовь к народу привела его в годы Гражданской войны в ряды крестьянского повстанческого движения. Он становится начальником штаба знаменитого атамана Антонова и проявляет в этой неравной борьбе с государством подлинное мужество.

В рядах повстанцев он справедливо видит лучшие силы крестьянства. Но, попав в плен к чекистам, Эктов не смог выдержать шантажа. Взамен на жизнь и спокойствие жены и дочери Эктов соглашается сдать антоновский штаб. Судя по той запредельной жестокости, с которой расправляются красноармейцы с антоновцами, ждать выполнения обещаний от чекистов не приходится.

Можно быть уверенным, что теперь они покончат и с Эктовым, и с его семьей.

“На краях”

Первая часть рассказа “На краях” посвящена тем же событиям. Только его герой, будущий маршал Жуков, воюет как раз против повстанцев, проявляя по отношению к ним чудовищную жестокость. Как полководца он взрастил себя на борьбе с собственным народом.

За его воинской доблестью, блеском побед и горечью опалы Солженицын видит спрятанную, но неизменно проявляющуюся черту – готовность к соглашательству.

Смысл названия рассказа понимается в нескольких планах: “на краях” – это и два края жизни Жукова, изображенных в рассказе – юность и немощная старость; это и его судьба на грани вечных перепадов от славы к опале, это и края выбора, который человек делает в жизни постоянно.

Старый Жуков и в предсмертных мемуарах не смог не пойти на компромисс, написав пару предложений о стойком политруке Брежневе и подкорректировав образы некоторых командиров.

“Настенька”

Рассказ “Настенька” повествует о судьбе двух девушек с одним именем. Одна из них, внучка репрессированного священника, с первых шагов самостоятельной жизни грубо унижена комсомольскими вожаками, видящими в ней лишь эротический объект.

Со временем эта Настя станет “подчалистой девкой”, в ней проснется склонность к плотским утехам, которая помогала ей находить покровителей.

Другая Настенька, милая филологическая барышня из благополучной интеллигентской семьи, не захотела общаться с сокурсником Шуриком “без черемухи”, сохранила свою чистоту.

• Ее ждут другие испытания: в трескотне идеологических штампов ей, воспитанной на классической литературе, трудно разобраться.
• И потому она старательно учится у знаменитых критиков рапповского толка, как трактовать и классику, и современную литературу.

Рассказ этот интересен и с чисто исторической точки зрения. Пожалуй, только в специальной литературе мы теперь найдем сведения, из чего состоял школьный курс русской словесности в 1920-е годы. И все-таки даже на прокрустовом ложе дозволенных текстов и их однобоких интерпретаций Анастасия Дмитриевна умеет сделать глазенки учеников “сияющими, вдохновленными”.

М. Голубков справедливо считает ряд двучастных рассказов продолжением “самой важной темы творчества Солженицына … эта тема связана с исследованием границы компромисса, которую должен знать человек, желающий не потерять себя”.

“Желябугские выселки”

Необычную для Солженицына военную тему он поднимает в рассказе “Желябугские выселки”. В первой части повествователь подробно рассказывает о работе своей звукобатареи в боях на Курской дуге.

Встреченная в выселках прелестная девушка – “живоглазка” с редким именем Искитея надолго запомнилась автору. С великолепным мастерством Солженицын описывает какофонию войны, сугубо специфические детали военного быта. Возвращение в те же места через 52 года полно горечи.

Вымирающая деревня, забытые властью и детьми старики, полное отсутствие соцобеспечения. Одну из старух он узнал по имени Искитея. Дряхлая, беспомощная, она кажется гораздо старше автора, хотя моложе его на пять лет.

И если во время войны боролись за жизнь, то теперь не без вмешательства автора борются за то, чтоб “хлебушка” привозили в деревню “хоть раз в три дни”.

Источник: Русская литература XX – начала XXI века в 2 т. Т. 2. 1950-2000-е гг. / под ред. Л.П. Кременцова. – М.: “Академия”, 2009

Источник:

Александр Солженицын: произведения, краткое описание

Одним из писателей XX века, чье творчество сегодня вызывает особый интерес у исследователей, является Александр Солженицын. Произведения этого автора рассматривают в первую очередь в общественно-политическом аспекте. Анализ произведений Солженицына – тема этой статьи.

Темы книг

Творчество Солженицына – это история Архипелага ГУЛАГ. Особенность его книг заключается в изображении противостояния человека силам зла. Александр Солженицын – человек, который прошел войну, а в конце нее был арестован за «измену Родине».

Он мечтал о литературном творчестве и стремился изучить как можно глубже историю революции, потому как именно здесь искал вдохновение. Но жизнь подбросила ему иные сюжеты. Тюрьмы, лагеря, ссылки и неизлечимый недуг. Затем чудесное исцеление, всемирная слава.

И наконец – изгнание из Советского Союза.

Александр Солженицын прошел долгий путь. Он видел мир, попадая в который, человек имеет мало шансов выжить как физически, так и духовно. Он выжил. Более того, смог отразить это в своем творчестве. Благодаря богатому и редкому литературному дару стали достоянием русского народа книги, которые создал Солженицын.

Произведения

Список включает следующие романы, повести и рассказы:

• «Один день Ивана Денисовича».
• «Матренин двор».
• «Случай на станции Кочеткова».
• «Захар Калита».
• «Молодняк».
• «Все равно».
• «Архипелаг ГУЛАГ».
• «В круге первом».

До первой публикации своих творений более двенадцати лет занимался литературным творчеством Солженицын. Произведения, список которых приведен выше, – лишь часть его творческого наследия.

Но эти книги должен прочитать каждый человек, для которого русский язык является родным. Темы произведений Солженицына не сконцентрированы на ужасах лагерного быта. Этот писатель, как никто другой в XX веке, смог изобразить настоящий русский характер.

Характер, поражающий своей стойкостью, основанный на неких природных и глубинных представлениях о жизни.

Видео по теме

Один день из жизни заключенного

Лагерная тема стала близкой для советского человека. Самое чудовищное в ней то, что обсуждать ее возбранялось. Более того, даже после 1953 года страх не давал заговорить о трагедии, которая произошла в каждой третьей семье.

Произведение Солженицына «Один день Ивана Денисовича» привнесло в общество некую этику, выкованную в лагерях. В какой бы ситуации человек ни оказался, он не должен забывать о своем достоинстве. Шухов – герой рассказа Солженицына – каждый лагерный день не проживает, а пытается выжить.

Но слова старого зэка, которые он услышал еще в сорок третьем году, запали ему в душу: «Погибает тот, кто вылизывает миски».

Солженицын в этом рассказе совмещает две точки зрения: автора и героя. Они не противоположные. В них есть некая общая идеология. Различия в них – уровень обобщения и широта материала. Добиться разграничения мыслей героя и рассуждений автора Солженицыну удается с помощью стилевых средств.

Автор «Ивана Денисовича» вернул в литературу простого русского мужика. Герой Солженицына живет, полагаясь на простую народную мудрость, не задумываясь более, чем необходимо, и не рефлексируя.

К Ивану Денисовичу не остались равнодушны читатели литературного журнала «Новый мир». Публикация рассказа произвела резонанс в обществе. Но прежде, чем попасть на страницы периодического издания, нужно было пройти непростой путь. И здесь также простой русский характер победил.

Да и главного критика страны – Никиту Хрущева – заинтересовала «лагерная жизнь глазами простого мужика».

Праведница Матрена

Сохранить человечность в условиях, которые менее располагают к пониманию, любви, бескорыстию… Такова проблема, которой посвящено произведение Солженицына «Матренин двор».

Героиня рассказа – одинокая женщина, не понятая своим мужем, приемной дочерью, соседями, с которыми она живет бок о бок уже полвека. Матрена не скопила имущества, но при этом работает бесплатно на других.

Она не таит ни на кого злости и как будто не видит всех тех пороков, которые переполняют души ее соседей. Именно на таких людях, как Матрена, по мнению автора, держится и село, и город, и вся наша земля.

История написания

После ссылки Солженицын прожил почти год в глухой деревне. Работал учителем. Снимал комнату у местной жительницы, которая и стала прототипом героини рассказа «Матренин двор». Рассказ был опубликован в 1963 году.

Произведение высоко оценили как читатели, так и критики. Главный редактор «Нового мира» А.

Твардовский отметил, что малограмотная и простая женщина по имени Матрена заслужила интерес читателей благодаря своему богатому душевному миру.

В Советском Союзе всего два рассказа смог опубликовать Солженицын. Произведения «В круге первом», «Архипелаг ГУЛАГ» были изданы впервые на Западе.

Художественное исследование

В своем творчестве Солженицын совместил изучение действительности и писательский подход. Работая над «Архипелагом ГУЛАГ», свидетельства более двухсот человек использовал Солженицын. Произведения о лагерной жизни и обитателях шарашки основаны не только на собственном опыте.

При чтении романа «Архипелаг ГУЛАГ» порою не понимаешь, что это – художественное произведение или научный труд? Но результатом исследования могут стать лишь статистические данные. Собственный опыт и рассказы знакомых позволили Солженицыну обобщить весь собранный им материал.

Своеобразие романа

«Архипелаг ГУЛАГ» состоит из трех томов. В каждом из них автор излагает разные периоды в истории лагерей. На примере частных случаев приведена технология ареста, следствия. Изощренность, с которой работали сотрудники учреждения на Лубянке, поражает. Чтобы обвинить человека в том, чего он не делал, сотрудники спецслужб совершали ряд сложных манипуляций.

Автор заставляет читателя почувствовать себя на месте обитателя лагеря. Роман «Архипелаг ГУЛАГ» – тайна, которая влечет и притягивает. Знакомство с психологией человека, изуродованной постоянным страхом и террором, формирует у читателей стойкую ненависть к тоталитарному режиму во всех его проявлениях.

Человек, превращающийся в зэка, забывает о нравственных, политических и эстетических принципах. Единственная цель – выжить. Особенно страшным является перелом в психике заключенного, воспитанного в идеалистических, возвышенных представлениях о собственном месте в обществе. В мире жестокости и беспринципности быть человеком почти невозможно, а не быть им – значить сломать себя навсегда.

В литературном подполье

Много лет Солженицын создавал свои произведения, а затем сжигал. Содержание уничтоженных рукописей хранилось лишь в его памяти. Положительные моменты подпольной деятельности для писателя, по мнение Солженицына, заключаются в том, что автор освобожден от влияния цензоров и редакторов.

Но спустя двенадцать лет непрерывного написания рассказов и романов, которые оставались безвестными, одинокое творчество стала его душить. Лев Толстой сказал однажды, что писатель не должен публиковать свои книги при жизни. Потому как это безнравственно.

Солженицын утверждал, что со словами великого классика можно согласиться, но все же каждому автору необходима критика.

Источник: https://marketvirkutske.ru/proza/kratkoe-soderzhanie-rasskazov-aleksandra-solzhenitsyna-za-2-minuty.html

Случай на станции Кочетовка

— Алё, это диспетчер?

— Ну.

— Кто это? Дьячихин?

— Ну.

— Да не ну, а я спрашиваю — Дьячихин?

— Гони цистерны с седьмого на третий, гони. Дьячихин, да.

— Это говорит дежурный помощник военного коменданта лейтенант Зотов! Слушайте, что вы творите? Почему до сих пор не отправляете на Липецк эшелона шестьсот семьдесят… какого, Валя?

• — Восьмого.
• — Шестьсот семьдесят восьмого!
• — Тянуть нечем.
• — Как это понять — нечем?

— Паровоза нет, как. Варнаков? Варнаков, там, на шестом, четыре платформы с углем видишь? Подтяни их туда же.

1. — Слушайте, как паровоза нет, когда я в окно вон шесть подряд вижу.
2. — Это сплотка.
3. — Что — сплотка?

— Паровозная. С кладбища. Эвакуируют.

— Хорошо, тогда маневровых у вас два ходит!

— Товарищ лейтенант! Да маневровых, я видел, — три!

— Вот рядом стоит начальник конвоя с этого эшелона, он меня поправляет — три маневровых. Дайте один!

— Их не могу.

—…

ЕЩЕ

Здравствуй уважаемый читатель. Книга «Случай на станции Кочетовка» Солженицын Александр Исаевич относится к разряду тех, которые стоит прочитать. Благодаря динамичному и увлекательному сюжету, книга держит читателя в напряжении от начала до конца.

Через виденье главного героя окружающий мир в воображении читающего вырисовывается ярко, красочно и невероятно красиво. Не часто встретишь, столь глубоко и проницательно раскрыты, трудности человеческих взаимосвязей, стоящих на повестке дня во все века.

С помощью намеков, малозначимых деталей постепенно вырастает главное целое, убеждая читателя в реальности прочитанного. Данная история — это своеобразная загадка, поставленная читателю, и обычной логикой ее не разгадать, до самой последней страницы.

Невольно проживаешь книгу – то исчезаешь полностью в ней, то возобновляешься, находя параллели и собственное основание, и неожиданно для себя растешь душой. Глубоко цепляет непредвиденная, сложнопрогнозируемая последняя сцена и последующая проблематика, оставляя место для самостоятельного домысливания будущего.

В ходе истории наблюдается заметное внутреннее изменение главного героя, от импульсивности и эмоциональности в сторону взвешенности и рассудительности. «Случай на станции Кочетовка» Солженицын Александр Исаевич читать бесплатно онлайн приятно и увлекательно, все настолько гармонично, что хочется вернуться к нему еще раз.

Источник: https://readli.net/sluchay-na-stantsii-kochetovka/

Солженицын. «Случай на станции Кочетовка» • Расшифровка эпизода

Как Солженицын сталкивает в дороге двух неплохих людей и предлагает одному убить другого из-за идеи

Рассказ «Случай на станции Кочетовка» был написан в 1962 году, во время хрущевской оттепели.

Алек­сандр Солженицын в это время бывший зэк, отси­дев­ший свои 8 лет, освобожденный в 1956 году и реабилитированный в 1957-м, и уже автор сенсационного «Одного дня Ивана Денисовича», напе­чатанного в 1962 году благодаря личному разрешению Хрущева.

Но он еще далеко не нобе­левский лауреат — это случится в 1970-м. Отсидел же он за част­ное письмо другу с нелестными отзывами о Сталине: был арестован в самом конце войны, где был отличным боевым офицером, но уже усомнившимся в офици­аль­ной идеологии и пропаганде.

А в 1964 году Хрущев был смещен, оттепель кончилась, началась эпоха неоконсервативного брежневского застоя, Солже­ницын больше не печатался и стал одним из двух главных советских дисси­дентов наряду с академиком Сахаровым.

Рассказ «Случай на станции Кочетовка» длинноват, но построен как клас­си­че­ская новелла: описывается один знаменательный случай. Происходит столк­новение двух центральных героев.

Сначала мы знакомимся с одним, видим все его глазами, хотя и в третьем лице, полюбляем его.

Это рассказ о войне и, в частности, о шпионаже, то есть рассказ в излюбленном советском жанре, но повернутом по-новому. В каком-то смысле — рассказ ав­то­биографический, хотя и основанный на фактах из жизни другого реального человека.

Итак, война, осень 1941 года, положение тяжелое, прифронтовая станция, помощ­ник коменданта станции лейтенант Зотов.

Постепенно мы узнаем, какой это бескорыстный, добрый, честный человек, верный жене, оставшейся под немцами, отвергающий притязания нескольких женщин, исполнительный, оберегающий вверенные ему секретные номера поездов и тайну военных эше­ло­нов, старающийся помочь солдатам, догоняющим свои части и, может быть, голодающим, жаждущий быть на фронте, а не в тылу. Более того, вечерами он изучает «Капитал» Маркса и делает заметки о своем комендантском опыте, которые пригодятся если не в эту войну, так в следующую.

Пока все очень позитивно, хотя ригоризм и аскетизм героя несколько удив­ляет. Впрочем, перед нами типичный положительный герой советской литера­туры. Половина рассказа уходит на экспозицию этого героя. Но появляются и некоторые признаки его проблематичности, амбивалентности.

В предбаннике его кабинета происходит разговор об инциденте с окружен­цами. Окруженцы — это советские солдаты, оказавшиеся за линией фронта, выбравшиеся из плена, вернувшиеся и теперь арестованные как потенциальные изменники (такова была сталинская доктрина).

И вот их конвоируют солдаты, а голодные окруженцы начинают хватать муку с открытых платформ и есть ее. Один конвоир стреляет в них. Тогда на него набрасы­ва­ются окруженцы. При­хо­дится его как бы арестовать и таким образом спасти от этого народного гнева.

И вот теперь Зотов слышит какой-то идеологически сомнительный разговор из соседней комнаты о том, что, дескать, есть все хотят, мука все равно про­мокла бы под дождем, а окруженцы тоже наши, русские.

Но…» Мы узнаем ти­пич­но осторожную подцензурную эзоповскую речь этого персонажа. Зотов пускает в ход главный козырь:

«— Слушай, дед, а что такое присяга — ты воображаешь, нет?      Зотов заметно для всех окал.      Дед мутно посмотрел на лейтенанта.

Сам дед был невелик, но велики и тяжелы были его сапоги, напитанные водой и кой-где вымазанные глиной.      — Чего другого, — пробурчал он. — Я и сам пять раз присягал.

     — Ну, и кому ты присягал? Царю Миколашке?      Старик мотнул головой:      — Хватай раньше.

     — Как? Еще Александру Третьему?»

Тут можно вспомнить ильфо-петровского Фунта, который при всех властях сидел  Зицпредседатель Фунт — персонаж романа «Золотой теленок», профессиональ­ный под­ставной руководитель, работающий в различ­ных фирмах, не управ­ляющий ими в действи­тельности, но готовый отсидеть в тюрьме в случае обнаружения их незаконной дея­тель­ности. В одной из сцен рассказывает, что сидел при Александре II Освободи­теле, Александре III Миротворце, Нико­лае II Крова­вом, при Керенском и при нэпе. . Кордубайло — это характерный литературный тип, человек из старого времени.

Вырисовывается суть конфликта. Зотов — идеальный советский человек, думающий даже о будущем, утопист, но очень ограниченный в понимании реальности.

Пространственно это выражено той границей, за которой оказа­лись и из-за которой теперь вернулись окруженцы (наши, но были за грани­цей), а во временном отношении это выражено в образе старого мастера, который жил и до советской власти, до ее хронологической границы.

Противопоставляется все очень временное, условное, административное, совет­ское и все вечное, экзистенциальное, такое как еда, секс, история, — все, что шире рамок мира Зотова, воспитанника советской власти, так сказать, сына полка.

Да и его служебные поступки, например, продиктованные заботой о лю­дях: он пытается накормить солдат, которые не могут отоварить свои талоны и голо­дают 11 дней.

Такова экспозиция, и именно в этот затруднительный для Зотова момент появ­ляется на сцене второй главный герой. Он тоже отставший от эшелона солдат, у него нет даже и документов, кроме домашнего фото. Зотову очень нравится эта фотография его семьи — он таких семей не знал, но всегда чуял, что где-то такие замечательные семьи должны быть.

Его новый знакомый — Тверитинов — очень нестроевого склада солдат, типич­ный штатский, то есть символический «человек вообще», артист театра, интел­ли­гент. Он очень симпатичен Зотову, завязывается симпатичный разговор, дружеские чувства, все это идет хорошо, но проскальзывают и нотки осужде­ния. Так, актер Тверитинов почему-то не в восторге от пьес Горького.

Взаимо­непонимание нарастает. Тверитинов жалуется на дисциплинарные строгости — документы и так далее. Зотов говорит: «Но война». «Да нет, — говорит тот, — и до войны уже это было, тридцать седьмой год».

Но для Зотова 1937 год — это Гражданская война в Испании, куда он рвался, куда его не пус­ти­ли, не послали. Тверитинов не может ничего тол­ком возразить, опять про­ходит мотив невозможности говорить.

Но челове­че­ская симпатия между ними не исчезает. Зотов одновременно немно­го подозре­вает Тверитинова, но и очень хочет ему помочь. И вот в раз­говоре о том, куда он его теперь направит, возникает слово «Сталинград». И Тверитинов переспрашивает: «А как он назывался раньше?» — «Царицын», — говорит Зотов, уже укрепившись в своих подозрениях, что перед ним шпион.

Он вызывает того же ленивого сержанта, который не дал себе труда открыть лавку для голодных солдат, но этого приказа тот не выполнить не может. «Вы меня задерживаете? — спрашивает Тверитинов.

— Вы понимаете, что вы делаете? Этого ведь не исправишь». Но Зотов разговаривает с ним теперь уже фальши­вым дежурным голосом, ведь перед ним враг, шпион.

А непо­нимание реаль­ности — главный лейтмотив Зотова: он штудирует Маркса, но не видит ничего перед собой.

Пушкинский смотритель загипнотизирован карамзинским сенти­мен­тализмом и евангельскими сюжетами типа картины «О блудном сыне» на стене его станции. Зотов — советский, заморочен советской сталинской идеологией. В дальнейшем он пытается выяснить в органах, кем же оказался Тверитинов.

Но ему говорят, что разберутся: «Брака у нас не бывает. А вы почему так интересуетесь?» И он уже никогда не может забыть этого человека.

Суть рассказа в том, что добрый, положительный герой сдает на погибель близкого ему симпатичного человека. Аристотель писал, что в трагедии кон­фликт и убийство должны быть между близкими и даже родственниками. Почему же? Непосредственно из-за словесной мелочи — названия города. Но — и это уже не мелочь, а сакральный момент — в связи с именем Сталина.

Говоря же обобщенно — из-за своей идеологической выдержанности, промы­тости мозгов советской идеологией, шпиономанией и вообще паранойей. Он, так сказать, убивает брата своего, но не со зла, а исключительно ради идейного добра, как он его понимает. Система делает его убийцей.

Милейший про­стой советский человек убивает симпатичного ему другого человека, так ска­зать, в продолжение Гражданской войны.

Не садист, не профессио­нальный мучитель в военной форме и сапогах, а милейший положительный герой советской литературы (это то, что в рекламе называется soft sell  Soft sell — «мягкая продажа», техника рекламы, когда сообщение преподносится не агрес­сивно, а максимально тонко и ненавязчиво.) — благодаря этому только более убедительный.

Вспомним, как булгаковский Пилат хотел бы спасти Иешуа, но не может пропустить мимо ушей разговоров о царстве, ибо нет власти более высокой, нежели власть императора Тиберия. Кстати, и «Один день Ивана Денисовича» тоже не о страшных садистах и жестокостях, а об обычном, даже сравнительно счастливом дне героя.

Позволим себе не совсем корректный, но всегда волнующий вопрос: где в рас­сказе сам автор? Он, как часто бывает, в обоих антагонистах. Так Пушкин — и в Моцарте, и в Сальери, и в Сильвио  Сильвио — персонаж повести Александра Пушкина «Выстрел».

, и в его противнике — графе. А здесь автор и в отличном офицере Зотове, который теперь начинает сомневаться в офици­альных истинах, и в Тверитинове, артисте, художнике, становящемся жертвой системы, причем споткнувшемся именно об имя Сталина, как сам Солженицын.

Солженицын вообще особенно силен, когда в проблемных героев он вносит что-то свое, личное.

Так, его «Ленин в Цюрихе» во многом он сам, осве­щен­ный негативным светом, но хорошо узнаваемый (в частности, по «Бодался теленок с дубом»  «Бодался теленок с дубом» — автобиогра­фическое произведение Александра Солже­ни­цына, описывающее события его жизни 1953–1974 годов.) матерый подпольный волк, возвышающийся над окру­жаю­щими и рвущийся к делу. Это по личной авторской линии.

А литературно перед нами классический случай обращения готовых лите­ратурных форм — советского положительного героя и жанра детективного рассказа о разоблачении подозрительного иностранца — в их противополож­ность. Рассказ, так сказать, призван перевоспитать героя Зотова, перепахать его, выражаясь по-ленински, а вместе с ним — перепахать и всю советскую литературу, и ее читателей.

Источник: https://arzamas.academy/materials/1854

рассказ «Случай на станции Кочетовка» А.И.Солженицына — по русскому языку и литературе

Без глубокого нравственного чувства человек не может иметь ни любви, ни чести, — ничего, чем человек есть человек.

В.Г. Белинский

Добро или зло? Вероятно, это две нерушимые силы, находящиеся в вечной борьбе. В свою очередь, человек, на протяжении жизни ищущий свой единственный путь, обращается то к одной, то к другой истине в вечной попытке сделать правильный выбор. Человек же, будто мост между ними, постоянно находится в поиске верного, истинного пути.

Недаром множество писателей раскрывали данную проблему в своих произведениях, не исключением стал и А.И. Солженицын.

Одним из самых запоминающихся произведений с проблемой выбора нравственного пути для меня стал рассказ «Случай на станции Кочетовка», сюжет которого затронет душу каждого читателя, не оставив никого равнодушным. Но чтобы лучше понимать смысл произведения, нужно углубиться в биографию самого автора.

Поступаете в 2019 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.

Тем не менее, писатель утверждал, что его произведение основано на реальном событии, случившимся с комендантом Леонидом Власовым, приятелем Солженицына. Теперь же перенесемся в атмосферу самого рассказа.

Осень 1941-го, начало жестокой и кровавой войны, которая навсегда войдет в страницы учебников как Великая Отечественная, прифронтовая станция. Мы знакомимся с главным героем — помощником коменданта станции лейтенантом Василием Зотовым. В один из фронтовых дней он встречается с Игорем Дементьевичем Тевритовым .

Харизматичный мужчина на вид был лет пятидесяти, интеллигент с хорошими манерами . В ходе диалога, главный герой Зотов, узнает от путника о том, что в прошлом тот был актером. Сейчас же Игорь Дементьевич — типичный штатский, доброволец, отставший от своего эшелона и пытающийся его догнать.

В ходе беседы Зотов проникается общением к своему новому знакомому, «лестно познакомиться и часок поговорить с большим артистом», у него появляется дружеская симпатия к Тевритову, хоть между ними и возрастало некое недопонимание.

И документов при себе у Игоря Дементьевича не было, и номера своего эшелона он не знает, и о известных остановочных пунктах слышит впервые. Однако неожиданно оказывается, что отставший солдат не знает, как раньше назывался Сталинград, «Возможно ли? Советский человек — не знает Сталинграда? Да не может этого быть никак! Никак!».

Зотов, заподозрив, что Тивритов — переодетый диверсант, тут же принимает решение сдать его в оперативный пункт НКВД. «Что вы делаете! Что вы делаете! — кричал Тверитинов голосом гулким, как колокол. — Ведь этого не исправишь!»

В произведении «Случай на станции Кочетовка» мы видим внутреннюю борьбу героя, его переживания за правильность выбранного пути. Зотов, будучи по натуре идеалистом, готов пойти даже на самопожертвование ради хорошего человека, однако главный герой яро презирает нечестных людей, желает их исчезновения.

Он – человек чести, поступает всегда по совести, следует твердым нравственным принципам. Однако в душе Зотова возникает конфликт между идеалами, навязанными советской властью, и духовными качествами, которыми обладает главный герой.

В данной ситуации человек поступил вопреки своей нравственности, поставив выше ценности страны.

Советская идеология взращивала в людях такие качества, которые позволяли бы ставить личные интересы ниже общественных. В идеале – это должен быть беззаветный борец за дело революции. Как правило, люди делились на несколько групп: те, кто слепо следовал идеалам государства и те, кто просто не мешал режиму.

В данном рассказе мы видим яркий пример того, что главный герой готов к самопожертвованию ради общественных интересов, такое поведение поощрялось государством.

Однако после, Зотов задумывается о своем поступке, смотря на ситуацию не глазами законопослушного советского гражданина, а человека с высокими нравственными принципами.

Произведение «Случай на станции Кочетовка» оставило глубокий след в моей памяти, заставило немало времени рассуждать над тем, был ли поступок Зотова верным решением или же ошибкой.

Даже несмотря на некоторую простоту и скудность в художественных приемах, Солженицын смог передать нам все эмоции и действия героев, он пропустил каждую строчку рассказа через себя, вложил в него не только свой жизненный опыт, но и чувства, переживания, частичку души, будто ты сам являешься немым свидетелем происходящего.

Полезный материал по теме:

Источник: https://my-soch.ru/sochinenie/rasskaz-sluchaj-na-stancii-kochetovka-aisolzhenicyna

Случай на станции Кочетовка читать онлайн, Александр Солженицын

— Алё, это диспетчер?

— Ну.

— Кто это? Дьячихин?

— Ну.

— Да не ну, а я спрашиваю — Дьячихин?

— Гони цистерны с седьмого на третий, гони. Дьячихин, да.

— Это говорит дежурный помощник военного коменданта лейтенант Зотов! Слушайте, что вы творите? Почему до сих пор не отправляете на Липецк эшелона шестьсот семьдесят… какого, Валя?

• — Восьмого.
• — Шестьсот семьдесят восьмого!
• — Тянуть нечем.
• — Как это понять — нечем?

— Паровоза нет, как. Варнаков? Варнаков, там, на шестом, четыре платформы с углем видишь? Подтяни их туда же.

1. — Слушайте, как паровоза нет, когда я в окно вон шесть подряд вижу.
2. — Это сплотка.
3. — Что — сплотка?

— Паровозная. С кладбища. Эвакуируют.

— Хорошо, тогда маневровых у вас два ходит!

— Товарищ лейтенант! Да маневровых, я видел, — три!

— Вот рядом стоит начальник конвоя с этого эшелона, он меня поправляет — три маневровых. Дайте один!

— Их не могу.

— Что значит не можете? А вы отдаёте себе отчёт о важности этого груза? Его нельзя задерживать ни минуты, а вы…

• — Подай на горку.
• — …а вы его скоро полсуток держите!
• — Да не полсуток.

— Что у вас там — детские ясли или диспетчерская? Почему младенцы кричат?

— Да набились тут. — Товарищи, сколько говорить? Очистите комнату. Никого отправить не могу. Военные грузы и те стоят.

— В этом эшелоне идёт консервированная кровь! Для госпиталя! Поймите!

— Всё понимаю. Варнаков? Теперь отцепись, иди к водокачке, возьми те десять.

— Слушайте! Если вы в течение получаса не отправите этого эшелона — я буду докладывать выше! Это не шутка! Вы за это ответите!

— Василь Васильич! Дайте трубку, я сама…

— Передаю военному диспетчеру.

— Николай Петрович? Это Подшебякина. Слушай, что там в депо? Ведь один СУшка уже был заправлен.

— Так вот, товарищ сержант, идите в конвойный вагон, и если через сорок минут… Ну, если до полседьмого вас не отправят — придёте доложите.

— Есть прийти доложить! Разрешите идти?

1. — Идите.
2. Начальник конвоя круто, чётко развернулся и, с первым шагом отпустив, руку от шапки, вышел.
3. Лейтенант Зотов поправил очки, придававшие строгое выражение его совсем не строгому лицу, посмотрел на военного диспетчера Подшебякину, девушку в железнодорожной форме, как она, рассыпав обильные белые кудряшки, разговаривала в старомодную трубку старомодного телефона, — и из её маленькой комнаты вышел в свою такую же маленькую, откуда уже дальше не было двери.

Комната линейной комендатуры была угловая на первом этаже, а наверху, как раз над этим углом, повреждена была водосточная труба.

Толстую струю воды, слышно хлеставшую за стеной, толчками ветра отводило и рассыпало то перед левое окно, на перрон, то перед правое, в глухой проходик.

После ясных октябрьских заморозков, когда утро заставало всю станцию в инее, последние дни отсырело, а со вчерашнего дня лило этого дождя холодного не переставая так, что удивляться надо было, откуда столько воды на небе.

Зато дождь и навёл порядок: не было этой бестолковой людской перетолчки, постоянного кишения гражданских на платформах и по путям, нарушавшего приличный вид и работу станции.

Все спрятались, никто не лазил на карачках под вагонами, не перелезал по вагонным лесенкам, местные не пёрлись с вёдрами варёной картошки, а пассажиры товарных составов не бродили меж поездов, как на толкучке, развесив на плечах и руках бельё, платье, вязаные вещи.

(Торговля эта очень смущала лейтенанта Зотова: её как будто и допускать было нельзя и запрещать было нельзя — потому что не отпускалось продуктов на эвакуируемых.) Не загнал дождь только людей службы. В окно виден был часовой на платформе с зачехлёнными грузами — весь облитый струящимся дождём, он стоял и даже не пытался его стряхивать.

Да по третьему пути маневровый паровоз протягивал цистерны, и стрелочник в брезентовом плаще с капюшоном махал ему палочкой флажка. Ещё тёмная малорослая фигурка вагонного мастера переходила вдоль состава второго, пути, ныряя под каждый вагон.

А то всё было — дождь-косохлёст.

В холодном настойчивом ветре он бил в крыши и стены товарных вагонов, в грудь паровозам; сёк по краснообожжённым изогнутым железным рёбрам двух десятков вагонных остовов (коробки сгорели где-то в бомбёжке, но уцелели ходовые части, и их оттягивали в тыл); обливал четыре открыто стоявших на платформах дивизионных пушки; сливаясь с находящими сумерками, серо затягивал первый зелёный кружок семафора и кое-где вспышки багровых искр, вылетающих из теплушечных труб. Весь асфальт первой платформы был залит стеклянно-пузырящейся водой, не успевавшей стекать, и блестели от воды рельсы даже в сумерках, и даже тёмно-бурая насыпка полотна вздрагивала невсачивающимися лужами.

И только дождь трубил в разорённой трубе.

За другим окном, в проходике у забора пакгауза, рос дубок. Его трепало, мочило, он додержал ещё тёмных листьев, но сегодня слетали последние.

Стоять и глазеть было некогда. Надо было раскатывать маскировочные бумажные шторки на окнах, зажигать свет и садиться за работу. Ещё много надо было успеть до смены в Девять часов вечера.

Но Зотов не опускал шторок, а снял командирскую фуражку с зелёным околышем, которая на дежурстве даже в комнате всегда сидела у него на голове, снял очки и медленно потирал пальцами глаза, утомлённые переписыванием шифрованных номеров транспортов с одной карандашной ведомости на другую. Нет, не усталость, а тоска подобралась к нему в темнеющем прежде времени дне — и заскребла.

Тоска была даже не о жене, оставшейся с еще не рождённым ребёнком далеко в Белоруссии, под немцами. Не о потерянном прошлом, потому что у Зотова не было ещё прошлого. Не о потерянном имуществе, потому что он его не имел и иметь не хотел бы никогда.

Угнетённость, потребность выть вслух была у Зотова от хода войны, до дикости непонятного. По сводкам Информбюро провести линию фронта было нельзя, можно было спорить, у кого Харьков, у кого Калуга.

Но среди железнодорожников хорошо было известно, что за Узловую на Тулу поезда уже не шлют и через Елец дотягиваются разве что до Верховья. То там, то сям прорывались бомбардировщики и к рязань-воронежской линии, сбрасывали по нескольку бомб, досталось и Кочетовке.

А дней десять назад свалились откуда-то два шальных немецких мотоциклиста, влетели в Кочетовку и на ходу строчили из автоматов.

Но не в Кочетовке было дело, а — почему же война так идёт? Не только не было революции по всей Европе, не только мы не вторгались туда малой кровью и против любой комбинации агрессоров, но сошлось теперь — до каких же пор? Что б ни делал он днём и ложась вечером, только и думал Зотов: до каких же пор? И когда был не на службе, а спал на квартире, всё равно просыпался по радиоперезвону в шесть утра, томясь надеждой, что сегодня-то загремит победная сводка. Но из чёрного раструба безнадёжно выползали вяземское и волоколамское направления и клешнили сердце: а не сдадут ли ещё и Москву? Не только вслух (вслух спросить было опасно), но самого себя Зотов боялся так спросить — всё время об этом думал и старался не думать.

Однако тёмный этот вопрос ещё был не последним. Сдать Москву ещё была не вся беда. Москву сдавали и Наполеону. Жгло другое: а — потом что? А если — до Урала?…

Вася Зотов преступлением считал в себе даже пробегание этих дрожащих мыслей. Это была хула, это было оскорбление всемогущему, всезнающему Отцу и Учителю, который всегда на месте, всё предвидит, примет все меры и не допустит.

Но приезжали из Москвы железнодорожники, кто побывал там в середине октября, и рассказывали какие-то чудовищно-немыслимые вещи о бегстве заводских директоров, о разгроме где-то каких-то касс или магазинов — и молчаливая мука, опять сжимала сердце лейтенанта Зотова.

Недавно, по дороге сюда, Зотов прожил два дня в командирском резерве. Там был самодеятельный вечер, и один худощавый бледнолицый лейтенант с распадающимися волосами прочёл свои стихи, никем не проверенные, откровенные.

Вася сразу даже не думал, что запомнил, а потом всплыли в нём оттуда строчки.

И теперь, шёл ли он по Кочетовке, ехал ли поездом в главную комендатуру Мичуринска или телегой в прикреплённый сельсовет, где ему поручено было вести военное обучение пацанов и инвалидов, — Зотов повторял и перебирал эти слова, как свои:

Наши сёла в огне и в дыму города…

И сверлит и сверлит в исступленьи

Мысль одна: да когда же? когда же?! когда

Остановим мы их наступленье?!

И еще так, кажется, было:

Если Ленина дело падёт в эти дни —

Для чего мне останется жить?

Тоже и Зотов совсем не хотел уцелеть с тех пор, как началась война. Его маленькая жизнь значила лишь — сколько он сможет помочь Революции. Но как ни просился он на первую линию огня — присох в линейной комендатуре.

Так он стоял в сумерках под лив, хлёст, толчки ветра за окнами и, сжавшись, повторял стихи того лейтенанта.

Чем гуще в …

Источник: https://knigogid.ru/books/448622-sluchay-na-stancii-kochetovka/toread