Краткое содержание майков елисей, или раздражённый вакх за 2 минуты пересказ сюжета

Бурлеск как эстетическая категория литературы переходного периода и форма словесного творчества

Характерной чертой литературного процесса 1770-1780-х гг. стало возникновение большого количества жанров-контаминаций, соединяющих и перекрещивающих в себе устойчивые формальные признаки высоких и низких жанров. К 1770-1780 гг.

процесс взаимоадаптации высоких и низких жанров приобрел универсальный характер, захватив в свою орбиту публицистическую и художественную прозу (сатирические журналы, демократический роман, проза А. Н.

В результате взаимопроникновения высокого и низкого мирообразов начали видоизменяться традиционные жанры классицистической иерархии. Сохраняя свою видимую связь с основополагающими догмами классицистической эстетики, эти жанры внутренне перестраиваются, обретают большую емкость и расширяют поле охвата явлений действительности. Именно это происходит в 1770-х гг.

с русским стихотворным эпосом, причем характерно, что по времени возникновения в русской литературе пародийной, бурлескной разновидности стихотворного эпоса – ирои-комической поэмы, в России не существовало оригинального образца жанра героической поэмы: опыты Кантемира, Ломоносова, Сумарокова в жанре эпопеи остались на стадии планов и первых песен поэмы.

Первая оригинальная эпическая поэма – «Россиада» М. М. Хераскова – появилась в 1779 г.

Но до этого русская литература обогатилась двумя образцами бурлескной ирои-комической поэмы – «Елисей, или раздраженный Вакх» (1771) Василия Ивановича Майкова (1728-1778) и «Душенька» (1775-1783) Ипполита Федоровича Богдановича (1743-1803), которые в историко-литературной перспективе имеют несравненно большее значение, чем правильная героическая эпопея уходящего классицизма.

Термин «бурлеск» (от итальянского слова «burla» – шутка; употребляется также термин «травести» – от латинского «travestire» – переодевать) обозначает род смехового словесного творчества, весьма близкий к пародии, поскольку для достижения комического эффекта бурлеск пользуется теми же приемами, что и пародия: разрушая устойчивые жанрово-стилевые единства и совмещая разножанровые сюжет и стиль, бурлеск извлекает смеховой эффект из несоответствия формы и содержания.

Прообразом европейского бурлеска XVII-XVIII вв. стала приписываемая Гомеру пародия на «Илиаду» – шутливая поэма «Батрахомиомахия» («Война мышей и лягушек»).

В официальную жанровую иерархию французского классицизма бурлескная поэма не входила – она не упомянута в «Поэтическом искусстве» Буало, но именно во времена Буало и при его непосредственном участии во французской литературе возникли две жанровые разновидности бурлескной поэмы.

бурлескная поэма Скаррона «Перелицованная (переодетая) Энеида» (в других переводах «Энеида наизнанку» представляет собой бытовой пересказ поэмы Вергилия грубым простонародным языком. С точки зрения классицистических творческих установок это был низкий вид искусства, поскольку он компрометировал высокое содержание героического эпоса.

Поэтому в 1674 г. Буало предложил другой вид бурлеска, обратный бурлеску Скаррона. Буало взял низкую тему – мелкую бытовую ссору между церковными служками – казначеем и певчим – и воспел ее высоким стилем эпопеи с соблюдением всех формальных правил этого жанра в поэме «Налой».

Так сложился второй вид бурлеска, более предпочтительный, поскольку он извлекал комический эффект из несоответствия низкого бытового сюжета высокому стилю его изложения.

Ирои-комическая поэма В. И. Майкова «Елисей, или раздраженный Вакх». Пародийный аспект сюжета

Первая бурлескная русская поэма Василия Ивановича Майкова «Елисей или раздраженный Вакх» родилась на волне литературной полемики, перешедшей в новое поколение писателей 1770 гг. по наследству от Ломоносова и Сумарокова.

Майков был поэтом сумароковской школы: в его поэме содержится чрезвычайно лестная характеристика Сумарокова: «Другие и теперь на свете обитают, // Которых жительми парнасскими считают», – к этим стихам Майков сделал примечание: «Каков г. Сумароков и ему подобные»[101].

Непосредственным поводом к созданию поэмы «Елисей, или раздраженный Вакх» стала опубликованная в начале 1770 г. первая песнь «Энеиды» Вергилия, перевод которой был выполнен поэтом ломоносовской школы Василием Петровым.

примерно ту же роль, какую она сыграла при своем появлении в Риме во времена Августа; она должна была прославить верховную власть»[102] — тем более что в 1769 г., как мы помним, была опубликована «Тилемахида» Тредиаковского, отнюдь не представлявшая собою апологию русской монархии. По предположению В. Д.

Кузьминой, первая песнь «Энеиды» в переводе Петрова, отдельно от контекста всей поэмы, была аллегорическим восхвалением Екатерины II в образе мудрой карфагенской царицы Дидоны[103].

Поэма Майкова «Елисей, или раздраженный Вакх» первоначально была задумана как пародия на перевод Петрова, причем литературная форма борьбы, пародия, стала своеобразной формой борьбы политической. В этом плане бурлескная поэма Майкова оказалась сродни пародийным публикациям в журнале Н. И.

Новикова «Трутень», где для пародийной перелицовки активно использовались тексты Екатерины II.

Таким образом, в политический диалог власти и подданных героическая и бурлескная поэма оказались вовлечены наряду с сатирической публицистикой, и не в последнюю очередь этим обстоятельством обусловлены новаторские эстетические свойства русской ирои-комической поэмы.

Сюжет поэмы «Елисей, или раздраженный Вакх» сохранил очевидные следы своего изначального пародического задания. Первые же стихи травестируют канонический эпический зачин, так называемые «предложение» – обозначение темы и «призывание» – обращение поэта к вдохновляющей его музе, причем это не просто зачин эпической поэмы, но зачин «Энеиды» Вергилия; в современном переводе он звучит так:

Битвы и мужа пою, кто в Италию первым из Трои – Роком ведомый беглец, к берегам приплывал лавинийским ‹…› Муза, поведай о том, по какой оскорбилась причине Так царица богов, что муж, благочестием славный, Столько по воле ее претерпел превратностей горьких ‹…›[104] .

В переводе Петрова «предложение» и «призывание» звучали следующим образом:

Пою оружий звук и подвиги героя ‹…› Повеждь, о муза, мне, чем сильно божество На толь неслыханно подвиглось суровство ‹…›

И вот зачин поэмы Майкова:

Пою стаканов звук, пою того героя, Который, во хмелю беды ужасны строя, В угодность Вакхову средь многих кабаков Бывал и опивал ярыг и чумаков. ‹…› О Муза! Ты сего отнюдь не умолчи, Понеждь, или хотя с похмелья проворчи, Коль попросту тебе сказати невозможно ‹…› (230).

Источник: https://litlife.club/books/248545/read?page=64

Елисей, или Раздражённый Вакх

Текст

Напротив Семёновских слобод стоит питейный дом «Звезда», находящийся под особой опёкой и покровительством Вакха. Здесь же хранятся его ковш и колесница. Но злые и жадные откупщики, сверх меры возгордившись, повысили цены на спиртное, дабы сам Вакх плясал под их дудку. Он же, разъярённый тем, что из-за дороговизны вина, пива и мёда люди станут меньше пить, а он лишится своего «дражайшего наследства», собирается отомстить надменным откупщикам. Вакх отправляется в питейный дом «Звезда» и видит там среди прочих пьяниц жителя Ямской слободы, молодого Елисея, кулачного бойца, буяна, картёжника и пьяницу, который сразу привлекает его внимание. Выпив пивную чашу анисовой, Елисей разбивает её об лоб чумака (кабатчик, содержатель питейного заведения), так что с полок падают ковши, бутылки и плошки, а между стойкой и окном ломается придел. Вакх с радостью наблюдает за подвигами дюжего молодца и хочет сделать его орудием своей мести.

На шум приходят объездной капрал с драгуном, выслушивают жалобу чумака и арестовывают Елисея, который не смеет ссориться с полицией. Обеспокоенный судьбой Елисея, Вакх на крылатых тиграх летит к своему отцу, Зевсу. Тот спит, допьяна упившись нектаром.

Юнона, супруга Зевса, будит его, и Вакх, плача, вопрошает родителя, почему тот отдал вино в руки злых и скаредных откупщиков, и напоминает ему про обещание, некогда данное Вакху: споить всех на этом свете.

Почему же теперь Зевс нарушает свой обет? Тот отвечает сыну, что получил прошение от Цереры: она жалуется на то, что крестьяне совсем спились и перестали заниматься земледелием.

Ночью Ермий под видом капрала пробирается в полицейскую тюрьму и безуспешно пытается разбудить пьяного Елисея, рядом с которым столь же крепким сном спит подвыпившая молодка в расстёгнутом платье. Тогда Ермий раздевает их обоих, переодевает девицу в одежду Елисея, а его — в женское платье, вылетает с бесчувственным Елисеем в окно и переносит его в Калинкин дом, где томятся под караулом распутные женщины. Утром начальница будит своих подопечных и поручает каждой какую-нибудь работу. Елисей, очухавшись, думает, что каким-то чудом попал в женский монастырь, а суровую престарелую начальницу принимает за игуменью. Та сразу догадывается, что мнимая девица — самый что ни на есть добрый молодец. Воспылав к нему страстью, она уводит его к себе в покои и просит, чтобы юноша во всём открылся ей.

Дело дошло до кровавого побоища: брату Илюхе напрочь отгрызли ухо, а матушку, которая осталась дома и молилась, чтобы её дети вернулись живыми, от страха за них так прохватил понос, что она отдала Богу душу.

Елисея же выслали в Питер и определили ямщиком на станции.

Выслушав историю Елисея, начальница предлагает ему делить с ней ложе и тогда у него ни в чём не будет недостатка. При этом она требует, чтобы он был осторожен и ни с кем из арестованных распутниц не разговаривал.

Тем временем по велению Зевса боги собираются на совет, чтобы рассудить спор между Вакхом и Церерой. Церера излагает причины своего недовольства пьянством пахарей.

Вакх же оправдывается тем, что вино веселит сердце человека: даже самый несчастный, выпив чарку, забывает о своих бедах, а воин во хмелю становится храбрее.

Зевс, выслушав Цереру и Вакха, изрекает следующее: он, Зевс, низложивший Трою ради того, чтобы воздвигнуть Рим, собирается возвести на трон Премудрость. Она произведёт «полезнейший закон», который усмирит откупщиков, и тогда откупщики и пахари не будут мешать друг другу.

Начальница, отправив спать своих подопечных, наряжается и прихорашивается, надеясь с помощью белил и румян «возбудить к забавам» приглянувшегося ей Елисея. Тот не обманывает её ожиданий. Но уснуть им не удаётся: начальник стражи, уже немолодой человек, тайно влюблённый в начальницу, обходит дозором все комнаты и обнаруживает Елисея, который едва успевает надеть женское платье. Видя девицу, которая не числится у него в реестре, начальник стражи сердится и, несмотря на уговоры начальницы, велит взять неизвестную под арест.

Ермий, на этот раз принявший вид петиметра (щёголя, модника. — А. В.), снова выручает Елисея: он даёт ему шапку-невидимку, в которой тот снова проникает в комнату начальницы и проводит с ней остаток ночи в любовных утехах. Утром начальник стражи, обнаружив пропажу арестованной, наказывает сержанта, упустившего беглянку.

Начальник стражи обнаруживает в её комнате мужскую одежду и собирается высечь старушку, но та ласковым обхождением добивается прощения.

Елисей идёт в Питер через лес и, утомившись, засыпает. Его будят крики какой-то женщины, которую преследуют два злодея. Елисей в шапке-невидимке избивает негодяев, они же не могут понять, в чём дело: поскольку каждый думает, что драку начал один из них, они начинают что есть силы тузить друг друга, пока оба не валятся без чувств. Женщина оказывается женой Елисея.

Она рассказывает ему о своих приключениях: после того как Елисея разлучили с ней, она отправилась за ним в Питер.

Имея крайнюю нужду в деньгах, она устроилась работницей на кирпичный завод к одному немцу, но однажды ночью жена хозяина застала своего мужа у неё в постели и воспылала к ней такой лютой ненавистью, что ей пришлось уйти, претерпев от ревнивой немки жестокие побои.

Жена Елисея попала в полицию, где переночевала, а утром обнаружила, что кто-то переодел её в мужскую одежду. Когда её выпустили, она пошла жить к секретарю, который воровал казённые деньги. Но, опасаясь, что его разоблачат, он решил уехать, а ей пришлось снова искать себе место. Елисей не укоряет жену в том, что она не отличалась скромным поведением, и отсылает её в Ямскую слободу, чтобы она дожидалась его там. Сам же Елисей остаётся в лесу. Здесь ему является Силён, который отводит его в дом богатого откупщика из раскольников. Елисей ищет винные погреба и заходит в баню, где старый откупщик парится с молодой женой. Елисей в шапке-невидимке устраивает в бане такой жар, что откупщик с женой убегают, не понимая, в чём дело. А Елисей парится в своё удовольствие, после чего приходит в палаты откупщика и прячется под его кроватью. Начинается сильная гроза, и испуганный откупщик встаёт с кровати, чтобы зажечь свечу и помолиться Богу. Елисей же в своей шапке-невидимке ложится на его место и овладевает его спящей женой. Откупщик ложится в постель и замечает, что с его женой творится что-то неладное. Но Елисей успевает спрыгнуть с кровати. Обеспокоенный откупщик будит жену, и та рассказывает ему, что во сне ей померещилось, будто на ней кто-то возлежал. Откупщик думает, что в его доме завелись черти, и собирается позвать ворожею.

Елисей находит винный погреб, сбивает кулаком замки и пьёт в своё удовольствие. К откупщику приходит старуха ворожея и похваляется перед ним: дескать, она мастерица на разную ворожбу и заговоры и легко может снять с любого пьяницы пристрастие к вину.

Откупщика настораживает её последнее заявление, и он требует, чтобы она не отучала от вина, а, напротив, привораживала народ к спиртному. Та отказывается, и он прогоняет её. Елисей же всё это время бражничает.

Зевс, выслушав их мнение, объявляет собранию, что нашёл верное решение. Он оповещает богов о том, что скоро у питейного дома «Рука» соберётся народ на кулачный бой.

Там Елисей покажет чудеса молодецкой удали, после чего судьба его будет решена: из лихого кулачного бойца должен получиться отличный воин.

В назначенный день купцы с ямщиками идут стенка на стенку, и Елисей в своей шапке-невидимке устраивает разгром в стане противника, но кто-то сбивает с него волшебную шапку, забияку хватают и забривают в солдаты.

Источник: https://4fasol.com/txt/retelling/264986

О. Б. Лебедева История русской литературы XVIII века

переходного периода и форма словесного творчества

«Елисей, или раздраженный Вакх». Пародийный аспект сюжета

Роком ведомый беглец, к берегам приплывал лавинийским Муза, поведай о том, по какой оскорбилась причине Так царица богов, что муж, благочестием славный,

Столько по воле ее претерпел превратностей горьких [4].В переводе Петрова «предложение» и «призывание» звучали следующим образом: Пою оружий звук и подвиги героя Повеждь, о муза, мне, чем сильно божество

На толь неслыханно подвиглось суровство И вот зачин поэмы Майкова: Пою стаканов звук, пою того героя, Который, во хмелю беды ужасны строя, В угодность Вакхову средь многих кабаков

Бывал и опивал ярыг и чумаков. О Муза! Ты сего отнюдь не умолчи, Понеждь, или хотя с похмелья проворчи,

Коль попросту тебе сказати невозможно (230).Особенно текст первой песни поэмы Майкова насыщен пародийными реминисценциями из перевода Петрова и личными выпадами в его адрес.

Описание «питейного дома названием Звезда» — «Сей дом был Вакховой назначен быть столицей; // Под особливым он его покровом цвел» (230) — дословно совпадает с описанием любимого Юноной города Карфагена в переводе Петрова: «Она намерила вселенныя столицей // Сей град произвести, коль есть на то предел: // Под особливым он ее покровом цвел». В первой песне содержится и так называемая «личность» — сатирический выпад уже не столько в адрес текста, сколько в адрес его создателя. Описывая занятия Аполлона, окруженного сборищем бездарных писателей, Майков помещает в эту группу и своего литературного врага: Не в самой праздности нашел и Аполлона Он у крестьянина дрова тогда рубил И, высунув язык, как пес, уставши, рея, Удары повторял в подобие хорея, А иногда и ямб, и дактиль выходил;

Кругом его собор писачек разных был И, выслушавши все удары топора,

Пошли всвояси все, как будто мастера; Иной из них возмнил, что русский он Гомер, Не зная, каковой в каких стихах размер, Другой тогда себя с Вергилием равняет,

Эней Вергилия явился причиной ссоры богинь Юноны и Венеры — подобно ему майковский герой становится орудием разрешения спора между богиней плодородия Церерой и богом вина Вакхом по поводу того, как нужно использовать плоды земледелия — печь хлеб или гнать водку и пиво.

Венера укрывает Энея от гнева Юноны в Карфагене, внушив карфагенской царице любовь к Энею и окутав его облаком, которое делает его невидимым.

У Майкова этот сюжетный ход переосмысляется следующим образом: по поручению Вакха Гермес похищает Елисея из тюрьмы и, спрятав под шапкой-невидимкой, укрывает от полиции в Калинкинском работном доме (исправительное заведение для девиц легкого поведения), где Елисей проводит время с влюбившейся в него пожилой начальницей и рассказывает ей историю своей жизни, где центральное место занимает своеобразный батальный эпос — повествование о битве жителей двух соседних деревень, Валдая и Зимогорья, за сенокосные луга. Нетрудно заметить, что этот эпизод является бурлескной перелицовкой знаменитого рассказа Энея о разрушении Трои и последней битве греков и троянцев. Эней покидает Дидону, следуя начертаниям своей судьбы — он должен основать Рим; а безутешная Дидона после отплытия Энея бросается в костер. Майковскому Елисею охоту уйти от начальницы Калинкинского работного дома внушает Вакх, и Елисей бежит под шапкой-невидимкой, оставив в спальне начальницы «свои и порты, и камзол», и начальница, обиженная на Елисея, сжигает его одежду в печке. Здесь пародийный план поэмы Майкова окончательно выходит на поверхность текста: Как отплыл от сея Дидоны прочь Эней, Но оная не так, как прежняя, стенала И с меньшей жалостью Елесю вспоминала: Она уже о нем и слышать не могла. Портки его, камзол в печи своей сожгла, Когда для пирогов она у ней топилась; И тем подобною Дидоне учинилась (242).И если вспомнить, кто был прообразом мудрой карфагенской царицы для Петрова — переводчика «Энеиды», то здесь возникает весьма рискованная параллель: в поэме Майкова Дидоне соответствует сластолюбивая начальница Калинкинского дома: вариация на тему «устарелой кокетки» новиковских журналов.

^

планы сюжетосложения

Однако пародийно-сатирическим планом сюжетосложение поэмы Майкова не ограничивается. Сюжет «Елисея» развивается, как в героическом эпосе, одновременно в двух повествовательных планах — в условно-мифологическом, предполагающем действие в сонме олимпийских божеств, покровительствующих или препятствующих герою, и в реальном, где действует земной герой поэмы.

Первый пласт сюжета, условно-мифологический, Майков развивает по законам бурлеска скарроновского типа, то есть травестирует образы и деяния высоких богов-олимпийцев в категориях бытового мирообраза и грубого просторечия.

Не случайно и само имя Скаррона появляется в зачине поэмы, в композиционном элементе «призывания» как некая персонификация эпической музы в образе бурлескного стихотворца: А ты, о душечка, возлюбленный Скаррон! Оставь роскошного Прияпа пышный трон, Оставь писателей кощунствующих шайку, Приди, настрой ты мне гудок иль балалайку, Чтоб я возмог тебе подобно загудить, Бурлаками моих героев нарядить; Чтоб Зевс мой был болтун, Ермий — шальной детина, Нептун — как самая преглупая скотина, И словом, чтоб мои богини и божки Изнадорвали всех читателей кишки (230).И этот тип бурлескного перелицовывания высоких персонажей героического эпоса у Майкова выдержан последовательно и четко: их образы демонстративно окружены контекстом самого низкого быта: Плутон по мертвеце с жрецами пировал, Вулкан на Устюжне пивной котел ковал И знать, что помышлял он к празднику о браге; Жена его была у жен честных в ватаге, Которые собой прельщают всех людей; Купидо на часах стоял у лебедей; Марс с нею был тогда, а Геркулес от скуки Играл с ребятами клюкою длинной в суки (234).Однако в поэме Майкова представлен и другой тип героя — ямщик Елисей, действиями которого движется реально-бытовой план сюжета и который, как орудие разрешения спора богов, является связующим звеном двух сюжетных планов. Реально-бытовой сюжет связан с критикой системы винных откупов, которая начала практиковаться в России со времен царствования Екатерины II. Винный откуп — это та самая бытовая реалия, которая служит отправной точкой двух сюжетных планов поэмы. Откупщики повысили цены на спиртное — этим недоволен бог виноделия Вакх, поскольку дорогого спиртного будут меньше пить. И, с разрешения Зевса, который таким путем рассчитывает смягчить гнев Цереры на то, что плоды земледелия перегоняются в спиртное, Вакх делает орудием своей мести откупщикам ямщика Елисея, пьяницу, забияку и лихого кулачного бойца. Так в бурлеск скарроновского типа входит другой герой — демократический, явно несущий на себе отпечаток типологии героя плутовского романа. По идее, о деяниях низкого героя Майков должен был бы повествовать высоким слогом героической эпопеи, однако этого не происходит: похождения низкого демократического героя описаны Майковым в общем, просторечно-грубоватом стиле поэмы. И более того: когда в целях литературной полемики или в аспекте пародийного задания Майков приближается к стилю высокой эпопеи, он тут же сам себя одергивает, привлекая таким образом внимание читателя к стилевым диссонансам и стилевым новшествам своей поэмы. Так, описывая кулачный бой между купцами и ямщиками в пятой песне поэмы, Майков намеренно сталкивает высокий стиль героической эпопеи со своим собственным, просторечным слогом, сопровождая это столкновение декларацией собственной стилевой нормы: О бой, ужасный бой! Без всякия корысти Ни силы конския, ни мужеския лысти Не могут быстроты геройския сдержать… Все хочется словам высоким подражать. Уймися, мой гудок, ведь ты гудишь лишь вздоры, Так надобны ль тебе высоких слов наборы! Посредственная речь тебе теперь нужна

И чтобы не была надута, ни нежна Герой купеческий ямских героев бьет И нумерит им всем на задницах пашпорты, Трещат на ямщиках рубашки там и порты. Все думали, что он несет в руках перун И что он даст бойцам последний карачун (249—250).Так Майков нарушает сразу две классицистические установки бурлеска: во-первых, соединив в повествовании героев двух разных планов, высоких персонажей и бытового героя, он смешал два типа бурлеска в пределах одного произведения; а во-вторых, если в одном случае бурлескное задание выдержано последовательно (высокий сюжет — низкий слог), то комический эффект в реальном плане сюжета рождается совсем не вследствие разности формы и содержания. О низком герое Елисее повествуется вполне соответствующим его демократическому бытовому статусу просторечным языком. Единственное, что в этом случае остается от бурлеска — это комизм сочетания высокого метра эпопеи и трагедии, александрийского стиха, с грубоватой и сочной просторечной лексикой майковских описаний. Так например, когда Елисей повествует начальнице Калинкинского работного дома о битве зимогорцев с валдайцами за сенокос, его рассказ, по правилам бурлеска Буало, должен был бы быть выдержан в эпических героических тонах батальной живописи. Однако этого не происходит, и в повествовании Елисея дерущиеся крестьяне ведут себя не как античные воины, а как реальные русские мужики: Я множество побои различных тамо зрел: Иной противника дубиною огрел, Другой поверг врага, запяв через колено, И держит над спиной взнесенное полено, Но вдруг повержен быв дубиной, сам лежит И победителя по-матерны пушит (238).В этом отступлении от правил классицизма намечается, может быть, главное завоевание Майкова в жанре бурлескной ирои-комической поэмы. Выше уже было отмечено, что Елисей типологически близок низовому герою русского авантюрно-бытового романа. И эта близость имеет не только сословный характер, но и эстетический. Елисей, подобно Мартоне Чулкова, является представителем социальных низов, демократическим героем. И так же как Мартона он окружен в поэме Майкова совершенно полноценным бытовым мирообразом, имеющим нейтральный эстетический смысл: иначе говоря, Елисей комичен не потому, что это бытовой герой, а объективно, в силу особенностей своего характера и комизма тех ситуаций, в которые он попадает. Бытописательный аспект в поэме Майкова развернут широко и подробно: множество эпизодов поэмы, связанных с бытом столичных окраин, кабаков, тюрьмы, работного дома, а также с сельским, крестьянским бытом, создают в поэме совершенно самостоятельный пласт сюжетного повествования, в котором стилевая норма «посредственной речи» — то есть среднего повествовательного стиля, выдержана особенно последовательно. Вот, например, рассказ Елисея о сельских буднях, предшествующих повествованию о битве зимогорцев с валдайцами: Уже мы под ячмень всю пашню запахали, По сих трудах весь скот и мы все отдыхали, Уж хлеб на полвершка посеянный возрос, Настало время нам идти на сенокос. А наши пажити, как всем сие известно, Сошлись с валдайскими задами очень тесно. Их некому развесть, опричь межевщика: Снимала с них траву сильнейшая рука; Итак они у нас всегда бывали в споре, — Вот вся вина была к ужасной нашей ссоре! (237).Самое примечательное в этих бытописательных картинах то, что в них прямая речь демократического героя, образец которой представляет цитированный фрагмент, стилистически нисколько не отличается от авторской речи, в которой тот же самый средний стиль служит тем же самым задачам — воспроизведению достоверных бытовых картин, нейтральных в эстетическом отношении, но обладающих самостоятельной ценностью эстетического новшества в поэзии — как, например, следующее описание тюрьмы, в которую из кабака попал подравшийся с чумаком Елисей: Там зрелися везде томления и слезы, И были там на всех колодки и железы; Там нужных не было для жителей потреб, Вода их питие, а пища токмо хлеб. Не чермновидные стояли тамо ложа,

Висели по стенам циновки и рогожи Раздранны рубища — всегдашний их наряд, И обоняние единый только смрад (235).

Если в романе автор отдает повествование герою, тем самым как бы возлагая на него свои писательские функции, то в поэме Майкова сближение автора и героя маркировано единством стилевой нормы поэтической речи.

Любопытно, что поэма Майкова сближается с демократическим романом и по такому признаку поэтики, как широкое использование фольклора с целью создания образа национального демократического героя, естественного носителя фольклорной культуры.

Однако, если Чулков уснастил пословицами прямую речь героини, подчеркивая тем самым национальные основы ее характера, то в майковской поэме отсылки к фольклорным мотивам и жанрам в равной мере насыщают речь героя и автора.

Так, рассказ Елисея о битве зимогорцев с валдайцами и авторское повествование о кулачном бое между купцами и ямщиками в равной мере насыщены реминисценциями из русского былинного эпоса; авторские отсылки к фольклорным жанрам разбойничьей песни и лубочной повести рассыпаны по тексту поэмы в связи с возникающими в ней бытовыми ситуациями.

Совершенно в жанре русской народной лубочной картинки описан у Майкова наряд Вакха, в котором он появляется в своей петербургской «столице» — кабаке Звезда: Багрян сафьян до икр, черкесски чеботы Персидский был кушак, а шапочка соболья, Из песни взят убор, котору у приволья Бурлаки Волгские, напившися, поют, А песенку сию Камышенкой зовут (232).

Елисей, заснувший в тюрьме так крепко, что Гермес не в силах его пробудить, вызывает у автора следующую ассоциацию с русским богатырским эпосом и его Прозаическими пересказами XVII — начала XVIII в.: А вы, преславные творцы Венецияна, Петра златых ключей, Бовы и Ярослана! У вас-то витязи всегда сыпали так, Что их прервати сна не мог ничей кулак (236).

Так неприметно в повествовании поэмы вырастает развернутый литературно-эстетический фон, на котором Майков творит свою поэму.

Диапазон жанров и текстов, с которыми эстетически, сюжетно, пародийно, ассоциативно соотнесена поэма Майкова, поистине огромен: здесь и «Энеида» Вергилия — первоисточник травестированного сюжета «Елисея», и «Тилемахида» Тредиаковского («Русский Гомер», не знающий «каковой в каких стихах размер» — безусловно, Тредиаковский), и перевод первой песни «Энеиды» Василия Петрова, и «Энеида наизнанку» Скаррона, и лубочная проза начала XVIII в. — своеобразный национальный демократический аналог рыцарского романа — и, наконец, фольклорные жанры: былина, бурлацкая песня. И эта полифония от фольклорного и литературного высокого эпоса до фольклорных и литературных смеховых жанров, с которыми так или иначе соотнесен текст майковской поэмы, придает ей принципиально новое эстетическое качество — своеобразную жанровую вибрацию между высоким и низким, серьезным и смешным, патетикой и иронией, с тенденцией к взаимоуподоблению этих полярных категорий в «посредственной речи» и «посредственном» — не высоком и не низком — жанре. В этом смысле стихотворный эпос Майкова тоже оказался подобен демократическому прозаическому роману, выстроенному на огромном ассоциативном фоне жанровых моделей романа западноевропейского.

• Но самое главное — то, что этот ассоциативный фон введен в поэму Майкова от имени самого автора.

Источник: http://zadocs.ru/literatura/4279/index.html?page=24

Сатира и юмор в поэме Елисей, или Раздраженный Вакх В.И. Майкова

Во французской литературе XVII в. различались два типа комических поэм: бурлескная, от итальянского слова burla — шутка и герое-комическая.

Самим ярким, представителем бурлеска во Франции был автор «Комического романа» Поль Скаррон, написавший поэму «Вергилий наизнанку». Как ярый противник классицистической литературы, он решил высмеять «Энеиду» Вергилия.

Это вызвало возмущение у главы французского классицизма Буало, который в «Искусстве поэзии» осудил бурлеск как грубый, площадной жанр.

• Появление в России бурлескных и герое-комических поэм не было признаком разрушения классицизма. Этот жанр был узаконен Сумароковым в «Эпистоле о стихотворстве»:
• Еще есть склад смешных героических поэм,
• И нечто помянуть хочу я и о нем:
• Он в подлу женщину Дидону, превращает,

Или нам бурлака Энеем представляет…

1. Сам Сумароков не написал ни одной комической поэмы, но это сделал его ученик — Василий Иванович, Майков.
2. «Елисей, или Раздраженный Вакх»
3. Майкову принадлежат две героекомические поэмы — «Игрок Ломбера» (1763) и «Елисей, или Раздраженный Вакх» (1771).

В первой из них комический эффект создается тем, что похождения карточного игрока описаны высоким, торжественным слогом. Сама игра сравнивается с Троянской битвой. В роли богов выступают карточные фигуры.

Неизмеримо большим успехом пользовался «Елисей». Своеобразие поэмы — прежде всего в выборе главного героя. Это не мифологический персонаж, не крупный исторический деятель, а простой русский крестьянин, ямщик Елисей. Его похождения подчеркнуто грубы и даже скандальны.

Они начинаются в кабаке, где Елисей разгромил весь питейный дом. Затем продолжаются в работном доме для развратных женщин, в котором он заводит «роман» с начальницей этого заведения.

Последним приключением Елисея стало участие в драке ямщиков с купцами, после чего он был арестован как беглый крестьянин и сдан в солдаты.

Поэма испытала сильное влияние фольклора. В бытовой сказке издавна был популярен образ находчивого ремесленника, торжествующего над богатыми и именитыми обидчиками и вступающего в любовную связь с их женами.

В многочисленных комических ситуациях автор проявил поистине неистощимую изобретательность: пребывание героя в работном доме, который он сначала принял за женский монастырь, любовное соперничество со старым капралом, появление Елисея в шапкеневидимке в доме откупщика и многое другое. «„Елисей” истинно смешон, писал Пушкин А. А. Бестужеву. — Ничего не знаю забавнее обращения поэта к порткам:

Я мню и о тебе, исподняя одежда,

Что и тебе спастись худа была надежда!…

А любовница Елисея, которая сжигает его штаны в печи… А разговор Зевеса с Меркурием, а герой, который упал в песок:

И весь седалища в нем образ напечатал… —

все это уморительно».

Так, первая песня начинается с традиционного «пою» и краткого изложения объекта воспевания. Само повествование, в духе гомеровских поэм, неоднократно прерывалось напоминанием о смене дня и ночи.

Кулачные бои с расплющенными носами, откушенными ушами, оторванными рукавами, лопнувшими портами уподобляются древним битвам, а их участники — античным героям Аяксу, Диомеду и т. п.

Своеобразие поэмы Майкова состоит в том, что он унаследовал приемы не только Буало, но и Скаррона, имя которого неоднократно упоминается в «Елисее».

От поэмы Скаррона идет другой тип комического контраста: изысканные герои совершают грубые, смехотворные поступки (Плутон вместе со жрецами пирует на поминках, Венера распутничает с Марсом, Аполлон рубит топором дрова, выдерживая при этом ритм то ямба, то хорея).

Источник: https://students-library.com/library/read/46012-satira-i-umor-v-poeme-elisej-ili-razdrazennyj-vakh-vi-majkova

Елисей, или Раздраженный Вакх – В. И. Майков

Напротив Семеновских слобод стоит питейный дом “Звезда”, находящийся под особой опекой и покровительством Вакха. Здесь же хранятся его ковш и колесница. Но злые и жадные откупщики, сверх меры возгордившись, повысили цены на спиртное, дабы сам Вакх плясал под их дудку.

Он же, разъяренный тем, что из-за дороговизны вина, пива и меда люди станут меньше пить, а он лишится своего “дражайшего наследства”, собирается отомстить надменным откупщикам.

Вакх отправляется в питейный дом “Звезда” и видит там среди прочих пьяниц жителя Ямской слободы, молодого Елисея, кулачного бойца, буяна, картежника и пьяницу, который сразу привлекает его внимание.

На шум приходят объездной капрал с драгуном, выслушивают жалобу чумака и арестовывают Елисея, который не смеет ссориться с полицией. Обеспокоенный судьбой Елисея, Вакх на крылатых тиграх летит к своему отцу, Зевсу. Тот спит, допьяна упившись нектаром.

Юнона, супруга Зевса, будит его, и Вакх, плача, вопрошает родителя, почему тот отдал вино в руки злых и скаредных откупщиков, и напоминает ему про обещание, некогда данное Вакху: споить всех на этом свете.

Почему же теперь Зевс нарушает свой обет? Тот отвечает сыну, что получил прошение от Цереры: она жалуется на то, что крестьяне совсем спились и перестали заниматься земледелием.

Вакх убеждает Зевса созвать всех богов на совет, чтобы рассудить их с Церерой, и просит отца помочь освободить Елисея из тюрьмы. Зевс призывает к себе Ермия (Гермеса. – А. В.), велит ему собрать всех обитателей Олимпа, а после этого – освободить Елисея.

Ночью Ермий под видом капрала пробирается в полицейскую тюрьму и безуспешно пытается разбудить пьяного Елисея, рядом с которым столь же крепким сном спит подвыпившая молодка в расстегнутом платье.

Тогда Ермий раздевает их обоих, переодевает девицу в одежду Елисея, а его – в женское платье, вылетает с бесчувственным Елисеем в окно и переносит его в Калинкин дом, где томятся под караулом распутные женщины.

Утром начальница будит своих подопечных и поручает каждой какую-нибудь работу. Елисей, очухавшись, думает, что каким-то чудом попал в женский монастырь, а суровую престарелую начальницу принимает за игуменью. Та сразу догадывается, что мнимая девица – самый что ни на есть добрый молодец. Воспылав к нему страстью, она уводит его к себе в покои и просит, чтобы юноша во всем открылся ей.

Дело дошло до кровавого побоища: брату Илюхе напрочь отгрызли ухо, а матушку, которая осталась дома и молилась, чтобы ее дети вернулись живыми, от страха за них так прохватил понос, что она отдала Богу душу.

Елисея же выслали в Питер и определили ямщиком на станции.

Выслушав историю Елисея, начальница предлагает ему делить с ней ложе и тогда у него ни в чем не будет недостатка. При этом она требует, чтобы он был осторожен и ни с кем из арестованных распутниц не разговаривал.

Тем временем по велению Зевса боги собираются на совет, чтобы рассудить спор между Вакхом и Церерой. Церера излагает причины своего недовольства пьянством пахарей.

Вакх же оправдывается тем, что вино веселит сердце человека: даже самый несчастный, выпив чарку, забывает о своих бедах, а воин во хмелю становится храбрее.

Зевс, выслушав Цереру и Вакха, изрекает следующее: он, Зевс, низложивший Трою ради того, чтобы воздвигнуть Рим, собирается возвести на трон Премудрость. Она произведет “полезнейший закон”, который усмирит откупщиков, и тогда откупщики и пахари не будут мешать друг другу.

Начальница, отправив спать своих подопечных, наряжается и прихорашивается, надеясь с помощью белил и румян “возбудить к забавам” приглянувшегося ей Елисея. Тот не обманывает ее ожиданий.

Но уснуть им не удается: начальник стражи, уже немолодой человек, тайно влюбленный в начальницу, обходит дозором все комнаты и обнаруживает Елисея, который едва успевает надеть женское платье.

Ермий, на этот раз принявший вид петиметра (щеголя, модника. – А. В.), снова выручает Елисея: он дает ему шапку-невидимку, в которой тот снова проникает в комнату начальницы и проводит с ней остаток ночи в любовных утехах. Утром начальник стражи, обнаружив пропажу арестованной, наказывает сержанта, упустившего беглянку.

Елисей живет припеваючи, ни в чем не зная нужды, и услаждает старушку любовью, не снимая с себя шапки-невидимки. Однако через несколько месяцев Вакх внушает Елисею желание уйти из Калинкина дома, чтобы постращать откупщиков. Однажды утром, когда начальница спит, Елисей в шапке-невидимке уходит, оставив у нее свои портки и камзол.

Начальник стражи обнаруживает в ее комнате мужскую одежду и собирается высечь старушку, но та ласковым обхождением добивается прощения.

Елисей идет в Питер через лес и, утомившись, засыпает. Его будят крики какой-то женщины, которую преследуют два злодея. Елисей в шапке-невидимке избивает негодяев, они же не могут понять, в чем дело: поскольку каждый думает, что драку начал один из них, они начинают что есть силы тузить друг друга, пока оба не валятся без чувств. Женщина оказывается женой Елисея.

Она рассказывает ему о своих приключениях: после того как Елисея разлучили с ней, она отправилась за ним в Питер.

Имея крайнюю нужду в деньгах, она устроилась работницей на кирпичный завод к одному немцу, но однажды ночью жена хозяина застала своего мужа у нее в постели и воспылала к ней такой лютой ненавистью, что ей пришлось уйти, претерпев от ревнивой немки жестокие побои.

Жена Елисея попала в полицию, где переночевала, а утром обнаружила, что кто-то переодел ее в мужскую одежду. Когда ее выпустили, она пошла жить к секретарю, который воровал казенные деньги.

Елисей не укоряет жену в том, что она не отличалась скромным поведением, и отсылает ее в Ямскую слободу, чтобы она дожидалась его там.

Сам же Елисей остается в лесу. Здесь ему является Силен, который отводит его в дом богатого откупщика из раскольников. Елисей ищет винные погреба и заходит в баню, где старый откупщик парится с молодой женой.

Елисей в шапке-невидимке устраивает в бане такой жар, что откупщик с женой убегают, не понимая, в чем дело. А Елисей парится в свое удовольствие, после чего приходит в палаты откупщика и прячется под его кроватью.

Начинается сильная гроза, и испуганный откупщик встает с кровати, чтобы зажечь свечу и помолиться Богу. Елисей же в своей шапке-невидимке ложится на его место и овладевает его спящей женой.

Откупщик ложится в постель и замечает, что с его женой творится что-то неладное. Но Елисей успевает спрыгнуть с кровати. Обеспокоенный откупщик будит жену, и та рассказывает ему, что во сне ей померещилось, будто на ней кто-то возлежал.

Откупщик думает, что в его доме завелись черти, и собирается позвать ворожею.

Елисей находит винный погреб, сбивает кулаком замки и пьет в свое удовольствие. К откупщику приходит старуха ворожея и похваляется перед ним: дескать, она мастерица на разную ворожбу и заговоры и легко может снять с любого пьяницы пристрастие к вину.

Откупщика настораживает ее последнее заявление, и он требует, чтобы она не отучала от вина, а, напротив, привораживала народ к спиртному. Та отказывается, и он прогоняет ее. Елисей же все это время бражничает.

Зевс, выслушав их мнение, объявляет собранию, что нашел верное решение. Он оповещает богов о том, что скоро у питейного дома “Рука” соберется народ на кулачный бой.

Там Елисей покажет чудеса молодецкой удали, после чего судьба его будет решена: из лихого кулачного бойца должен получиться отличный воин.

В назначенный день купцы с ямщиками идут стенка на стенку, и Елисей в своей шапке-невидимке устраивает разгром в стане противника, но кто-то сбивает с него волшебную шапку, забияку хватают и забривают в солдаты.

Источник: https://rusochineniya.ru/elisej-ili-razdrazhennyj-vakx-v-i-majkov/

Краткое содержание поэмы Майкова «Елисей» — Помощник для школьников Спринт-Олимпиады

Краткое содержание поэмыЧитается за 9 минут

Напротив Семёновских слобод стоит питейный дом «Звезда», находящийся под особой опёкой и покровительством Вакха. Здесь же хранятся его ковш и колесница. Но злые и жадные откупщики, сверх меры возгордившись,повысили цены на спиртное, дабы сам Вакх плясал под их дудку.

Он же, разъярённый тем, что из-за дороговизны вина, пива и мёда люди станут меньше пить, а он лишится своего «дражайшего наследства», собирается отомстить надменным откупщикам.

Вакх отправляется в питейный дом «Звезда» и видит там среди прочих пьяниц жителя Ямской слободы, молодого Елисея, кулачного бойца, буяна, картёжника и пьяницу, который сразу привлекает его внимание.

На шум приходят объездной капрал с драгуном, выслушивают жалобу чумака и арестовывают Елисея, который не смеет ссориться с полицией. Обеспокоенный судьбой Елисея, Вакх на крылатых тиграх летит к своему отцу, Зевсу. Тот спит, допьяна упившись нектаром.

Юнона, супруга Зевса, будит его, и Вакх, плача, вопрошает родителя, почему тот отдал вино в руки злых и скаредных откупщиков, и напоминает ему про обещание, некогда данное Вакху: споить всех на этом свете.

Почему же теперь Зевс нарушает свой обет? Тот отвечает сыну, что получил прошение от Цереры: она жалуется на то, что крестьяне совсем спились и перестали заниматься земледелием.

Вакх убеждает Зевса созвать всех богов на совет, чтобы рассудить их с Церерой, и просит отца помочь освободить Елисея из тюрьмы. Зевс призывает к себе Ермия (Гермеса. — А. В.), велит ему собрать всех обитателей Олимпа, а после этого — освободить Елисея.

Ночью Ермий под видом капрала пробирается в полицейскую тюрьму и безуспешно пытается разбудить пьяного Елисея, рядом с которым столь же крепким сном спит подвыпившая молодка в расстёгнутом платье.

Тогда Ермий раздевает их обоих, переодевает девицу в одежду Елисея, а его — в женское платье, вылетает с бесчувственным Елисеем в окно и переносит его в Калинкин дом, где томятся под караулом распутные женщины.

Утром начальница будит своих подопечных и поручает каждой какую-нибудь работу. Елисей, очухавшись, думает, что каким-то чудом попал в женский монастырь, а суровую престарелую начальницу принимает за игуменью. Та сразу догадывается, что мнимая девица — самый что ни на есть добрый молодец. Воспылав к нему страстью, она уводит его к себе в покои и просит, чтобы юноша во всём открылся ей.

Дело дошло до кровавого побоища: брату Илюхе напрочь отгрызли ухо, а матушку, которая осталась дома и молилась, чтобы её дети вернулись живыми, от страха за них так прохватил понос, что она отдала Богу душу.

Елисея же выслали в Питер и определили ямщиком на станции.

Выслушав историю Елисея, начальница предлагает ему делить с ней ложе и тогда у него ни в чём не будет недостатка. При этом она требует, чтобы он был осторожен и ни с кем из арестованных распутниц не разговаривал.

Тем временем по велению Зевса боги собираются на совет, чтобы рассудить спор между Вакхом и Церерой. Церера излагает причины своего недовольства пьянством пахарей.

Вакх же оправдывается тем, что вино веселит сердце человека: даже самый несчастный, выпив чарку, забывает о своих бедах, а воин во хмелю становится храбрее.

Зевс, выслушав Цереру и Вакха, изрекает следующее: он, Зевс, низложивший Трою ради того, чтобы воздвигнуть Рим, собирается возвести на трон Премудрость. Она произведёт «полезнейший закон», который усмирит откупщиков, и тогда откупщики и пахари не будут мешать друг другу.

Начальница, отправив спать своих подопечных, наряжается и прихорашивается, надеясь с помощью белил и румян «возбудить к забавам» приглянувшегося ей Елисея. Тот не обманывает её ожиданий.

Но уснуть им не удаётся: начальник стражи, уже немолодой человек, тайно влюблённый в начальницу, обходит дозором все комнаты и обнаруживает Елисея, который едва успевает надеть женское платье.

Ермий, на этот раз принявший вид петиметра (щёголя, модника. — А. В.), снова выручает Елисея: он даёт ему шапку-невидимку, в которой тот снова проникает в комнату начальницы и проводит с ней остаток ночи в любовных утехах. Утром начальник стражи, обнаружив пропажу арестованной, наказывает сержанта, упустившего беглянку.

Елисей живёт припеваючи, ни в чем не зная нужды, и услаждает старушку любовью, не снимая с себя шапки-невидимки. Однако через несколько месяцев Вакх внушает Елисею желание уйти из Калинкина дома, чтобы постращать откупщиков. Однажды утром, когда начальница спит, Елисей в шапке-невидимке уходит, оставив у неё свои портки и камзол.

Начальник стражи обнаруживает в её комнате мужскую одежду и собирается высечь старушку, но та ласковым обхождением добивается прощения.

Елисей идёт в Питер через лес и, утомившись, засыпает. Его будят крики какой-то женщины, которую преследуют два злодея. Елисей в шапке-невидимке избивает негодяев, они же не могут понять, в чём дело: поскольку каждый думает, что драку начал один из них, они начинают что есть силы тузить друг друга, пока оба не валятся без чувств. Женщина оказывается женой Елисея.

Она рассказывает ему о своих приключениях: после того как Елисея разлучили с ней, она отправилась за ним в Питер.

Имея крайнюю нужду в деньгах, она устроилась работницей на кирпичный завод к одному немцу, но однажды ночью жена хозяина застала своего мужа у неё в постели и воспылала к ней такой лютой ненавистью, что ей пришлось уйти, претерпев от ревнивой немки жестокие побои.

Жена Елисея попала в полицию, где переночевала, а утром обнаружила, что кто-то переодел её в мужскую одежду. Когда её выпустили, она пошла жить к секретарю, который воровал казённые деньги.

Елисей не укоряет жену в том, что она не отличалась скромным поведением, и отсылает её в Ямскую слободу, чтобы она дожидалась его там.

Сам же Елисей остаётся в лесу. Здесь ему является Силён, который отводит его в дом богатого откупщика из раскольников. Елисей ищет винные погреба и заходит в баню, где старый откупщик парится с молодой женой.

Елисей в шапке-невидимке устраивает в бане такой жар, что откупщик с женой убегают, не понимая, в чём дело. А Елисей парится в своё удовольствие, после чего приходит в палаты откупщика и прячется под его кроватью.

Начинается сильная гроза, и испуганный откупщик встаёт с кровати, чтобы зажечь свечу и помолиться Богу. Елисей же в своей шапке-невидимке ложится на его место и овладевает его спящей женой.

Откупщик ложится в постель и замечает, что с его женой творится что-то неладное. Но Елисей успевает спрыгнуть с кровати. Обеспокоенный откупщик будит жену, и та рассказывает ему, что во сне ей померещилось, будто на ней кто-то возлежал.

Откупщик думает, что в его доме завелись черти, и собирается позвать ворожею.

Елисей находит винный погреб, сбивает кулаком замки и пьёт в своё удовольствие. К откупщику приходит старуха ворожея и похваляется перед ним: дескать, она мастерица на разную ворожбу и заговоры и легко может снять с любого пьяницы пристрастие к вину.

Откупщика настораживает её последнее заявление, и он требует, чтобы она не отучала от вина, а, напротив, привораживала народ к спиртному. Та отказывается, и он прогоняет её. Елисей же всё это время бражничает.

Зевс с Олимпа наблюдает за подвигами Елисея и решает созвать богов, чтобы те посоветовали ему, как поступить со столь дерзким и удалым пьяницей. Боги разделяются во мнении, но большинство из них хочет казнить Елисея.

Зевс, выслушав их мнение, объявляет собранию, что нашёл верное решение. Он оповещает богов о том, что скоро у питейного дома «Рука» соберётся народ на кулачный бой.

Там Елисей покажет чудеса молодецкой удали, после чего судьба его будет решена: из лихого кулачного бойца должен получиться отличный воин.

В назначенный день купцы с ямщиками идут стенка на стенку, и Елисей в своей шапке-невидимке устраивает разгром в стане противника, но кто-то сбивает с него волшебную шапку, забияку хватают и забривают в солдаты.

ПредыдущаяСледующая

Источник: https://Sprint-Olympic.ru/uroki/literatura/pereskazy/51038-kratkoe-soderzhanie-pojemy-majkova-elisej.html

Ирои-комическая поэма В. И. Майкова «Елисей, или раздраженный Вакх». Пародийный аспект сюжета

Первая бурлескная русская поэма Василия Ивановича Майкова «Елисей или раздраженный Вакх» родилась на волне литературной полемики, перешедшей в новое поколение писателей 1770 гг. по наследству от Ломоносова и Сумарокова.

Майков был поэтом сумароковской школы: в его поэме содержится чрезвычайно лестная характеристика Сумарокова: «Другие и теперь на свете обитают, // Которых жительми парнасскими считают», – к этим стихам Майков сделал примечание: «Каков г. Сумароков и ему подобные»[101].

Непосредственным поводом к созданию поэмы «Елисей, или раздраженный Вакх» стала опубликованная в начале 1770 г. первая песнь «Энеиды» Вергилия, перевод которой был выполнен поэтом ломоносовской школы Василием Петровым.

примерно ту же роль, какую она сыграла при своем появлении в Риме во времена Августа; она должна была прославить верховную власть»[102] — тем более что в 1769 г., как мы помним, была опубликована «Тилемахида» Тредиаковского, отнюдь не представлявшая собою апологию русской монархии. По предположению В. Д.

Кузьминой, первая песнь «Энеиды» в переводе Петрова, отдельно от контекста всей поэмы, была аллегорическим восхвалением Екатерины II в образе мудрой карфагенской царицы Дидоны[103].

Поэма Майкова «Елисей, или раздраженный Вакх» первоначально была задумана как пародия на перевод Петрова, причем литературная форма борьбы, пародия, стала своеобразной формой борьбы политической. В этом плане бурлескная поэма Майкова оказалась сродни пародийным публикациям в журнале Н. И.

Новикова «Трутень», где для пародийной перелицовки активно использовались тексты Екатерины II.

Таким образом, в политический диалог власти и подданных героическая и бурлескная поэма оказались вовлечены наряду с сатирической публицистикой, и не в последнюю очередь этим обстоятельством обусловлены новаторские эстетические свойства русской ирои-комической поэмы.

• Сюжет поэмы «Елисей, или раздраженный Вакх» сохранил очевидные следы своего изначального пародического задания. Первые же стихи травестируют канонический эпический зачин, так называемые «предложение» – обозначение темы и «призывание» – обращение поэта к вдохновляющей его музе, причем это не просто зачин эпической поэмы, но зачин «Энеиды» Вергилия; в современном переводе он звучит так:
• Битвы и мужа пою, кто в Италию первым из Трои –
• Роком ведомый беглец, к берегам приплывал лавинийским ‹…›
• Муза, поведай о том, по какой оскорбилась причине
• Так царица богов, что муж, благочестием славный,
• Столько по воле ее претерпел превратностей горьких ‹…›[104] .

1. В переводе Петрова «предложение» и «призывание» звучали следующим образом:
2. Пою оружий звук и подвиги героя ‹…›
3. Повеждь, о муза, мне, чем сильно божество
4. На толь неслыханно подвиглось суровство ‹…›
5. И вот зачин поэмы Майкова:
6. Пою стаканов звук, пою того героя,
7. Который, во хмелю беды ужасны строя,
8. В угодность Вакхову средь многих кабаков
9. Бывал и опивал ярыг и чумаков. ‹…›
10. О Муза! Ты сего отнюдь не умолчи,
11. Понеждь, или хотя с похмелья проворчи,
12. Коль попросту тебе сказати невозможно ‹…› (230).

Особенно текст первой песни поэмы Майкова насыщен пародийными реминисценциями из перевода Петрова и личными выпадами в его адрес.

Описание «питейного дома названием Звезда» – «Сей дом был Вакховой назначен быть столицей; // Под особливым он его покровом цвел» (230) – дословно совпадает с описанием любимого Юноной города Карфагена в переводе Петрова: «Она намерила вселенныя столицей // Сей град произвести, коль есть на то предел: // Под особливым он ее покровом цвел».

В первой песне содержится и так называемая «личность» – сатирический выпад уже не столько в адрес текста, сколько в адрес его создателя. Описывая занятия Аполлона, окруженного сборищем бездарных писателей, Майков помещает в эту группу и своего литературного врага:

• Не в самой праздности нашел и Аполлона ‹…›
• Он у крестьянина дрова тогда рубил
• И, высунув язык, как пес, уставши, рея,
• Удары повторял в подобие хорея,
• А иногда и ямб, и дактиль выходил;
• Кругом его собор писачек разных был ‹…›
• И, выслушавши все удары топора,
• Пошли всвояси все, как будто мастера; ‹…›
• Иной из них возмнил, что русский он Гомер,
• Не зная, каковой в каких стихах размер,
• Другой тогда себя с Вергилием равняет,
• Когда еще почти он грамоте не знает ‹…› (234).

И весь сюжет поэмы «Елисей, или раздраженный Вакх» сохранил на себе следы первоначального пародийного замысла Майкова: основные сюжетные ситуации «Елисея» представляют собой очевидные бурлескные перелицовки сюжетных ситуаций «Энеиды».

Эней Вергилия явился причиной ссоры богинь Юноны и Венеры – подобно ему майковский герой становится орудием разрешения спора между богиней плодородия Церерой и богом вина Вакхом по поводу того, как нужно использовать плоды земледелия – печь хлеб или гнать водку и пиво.

Венера укрывает Энея от гнева Юноны в Карфагене, внушив карфагенской царице любовь к Энею и окутав его облаком, которое делает его невидимым.

1. Как отплыл от сея Дидоны прочь Эней,
2. Но оная не так, как прежняя, стенала
3. И с меньшей жалостью Елесю вспоминала:
4. Она уже о нем и слышать не могла.
5. Портки его, камзол в печи своей сожгла,
6. Когда для пирогов она у ней топилась;
7. И тем подобною Дидоне учинилась (242).
8. И если вспомнить, кто был прообразом мудрой карфагенской царицы для Петрова – переводчика «Энеиды», то здесь возникает весьма рискованная параллель: в поэме Майкова Дидоне соответствует сластолюбивая начальница Калинкинского дома: вариация на тему «устарелой кокетки» новиковских журналов.

[101]Русская литература XVIII века. Л., 1970. С.231. Далее текст поэмы цитируется по этому изданию с указанием страницы в скобках.

[102]История русской литературы. М.; Л., 1947. Т. 4. 4.2. С.210.

[103]История русской литературы. М.; Л., 1947. Т. 4. 4.2. С.211.

[104]Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М., 1979. С.137.

Оглавление ← Бурлеск как эстетическая категория литературы переходного периода и форма словесного творчества→ Условно-фантастический и реально-бытовой планы сюжетосложения

Источник: http://indbooks.in/mirror6.ru/?p=304748

Майков «Елисей, или Раздраженный Вакх» – краткое содержание и анализ — Русская историческая библиотека

Эпопеи-пародии на героическую «псевдоклассическую поэму», появившиеся в эту эпоху на русском языке, тоже доказывают, что классицизм не был у нас особенно популярен.

Уже в «Душеньке» Богдановича звучат насмешки над почитаемыми поклонниками классицизма богами древности. Поэмы Василия Ивановича Майкова «Игрок Ломбера» (1763) и «Елисей, или раздраженный Вакх» (1769), поэмы Осипова, Котельницкого «Энеида, вывороченная наизнанку» (travesti), «Похищение Прозерпины» – представляют собою наиболее известные русские произведения этого типа.

самой остроумной из этих поэм – «Елисей» – следующее:

Поэма эта – «пародия» на классические поэмы (Илиаду). Но её действие происходит не в Древней Греции, а в русской деревне.

Бог Вакх, рассерженный на то, что откупщики подняли цены на вино, мстит им при помощи пьяного Елисея, ямщика из Зимогорья, который разносит их погреба. Зевс гневается на бесчинного ямщика, – и, согласно его решению, Елисей отдан в солдаты.

• Валдайцы и зимогорцы изображают собою греков и троян; кулачные бои и поединки за сенокос, гнев Елисея, напоминающий гнев Ахилла в начале «Илиады», соблюдение ложноклассических правил и выражений («пою», обращение к «лире»), – все это делает произведение Майкова удачной пародией на серьезные поэмы.
• Олимпийцы представлены в грубовато-карикатурном виде. Юпитер, например, жалуется, что все на земле спились до того, что «винный дым» –
• Восходит даже к сим селениям моим И выкурил собой глаза мои до крошки, Которы, сам ты знаешь, будто плошки! А ныне, видишь ты, уж стали, как сморчки,
• И для того-то я ношу теперь очки!
• Бог Гермес, «как гончий пес», летит собирать олимпийцев на совет, между тем, боги разбрелась и занялись каждый своим делом:
• Плутон по мертвеце с жрецами пировал, Вулкан на Устюжне пивной котел ковал.
• Геркулес увлекся с деревенскими мальчишками игрой в «суки». Нептун утешался тем, что своим трезубцем –
• Мутил от солнышка растаявшую лужу И преужасные в ней волны воздымал.

Ценна поэма Майкова сильною примесью народно-поэтического элемента. Сказки, былины и песни, очевидно, хорошо знакомы автору, так как оттуда он заимствует целые картины. Сам писатель на это указывает. Так, по его словам, наряд героя взят им из народной песни:

1. Персидский был кушак, а шапочка соболья, Из песни взят убор, котору у приволья Бурлаки волжские, напившися, поют,
2. А песенку сию «Камышенкой» зовут!
3. Драка пьяного Елисея изображена словами былины:

Где с нею он пройдет, – там улица явится! А где повернется, – там площадь становится!

Тяготея к народным образам и картинам, Майков зло вышучивал те высокопарные и деланные образы, которыми богат был псевдоклассицизм.

Пародируя однажды такие стихи, Майков прибавил, что, «хотя в них смысла мало», но он все-таки поместил их в свою поэму, для показания, как «естество» себя «хитро в них изломало». Эта защита естества, т. е.

Источник: http://rushist.com/index.php/literary-articles/5710-majkov-elisej-ili-razdrazhennyj-vakkh-kratkoe-soderzhanie-i-analiz