Краткое содержание пелевин чапаев и пустота по частям за 2 минуты пересказ сюжета

Краткое содержание Пелевин Чапаев и Пустота по частям за 2 минуты пересказ сюжета

Несколько месяцев назад я прочёл одно из самых известных произведений постсоветской литературы. Написано оно было еще в 1996 году. Сказать честно, современный российский писатель Виктор Пелевин никогда на меня не производил особого впечатления. Если «Generation П» – это ещё более-менее удобоваримый роман, то тяжело мне дались «Священная книга оборотня» и «Жёлтая стрела».
Мне никогда не было понятно, почему многие люди, которых я знаю, так любят читать его. Что можно найти в этих восточноазиатских символах, сюрреалистичных и галлюциногенных образах, коими изобилует каждое произведение этого писателя? Почему сейчас он так знаменит, а его книги популярны?
За один присест я прочёл его роман «Чапаев и Пустота» и был настолько сильно впечатлён запутанной структурой романа, многослойностью идей и образов, что мой мозг взорвался разноцветным салютом. Однозначно, этот роман сразу оказался в списке моих любимых произведений. Переплетение реальности и абсурда, прошлого и настоящего (пустоты), разговоры о поиске своего «я» (тот самый «четвёртый»!), пленяющая мистика, путешествие по загробному миру, актуальные высмеивания современного искусства («говорить жопой – это тоже искусство?») и переданная атмосфера Серебряного века и лихих 90-х. Всё это и не только собрано в романе.

Насчёт атмосферы 90-х я думаю, что через много-много лет в переизданиях романа понадобятся сноски ко многим выражениям, которые ничего не скажут читателю.

Например, часто встречается бандитский термин «новые русские», описания Москвы переплетаются с отсылками на Чеченскую войну («оказался перед длинной батареей бронированных киосков, из смотровых щелей которых без выражения глядели на вражескую территорию одинаковые кавказские лица»), упоминание Ельцина («Ну точно, смотри! Опять бухой! Смотри, как по трапу идёт! Ну точно говорю, бухой в сиську!») и многое другое.

А теперь вкратце о сюжете.
Главный герой Пётр Пустота, известный поэт Серебряного века, в 1919 году попадает под командование легендарного командира красных отрядов Василия Чапаева.

Если в конце первой главы герой засыпает в машине, глядя на решетку бульвара, то следующая глава начинается с того, что герой просыпается и видит решётку на окне, а сам он находится в камере психиатрической больницы аж в 1996 году. Временные пространства поглавно меняются, плавно, как сон, переходя друг в друга.

Если в конце прошлой главы Петра в больнице ударили бюстом Аристотеля по голове, то в другой он просыпается со шрамом от шрапнели, полученной в бою на Лозовой против белогвардейцев. И тут читатель начинает теряться и задаваться вопросами о том, где явь, а где сон.

В психбольнице рядом с Петром сидят ещё трое («просто Мария», Сердюк и Володин). Каждый из них на терапии рассказывает свою историю из жизни, которая тоже не имеет рационального объяснения.
История «просто Марии» (брак с Западом) – символизирует нытьё, что за рубежом жизнь лучше.

Человек, который говорит: «Свалить бы из Рашки».
История Сердюка (брак с Востоком) – подчеркивает наши различия в менталитете. Наши жизненные устои не могут быть соединены, они полярны друг другу.
История Володина – теория о господстве, достижении «вечного кайфа».

Интересно и то, что все четверо: интеллигент (Пустота), бандит (Володин), алкоголик (Сердюк) и диссидент («просто Мария») – основные составляющие компоненты российского общества.

Начнём с того, что в предисловии к роману автор говорит нам о загадочной рукописи, написанной в двадцатых годах прошлого века во Внутренней Монголии. В конце же романа стоит дата и место написания: «Кафка-юрт, 1923–1925». Место это явно выдуманное, и скорее можно его считать отсылкой к австрийскому писателю.

Здесь хочется вспомнить один из его рассказов «Описание одной борьбы», где такое же размеренное повествование, подробные променады по улицам Праги, такие же абсурдные пассажи, которые могут вместить в себя скрытые смыслы. Это так называемый шкатулочный рассказ, где можно скорее судить о том, что все четыре персонажа – это и есть один главный герой.

Подобная литературная техника «роман в романе» применяется очень давно (арабские сказки «Тысяча и одна ночь», «Рукопись, найденная в Сарагосе» Потоцкого и многое другое).
Кстати, в конце предисловия нам не зря даются другие возможные названия пелевинского романа. Это «Сад расходящихся Петек» и «Чёрный бублик».

Первый вариант – это, конечно же, прямая отсылка к знаменитому рассказу Борхеса «Сад расходящихся тропок», в котором линия жизни героя может дробиться и существовать в параллельных мирах с большими/небольшими сюжетными расхождениями. Подобная теория есть и в цикле «Тёмная Башня» у Кинга или что-то похожее в теории об искажённом мире у Шекли в романе «Обмен разумов».

У Пелевина, помимо запутанности в том, какое время действия романа является настоящим, а какое вымышленным (даже подлинность персонажей иногда ставится под сомнение), это является ещё иронией над исторической достоверностью фигуры Чапаева. С одной стороны, это и книга Фурманова «Чапаев» о помпезном героизме начальника дивизии Красной Армии.

Собственно, с неё и начало закрепляться имя народного героя в массовом сознании Советского Союза; потом пошёл одноимённый фильм братьев Васильевых, а там дальше и анекдотцы подкатили. Всё это, кстати, высмеивается Пелевиным на протяжении всего романа. Нам ведь также известно, что многие государства переписывают историю.

Они для управления народом вольно трактуют исторические события в силу идеологических установок. А впоследствии, когда идеология рушится, а власть меняется, тут-то и развенчиваются мифы и легенды о народных героях. О них всплывают новые (и зачастую тёмные) подробности, в которых легко заблудиться и потерять различие между Вымыслом и Правдой.

Для того же Петра Пустоты Чапаев является духовным наставником и путём к сатори. У Пелевина он предстаёт гораздо более загадочной фигурой, а не символом большевизма. В этом и есть стёб автора – не показать настоящего Чапаева (которого мы никогда не узнаем), а показать его своей же выдумкой, дзен-буддистским наставником.

Суть второго названия раскрывается в самой книге. Чёрный бублик (цвет космоса) выражает круг цикличности, а дыра внутри него – пустоту. Само время действия романа тоже выражает цикличность. Конец 10-х годов – время перемен и хождений по трупам, когда в стране начинался коммунистический режим.

Вторая эпоха – это снова беспокойные времена России, середина 90-х, такие же перемены, ознаменовавшие конец СССР, и в стране начинается политический и криминальный беспредел. Разруха – новая власть – снова разруха – снова новая власть. Ситуации в стране схожи, и тут мы, как читатели, начинаем каждую из этих реальностей ставить под сомнение.

Картина двух миров намеренно проецируется на экране безумным режиссёром Петром Пустотой.

***
Так что же такое эта самая пустота?

Чапаев является здесь ключом к пониманию реальности для Петра. Пониманию того, что нет прошлого и будущего, есть только настоящее, есть момент вечности.

«– Значит ли это, что этот момент, эта граница между прошлым и будущим, и есть дверь в вечность?
– Этот момент, Петька, и есть вечность. А никакая не дверь. Поэтому как можно говорить, что он когда-то происходит?»

Это намёк на матрицу, которая находится «нигде», то есть в пустоте. Вспомним также один из разговоров Чапаева с Петром в бане, носящий экзистенциальный характер:
«– Хорошо, — сказал Чапаев, хитро прищуриваясь, — насчет мы потом поговорим. А сейчас, друг милый, давай с разберемся. Скажи-ка мне, где эта манда живет?
– В моем сознании.

– А сознание твое где?
– Вот здесь, – сказал я, постучав себя по голове.
– А голова твоя где?
– На плечах.
– А плечи где?
– В комнате.
– А где комната?
– В доме.
– А дом?
– В России.
– А Россия где?
– В беде, Василий Иванович.
– Ты это брось, – прикрикнул он строго. – Шутить будешь, когда командир прикажет. Говори.
– Ну как где. На Земле.
Мы чокнулись и выпили.

– А Земля где?
– Во Вселенной.
– А Вселенная где?
Я секунду подумал.
– Сама в себе.
– А где эта сама в себе?
– В моем сознании.
– Так что же, Петька, выходит, твое сознание – в твоем сознании?
– Выходит так.
– Так, – сказал Чапаев и расправил усы. – А теперь слушай меня внимательно.

В каком оно находится месте?»
А потом диалог продолжается в комнате Петра:
«– Петька! – позвал из-за двери голос Чапаева. – Ты где?
– Нигде! – пробормотал я в ответ.
– Во! – неожиданно заорал Чапаев. – Молодец! Завтра благодарность объявлю перед строем. Все ведь понимаешь! Так чего весь вечер дурнем прикидывался?
– Как вас понимать?
– А ты сам подумай.

Ты что сейчас перед собой видишь?
– Подушку, – сказал я, – но плохо. И не надо мне опять объяснять, что она находится в моем сознании.

– Все, что мы видим, находится в нашем сознании, Петька. Поэтому сказать, что наше сознание находится где-то, нельзя. Мы находимся нигде просто потому, что нет такого места, про которое можно было бы сказать, что мы в нем находится. Вот поэтому мы нигде. Вспомнил?»

Истинная сущность любого предмета – это тоже пустота, если вспоминать легенду о глиняном мизинце Будды Шакьямуни (он же Сиддхартха Гаутама). Даже фамилия Петра является своего рода каламбуром.
Откуда являются предметы? Люди? Из пустоты. Не было тебя, а теперь ты есть, а потом нет тебя.
В этом и состоит функция глиняного пулемёта Анки-пулемётчицы.

Показательна сцена, где ткачи пытаются окружить Чапаева, Петра и Анну и после действия пулемёта земля рассыпается на куски и исчезает. Нам показывают истинную сущность нашего мира. Ведь по сути, до условного Большого взрыва тоже была пустота. И она до сих пор в этом романе остаётся. Здесь также не обходится без иронии над историческими фактами.

Мы знаем, что Чапаев погиб, переплывая реку Урал. В этом самом «нигде» появляется нечто похожее на Океан из «Соляриса» или даже разноцветные вспышки из «Космической одиссеи». Чем не цикличный чёрный бублик?
Ведь Чапаев говорит:
«– Я называю его условной рекой абсолютной любви. Если сокращенно – Урал.

Мы то становимся им, то принимаем формы, но на самом деле нет ни форм, ни нас, ни даже Урала.

Поэтому и говорят – мы, формы, Урал».

***
Другой момент из книги – это Внутренняя Монголия. Стоит сказать, что это место имеет реальную
географическую локацию и является автономным районом Китайской Народной Республики.
В нём, кстати, находится известный буддистский храм Чженьцзюэ (Храм Пяти Пагод).

Число «пять» неоднократно упоминается в романе. Например, Чапаев носит Орден так называемой Октябрьской Звезды. Октябрь здесь ассоциируется вовсе не с революцией, а с буддистским праздником Лхабаб Дуйсэн.

Отмечается он как раз в октябре (и ноябре) и посвящается нисхождению того самого Будды Шакьямуни с неба Тушита для своего последнего перерождения на земле. В романе Внутренняя Монголия имеет всё же метафизическое значение.

И как я писал, это Чапаев, как носитель этой пятиконечной звезды, является путеводителем заплутавшего Петра. Это то самое место, которое является четвёртым.

«– Вот представь, сделал ты какое говно. Внутренний прокурор говорит, что ты падла, подсудимый в стену глядит, а внутренний адвокат что-то лепит про тяжёлое детство».

А затем:

«– Четвертый. Не помнишь, что ли? С чего разговор пошел – что есть внутренний прокурор, внутренний адвокат и тот, кто от внутреннего кайфа прется. Только непонятно, почему он четвертый? Он же тогда третий выходит.

– А про подсудимого забыл? – спросил Володин. – Про того, кого они
судят? Ты же не можешь сразу из своего прокурора стать своим адвокатом.
Хоть секундочку подсудимым надо побыть. Вот это и есть третий.

А четвертый
о всех этих раскладах и не подозревает даже. Ему кроме вечного кайфа

вообще ничего не надо».

Внутренняя Монголия – это абсолютно всё, это всё мироздание нашей души. Это внутреннее освобождение от всего земного:
«Дело не в том, хочешь ты или не хочешь. Дело в том, что если ты чего-то хочешь, ты уже точно не этот четвертый, а кто-то другой. Потому что четвертый вообще ничего не хочет. Зачем ему чего-то хотеть, когда вокруг – вечный кайф?»

Поделиться прочитанным в социальных сетях:

Источник: http://inwriter.ru/blog/avtorskaya-kolonka/aleksandr-borzov-retsenziya-na-roman-viktora-pelevina-chapaev-i-pustota.html

90-е в романе Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота»

Одному из китайских мудрецов, возможно, даже самому Конфуцию, приписывают выражение: «Жить тебе в эпоху перемен!». Это считается страшным проклятием, ведь счастье человеческое — стабильность.

Читайте также:  Краткое содержание оперы золотой петушок римского-корсакова за 2 минуты пересказ сюжета

Но как быть тем, кто родился в такую эпоху? Как одолеть те неведомые силы, что нарушают гармонию? Согласно европейской сказочной традиции, нужно назвать вредителей по имени — тогда они исчезнут.

Для этой задачи требуется соответствующий герой, способный во мгле безвременья разглядеть новую реальность и найти для нее подходящий язык.

В современной русской литературе произошло нечто подобное, когда, между Востоком и Западом, посередине 1990-х годов, появился роман Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота». В этой книге были названы все важнейшие имена нового русского бестиария, от Просто Марии до «Лесоповала».

Впрочем, что значит «названы»? Повествование Пелевина строится так, что в нём почти ничто не именуется напрямую. Его образы порой настолько гипертрофированы, что читатель вынужден распознавать их на интуитивном уровне.

Про Пелевина как про создателя новых архетипов очень точно сказали исследователи его творчества Сергей Полотовский и Роман Козак: «Разбросав повествование на два времени и нескольких персонажей со своими кошмарами, Пелевин лучше всех описал время свое. И наше.

Тем самым став его частью. Совершил переход из медийного небытия в бытие» [1].

«Чапаев и Пустота» — первая книга Пелевина, соответствующая классическому определению романа: «произведение большой формы, в котором повествование сосредоточено на судьбах отдельной личности в ее отношении к окружающему миру» [2].

Но если судьба и личности Петра Пустоты буквально с первых страниц увлекают читателя в водоворот действия, то такие категории как время и пространство в этом романе далеки от притязаний на художественное единство.

Они всегда двойственны, однако поначалу превалирует то, что можно условно назвать «реальностью Чапаева»: история времён Гражданской войны с выходом в параллельные пространства и псевдо-буддистские миры.

Реальная Москва 1993—1996 годов, в которой Петр Пустота находится физически, обнаруживает себя не сразу: нам кажется, что герой, очнувшийся в незнакомой комнате в смирительной рубашке, просто бредит.

Только в конце второй главы проявляется — в результате прочтения мыслей второстепенного персонажа — то, в чём угадывается одно из самых драматичных событий 1990-х: расстрел Белого дома.

Это история-коктейль в лучших традициях постмодернизма: Пелевин разрушает несколько известных сюжетов, часть осколков выбрасывает, часть — склеивает с помощью мелодраматического клея.

Получается нечто похожее на сериал (самый популярный ТВ-жанр 90-х), в котором Просто Мария (всенародно любимая героиня 90-х) мечтает об алхимическом браке (аллюзия на всеобщее увлечение эзотерикой) с Шварценеггером, который предстает в образе Терминатора (культовый иностранный герой 90-х). Этот сюжет может по праву претендовать на звание «гимна» тем временам, когда в квартиру ничего не подозревающих людей в любой момент мог залететь снаряд. Не менее типичны и две другие истории, «рассказанные» соседями по палате во время коллективного галлюцинаторного сеанса. Запойный интеллигент Сердюк, решивший устроиться в «японскую» фирму, так как нашел в восточных традициях обещание «нормальной жизни» — столь же характерный для девяностых персонаж, как и «новый русский» Володин, постигающий философию «вечного кайфа» с помощью психогенных грибов.

Сцена из спектакля «Чапаев и пустота». В главной роли — Олег Ефремов.

Пелевин остается верен двойственности своего повествования до последней главы. Реальность постсоветской Москвы так и будет «мерцать» на втором плане, просвечивая, как мрачные кулисы за ярко освещённой сценой, в центре которой люди мешают водку с кокаином, поджигают усадьбы и летают на слонах.

С одной стороны, это сюжетообразующий приём: история раздвоения личности Петра Пустоты движется благодаря тому, что одна из реальностей периодически «выключается». С другой стороны, ощущение ненадёжности происходящего достоверно передаёт саму атмосферу 90-х, гнетущее и одновременно возбуждённое настроение, которое тогда испытывали все.

«Я не способен был воспринимать реальность в ее полноте. Элементы окружающего мира появлялись в тот момент, когда на них падал мой взгляд, и у меня росло головокружительное чувство, что именно мой взгляд и создает их» [3].

Разве это ощущение героя после укола, который ему сделали в психиатрической лечебнице, не похоже на дневниковую запись кого-нибудь из ровесников писателя?

Чем ближе финал романа, тем плотнее переплетаются «миры» Тимура Тимуровича (врача, который лечит Пустоту по «авторской» методике — а других методик в 90-е годы и быть не могло) и Чапаева.

Последний даже поддерживает идею Тимура Тимуровича о том, что Петьке надо записывать свои сны, на что Пустота отвечает: «Даже и непонятно, что правда на самом деле.

Коляска, в которой мы сейчас едем, или тот кафельный ад, где по ночам меня мучают бесы в белых халатах». Читателю, пережившему перестройку, всё как раз очень понятно.

Сцена из спектакля «Чапаев и пустота».

Благодаря постоянной смене психических состояний героев и ненадёжного нарратива рано или поздно у читателя возникает ощущение, что «Москва 90-х» — уже вовсе не фон, а еще один полноправный герой повествования.

И чем более расплывчатыми, колеблющимися становятся образы персонажей (пока, наконец, совсем не растворяются в «Условной Реке Абсолютной Любви»), тем более вещной, узнаваемой делается Москва.

Сквозь затуманенное сознание персонажей просвечивают «огромные электрические надписи на каком-то диком воляпюке — “SAMSUNG”, “OCA-CO A“,“OLBI“», в своё время ставшие для москвичей неотъемлемой частью родного пейзажа.

Автор термина «петербургский текст» академик В.Н. Топоров писал о том, что город способен порождать смыслы: он «говорит нам своими улицами, площадями и может быть понят как своего рода гетерогенный текст, на основании которого может быть реконструирована определенная система знаков, реализуемая в тексте» [4].

Можно сказать, что Пелевин реконструирует свою «столицу 90-х», создавая нечто диаметрально противоположное традиционному «московскому тексту» с поленовскими двориками, цветаевскими переулками и калашными рядами.

Это всё осталось где-то в палеозое; настоящее редуцировано до Тверского бульвара, на котором царит вечная зима, и полухтонических помещений (подъезды, подвалы, метро).

В центре города, как реализованная метафора фамилии героя, царит пустое пространство: «Бронзовый Пушкин исчез, но зияние пустоты, возникшее в месте, где он стоял, странным образом казалось лучшим из всех возможных памятников.

Там, где раньше был Страстной монастырь, теперь тоже была пустота, чуть прикрытая чахлыми деревьями и безвкусными фонарями». Не провалилась в эту пустоту только «Музыкальная Табакерка», куда в финале приезжает Петр — она по-прежнему напоминает «ресторан средней руки с претензией на шик», хотя превратилась в бандитский притон.

В этом замкнутом, безвыходном пространстве у главного героя остается только одно оружие — авторучка. Символично, что даже в «лихие 90-е» русский интеллигент (пусть и сумасшедший) продолжает верить в силу слова. Сквозь насмешливый, фантасмагоричный контекст вдруг прорывается горькая ирония, почти сочувствие: «Боже мой, да разве это не то единственное, на что я всегда только и был способен — выстрелить в зеркальный шар этого фальшивого мира из авторучки?».

Кстати, про силу слова — в ней Пелевину нередко отказывали. Например, филолог М.И. Свердлов считал, что в «Чапаеве и Пустоте» допущена масса стилистических ошибок, «слова превращаются в тени слов, в призраки слов» [5].

Литературный язык неподвластен автору романа, поэтому приходится «высокие слова уморить травестией» («блудливое целомудрие», «трипперные бунинские сеновалы»), а низкие «обработать бурлеском» («возьмите экстаз [наркотик] и растворите его в абсолюте [водке]»).

Сам Виктор Олегович не считает, что дискредитированный язык «отомстил» ему инфляцией слова или поломкой «сюжетной пружины». Такой вывод можно сделать из его интервью 1998 года: «Меня восхищает энергетически емкий язык «понятий».

Почему сегодня востребован не тот, кто «ведет дискурс», а тот, кто «держит базар»? В речи братков есть невероятная сила, потому что за каждым поворотом их базара реально мерцают жизнь и смерть. Поэтому на их языке очень интересно формулировать метафизические истины — они оживают.

Например, можно сказать, что Будда — это ум, который развел все то, что его грузило, и слил все то, что хотело его развести» [6]. Получается, что язык, использованный в романе — тоже своего рода артефакт, принадлежащий 90-м годам и писательской волей Пелевина запечатленный для потомков.

Для читателей, рожденных в начале третьего тысячелетия, необходима некоторая подготовка, чтобы они могли правильно интерпретировать некоторые пелевинские термины и вникнуть в реалии происходящего. В противном случае воспетая Пелевиным эпоха будет восприниматься молодым поколением как «время оно». Хотя, быть может, по пелевинским понятиям это вполне допустимо: фантастический модус его повествования порой становится настолько самодостаточным, что уже не нужно гадать, есть ли в нём символы, аллюзии, идеи, остатки «эзопова языка», или их и не было вовсе.

[1] Козак Р., Полотовский С. Пелевин и поколение пустоты —www.libros.am/book/read/id/361265/slug/pelevin-i-pokolenie-pustoty

[2] Большой Энциклопедический словарь, издание 2-е, переработанное и дополненное. — М.: Норинт, 2000.

[3] Здесь и далее цитаты из романа по изданию: Пелевин В.О., «Чапаев и Пустота» — М.: Вагриус, 1999.

[4] Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. — М.: Издательская группа «Прогресс» — «Культура», 1995

[5] М. Свердлов, «Как сделан Пелевин — хорошая защита плохой прозы» — pelevin.nov.ru/stati/o-sverd/1.html

[6] Журнал Playboy (№? 1998). Интервью с Виктором Пелевиным — pelevin.nov.ru/interview/o-play/1.html

Источник: https://zen.yandex.ru/media/id/59352f0cd7d0a62756e9caa6/5b59a2fb23477100aa2cd67d

Анализ романа В. Пелевина "Чапаев и Пустота"

Этот роман критика считает образцом эстетики постмодернизма. Хаотичность, непознаваемость, многомерность безграничного мира наиболее адекватно выражены именно в этом тексте. Называющий себя «турбореалистом», В.

Пелевин оценивает современный мир как гремучую смесь техногенного мышления, восточной философии, компьютерных технологий, рок — музыки и «дури» (наркотики, ядовитые грибы и пр). При этом человечество неустанно бьется над вечными вопросами о смысле пережитого и переживаемого.

Расщепленное сознание современного человека, однако, не в состоянии мир понять. Пелевин предлагает не биться о стену, а полюбить и принять её — и тогда стена станет проницаемой.

На обложке книги помещен авторский комментарий: «Это первый роман в мировой литературе, действие которого происходит в абсолютной пустоте». Отсюда принцип действия глиняного пулемета и три знаменитых чапаевских удара уже в тексте:

1. Где? — Нигде.

2. Когда? — Никогда.

3. Кто? — Не знаю.

Так в эстетике постмодернизма снимается проблема пространства, времени, героя и реализуется авторская мысль о принципиальной невозможности «истинного учения». «Свобода бывает только одна, когда ты свободен от всего, что строит ум. Эта свобода называется «не знаю».

У писателей — постмодернистов особые отношения с Историей. Она для них предмет субъективного философского переосмысления. Для человека обычного свойственен страх бесконечности и ощущение завершенности пережитого в прошлом. В.

Пелевин утверждает, что многомерный и бесконечный мир — это одновременное существование многих миров, и граница между ними относительна и определена лишь нашим сознанием.

В массе своей мы мыслим примитивно, поэтому реальным ощущаем только один из миров, где мы существуем физически. На самом деле реальны все.

Действие романа развивается в двух пространственно — временных плоскостях: в дивизии Чапаева (1919 год) и в сумасшедшем доме (90-е годы). Соединяет их образ Петра Пустоты, комиссара, поэта, шизофреника. У него с детства свихнутая психика, а запоем прочитанные в юности труды Юма, Беркли, Хайдеггера завершили процесс раздвоения личности.

Он мнит себя то поэтом — декадентом начала века, то в болезненном воображении расстреливает с Анкой из глиняных пулеметов Вселенную. Так впервые в тексте появляется ключевое слово пустота, утверждается относительность всего сущего. «Любая форма — пустота … Пустота — это любая форма».

Бытие равно мышлению, а мир вокруг нас это лишь наше представление о нем.

Раздробленное сознание современного человека воспринимает мир как ряд фрагментов со своими приметами и штампами. Пелевин развенчал миф о героизме гражданской войны, он все подвергает пародированию и переосмыслению.

Революционные матросы пьют «балтийский чай» с кокаином, носят пулеметные ленты как бюстгальтеры. Ильич — маразматик, Котовский — кокаинист, Анка — декадентка — эмансипе в бархатном вечернем платье.

Воспетые Буниным сеновалы автор называет трипперными, Христос в поэме Блока безвольно плетется за патрулем, а главные герой Чапаев — мистик, оккультист, гуру для своего ученика Петьки, которому он внушает сокровенные мысли о мире и человеке.

Если Бытие равно мысли о нем, то сознание есть проект мира, и мы его сами творим. «Ты и есть абсолютно все, что только может быть, и каждый в силах создать собственную вселенную». По Пелевину, в силу иллюзорности самих понятий «Пространство» и «Время», у человека нет прописки в одном из миров.

В пределах одного предложения автор соединяет прямо противоположные понятия и советы (нужны — но надо избавиться; используй — чтоб освободиться), что является приметой постмодернизма, так же, как сближение эпох и стирание их граней в границах одного художественного текста.

Герои легко перемещаются из одного мира в другой, из эпохи гражданской войны в современную действительность.

Приметы 90-х годов у Пелевина «рассыпаны» по всему роману: бухой президент, Беловежское соглашение, Филипп Киркоров как образец эрзац — культуры, расстрел Белого дома. Г.

Читайте также:  Краткое содержание золя человек-зверь за 2 минуты пересказ сюжета

Ишимбаева считает, что Пелевин верно поставил диагноз бывшему советскому человеку, всему поколению, которое было запрограммировано на жизнь в одной социально — культурной парадигме, а оказалось в совершенно другой, — шизофрения на почве раздвоения ложной личности.

Граждане «нового демократического государства», сошедшие с ума и ставшие пациентами клиники Тимура Тимуровича, — это тоже знак времени, который не требует расшифровки. Директор, занятый написанием диссертации, наблюдает за четырьмя подопечными, каждый из которых является обобщенным выражением отдельного социального слоя российского общества.

Петр Пустота (ПП) представляет творческую интеллектуальную богему, Владимир Володин (ВВ) — «новых русских» с криминальной крышей, Семен Сердюк (СС) — спившуюся интеллигенцию. Особняком в их ряду стоит и потому заслуживает особого внимания 18–летний юноша по имени Мария.

Названный «продвинутыми родителями» в честь полузапрещенного в советское время Ремарка, он представляет причудливую мешанину эпох и культур. Себя он называет «Просто Мария», бредит в её образе бурным романом с Арнольдом Шварценеггером, а причиной пребывания в клинике считает удар об Останкинскую телебашню.

Это у Пелевина духовный портрет молодого поколения, одурманенного недоброкачественными СМИ, в основе сознания которого смесь из мексиканско-бразильских «мыльных опер», голливудских боевиков и полное отсутствие индивидуального. Ну, а имя — знак современных мужественных женщин, безвольных мужчин, вошедших в моду трансвеститов и однополую любовь.

Он, однако, из всех пациентов самый нормальный и первым выписывается из больницы, то есть автор не лишает молодежь возможности духовного выздоровления.

Тяга «просто Марии» к Арни-терминатору, а Сердюка к японцу Кава-бата-сан — отголосок сокровенной пелевинской идеи об алхимическом браке России с Востоком и Западом, особом пути России. Это развитие мысли Р. Киплинга о слиянии в день Страшного суда Запада и Востока. Наш современный мир, по мнению автора, абсурден и аномален.

Нынешняя культура пребывает в предсмертных конвульсиях, её эклектика никого не удивляет, поэтому у Пелевина женская поп — группа «Воспаление придатков» исполняет Моцарта, а монгольский акын под русскую гармошку — мелодию «из Кафки», под картиной Дейнеки «Будущие летчики» надпись «Будущие налетчики».

Классическая философия выродилась в бесстыдную спекуляцию и интеллектуальный разврат: в романе упоминаются «генитальный» Лейбниц и «декадентский» Сведенборг, Аристотель назван «идеологическим прадедом большевизма». При этом Пелевин не видит существенной разницы между состоянием мира и общества в начале и в конце прошлого века.

Петр Пустота не различает посетителей литературного кафе «Музыкальная табакерка» в 1919 году и новомодного в 90-м году кабака «Иван Бык», открытого в том же здании.

Философским ядром романа являются сокровенные беседы буддийского гуру Чапаева со своим адъютантом, имеющим говорящую фамилию Пустота, которая проецирует основную мысль текста: Мир — это Иллюзия, Жизнь — Сон и Мираж, всё в мире относительно, абсолютна лишь пустота.

Всё, что связано с Человеком и человечеством, возникает из «ничего» и возвращается в «ничто» по формуле: Рождение — Бытие (как мысли о нём, а сознание лишь наш проект мира) — Смерть — Память как опять-таки нечто нематериальное, то есть Пустота.

Современный мир в таком контексте оценивается автором как рассказанный Богом анекдот.

И все-таки герои романа настойчиво ищут некий идеал, миг «золотой удачи». Для барона Юнгерна это «Внутренняя Монголия» — не как географическое место, а как некий духовный оазис среди мертвящей пустоты, а Чапаев в финале исчезает в радужном потоке УРАЛа — Универсальной Реки Абсолютной Любви.

Так, к постмодернистскому абсолюту Пустоты прибавляется идеал Любви из разряда неотменимых человеческих ценностей.

Критика считает «Чапаева и Пустоту» пародией на традиционную героическую прозу, а Виктора Пелевина создателем постмодернистского лика своей эпохи, которая мыслится им как «результат психологического экзерсиса кретина» (Г. Ишимбаева).

Источник: Соловьева Л.В. Русская проза рубежа тысячелетий: Учебное пособие. — Елабуга: издательство ЕГПУ, 2006

Источник: https://classlit.ru/publ/literatura_21_veka/pelevin_v_o/analiz_romana_v_pelevina_chapaev_i_pustota/36-1-0-54

Краткое содержание Чапаев и Пустота Пелевин

Действия романа происходят в психиатрической больнице. В одной палате лежат четверо больных. Чтобы развлечься, каждый из них начинает описывать своим соседям мир, в котором он существует благодаря своей больной психике. Главный герой – Петр Пустота. Он способен находиться в двух мирах – в России периода гражданской войны и в этой психиатрической палате.

https://www.youtube.com/watch?v=TIDGGKXVXcQ

Герой является знаменитым Петькой – однополчанином Чапаева. Сам Чапаев в произведении выступает в качестве некоего буддийского монаха, который обрел нирвану и искренне хочет всем остальным помочь добраться до этого благостного состояния.

Один из его соседей по палате – просто Мария – описывает свою жизнь на Западе и знакомит Петьку со знаменитым актером Арнольдом Шварцнегером. Второй – по фамилии Сердюк – всех переносит своими иллюзиями на Восток, где ведет беседу с мудрым японцем Кавибатой.

Четвертый рассказчик – бандит Володин. Он самый странный и опасный из всех, потому что его придуманный мир распадается на четыре совершенно разные составляющие.

В каждой из них он существует в новом обличье – подсудимый, прокурор, адвокат и наркоман, для которого жизнь видится непрерывным кайфом.

Мир Петьки – это восточный фронт, где он воюет вместе с Чапаевым, Анкой и комиссаром Котовским. Во время своего повествования герой побывает в мифической Валгулле, сочиняет патриотические стихи и выступает перед толпами ткачей.

За свои заслуги получает орден и ныряет в глубокую реку Урал. Все это сопровождается задушевными беседами с Чапаевым и нежными, трепетными сценами любви с Анкой.

Роман завершается тем, что в голове у Петра Пустоты происходит прозрение и два его мира сливаются в единственно возможный – реальный.

Выздоровевшего Петра врач, с огромным удивлением, выпускает из психиатрической лечебницы. Желание у Петьки одно: поскорее добраться до Монголии. Там его ждут горячие пески, водопады и, конечно же, любимая Анка. Долгий путь Петька собирается преодолеть на очень надежном транспорте – броневике самого Чапаева.

(1

Источник: https://rus-lit.com/kratkoe-soderzhanie-chapaev-i-pustota-pelevin/

Виктор Олегович Пелевин. Чапаев и Пустота

Одна из фундаментальных вещей Пелевина построена вокруг одного из самых фундаментальных психологических образов, вокруг архетипа квадрицы. В одной палате психиатрической больницы лежат четверо больных. Каждый поочередно рассказывает свою историю или, точнее, не историю, а описывает свой мир.

В одном из миров соответствующий персонаж вступает в алхимический брак с Западом (психический больной Просто Мария — с Шварценегером). В другом — в алхимический брак с Востоком (Сердюк — с японцем Кавибатой).

Один из миров — это мир главного героя, Петра Пустоты, который вместе с Василием Ивановичем Чапаевым и с Анной воюет на Восточном фронте (центральный мир повествования).

Четвертый мир (рассказчик — свихнувшийся бандит Володин) сам распадается на четыре составляющие части личности рассказчика: внутренний подсудимый, внутренний прокурор, внутренний адвокат и «тот, кто от вечного кайфа прется». Повторная четверица как бы усиливает центральную символику произведения для тех читателей, которые не поняли её из символической фигуры четырех больных в одной палате.

Архетип четверицы, несмотря на формальную простоту сюжета (сумасшедший выписывается из больницы, потому что переживает прозрение, хотя и не то, на которое рассчитывал врач, а именно: больной приходит к выводу, что этот мир иллюзорен), придает произведению глубину, многоплановость.

В тексте обильно представлена и символика, так сказать, второго ряда. Например, фрагмент: «Мы оказались на идущей в гору грунтовой дороге.

С левого её края начинался пологий обрыв, а справа вставала выветрившаяся каменная стена удивительно красивого бледно-лилового оттенка», — представляет собой цепь символов, являющихся в сновидениях, которые называют великими сновидениями.

Обрыв слева тут означает бессознательное человека, каменная гора справа — это сознание. Подъем символизирует сложность погружения в бессознательное (мешает сознание).

Конечно, Пелевин сам не придумывает всю философскую подоплеку своего произведения. Это же художественный текст. Явным заимствованием являются манипуляции барона Юнгерна с Петькой; они удивительно точно повторяют ритуалы Дона Хуана, учителя Карлоса Кастанеды.

В качестве параллельного сюжета повествования Пелевин намеренно берет жизнь и мысли Василия Ивановича Чапаева.

Тут автор совмещает простоту затертых до дыр народной молвой анекдотических образов с философской глубиной и задушевностью бесед этих же персонажей книги.

Это противопоставление подготавливает читателя к восприятию основного конфликта произведения, конфликта между реальностью и представлением о ней. Существует ли реально этот мир? Он не более реален, чем тот Василий Иванович, который живет в анекдотах.

Если Айвазовский расписывается на обломке мачты, болтающейся среди волн, то у Пелевина мы встречаем своеобразную подпись, описание стиля писательской работы.

В сцене знакомства Петра Пустоты со своей медицинской картой автор по сути дела говорит не о персонаже повествования, а о себе самом, что «его мысль, «как бы вгрызаясь, углубляется в сущность того или иного явления».

Благодаря такой особенности своего мышления в состоянии «анализировать каждый задаваемый вопрос, каждое слово, каждую букву, раскладывая их по косточкам».

В книге «Чапаев и Пустота» есть немало любопытных и нравоучительных мест.

Мне больше всего запомнилась как бы рекомендация автора, как литератору вести себя с некоторыми критиками: «Будучи вынужден по роду своих занятий встречаться со множеством тяжелых идиотов из литературных кругов, я развил в себе способность участвовать в их беседах, не особо вдумываясь в то, о чем идет речь, но свободно жонглируя нелепыми словами…»

Источник: https://mirznanii.com/a/124294/viktor-olegovich-pelevin-chapaev-i-pustota

Краткое содержание «Чапаев и Пустота» Пелевина

Первая часть

Зима 1918 года. В центре послереволюционной Москвы Петр наткнулся на бывшего однокурсника и поэта фон Эрнена. Тот теперь служил в ЧК и пригласил старого друга в свою огромную, конфискованную у кого-то квартиру.

Петр признался, что три дня назад в Петербурге за абстрактное стихотворение его хотели взять люди из ЧК, но он убежал от них, отстреливаясь. Фон Эрнен, обещавший помочь, решил все же его арестовать. Под дулом маузера Петр вышел в прихожую, где неожиданно накинул на подлеца свое пальто и задушил его.

Петр надел кожанку чекиста, перезарядил пистолет и хотел было уходить. Вдруг в квартиру ввалилась пара матросов в бушлатах. Приняв Петра за фон Эрнена, они вручили ему приказ «провести нашу линию» в литературном кабаре, выпили с ним водки с кокаином и вместе поехали туда.

В полутемном зале кабаре Петр встретился взглядом со странным человеком с волевым спокойным лицом и закрученными вверх усами.

Я вдруг каким-то образом понял, что он все знает про гибель фон Эрнена — да чего там, знает про меня гораздо более серьезные вещи.

Петр поднялся на эстраду, прочел только что написанный стих и после строчки «ответим белой сволочи революционным террором!» выстрелил в люстру. Сопровождавшие его матросы подхватили стрельбу. В зале кричали и прятались за колоннами, и только тот усатый человек невозмутимо сидел за своим столом.

Прекратив пальбу, матросы с Петром вышли через черный ход и сели в автомобиль. В дороге Петр уснул.

  • Вторая часть
  • Проснулся Петр в середине 1990-х в психиатрической лечебнице.
  • Ее главврач лечил «раздвоение ложной личности» по собственной методике: группу пациентов погружали в ложную реальность одного из них, а по окончании сеанса все они возвращались к своим привычным маниям.

И в эту секунду пациент может сам ощутить относительность своих болезненных представлений и перестать отождествляться с ними. А от этого до выздоровления уже совсем близко.

Петру вкололи препарат и ввели в групповой галлюцинаторный сеанс. Он попал в реальность пациента, считающего себя просто Марией из мексиканской мыльной оперы.

На дымной набережной Мария встретила своего суженого — Арнольда Шварценеггера. Тот отвел ее на пустырь, к военному истребителю, где должен был осуществиться их «алхимический брак». Посадив Марию на фюзеляж, Арнольд взлетел.

Самолет накренился, Мария покатилась по крылу и зацепилась капюшоном за ракету. Она крикнула, что так не хочет, и ей больно. Шварценеггер выпустил ракету, и Мария вместе с ней влетела в Останкинскую телебашню.

Слияния России с Западом не произошло.

Вынырнув из «не самого интересного видения в своей жизни», Петр заснул.

Третья часть

1918 год. Квартира фон Эрнена. Петр проснулся от доносившейся из соседней комнаты музыки. Это усатый мужчина, которого он видел в кабаре, превосходно играл на рояле.

Читайте также:  Краткое содержание рассказов людмилы улицкой за 2 минуты

«Моя фамилия Чапаев», — представился незнакомец. Он рассказал, что был впечатлен агитацией Петра и нашел его, чтобы позвать комиссаром в свою конную дивизию. Петр согласился. Они вышли на морозную улицу, сели в длинный серо-зеленый броневик и отбыли на вокзал.

За бронированным штабным вагоном, в котором расположились Петр и Чапаев, были прицеплены вагоны с «красной солдатней» и полком рабочих-ткачей.

Человек чем-то похож на этот поезд. Он точно так же обречен вечно тащить за собой из прошлого цепь темных, страшных, неизвестно от кого доставшихся в наследство вагонов.

Вечером за легким ужином с шампанским Чапаев познакомил Петра с Анной — красивой, коротко стриженной пулеметчицей. «Кстати, — сказала она, — мы совсем забыли про ткачей». Вместе они прошли к концу движущегося состава, и по указанию Чапаева его помощник отцепил вагоны с ткачами. Словно ничего не произошло, Чапаев с Анной вернулись к столу.

Петр вошел в свое купе и повалился на кровать.

Четвертая часть

Проснулся он в больничной кафельной комнате, в чугунной ванне с прохладной водой. В соседних ваннах лежали другие пациенты из его палаты — Володин, Сердюк и мускулистый молодой человек Мария.

Во время тихого часа Петр тайно проник в кабинет главврача и нашел толстую папку с историей своей болезни. Патологические отклонения у него начались в четырнадцать лет: отошел от семьи и друзей, снизилась успеваемость в школе, начал усиленно читать философскую литературу о пустоте и небытии.

Считает себя единственным наследником великих философов прошлого. Помещением в психиатрическую больницу не тяготится, так как уверен, что его «саморазвитие» будет идти «правильным путем» независимо от места обитания.

После тихого часа между Сердюком и Марией произошла ссора. Петр пытался их разнять и получил по голове гипсовым бюстом Аристотеля.

Пятая часть

Петр очнулся летом в незнакомой комнате. У его кровати сидела Анна. Она рассказала о сражении, во время которого Петр командовал эскадроном, был контужен и несколько месяцев пробыл в коме.

Не слушая возражений, Петр встал и решил прогуляться по городу. Анна привела его в ресторан, где рассказала, что Петр очень сблизился с Чапаевым.

Чапаев — один из самых глубоких мистиков, которых я когда-либо знала. Я полагаю, что в вашем лице он нашел благодарного слушателя и, возможно, ученика.

Узнав, что Чапаев — дядя Анны, Петр попытался флиртовать с ней. Он решил, что девушка неравнодушна к нему, раз дежурила у его кровати. На это Анна возразила, что приходила в комнату Петра послушать его живописный бред. Петр обиделся и поссорился с ней.

В ссору вмешались белые офицеры, сидящие за соседним столиком. Конфликт нарастал, но тут в ресторане внезапно появился бритый наголо человек с двумя револьверами и прогнал их. Он представился Котовским и увез Анну, с которой был давно знаком, на своей коляске.

Петр подумал, что не имеет ничего, способного привлечь такую женщину, как Анна, и почувствовал отвращение к себе.

Чапаева Петр нашел в старой бане на задворках усадьбы. Тот огорчился, узнав, что Петр действительно забыл все, что успел понять, и попытался объяснить ему, что вся окружающая реальность находится в его сознании, а сам он пребывает в пустоте. Свои объяснения Чапаев сдабривал щедрыми порциями самогона, и вскоре Петр слишком опьянел, чтобы хоть что-то понять.

Добравшись до своей комнаты, Петр уснул. Разбудил его Котовский, пришедший поговорить о России и раздобыть немного кокаина. Половину банки, доставшейся еще от убитого фон Эрнена, Петр выменял у Котовского на лошадей и коляску, на которой тот катался с Анной.

Шестая часть

Петр очутился в реальности Сердюка, в Москве 1990-х. Тот ехал в метро. У соседа по лавке Сердюк заметил брошюру «Японский милитаризм» и подумал, что японцы помнят про долг, поэтому и живут нормально.

Выйдя из метро, Сердюк от тоски сильно напился. На газете, в которую была завернута закуска, он увидел объявление — московское отделение японской фирмы набирает сотрудников. Он позвонил.

На следующий день вместе с главой филиала Кавабатой, следуя вековым японским традициям, Сердюк пил саке, поэтически разговаривал о жизни и развлекался с русскими девушками, переодетыми гейшами.

Так состоялся «алхимический брак России с Востоком», где Кавабата олицетворял Восток. Кавабата заявил, что их фирма больше похожа на клан, и посвятил Сердюка в самураи этого клана.

… и он с грустью подумал, что Россия, в сущности, тоже страна восходящего солнца — хотя бы потому, что оно над ней так ни разу по-настоящему и не взошло до конца.

Вскоре Сердюк узнал, что вражеский клан скупил контрольный пакет акций их фирмы, и теперь все самураи клана должны сделать себе сэппуку. Сбежать Сердюку не удалось. Он вспомнил прошедшую ночь и понял, что она, в отличие от мира за дверью офиса, была настоящей. Он не захотел все это предавать, взял меч и вспорол себе живот. Союз России и Востока продлился недолго.

Сердюк очнулся в психлечебнице. «Вот так тебя и нашли у калорифера, с розочкой в руке. С кем пил-то на самом деле, помнишь?» — спрашивал главврач.

Седьмая часть

Петр проснулся в штабной комнате, где накануне выменял у Котовского кокаин на лошадей.

Чапаев, желая продемонстировать Петру, что же такое ум, смерть и бессмертие, повез его на встречу с Черным Бароном, которого многие считали инкарнацией бога войны. Тот перенес Петра в свой мистический «лагерь» — место, куда попадают все воины после смерти. В густой тьме горело бесчисленное количество костров, у каждого из которых виднелись смутные силуэты людей.

Тут они услышали крик и подошли к костру, у которого сидело четверо. Сняв кольцо с лимонки, Барон бросил ее в костер, и все исчезло — и огонь и четверо людей. Это было «хулиганье, наевшееся шаманских грибов» и попавшее сюда по ошибке, их нужно было просто «привести в чувство».

Барон объяснил Петру, что и сон о психбольнице, и реальность с Чапаевым равнозначны. Он сравнил мир с битком набитой комнатой, в которой каждый пытается отвоевать себе стул.

За пределами мира каждого человека ожидает трон «бесконечной свободы и счастья», принадлежащий ему по праву, но взойти на него невозможно, поскольку трон стоит в месте, которого нет.

Чтобы оказаться в этой пустоте, надо осознать, что все миры одинаково иллюзорны.

Барон вернул Петра в степь, где вокруг обычного костра сидели погибшие однополчане. Барон учил их видеть пустоту. Достигший цели немедленно получал личного слона и отбывал во Внутреннюю Монголию — место, куда попадает человек, взошедший на трон.

Внутренняя Монголия называется так не потому, что она внутри Монголии. Она внутри того, кто видит пустоту.

Петр внезапно снова очутился в штабе, словно они никуда не ездили с Чапаевым и тот не знакомил его с Черным Бароном. Придя в свою комнату, ошеломленный Петр лег на кровать и уснул.

Восьмая часть

На этот раз Петр попал в реальность Володина, «нового русского». Тот вместе с двумя бандитами — своей «крышей» — приехал на джипе в лес. Компаньоны развели на поляне костер, съели психогенных грибов и ждали прихода.

Володин объяснил недалеким спутникам, что «весь кайф в мире» — внутри человека. Он заперт, как в сейфе, и чтобы добыть ключик от этого сейфа, надо отказаться от всего. Этим и занимаются в монастырях, где монахи «прутся» круглые сутки от ощущения мировой любви.

Тут — как вставит, так уже не отпустит никогда. И никакой бабы не надо будет, ни на какую хавку не пробьет. Ни отходняка не будет, ни ломки. Только будешь молиться, чтоб перло и перло.

Один из приятелей проникся идеей вечного кайфа, но Володин его разочаровал: «если б так просто врубиться можно было, сейчас бы пол-Москвы бесплатно перлось». Внутри человека полно всяких ипостасей: и подсудимый, и прокурор, и адвокат. Но чтобы словить «всемирный кайф», надо «всю эту очередь оттереть» и стать никем.

Разговоры прервал столб света, который спустился на костер и охватил собой сидящих вокруг. Те увидели пустоту и отведали вечного кайфа. Двое «нищих духом» стали вопить и кричать. «Так, ноги делаем. Быстро!» — сказал Володин, увидев в пустоте Черного Барона, и приятели разбежались кто куда.

Придя в себя, все собрались у джипа Володина. По дороге тот объяснил, что они залезли в вечный кайф незаконно, а за это там и повязать могут. На физическом уровне забирают в дурдом, а куда «на тонком» — загадка. Если бы его спутники не устроили шухер, все бы обошлось.

Девятая часть

Этот странный сон Петр записал и показал рукопись Чапаеву. Тот, как и Черный Барон, метафорично посоветовал ему «выписаться из больницы», подразумевая под этим заведением наш бренный мир.

Спускаясь на улицу, Петр наткнулся на Анну в черном бархатном платье, нелепо попытался признаться ей в чувствах и пригласил вечером выехать за город на рысаках. «Какая пошлость!» — сказала она и прошла мимо.

Вечером ткачи давали концерт с невероятно похабными номерами. Петр вышел на сцену и прочел свой новый пролетарский стих, в который он вплел княгиню в черном платье и ее голого друга. Зал взорвался аплодисментами, а Анна, сидевшая в дальнем ряду, вышла прочь.

Петр вернулся в свою комнату и прилег. Концерт ткачей тем временем «перерос в полное безобразие» — со двора слышались выстрелы, пьяный гогот и звуки «вялой драки».

К Петру зашел Котовский попрощаться. Он собирался исчезнуть до того, как перепившие ткачи все здесь спалят, и советовал Петру сделать то же. На то, что Чапаев наведет порядок, он не надеялся.

Проводив Котовского, Петр отправился в баню к Чапаеву, где тот, привычно распивая самогон, попытался заставить его понять, что человек — не форма, а дух.

Про душу нельзя сказать, что она у всех разная, нельзя сказать, что у всех одна. Если и можно что-то про нее сказать, так это то, что ее тоже нет.

Взбунтовавшиеся ткачи уже подожгли усадьбу и с выстрелами шли к баньке. Чапаев открыл люк в полу и вместе с Петром пробрался через подземный ход к спрятанному в стоге сена броневику.

Чапаев завел мотор, а Анна заняла свое место в пулеметной башне. Ткачи окружили броневик. Чапаев велел расчехлить глиняный пулемет. Анна бесшумно обвела орудием круг, и все звуки исчезли.

Чапаев рассказал, что некогда жил будда, настолько мудрый, что вещи исчезали, когда он указывал на них мизинцем. Будда указал мизинцем на себя и исчез, а палец остался. Завернутый в глину, он стал страшным оружием. Чапаев нашел его в монгольском монастыре, приделал приклад и превратил в пулемет.

Выйдя из броневика, Петр оказался на круглом пятачке земли, окруженном бескрайним сверкающим потоком.

Этот радужный поток и был всем тем, что я только мог подумать или испытать, всем тем, что только могло быть или не быть.

Чапаев назвал поток Условной Рекой Абсолютной Любви, сокращенно — Урал. Люди сливаются с ним перед тем, как принять какую-нибудь форму. Анна с Чапаевым бросились в Урал и исчезли. Петр последовал их примеру, увидел начало потока и поплыл к нему. Движение Петра замедлилось, сияние Урала померкло, и он очнулся в больнице. «Полный катарсис, — сказал главврач. — Поздравляю».

Десятая часть

Петра выписали, и он вернулся в город. Сидя на лавке, Петр размышлял, как ему быть дальше. Тут он вспомнил о литературном кабаре и сразу понял, что делать.

В новой реальности кабаре стало пабом, но внутри мало что изменилось.

Петр решил повторить действия, с которых все началось: сел за столик, заказал коктейль из водки и экстези и достал украденную у санитара перед выпиской ручку, чтобы написать стихотворение.

Ручка оказалась миниатюрным оружием с одной пулей. Петр сочинил стих, прочел его и выстрелил в люстру. В зале погас свет, началась перестрелка, и Петр на ощупь покинул паб через черный ход.

Чапаев в своем броневике ждал Петра на улице.

Чапаев совершенно не изменился, только его левая рука висела на черной полотняной ленте. Кисть руки была перебинтована, и на месте мизинца под слоями марли угадывалась пустота.

Броневик тронулся, и «скоро вокруг уже шуршали пески и шумели водопады» Внутренней Монголии.

Источник: https://schoolessay.ru/kratkoe-soderzhanie-chapaev-i-pustota-pelevina/

Ссылка на основную публикацию
Adblock
detector