Краткое содержание айтматов тополёк мой в красной косынке за 2 минуты пересказ сюжета

Произведение ведется от имени рассказчика, журналиста, который излагает нам историю шофера.

Действие происходит в одном из областных пунктов  Тянь-Шаня.  Журналиста вызвали срочно в редакцию, и, опоздав, на автобус, он на остановке увидел водителя грузовой машины и попросил его подвезти. Но тот согласился. Чрез некоторое время он встретился с этим водителем, и тот рассказал ему свою историю.

Наш герой по имени Ильяс, круглый сирота, отслужив в армии, отправился по приглашению на работу к своему бывшему сослуживцу Алибеку.  Однажды его, как новичка отправили помогать дальнему колхозу. И по дороге парень встретил красивую девушку в красной косынке. Он подвез ее до аула, где ее встретила мать.

Но несмотря на это Ильяс полюбил Асель еще больше.

Прибыв на базу, диспетчер сообщила, что его перевозят на другие рейсы. Ильяс поехал сказать об этом девушке, однако увидел, как из ее дома уезжают сваты. Так он узнал, что через 2 дня она будет жить в доме у жениха. Ильяс и Асель провели всю ночь вдвоем в грузовике под чистым небом.

Молодые люди решили жить вместе. Асель родила сына. И возможно было все хорошо, пока не случилась беда. Парень хотел доказать, что за грузом можно ездить на грузовике с прицепом, но не смог, а только угробив машину, трусливо сбежал.

После этого он разругался с женой и напившись, изменил с диспетчером Кадичей, которая втайне его любила. Так начались его измены. Супруга, узнав об этом, ушла к родителям. Ильяс пытался ее вернуть, его все было безрезультатно. С Кадичей он прожил 3 года и вскоре расстались.

Как-то раз он сел пьяным за руль и съехал с обочины. Там его подобрал мастер Байтемир, который привез парня домой к себе. Здесь Ильяс увидел Асель. Он попытался уговорить ее вернуться к нему, но получил отказ.

Ильяс пытался катая сына на машине, хоть несколько минут видеть мальчика. Но Асель была против этих свиданий.

Знакомство журналиста с Байте миром случилось в тот момент, когда ему поручили писать статью о дорожных рабочих. Из его рассказа он узнал, что Байтемир был женат. У него было 2 дочки.

Но они погибли во время снежной лавины. Сам воевал, дошел до Берлина. Однажды он подобрал женщину с маленьким мальчиком у дороги, которая рассказала ему свою историю. Так они и стали жить вместе.

Ребенок стал называть его папой.

• Расставшись с журналистом Ильяс сожалел о том, что потерял Асель, и надеялся на будущую счастливую жизнь.
• Произведение учит нас ценить то, что имеем.
• Читательский дневник.

Другие произведения автора:

← Белый пароход↑ АйтматовВерблюжий глаз →

Источник: http://sochinite.ru/kratkie-soderzhaniya/ajtmatov/topolyok-moj-v-krasnoj-kosynke

"Тополек мой в красной косынке": краткое содержание, герои, что писать?

Давно люблю эту трогательную повесть. Главные герои — водитель Ильяс, его возлюбленная, а затем жена — Асель и дорожный мастер Байтемир, второй муж Асели. В книге рассказывается, как Ильяс после армии стал работать в горах шофером и в одной из поездок познакомился с девушкой, которую уже засватали. Асель с Ильясом сразу понравились друг другу, начали встречаться буквально на дороге, у большого камня. И однажды, за несколько дней до свадьбы, Ильяс увез Асель от нелюбимого жениха. Молодые люди поженились, у них родился сын.

Зимой китайские рабочие попросили водителей с автобазы помочь им поскорее переправить нужное оборудование. На собрании Ильяс предложил новую идею — ездить с прицепами, но в горах это опасно. Его друг, Алибек, предложил не спешить, все опробовать, но Ильясу не терпелось.

Он поехал с прицепом и загубил свою идею: прицеп угодил в кювет, а Ильяс бросил его и уехал. Асель назвала его трусом, Ильяс в сердцах ударил ее и ушел к Кадиче, женщине, работавшей диспетчером. Она давно давала понять парню, что он ей очень нравится. Ильяс, живя у Кадичи, начал пить. Асель ждала мужа, и он пришел…

но поздно: Асель уже забрала сына и уехала к своим родным…

И вот однажды он снова выпил перед дорогой и врезался на машине в ограждение. Байтемир, дорожный мастер, подобрал его и привез домой. Вот здесь Ильяс и увидел свою Асель — теперь она была женой Байтемира.

Сын его, Самат, считал своим отцом мастера. А Ильяс не мог забыть ни жену, ни сына. Он стал приезжать к ним часто, но Асель отказалась общаться с ним. Ильяс катал Самата и один раз внезапно решился увезти сына навсегда, но Самат заплакал — он хотел домой, «к папе». Пришлось отпустить…

Повествование идет от лица журналиста, который случайно познакомился в разное время и с Ильясом, и с Байтемиром. Все вышесказанное он узнал от Ильяса.

А Байтемир, в свою очередь, тоже рассказал ему, как овдовел и потерял детей во время войны. Затем познакомился с Асель и приютил ее, потому что она не хотела возвращаться домой, уйдя от Ильяса.

А позже Самат привязался к этому мужчине, который полюбил Асель. И Асель вышла за Байтемира.

Когда раненый Ильяс появился у них в доме, Байтемир очень быстро понял, что это бывший муж Асели. Но ничего не сказал — ни сразу, ни потом. Он доверял жене. А она полюбила его и верила ему. Поэтому и отказалась от каких-либо отношений с Ильясом.

В конце Ильяс решает уехать куда-нибудь и начать новую жизнь. Он надеется встретить новую любовь и в то же время понимает, что не сможет забыть никогда первую любовь — свой «тополек в красной косынке»…

Источник: http://www.bolshoyvopros.ru/questions/3262480-topolek-moj-v-krasnoj-kosynke-kratkoe-soderzhanie-geroi-chto-pisat.html

Читать онлайн "Тополек мой в красной косынке" автора Айтматов Чингиз Торекулович — RuLit — Страница 1

Чингиз Айтматов

Тополек мой в красной косынке

По роду своей журналистской работы мне часто приходилось бывать на Тянь-Шане. Однажды весной, когда я находился в областном центре Нарыне, меня срочно вызвали в редакцию.

Случилось так, что автобус ушел за несколько минут до того, как я прибыл на автостанцию. Следующего автобуса надо было ждать часов пять. Ничего не оставалось делать, как попытаться сесть на попутную машину.

Я отправился к шоссе на окраине городка.

На повороте дороги у колонки стоял грузовик. Шофер только что заправился, завинчивал крышку бензобака. Я обрадовался. На стекле кабины был знак международных рейсов «SU» — Советский Союз. Значит, машина шла из Китая в Рыбачье, на автобазу Внештранса, откуда всегда можно добраться до Фрунзе.

— Вы сейчас отправляетесь? Подвезите, пожалуйста, в Рыбачье! — попросил я шофера.

Он повернул голову, искоса посмотрел через плечо и, выпрямившись, спокойно сказал:

— Нет, агай[1], не могу.

— Очень вас прошу! У меня срочное дело — вызывают во Фрунзе.

Шофер снова хмуро взглянул на меня.

— Понимаю, но не обижайтесь, агай. Никого не беру.

Я был удивлен. Кабина свободна, что стоило ему взять человека?

— Я журналист. Очень спешу. Заплачу сколько угодно…

— Дело не в деньгах, агай! — резко оборвал меня шофер и сердито толкнул ногой колесо. — В другой раз бесплатно довезу. А сейчас… Не могу. Не обижайтесь. Скоро еще будут наши машины, уедете на любой, а я не могу…

• «Наверно, он должен по дороге взять кого-нибудь», — решил я.
• — Ну, а в кузове?
• — Все равно… Я очень извиняюсь, агай.
• Шофер посмотрел на часы и заторопился.

Крайне озадаченный, я пожал плечами и недоуменно взглянул на заправщицу, пожилую русскую женщину, которая все это время молча наблюдала за нами из окошечка. Она покачала головой: «Не надо, мол, оставьте его в покое». Странно.

Шофер полез в кабину, сунул в рот незажженную папиросу и завел мотор. Он был еще молод, лет тридцати, сутуловатый, высокий. Запомнились мне его цепкие, крупные руки на баранке и глаза с устало опущенными веками. Прежде чем тронуть машину с места, он прошел ладонью по лицу и как-то странно, с тяжелым вздохом, встревоженно посмотрел вперед, на дорогу в горах.

Машина уехала.

Заправщица вышла из будки. Она, видимо, хотела успокоить меня.

1. — Не расстраивайтесь, сейчас и вы уедете.
2. Я молчал.
3. — Переживает парень… История длинная… Когда-то он жил здесь у нас, на перевалочной базе…

Дослушать заправщицу мне не удалось. Подошла попутная «Победа».

Грузовик догнали мы не скоро — почти у самого Долонского перевала. Он шел с огромной скоростью, пожалуй, непозволительной даже для видавших виды тянь-шаньских шоферов.

Не сбавляя скорости на поворотах, с гудящим ревом неслась машина под нависшими скалами, стремительно вылетала на подъемы и сразу точно бы проваливалась, ныряя в перепады дороги, затем снова появлялась впереди с развевающимися, хлопающими по бортам концами брезента.

«Победа» все-таки брала свое. Мы стали обгонять. Я обернулся: что за отчаянный человек, куда он так несется сломя голову? В это время хлынул дождь с градом, как это нередко бывает на перевале.

В косых, секущих струях дождя и града промелькнуло за стеклом бледное, напряженное лицо со стиснутой в зубах папиросой. Круто поворачивая руль, его руки широко и быстро скользили по баранке.

Ни в кабине, ни в кузове никого не было.

По радио передавали музыку: исполнялась на комузе знакомая мелодия. Это был киргизский напев, который всегда представлялся мне песней одинокого всадника, едущего по предвечерней степи. Путь далек, степь широка, можно думать и петь негромко. Петь о том, что на душе.

Разве мало дум бывает у человека, когда он остается наедине с собой, когда тихо кругом и слышен лишь цокот копыт. Струны звенели вполголоса, как вода на укатанных светлых камнях в арыке.

Комуз пел о том, что скоро солнце скроется за холмами, синяя прохлада бесшумно побежит по земле, тихо закачаются, осыпая пыльцу, сизая полынь и желтый ковыль у бурой дороги. Степь будет слушать всадника, и думать, и напевать вместе с ним.

Может быть, когда-то всадник ехал здесь, по этим местам… Вот так же, наверно, догорал закат на далеком краю степи, становясь постепенно палевым, а снег на горах, так же, наверно, как сейчас, принимая последние отсветы солнца, розовел и быстро меркнул.

За окном проносились сады, виноградники, темно-зеленые закустившиеся кукурузные поля. Пароконная бричка со свеженакошенной люцерной бежала к переезду. Она остановилась у шлагбаума. Загорелый мальчишка в драной, вылинявшей майке и закатанных выше колен штанах привстал в бричке, глядя на поезд, заулыбался, помахал кому-то рукой.

Мелодия удивительно мягко вливалась в ритм идущего поезда. Вместо цокота копыт стучали на стыках рельсов колеса. Мой сосед сидел у столика, заслонившись рукой. Мне казалось, что он тоже безмолвно напевал песню одинокого всадника.

Грустил он или мечтал, только было в его облике что-то печальное, какое-то неутихшее горе. Он настолько ушел в себя, что не замечал моего присутствия. Я старался разглядеть его лицо.

Где же я встречал этого человека? Даже руки знакомые — смуглые, с длинными твердыми пальцами.

Так мы ехали еще некоторое время, каждый сам по себе. За окном начало темнеть. Попутчик мой решил закурить. Он достал папиросы, шумно вздохнул перед тем, как чиркнуть спичкой. Затем поднял голову, с удивлением глянул на меня и сразу покраснел. Узнал.

— Здравствуйте, агай! — сказал он, виновато улыбаясь.

Я подал ему руку.

— Далеко едете?

— Да… далеко! — он медленно выдохнул дым и, помолчав, добавил: — На Памир.

— На Памир? Значит, по пути. Я в Ош… В отпуск? Или переводитесь на работу?

— Да вроде бы так… Закурите?

Мы вместе дымили и молчали. Говорить, казалось, больше было не о чем. Мой сосед опять задумался. Он сидел, уронив голову, покачиваясь в такт движению поезда. Показалось мне, он очень изменился с тех пор, как я его видел. Похудел, лицо осунулось, три резкие, тяжелые складки на лбу. На лице хмурая тень от сведенных к переносице бровей. Неожиданно мой спутник невесело усмехнулся и спросил:

— Вы, наверно, на меня в тот раз крепко обиделись, агай?

— Когда, что-то не припомню? — Не хотелось, чтобы человеку было неловко передо мной. Но он смотрел с таким раскаянием, что мне пришлось признаться. — А-а… тогда-то… Пустяки. Я и забыл. Всякое бывает в пути. А вы все еще помните об этом?

— В другое время, может, и забыл бы, но в тот день…

— А что случилось? Не авария ли?

— Да как сказать, аварии-то не было, тут другое… — проговорил он, подыскивая слова, но потом рассмеялся, заставил себя рассмеяться… — Сейчас я бы вас повез на машине куда угодно, да только теперь я сам вот пассажир…

— Ничего, конь по одному следу тысячу раз ступает, может, еще когда-нибудь встретимся…

— Конечно, если встретимся, сам затащу в кабину! — тряхнул он головой.

— Значит, договорились? — пошутил я.

— Обещаю, агай! — ответил он, повеселев.

— А все-таки почему вы тогда не взяли меня?

— Почему? — отозвался он и сразу помрачнел. Замолчал, опустив глаза, пригнулся над папиросой, ожесточенно затягиваясь дымом. Я понял, что не надо было задавать этого вопроса, и растерялся, не зная, как исправить ошибку. Он погасил окурок в пепельнице и с трудом выдавил из себя: — Не мог… Сына катал… Он меня ждал тогда…

вернуться

Агай — почтительное обращение к старшему (букв.: старший брат).

Источник: https://www.rulit.me/books/topolek-moj-v-krasnoj-kosynke-read-63415-1.html

Читать

Чингиз Айтматов

Тополек мой в красной косынке

Вместо пролога

По роду своей журналистской работы мне часто приходилось бывать на Тянь-Шане. Однажды весной, когда я находился в областном центре Нарыне, меня срочно вызвали в редакцию.

Случилось так, что автобус ушел за несколько минут до того, как я прибыл на автостанцию. Следующего автобуса надо было ждать часов пять. Ничего не оставалось делать, как попытаться сесть на попутную машину.

Я отправился к шоссе на окраине городка.

На повороте дороги у колонки стоял грузовик. Шофер только что заправился, завинчивал крышку бензобака. Я обрадовался. На стекле кабины был знак международных рейсов «SU» – Советский Союз. Значит, машина шла из Китая в Рыбачье, на автобазу Внештранса, откуда всегда можно добраться до Фрунзе.

– Вы сейчас отправляетесь? Подвезите, пожалуйста, в Рыбачье! – попросил я шофера.

Он повернул голову, искоса посмотрел через плечо и, выпрямившись, спокойно сказал:

– Нет, агай, не могу.

– Очень вас прошу! У меня срочное дело – вызывают во Фрунзе.

Шофер снова хмуро взглянул на меня.

– Понимаю, но не обижайтесь, агай. Никого не беру.

Я был удивлен. Кабина свободна, что стоило ему взять человека?

– Я журналист. Очень спешу. Заплачу сколько угодно…

– Дело не в деньгах, агай! – резко оборвал меня шофер и сердито толкнул ногой колесо. – В другой раз бесплатно довезу. А сейчас… Не могу. Не обижайтесь. Скоро еще будут наши машины, уедете на любой, а я не могу…

• Наверно, он должен по дороге взять кого-нибудь, решил я.
• – Ну а в кузове?
• – Все равно… Я очень извиняюсь, агай.
• Шофер посмотрел на часы и заторопился.

Крайне озадаченный, я пожал плечами и недоуменно взглянул на заправщицу, пожилую русскую женщину, которая все это время молча наблюдала за нами из окошечка. Она покачала головой: «Не надо, мол, оставьте его в покое». Странно.

Шофер полез в кабину, сунул в рот незажженную папиросу и завел мотор. Он был еще молод, лет тридцати, сутуловатый, высокий. Запомнились мне его цепкие, крупные руки на баранке и глаза с устало опущенными веками. Прежде чем тронуть машину с места, он прошел ладонью по лицу и как-то странно, с тяжелым вздохом, встревоженно посмотрел вперед, на дорогу в горах.

Машина уехала.

Заправщица вышла из будки. Она, видимо, хотела успокоить меня.

1. – Не расстраивайтесь, сейчас и вы уедете.
2. Я молчал.
3. – Переживает парень… История длинная… Когда-то он жил здесь у нас, на перевалочной базе…

Дослушать заправщицу мне не удалось. Подошла попутная «Победа».

Грузовик догнали мы не скоро – почти у самого Долонского перевала. Он шел с огромной скоростью, пожалуй, непозволительной даже для видавших виды тянь-шаньских шоферов.

Не сбавляя скорости на поворотах, с гудящим ревом неслась машина под нависшими скалами, стремительно вылетала на подъемы и сразу точно бы проваливалась, ныряя в перепады дороги, затем снова появлялась впереди с развевающимися, хлопающими по бортам концами брезента.

«Победа» все-таки брала свое. Мы стали обгонять. Я обернулся: что за отчаянный человек, куда он так несется сломя голову? В это время хлынул дождь с градом, как это нередко бывает на перевале.

В косых, секущих струях дождя и града промелькнуло за стеклом бледное, напряженное лицо со стиснутой в зубах папиросой. Круто поворачивая руль, его руки широко и быстро скользили по баранке.

Ни в кабине, ни в кузове никого не было.

По радио передавали музыку: исполнялась на комузе знакомая мелодия. Это был киргизский напев, который всегда представлялся мне песней одинокого всадника, едущего по предвечерней степи. Путь далек, степь широка, можно думать и петь негромко. Петь о том, что на душе.

Разве мало дум бывает у человека, когда он остается наедине с собой, когда тихо кругом и слышен лишь цокот копыт. Струны звенели вполголоса, как вода на укатанных светлых камнях в арыке.

Комуз пел о том, что скоро солнце скроется за холмами, синяя прохлада бесшумно побежит по земле, тихо закачаются, осыпая пыльцу, сизая полынь и желтый ковыль у бурой дороги. Степь будет слушать всадника, и думать, и напевать вместе с ним.

Может быть, когда-то всадник ехал здесь, по этим местам… Вот так же, наверно, догорал закат на далеком краю степи, становясь постепенно палевым, а снег на горах, так же, наверно, как сейчас, принимая последние отсветы солнца, розовел и быстро меркнул.

За окном проносились сады, виноградники, темно-зеленые закустившиеся кукурузные поля. Пароконная бричка со свеженакошенной люцерной бежала к переезду. Она остановилась у шлагбаума. Загорелый мальчишка в драной, вылинявшей майке и закатанных выше колен штанах привстал в бричке, глядя на поезд, заулыбался, помахал кому-то рукой.

Мелодия удивительно мягко вливалась в ритм идущего поезда. Вместо цокота копыт стучали на стыках рельсов колеса. Мой сосед сидел у столика, заслонившись рукой. Мне казалось, что он тоже безмолвно напевал песню одинокого всадника.

Грустил он или мечтал, только было в его облике что-то печальное, какое-то неутихшее горе. Он настолько ушел в себя, что не замечал моего присутствия. Я старался разглядеть его лицо.

Где же я встречал этого человека? Даже руки знакомые – смуглые, с длинными твердыми пальцами.

Так мы ехали еще некоторое время, каждый сам по себе. За окном начало темнеть. Попутчик мой решил закурить. Он достал папиросы, шумно вздохнул перед тем, как чиркнуть спичкой. Затем поднял голову, с удивлением глянул на меня и сразу покраснел. Узнал.

– Здравствуйте, агай! – сказал он, виновато улыбаясь.

Я подал ему руку.

– Далеко едете?

– Да… далеко! – он медленно выдохнул дым и, помолчав, добавил: – На Памир.

– На Памир? Значит, по пути. Я в Ош… В отпуск? Или переводитесь на работу?

– Да вроде бы так… Закурите?

Мы вместе дымили и молчали. Говорить, казалось, больше было не о чем. Мой сосед опять задумался. Он сидел, уронив голову, покачиваясь в такт движению поезда. Показалось мне, он очень изменился с тех пор, как я его видел. Похудел, лицо осунулось, три резкие, тяжелые складки на лбу. На лице хмурая тень от сведенных к переносице бровей. Неожиданно мой спутник невесело усмехнулся и спросил:

– Вы, наверно, на меня в тот раз крепко обиделись, агай?

– Когда, что-то не припомню? – Не хотелось, чтобы человеку было неловко передо мной. Но он смотрел с таким раскаянием, что мне пришлось признаться. – А-а… тогда-то… Пустяки. Я и забыл. Всякое бывает в пути. А вы все еще помните об этом?

– В другое время, может, и забыл бы, но в тот день…

– А что случилось? Не авария ли?

– Да как сказать, аварии-то не было, тут другое… – проговорил он, подыскивая слова, но потом рассмеялся, заставил себя рассмеяться. – Сейчас я бы вас повез на машине куда угодно, да только теперь я сам вот пассажир…

– Ничего, конь по одному следу тысячу раз ступает, может, еще когда-нибудь встретимся…

– Конечно, если встретимся, сам затащу в кабину! – тряхнул он головой.

– Значит, договорились? – пошутил я.

– Обещаю, агай! – ответил он, повеселев.

– А все-таки почему вы тогда не взяли меня?

– Почему? – отозвался он и сразу помрачнел. Замолчал, опустив глаза, пригнулся над папиросой, ожесточенно затягиваясь дымом. Я понял, что не надо было задавать этого вопроса, и растерялся, не зная, как исправить ошибку. Он погасил окурок в пепельнице и с трудом выдавил из себя:

Источник: http://litmir.co/br/?b=966

Айтматов Ч.Т. Плаха, Тополек в красной косынке, После сказки, Матери. Краткое содержание — сочинение

Действующими лицами книги становятся собиратели анаши, молодой человек, изгнанный из духовной семинарии за ересь, бывшие зеки, . Автор уделяет много внимания отношениям между людьми и природой.

Это очень важно, потому что, чем больше мы узнаем о человеческих взаимоотношениях, о поступках людей, тем лучше мы понимаем товарищ друга, ведь каждый человек — это целый мир, который можно изучать вечно.

Прочитав эту книгу, понимаешь, как сложно порой могут переплетаться судьбы людей, как сильно их жизни зависят от обстоятельств и от действий других людей. В романе можно выделить три основные сюжетные линии, связанные общей проблематикой. Первая линия — это судьба пары волков — Акбары и Ташчайнара.

Волки были вынуждены покинуть степи после того, как люди устроили там гигантскую бойню — охоту на сайгаков, во час которой погибли их первые волчата. Пара волков ушла ближе к горам, к озеру, но и родившиеся там щенки погибли, когда люди подожгли камыши кругом озера.

Акбара и Ташчайнар перебрались в горы, надеясь, что там они спасутся от людей, но их последних четверых волчат украл из норы в горах человек. А когда волки начали мстить за своих детей, люди убили и их.

Вторая сюжетная линия связана с судьбой Авдия Каллистратова — молодого человека, которого выгнали из духовной семинарии за ересь; после чего он стал корреспондентом газеты. Но Авдий чувствовал, что это не его призвание, и постоянно искал свое предназначение, смысл своего существования.

Он решил поехать в Моюнкумские степи с группой (собирателей анаши), чтобы написать о них статью. Но журналистский очерк был только официальным поводом; на самом деле он поехал, надеясь, что ему удастся уговорить этих молодых ребят, почти мальчишек, бросить их опасный промысел и покаяться.

Но журналистский очерк был только официальным поводом; на самом деле он поехал, надеясь, что ему удастся уговорить этих молодых ребят, почти мальчишек, бросить их опасный промысел и покаяться. Ему это не удалось, как не смог он и напечатать свои .

Разочарованный, Авдий возвращается в Жамгак-Саз, куда он ездил с и где он встретил и полюбил биолога Ингу Федоровну, которая так же, как и он, занималась проблемой борьбы с анашой. Но Авдий не застает её в городе и идет на вокзал, где его подбирает для (охоты на сайгаков) .

Айтматов описал эту так, что читателям становится ясна практическая невозможность мирного сосуществования человеческой цивилизации и дикой природы степей.

В третьей части появляются новые герои, чьи судьбы тесно переплетаются с судьбой Акбары и Ташчайнара. Бедный чабан Базар-бай нашел в горах логово волков и забрал оттуда четверых щенков. Этот его необдуманный поступок стал причиной многих бед в целом совхозе.

Волки начали мстить людям: они задрали много овец и более того набрасывались на людей. Но больше всех пострадали Бостон и его благоверная Гулюшкан: они потеряли самое дорогое, что у них было, — сына Кенджеша.

Роман привлекает читателей не только содержанием, но и проблематикой. Автор затрагивает много важных проблем, которые находят свое отражение в разных частях книги. В их числе вопрос о том, что же делает человека человеком. Людям дан великий дар — способность мыслить, и она должна помогать людям полюбить мир, жизнь и все живое.

Однако люди, которые лучше других должны понимать цену жизни, мучают и убивают не только диких зверей, но и товарищ друга, уничтожают жизнь, броня и охрана которой не обязанность, а призвание человека. за анашой избили и сбросили с поезда Авдия, надеясь, что он не выживет.

А когда тот самый молодой человек во второй раз попытался пойти против суровой реальности и остановить бессмысленное жестокое убийство сайгаков, это стоило ему жизни.А когда тот самый молодой человек во второй раз попытался пойти против суровой реальности и остановить бессмысленное жестокое убийство сайгаков, это стоило ему жизни. Люди, распявшие Авдия, не пожалели его.

Такие, как они, просто не знают, что такое жалость. Но Авдия пожалела волчица Акбара, которую он увидел за несколько мгновений до своей смерти. И у читателей возникает вопрос: в ком же тогда больше гуманности, человечности? Дикие животные способны сочувствовать нас, почему же тогда мы не можем понять и пожалеть их? Им ведь свойственны все те же чувства и переживания, что и людям.

Люди сочувствовали Гулюшкан, которая, потеряв сына, выла так же, как Акбара, когда — у нее украли её волчат. Но вой волчицы вместо жалости вызывал в людях только озлобленность.

Айтматов показывает, до какой низости, до каких преступлений могут довести человека завидущая жаба и стремление существовать лучше других.

Когда Авдий спросил у , Бог или денежки для них важнее, более того маленький Ленька ответил, что денежки, потому что они дают вероятность существовать лучше, чем живут многие люди, зарабатывающие на жизнь честным трудом. Но честно работать можно тоже по-разному.

Бостону, который вкладывал все силы в работу, многие бедные чабаны завидовали, некоторые более того ненавидели его за то, что у него все было лучше, чем у них. За это Бостона из превратили в . А парторг Кочсорбаев старался помешать достичь большего.

Все это происходило потому, что та же государственная идеология, которая не допускала возможности существования таких пороков, как наркомания, была против любого неравенства. Айтматов прекрасно понимал противоестественность ситуации, в которой для всеобщего равенства все должны существовать и работать одинаково плохо, а не одинаково хорошо.

Для поддержания такого порядка в государстве отдельных людей, пытавшихся бороться за справедливость, отправляли на плаху.Для поддержания такого порядка в государстве отдельных людей, пытавшихся бороться за справедливость, отправляли на плаху.

Но автор показывает читателям, что держава и общество, которые коверкают жизни и судьбы людей и не обращают внимания на свои внутренние проблемы, из которых наркомания, быть может, не самая серьезная, сами идут к . Такая критика системы в то час, когда был написан тот самый роман, была очень смелым шагом.

В наше час проблемы, затрагиваемые в романе , уже не так злободневны, но многие из них все ещё актуальны.

Источник: http://www.wwwreferats.net/sochinenija-po-literature-kratkoe-soderzhanie/aitmatov-cht-plaha-topolek-v-krasno.html

«Повести гор и степей» (по ранним повестям «Джамиля», «Тополек в красной косынке»)

/ Сочинения / Айтматов Ч. / Разное / «Повести гор и степей» (по ранним повестям «Джамиля», «Тополек в красной косынке»)

Скачать сочинение

    Всемирно известный писатель Чингиз Торекулович Айтматов не нуждается в том, чтобы его представляли читателям — миллионы его почитателей живут по всему миру. Если же это все же нужно — обращайтесь к его книгам.
    Есть писатели, каждое произведение которых становится событием в культурной жизни страны, предметом горячих споров и глубоких раздумий.

Творчество Чингиза Айтматова убедительное свидетельство тому.
    Появление в 1958 году в журнале “Новый мир” повести “Джамиля”, небольшой по объему, но значительной по содержанию, яркой по образному мышлению и мастерству исполнения, было сигналом о том, что из киргизских степей пришел в литературу человек удивительно самобытного таланта.

    Чехов писал: “Что талантливо, то ново”. Эти слова полностью можно отнести к повестям Ч.Айтматова “Джамиля”, “Белый пароход”, “Прощай, Гюльсары!”, “Тополек в красной косынке” и другим. Только исключительно одаренная натура может сочетать в себе истинно фольклорное начало и новаторское восприятие современной жизни.

Уже повесть “Джами-ля”, спетая писателем свободно, на одном широком дыхании, стала явлением новаторским.
    Джамиля — образ женщины, никем до Ч. Айтматова так не раскрытый в прозе восточных литератур. Она живой человек, рожденный самой землей Киргизии. До появления Дани-яра Джамиля жила как ручеек, скованный льдом.

Ни свекрови, ни мужу Джамили Садыку в силу вековых традиций “большого и малого дворов” и в голову не приходит, что в весеннюю пору солнце может разбудить и этот невидимый взору ручеек. И он может заклокотать, забурлить, закипеть и ринуться на поиски выхода и, не найдя его, не остановится ни перед чем, устремится вперед к вольной жизни.

    В повести “Джамиля” по-новому, тонко и с большим внутренним тактом Ч. Айтматов решает проблему столкновения нового со старым, патриархального и социалистического уклада в жизни, быту. Проблема эта сложная, и когда ее старались решить прямолинейно, то герои получались схематичными, отсутствовала психологическая убедительность. Ч. Айтматов счастливо избежал этого недостатка.

Сеит, от имени которого ведется повествование, с почтением относится к своей матери — опоре семьи. Когда все мужчины “большого и малого дворов” уходят на фронт, мать требует от оставшихся “терпения вместе с народом”. Она в своем понимании вещей опирается на большой жизненный опыт и эпические традиции. В ее адрес автор не бросает ни единого упрека.

    Любовь в повести выигрывает битву в борьбе с косностью. Как в этом произведении, так и в последующих Айтматов утверждает свободу личности и любви, потому что без них нет жизни.
    Сила воздействия настоящего искусства на душу человека ярко раскрыта в судьбе юного Сеита.

Обыкновенный аильский подросток, отличающийся от своих сверстников, может быть, чуть большей наблюдательностью и душевной тонкостью, под влиянием песен Данияра вдруг начинает прозревать. Любовь Данияра и Джамили окрыляет Сеита. После их ухода он все еще остается в аиле Куркуреу, но это уже не прежний подросток.

Джамиля и Данияр стали для него нравственным воплощением поэзии и любви, свет их повел его в дорогу, он решительно заявил матери: “Я поеду учиться… Скажи отцу. Я хочу быть художником”. Такова преобразующая сила любви и искусства. Это утверждает и отстаивает Ч. Айтматов в повести “Джамиля”.

    В самом начале 60-х годов одна за другой появились несколько повестей Айтматова, в том числе “Тополек в красной косынке”, “Верблюжий глаз”. Если судить по художественному исполнению, они относятся ко времени творческих поисков писателя. И в той и в другой повести есть остроконфликтные ситуации как в сфере производства, так и в личной жизни героев.

    Герой повести “Тополек в красной косынке” Ильяс довольно поэтично воспринимает окружающий мир. Но в начале повести, где эта поэтичность выглядит естественным проявлением духовных возможностей человека, окрыленного любовью, он кажется менее убедительным, чем потом, когда он страдает, ищет свою потерянную любовь.

И все же Ильяс — это резко очерченный мужской характер среди окружающих его людей. Байтемир, который сначала приютил Асель, а потом и женился на ней,— человек добрый и отзывчивый, но в нем есть некий эгоизм.

Может быть, это оттого, что слишком долго он жил в одиночестве и теперь молча, но упорно держится за счастье, которое так неожиданно, словно Божий дар, переступило порог его холостяцкого жилья?
    Критики упрекали автора “Тополька в красной косынке” в недостаточности психологического обоснования поступков героев.

Как раз через поступки, тонкие детали и показывает Айтматов единение любящих сердец. Объяснение в любви — это еще не сама любовь. Ведь Данияр и Джамиля тоже поняли, что любят друг друга, без многословных объяснений.
    В “Топольке в красной косынке” Асель среди колес десятка других автомашин узнает следы грузовика Ильяса.

Здесь Айтматов фольклорную деталь использовал очень к месту и по-творчески. В этом краю, где происходит действие повести, девушке, тем более за два дня до свадьбы, среди бела дня не вый- ти на дорогу, чтоб ждать нелюбимого человека. Ильяса и Асель на дорогу привела любовь, и здесь слова излишни, так как поступки их психологически оправданы.

И все же в повести чувствуется какая-то спешка автора, стремление поскорее соединить влюбленных, ему скорее надо перейти на что-то более важное. И вот уже Ильяс говорит: “Жили мы дружно, любили друг друга, а потом случилась у меня беда”. И дальше — производственный конфликт и в конечном счете разрушение семьи. Почему? Потому что Ильяс “не туда повернул коня жизни”. Да, Ильяс человек горячий и противоречивый, но читатель верит в то, что он не опустится, найдет в себе силы преодолеть смятение в душе и обретет счастье. Для того чтобы убедиться в этом логичном превращении Ильяса, читателям достаточно вспомнить внутренний монолог этого уже достаточно побитого судьбою молодого человека, когда он во второй раз видит белых лебедей над Иссык-Кулем: “Иссык-Куль, Иссык-Куль — песня моя недопетая! …зачем я вспомнил тот день, когда на этом месте, над самой водой, мы остановились вместе с Асель?”
    Ч. Айтматов не изменяет своей манере: чтоб доказать глубину переживаний Ильяса и широту его души, он снова оставляет его наедине с озером.

    Этой повестью замечательный писатель доказал себе и другим, что для любого сюжета, любой темы он находит самобытное айтматовское решение.

33676 человек просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение.

/ Сочинения / Айтматов Ч. / Разное / «Повести гор и степей» (по ранним повестям «Джамиля», «Тополек в красной косынке»)

Источник: http://www.litra.ru/composition/get/coid/00076701184864038194/woid/00053501184773068965/