Краткое содержание андреев красный смех за 2 минуты пересказ сюжета

«…безумие и ужас. Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энской дороге — шли десять часов непрерывно, не замедляя хода, не подбирая упавших и оставляя их неприятелю, который двигался сзади нас и через три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами…»

Рассказчик — молодой литератор, призванный в действующую армию. В знойной степи его преследует видение: клочок старых голубых обоев в его кабинете, дома, и запылённый графин с водой, и голоса жены и сына в соседней комнате. И ещё — как звуковая галлюцинация — преследуют его два слова: «Красный смех».

Куда идут люди? Зачем этот зной? Кто они все? Что такое дом, клочок обоев, графин? Он, измотанный видениями — теми, что перед его глазами, и теми, что в его сознании, — присаживается на придорожный камень; рядом с ним садятся на раскалённую землю другие офицеры и солдаты, отставшие от марша. Невидящие взгляды, неслышащие уши, губы, шепчущие Бог весть что…

Повествование о войне, которое он ведёт, похоже на клочья, обрывки снов и яви, зафиксированные полубезумным рассудком.

Вот — бой. Трое суток сатанинского грохота и визга, почти сутки без сна и пищи.

«Я думал в эту минуту о том, почему не спит мой сын в соседней комнате, и ответил, что могу продержаться сколько угодно…» Белое лицо гонца, белое, как свет, вдруг взрывается красным пятном — из шеи, на которой только что была голова, хлещет кровь…

Вот он: Красный смех! Он повсюду: в наших телах, в небе, в солнце, и скоро он разольётся по всей земле…

Уже нельзя отличить, где кончается явь и начинается бред. В армии, в лазаретах — четыре психиатрических покоя. Люди сходят с ума, как заболевают, заражаясь друг от друга, при эпидемии. В атаке солдаты кричат как бешеные; в перерыве между боями — как безумные поют и пляшут. И дико смеются. Красный смех…

Он — на госпитальной койке. Напротив — похожий на мертвеца офицер, вспоминающий о том бое, в котором получил смертельное ранение. Он вспоминает эту атаку отчасти со страхом, отчасти с восторгом, как будто мечтая пережить то же самое вновь. «И опять пулю в грудь?» — «Ну, не каждый же раз — пуля… Хорошо бы и орден за храбрость!..»

Тот, кто через три дня будет брошен на другие мёртвые тела в общую могилу, мечтательно улыбаясь, чуть ли не посмеиваясь, говорит об ордене за храбрость. Безумие…

В лазарете праздник: где-то раздобыли самовар, чай, лимон. Оборванные, тощие, грязные, завшивевшие — поют, смеются, вспоминают о доме. «Что такое «дом»? Какой «дом»? Разве есть где-нибудь какой-то «дом»?» — «Есть — там, где теперь нас нет». — «А где мы?» — «На войне…»

…Ещё видение. Поезд медленно ползёт по рельсам через поле боя, усеянное мертвецами. Люди подбирают тела — тех, кто ещё жив.

Тяжело раненным уступают места в телячьих вагонах те, кто в состоянии идти пешком. Юный санитар не выдерживает этого безумия — пускает себе пулю в лоб.

А поезд, медленно везущий калек «домой», подрывается на мине: противника не останавливает даже видный издалека Красный Крест…

Сидя в ванне, он разговаривает с братом: похоже, мы все сходим с ума. Брат кивает: «Ты ещё не читаешь газет. Они полны слов о смерти, об убийствах, о крови. Когда несколько человек стоят где-нибудь и о чем-то беседуют, мне кажется, что они сейчас бросятся друг на друга и убьют…»

Рассказчик умирает от ран и безумного, самоубийственного труда: два месяца без сна, в кабинете с зашторенными окнами, при электрическом свете, за письменным столом, почти механически водя пером по бумаге.

Прерванный монолог подхватывает его брат: вирус безумия, вселившийся в покойного на фронте, теперь в крови оставшегося жить. Все симптомы тяжкой хвори: горячка, бред, нет уже сил бороться с Красным смехом, обступающим тебя со всех сторон.

Хочется выбежать на площадь и крикнуть: «Сейчас прекратите войну — или…»

Но какое «или»? Сотни тысяч, миллионы слезами омывают мир, оглашают его воплями — и это ничего не даёт…

Вокзал. Из вагона солдаты-конвоиры выводят пленных; встреча взглядами с офицером, идущим позади и поодаль шеренги. «Кто этот — с глазами?» — а глаза у него, как бездна, без зрачков. «Сумасшедший, — отвечает конвоир буднично. — Их таких много…»

В газете среди сотен имён убитых — имя жениха сестры. В одночасье с газетой приходит письмо — от него, убитого, — адресованное покойному брату. Мёртвые — переписываются, разговаривают, обсуждают фронтовые новости.

Это — реальнее той яви, в которой существуют ещё не умершие.

«Воронье кричит…» — несколько раз повторяется в письме, ещё хранящем тепло рук того, кто его писал… Все это ложь! Войны нет! Брат жив — как и жених сестры! Мёртвые — живы! Но что тогда сказать о живых?..

Театр. Красный свет льётся со сцены в партер. Ужас, как много здесь людей — и все живые. А что, если сейчас крикнуть:

«Пожар!» — какая будет давка, сколько зрителей погибнет в этой давке? Он готов крикнуть — и выскочить на сцену, и наблюдать, как они станут давить, душить, убивать друг друга. А когда наступит тишина, он бросит в зал со смехом: «Это потому, что вы убили брата!»

«Потише», — шепчет ему кто-то сбоку: он, видимо, начал произносить свои мысли вслух… Сон, один другого страшнее. В каждом — смерть, кровь, мёртвые. Дети на улице играют в войну. Один, увидев человека в окне, просится к нему. «Нет. Ты убьёшь меня…»

Красный смех. Один из самых популярных рассказов Леонида Андреева. Он повествует о молодом литераторе, попавшем в жернова русско-японской войны. Ужасы войны подрывают психическое здоровье молодого человека. Его постоянно преследует видение дома: голубые обои на стене кабинета, графин с водой, голоса родных и два слова, высеченные в его мозгу – красный смех.

Красный смех. Это когда смертельно раненный солдат размышляет об ордене за храбрость. Это когда молодой врач пускает себе пулю в висок, не выдержав ужасающего вида груды тел, куда свалены раненые и мертвые. Это когда поезд Красного креста, везущий раненых солдат, подрывается на мине. Это когда ослепленные яростью бойцы одной армии убивают друг друга.

Это рассказ о войне. Безжалостно, с беспощадным реализмом, не романтизируя страх и боль людей, попавших в окопы, рассказ иллюстрирует ужасы войны.

Главному герою снится дом, его родные и близкие, но стоит открыть глаза и он видит бледного гонца, обещающего подкрепление. Но это все иллюзия.

В реальности бледное лицо гонца взрывается красным туманом – головы больше нет, из шеи струится алая кровь. Это и есть красный смех.

Рассказ о войне, он написан кровью на клочьях бумаги, он как обрывки сна, зафиксированные больной фантазией. Это как сон на грани яви, все в тумане, все полуреально.

Вот поезд медленно движется по железной дороге, усыпанной телами. Вот лазарет, где умирающие солдаты мечтают о бессмертии. Главный герой снова дома, но и тут его не оставляют ужасы войны.

Красный смех окутывает всю страну. Поезда следуют домой, по пути подбирая мертвых и раненых. На вокзалы страны прибывают солдаты, души которых полны красной ярости. Безумные люди с черной бездной в глазах. Красный смех повсюду – в наших сердцах, в небе и солнце, он разливается по всей земле.

Тогда, в пучине ярости, называемой боем, литератору отрывает ноги. Главный герой проводит два месяца, запершись в комнате. Он медленно сходит с ума, механически описывая ужасы войны.

Позже он умирает от страшных ран и самоубийственной работы. После его смерти, родной брат продолжает эту эстафету безумия.

Он тоже смеется красным смехом – горячка, бред, красный туман, обволакивающий и сковывающий его как паутина муху.

Красный смех, вселившийся в умершего брата, как вирус передается к брату живущему. Он не может смотреть на мирных людей, праздно проводящих свое время в театре – красный свет освещает публику.

Так много живых людей, но среди них нет его брата. Красным туманом его окутывает ярость, он хочет поднять панику и вызвать давку, чтобы наслаждаться тем, как эти живые люди убивают друг друга.

Ведь именно они убили брата, они поддержали эту войну.

Но нет, это все сны, один страшнее другого – кругом смерть, кровь и мертвецы. Мертвый брат часто навещает его во снах, а с ним всегда приходят другие погибшие – знакомые и неизвестные. Они тесно толпятся в доме, заполняют все комнаты, и здесь уже нет места живым.

Источник: https://www.allsoch.ru/andreev/krasnij_smeh/

Краткое содержание – «Красный смех» Андреев Л.Н

«…безумие и ужас. Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энской дороге — шли десять часов непрерывно, не замедляя хода, не подбирая упавших и оставляя их неприятелю, который двигался сзади нас и через три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами…»

Рассказчик — молодой литератор, призванный в действующую армию. В знойной степи его преследует видение: клочок старых голубых обоев в его кабинете, дома, и запыленный графин с водой, и голоса жены и сына в соседней комнате. И еще — как звуковая галлюцинация — преследуют его два слова: «Красный смех».

Куда идут люди? Зачем этот зной? Кто они все? Что такое дом, клочок обоев, графин? Он, измотанный видениями — теми, что перед его глазами, и теми, что в его сознании, — присаживается на придорожный камень; рядом с ним садятся на раскаленную землю другие офицеры и солдаты, отставшие от марша. Невидящие взгляды, неслышащие уши, губы, шепчущие Бог весть что…

Повествование о войне, которое он ведет, похоже на клочья, обрывки снов и яви, зафиксированные полубезумным рассудком.

Вот — бой. Трое суток сатанинского грохота и визга, почти сутки без сна и пищи.

«Я думал в эту минуту о том, почему не спит мой сын в соседней комнате, и ответил, что могу продержаться сколько угодно…» Белое лицо гонца, белое, как свет, вдруг взрывается красным пятном — из шеи, на которой только что была голова, хлещет кровь…

Вот он: Красный смех! Он повсюду: в наших телах, в небе, в солнце, и скоро он разольется по всей земле…

Уже нельзя отличить, где кончается явь и начинается бред. В армии, в лазаретах — четыре психиатрических покоя. Люди сходят с ума, как заболевают, заражаясь друг от друга, при эпидемии. В атаке солдаты кричат как бешеные; в перерыве между боями — как безумные поют и пляшут. И дико смеются. Красный смех…

Он — на госпитальной койке. Напротив — похожий на мертвеца офицер, вспоминающий о том бое, в котором получил смертельное ранение. Он вспоминает эту атаку отчасти со страхом, отчасти с восторгом, как будто мечтая пережить то же самое вновь. «И опять пулю в грудь?» — «Ну, не каждый же раз — пуля… Хорошо бы и орден за храбрость!..»

Тот, кто через три дня будет брошен на другие мертвые тела в общую могилу, мечтательно улыбаясь, чуть ли не посмеиваясь, говорит об ордене за храбрость. Безумие…

В лазарете праздник: где-то раздобыли самовар, чай, лимон. Оборванные, тощие, грязные, завшивевшие — поют, смеются, вспоминают о доме. «Что такое „дом“? Какой „дом“? Разве есть где-нибудь какой-то „дом“?» — «Есть — там, где теперь нас нет». — «А где мы?» — «На войне…»

…Еще видение. Поезд медленно ползет по рельсам через поле боя, усеянное мертвецами. Люди подбирают тела — тех, к-

то еще жив. Тяжело раненным уступают места в телячьих вагонах те, кто в состоянии идти пешком. Юный санитар не выдерживает этого безумия — пускает себе пулю в лоб. А поезд, медленно везущий калек «домой», подрывается на мине: противника не останавливает даже видный издалека Красный Крест…

Рассказчик — дома. Кабинет, синие обои, графин, покрытый слоем пыли. Неужели это наяву? Он просит жену посидеть с сыном в соседней комнате. Нет, кажется, это все-таки наяву.

Рассказчик умирает от ран и безумного, самоубийственного труда: два месяца без сна, в кабинете с зашторенными окнами, при электрическом свете, за письменным столом, почти механически водя пером по бумаге.

Прерванный монолог подхватывает его брат: вирус безумия, вселившийся в покойного на фронте, теперь в крови оставшегося жить. Все симптомы тяжкой хвори: горячка, бред, нет уже сил бороться с Красным смехом, обступающим тебя со всех сторон.

Хочется выбежать на площадь и крикнуть: «Сейчас прекратите войну — или…»

Но какое «или»? Сотни тысяч, миллионы слезами омывают мир, оглашают его воплями — и это ничего не дает…

Вокзал. Из вагона солдаты-конвоиры выводят пленных; встреча взглядами с офицером, идущим позади и поодаль шеренги. «Кто этот — с глазами?» — а глаза у него, как бездна, без зрачков. «Сумасшедший, — отвечает конвоир буднично. — Их таких много…»

В газете среди сотен имен убитых — имя жениха сестры. В одночасье с газетой приходит письмо — от него, убитого, — адресованное покойному брату. Мертвые — переписываются, разговаривают, обсуждают фронтовые новости.

Это — реальнее той яви, в которой существуют еще не умершие.

«Воронье кричит…» — несколько раз повторяется в письме, еще хранящем тепло рук того, кто его писал… Все это ложь! Войны нет! Брат жив — как и жених сестры! Мертвые — живы! Но что тогда сказать о живых?..

Театр. Красный свет льется со сцены в партер. Ужас, как много здесь людей — и все живые. А что, если сейчас крикнуть:

«Пожар!» — какая будет давка, сколько зрителей погибнет в этой давке? Он готов крикнуть — и выскочить на сцену, и наблюдать, как они станут давить, душить, убивать друг друга. А когда наступит тишина, он бросит в зал со смехом: «Это потому, что вы убили брата!»

«Потише», — шепчет ему кто-то сбоку: он, видимо, начал произносить свои мысли вслух… Сон, один другого страшнее. В каждом — смерть, кровь, мертвые. Дети на улице играют в войну. Один, увидев человека в окне, просится к нему. «Нет. Ты убьешь меня…»

Все чаще приходит брат. А с ним — другие мертвецы, узнаваемые и незнакомые. Они заполняют дом, тесно толпятся во всех комнатах — и нет здесь уже места живым.

Источник: https://libaid.ru/katalog/a/andreev-leonid/2912-kratkoe-soderzhanie-krasnyj-smekh-andreev-l-n-bolee-kratko

Краткое содержание: Красный смех

Страх и безумие наш герой впервые почувствовал, когда они шли непрерывно в течении десяти часов по дороге, не замедляя движения, не подхватывая павших и оставляя тех неприятелю, следовавшему за ними и стиравшему их следы через три-четыре часа за ними своими сапогами.

Рассказчик здесь молодой литератор, которого призвали в регулярную армию. В жаркой степи ему грезится видение: лоскут голубых старых обоев из его кабинета в доме, и пыльный графин воды, и голоса сына с женой из соседней комнаты.

И ещё преследует его звуковая галлюцинация из двух слов — Красный смех.

Куда идут все эти люди? Зачем эта жара? Кто все они? Что есть дом с клочком обоев и графин? Он, изможденный видениями перед его глазами, а также в его сознании присел на камень у дороги. Рядом с ним уселись на раскалённую почву солдаты и другие офицеры, отставшие от остальных. Глаза их не видят, уши не слышат, губы шепчут не пойми что.

Рассказ его о войне, который он повествует, похож на лоскуты из обрывков яви и сна, отмеченные полубредовым разумом.

Тот передал, что генерал просил передать просьбу держаться всего лишь два часа, а там придет подмога. Он же думал в это мгновение, почему его сын не спит в комнате по соседству, отвечая, что может держаться сколько понадобится.

Лицо гонца, только что бывшее белым, как снег, взорвалось красной кляксой, из шеи, где только что была голова фонтанирует кровь.

Красный смех — вот он, он всюду! В телах наших, в солнце, в небесах и скоро разнесется он по всей стране. Уж больше нельзя различить где конец яви и начало бреда. В войсках, в лазаретах по четыре психиатрических приемных. Люди теряют разум, как при эпидемии заражая друг друга. Атакуя, солдаты орут как безумные, в промежутках между сражениями как бешенные пляшут и поют. И смеются дико. Красный смех.Он в госпитале, на койке. Против него лежит похожий на труп офицер, говорящий о той битве, в которой его смертельно ранили. Говорит он об этой атаке частично с ужасом, частично с восторгом, будто мечтает опять пережить этот момент, получив вместо пули в грудь орден за храбрость.

В лазарете радость: где-то достали самовар, чай и лимон. Оборванные, грязные, худые и вшивые — они смеются и поют, вспоминая о доме.

Ещё бредовое видение. Медленно ползущий на рельсах поезд едет через поле битвы, усыпанное мертвецами. Люди собирают тела еще живых. Серьезно раненным в телячьих вагонах уступают места способные еще ходить самостоятельно. Юный санитар не выдержал этого сумашествия и пустил пулю в лоб. А поезд подрывают на мине, противника не волнует виднеющийся на нем издали Красный Крест.

Рассказчик уже у себя дома. Кабинет с синими обоями, запыленный графин. Неужели все это реально? Он просит супругу побыть с ребенком в соседней комнате. Нет, решительно, это все по правде.

Он говорит с братом, принимая ванну, сказав тому, что все мы теряем рассудок. Брат кивнул, сказав, что тот еще не читал газет, которые набиты словами о смерти, убийствах и крови. Рассказчик при смерти от полученных ран и рабской, само разрушающей работы. Он провел два бессонных месяца в кабинете, зашторив окна. При свете электричества сидел за письменным столом, водя автоматически по бумаге пером. Его незаконченный монолог продолжает его брат, подхвативший безумный вирус от того. У него все признаки: лихорадка, бред, бессилие в борьбе с красным смехом. Он хочет выбежать на улицу и крикнуть, чтобы сейчас же прекратили войну, или….

Но разве есть «или»? Тысячи и миллионы орошают мир слезами, наполняют его криками и это не приносит результатов.

Вокзал. Солдаты-конвойные из вагона вывели пленных; встреча глазами с офицером, шагающего позади и чуть поодаль от шеренги. Кто он? Конвоир ответил, что сумасшедший, каких сейчас полно. В газете имя сестринского жениха среди таких же имен убитых. Театр. В партер бьет красный свет со сцены. Ужас, так много тут людей и все они живые.

Все чаще его навещает покойный брат и с ним, за компанию, другие мертвые, знакомые и незнакомые. Они наполняют дом, толкутся в ставших тесными комнатах и нет теперь здесь места живым.

Краткое содержание рассказа «Красный смех» пересказала Осипова А.С.

Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Красный смех». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.

Источник: https://biblioman.org/shortworks/andreev/krasny-smeh/

Леонид Андреев — Красный смех

Леонид Андреев

Красный смех

…безумие и ужас.

Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энской дороге – шли десять часов непрерывно, не останавливаясь, не замедляя хода, не подбирая упавших и оставляя их неприятелю, который сплошными массами двигался сзади нас и через три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами. Стоял зной.

Не знаю, сколько было градусов: сорок, пятьдесят или больше; знаю только, что он был непрерывен, безнадежно-ровен и глубок. Солнце было так огромно, так огненно и страшно, как будто земля приблизилась к нему и скоро сгорит в этом беспощадном огне. И не смотрели глаза.

Маленький, сузившийся зрачок, маленький, как зернышко мака, тщетно искал тьмы под сенью закрытых век: солнце пронизывало тонкую оболочку и кровавым светом входило в измученный мозг.

Все молчали, как будто двигалась армия немых, и, когда кто-нибудь падал, он падал молча, и другие натыкались на его тело, падали, молча поднимались и, не оглядываясь, шли дальше – как будто эти немые были также глухи и слепы.

Я сам несколько раз натыкался и падал, и тогда невольно открывал глаза, – и то, что я видел, казалось диким вымыслом, тяжелым бредом обезумевшей земли.

Раскаленный воздух дрожал, и беззвучно, точно готовые потечь, дрожали камни; и дальние ряды людей на завороте, орудия и лошади отделились от земли и беззвучно студенисто колыхались – точно не живые люди это шли, а армия бесплотных теней. Огромное, близкое, страшное солнце на каждом стволе ружья, на каждой металлической бляхе зажгло тысячи маленьких ослепительных солнц, и они отовсюду, с боков и снизу забирались в глаза, огненно-белые, острые, как концы добела раскаленных штыков. А иссушающий, палящий жар проникал в самую глубину тела, в кости, в мозг, и чудилось порою, что на плечах покачивается не голова, а какой-то странный и необыкновенный шар, тяжелый и легкий, чужой и страшный.

И тогда – и тогда внезапно я вспомнил дом: уголок комнаты, клочок голубых обоев и запыленный нетронутый графин с водою на моем столике – на моем столике, у которого одна ножка короче двух других и под нее подложен свернутый кусочек бумаги. А в соседней комнате, и я их не вижу, будто бы находятся жена моя и сын. Если бы я мог кричать, я закричал бы – так необыкновенен был этот простой и мирный образ, этот клочок голубых обоев и запыленный, нетронутый графин.

Знаю, что я остановился, подняв руки, но кто-то сзади толкнул меня; я быстро зашагал вперед, раздвигая толпу, куда-то торопясь, уже не чувствуя ни жара, ни усталости.

И я долго шел так сквозь бесконечные молчаливые ряды, мимо красных, обожженных затылков, почти касаясь бессильно опущенных горячих штыков, когда мысль о том, что же я делаю, куда иду так торопливо, – остановила меня.

Так же торопливо повернул в сторону, пробился на простор, перелез какой-то овраг и озабоченно сел на камень, как будто этот шершавый, горячий камень был целью всех моих стремлений.

Вот один, как и я, торопливо пробирается сквозь ряды и падает; вот другой, третий.

Вот поднялась над толпою голова лошади с красными безумными глазами и широко оскаленным ртом, только намекающим на какой-то страшный и необыкновенный крик, поднялась, упала, и в этом месте на минуту сгущается народ, приостанавливается, слышны хриплые, глухие голоса, короткий выстрел, и потом снова молчаливое, бесконечное движение.

Уже час сижу я на этом камне, а мимо меня все идут, и все так же дрожит земля, и воздух, и дальние призрачные ряды. Меня снова пронизывает иссушающий зной, и я уже не помню того, что представилось мне на секунду, а мимо меня все идут, идут, и я не понимаю, кто это.

Час тому назад я был один на этом камне, а теперь уже собралась вокруг меня кучка серых людей: одни лежат и неподвижны, быть может, умерли; другие сидят и остолбенело смотрят на проходящих, как и я. У одних есть ружья, и они похожи на солдат; другие раздеты почти догола, и кожа на теле так багрово-красна, что на нее не хочется смотреть.

Недалеко от меня лежит кто-то голый спиной кверху. По тому, как равнодушно уперся он лицом в острый и горячий камень, по белизне ладони опрокинутой руки видно, что он мертв, но спина его красна, точно у живого, и только легкий желтоватый налет, как в копченом мясе, говорит о смерти. Мне хочется отодвинуться от него, но нет сил, и, покачиваясь, я смотрю на бесконечно идущие, призрачные покачивающиеся ряды. По состоянию моей головы я знаю, что и у меня сейчас будет солнечный удар, но жду этого спокойно, как во сне, где смерть является только этапом на пути чудесных и запутанных видений.

И я вижу, как из толпы выделяется солдат и решительно направляется в нашу сторону. На минуту он пропадает во рву, а когда вылезает оттуда и снова идет, шаги его нетверды, и что-то последнее чувствуется в его попытках собрать свое разбрасывающееся тело. Он идет так прямо на меня, что сквозь тяжелую дрему, охватившую мозг, я пугаюсь и спрашиваю:

– Чего тебе?

Он останавливается, как будто ждал только слова, и стоит огромный, бородатый, с разорванным воротом. Ружья у него нет, штаны держатся на одной пуговице, и сквозь прореху видно белое тело. Руки и ноги его разбросаны, и он, видимо, старается собрать их, но не может: сведет руки, и они тотчас распадутся.

– Ты что? Ты лучше сядь, – говорю я.

У всех зрачки сужены – а у него расплылись они во весь глаз; какое море огня должен видеть он сквозь эти огромные черные окна! Быть может, мне показалось, быть может, в его взгляде была только смерть, – но нет, я не ошибаюсь: в этих черных, бездонных зрачках, обведенных узеньким оранжевым кружком, как у птиц, было больше, чем смерть, больше, чем ужас смерти.

– Уходи! – кричу я, отступая. – Уходи!

И как будто он ждал только слова – он падает на меня, сбивая меня с ног, все такой же огромный, разбросанный и безгласный.

Я с содроганием освобождаю придавленные ноги, вскакиваю и хочу бежать – куда-то в сторону от людей, в солнечную, безлюдную, дрожащую даль, когда слева, на вершине, бухает выстрел и за ним немедленно, как эхо, два других. Где-то над головою, с радостным, многоголосым визгом, криком и воем проносится граната.

Источник: https://libking.ru/books/prose-/prose-rus-classic/65864-leonid-andreev-krasnyy-smeh.html

Красный смех, в сокращении. Краткое содержание

Список произведений в сокращении этого автора
Жизнь Василия Фивейского
Красный смех
Жизнь Человека
Рассказ о семи повешенных
Иуда Искариот

«…безумие и ужас.

Впервые я почувствовал это, когда мы шли по энской дороге — шли десять часов непрерывно, не замедляя хода, не подбирая упавших и оставляя их неприятелю, который двигался сзади нас и через три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами…»

Рассказчик — молодой литератор, призванный в действующую армию. В знойной степи его преследует
видение: клочок старых голубых обоев в его кабинете, дома, и запыленный графин с водой, и голоса жены
и сына в соседней комнате. И еще — как звуковая галлюцинация — преследуют его два слова: «Красный смех».

Куда идут люди? Зачем этот зной? Кто они все? Что такое дом, клочок обоев, графин? Он, измотанный
видениями
— теми, что перед его глазами, и теми, что в его сознании, — присаживается на придорожный
камень; рядом с ним садятся на раскаленную землю другие офицеры и солдаты, отставшие от марша. Невидящие
взгляды, неслышащие уши, губы, шепчущие Бог весть что…

Повествование о войне, которое он ведет, похоже на клочья, обрывки снов и яви, зафиксированные
полубезумным рассудком.

Вот — бой. Трое суток сатанинского грохота и визга, почти сутки без сна и пищи. И опять перед глазами
— голубые обои, графин с водой…

Внезапно он видит молоденького гонца — вольноопределяющегося, бывшего
студента: «Генерал просит продержаться еще два часа, а там будет подкрепление». «Я думал в эту минуту
о том, почему не спит мой сын в соседней комнате, и ответил, что могу продержаться сколько угодно…

»
Белое лицо гонца, белое, как свет, вдруг взрывается красным пятном — из шеи, на которой только что была
голова, хлещет кровь…

Вот он: Красный смех! Он повсюду: в наших телах, в небе, в солнце, и скоро он разольется по всей земле…

Он — на госпитальной койке. Напротив — похожий на мертвеца офицер, вспоминающий о том бое,
в котором получил смертельное ранение. Он вспоминает эту атаку отчасти со страхом, отчасти с восторгом,
как будто мечтая пережить то же самое вновь. «И опять пулю в грудь?» — «Ну, не каждый же раз — пуля…
Хорошо бы и орден за храбрость!..»

Тот, кто через три дня будет брошен на другие мертвые тела в общую могилу, мечтательно улыбаясь,
чуть ли не посмеиваясь, говорит об ордене за храбрость. Безумие…

В лазарете праздник: где-то раздобыли самовар, чай, лимон. Оборванные, тощие, грязные, завшивевшие
— поют, смеются, вспоминают о доме. «Что такое «дом»? Какой «дом»? Разве есть где-нибудь какой-то
«дом»?» — «Есть — там, где теперь нас нет».
— «А где мы?»
— «На войне…»

…Еще видение. Поезд медленно ползет по рельсам через поле боя, усеянное мертвецами. Люди подбирают
тела — тех, кто еще жив.

Тяжело раненным уступают места в телячьих вагонах те, кто в состоянии
идти пешком. Юный санитар не выдерживает этого безумия
— пускает себе пулю в лоб.

А поезд, медленно везущий
калек «домой», подрывается на мине: противника не останавливает даже видный издалека Красный Крест…

Рассказчик — дома. Кабинет, синие обои, графин, покрытый слоем пыли. Неужели это наяву? Он
просит жену посидеть с сыном в соседней комнате. Нет, кажется, это все-таки наяву.

Сидя в ванне, он разговаривает с братом: похоже, мы все сходим с ума. Брат кивает: «Ты еще не читаешь
газет. Они полны слов о смерти, об убийствах, о
крови. Когда несколько человек стоят где-нибудь и о
чем-то беседуют, мне кажется, что они сейчас бросятся друг на друга и убьют…»

Прерванный монолог подхватывает его брат: вирус безумия, вселившийся в покойного на
фронте, теперь в крови оставшегося жить. Все симптомы тяжкой хвори: горячка, бред, нет уже сил бороться с Красным
смехом, обступающим тебя со всех сторон.

Хочется выбежать на площадь и крикнуть: «Сейчас прекратите
войну — или…»

Но какое «или»? Сотни тысяч, миллионы слезами омывают мир, оглашают его воплями — и это ничего
не дает…

Вокзал. Из вагона солдаты-конвоиры выводят пленных; встреча взглядами с офицером, идущим позади
и поодаль шеренги. «Кто этот — с глазами?» — а глаза у него, как бездна, без зрачков. «Сумасшедший,
— отвечает конвоир буднично. — Их таких много…»

В газете среди сотен имен убитых — имя жениха сестры. В одночасье с газетой приходит письмо —
от него, убитого, — адресованное покойному брату. Мертвые — переписываются, разговаривают, обсуждают
фронтовые новости.

Это — реальнее той яви, в которой существуют еще не умершие. «Воронье кричит…»
— несколько раз повторяется в письме, еще хранящем тепло рук того, кто его писал…

Все это ложь! Войны
нет! Брат жив — как и жених сестры! Мертвые — живы! Но что тогда сказать о живых?..

Театр. Красный свет льется со сцены в партер. Ужас, как много здесь людей — и все живые. А что,
если сейчас крикнуть:

«Пожар!»
— какая будет давка, сколько зрителей погибнет в этой давке? Он готов крикнуть — и выскочить
на сцену, и наблюдать, как они станут давить, душить, убивать друг друга. А когда наступит тишина, он
бросит в зал со смехом: «Это потому, что вы убили брата!»

«Потише», — шепчет ему кто-то сбоку: он, видимо, начал произносить свои мысли вслух…

Все чаще приходит брат. А с ним — другие мертвецы, узнаваемые и незнакомые. Они заполняют
дом, тесно толпятся во всех комнатах — и нет здесь уже места живым.

• Все русские произведения в сокращении по алфавиту:
• А —
  Б —
  В —
  Г —
  Д —
  Е —
  Ж —
  З —
  И —
  К —
  Л —
  М —
  Н —
  О —
  П —
  Р —
  С —
  Т —
  У —
  Ф —
  Х —
  Ц —
  Ч —
  Ш —
  Э —
  Ю —
  Я
• Писатели, по которым есть произведения в сокращении:

Источник: https://docbaza.ru/izlog/rus2/Andreev_Leonid_Nikolaevich/02.html

Краткое содержание “Красный смех” Леонида Андреева

Военный отряд бредет в степи, уходя от наступающего неприятеля. Невыносимая жара, молчаливо бредущие в неизвестность, измотанные войска – люди, кони, скрежет колес, надрывное дыхание. Среди них – молодой литератор, призванный в действующую армию.

Окружающая действительность ужасает молодого человека. На раскаленном солнце головы окружающих видятся ему огромными жуткими шарами. Над толпой поднимается лошадь в последнем хрипящем порыве – падает под ноги равнодушного людского потока, молча обходящих ее остывающую фигуру.

Его начинают преследовать галлюцинации: в дрожащем мареве пыльной дороги он видит фрагменты обстановки своего дома, слышит голоса жены, сына. В мозгу постоянно звучит странная фраза – «Красный смех».

Почти безумный рассудок фиксирует происходящее: трое суток беспрерывного боя, грохот, вой снарядов, смерть повсюду. Происходящее заслоняется в сознании рассказчика мыслями о плохо засыпающем сыне. Внезапно начинается дождь – и повествователь мечется по батарее в поисках плаща или зонта.

В мерном стуке капель орудие напоминает что-то милое и нежное из прошлой мирной жизни…

Юный посыльный едва успевает передать на словах приказ генерала, как через мгновение лишается головы – ее место на шее занимают потоки брызжущей крови. Красный смех чудится во всем, кажется, что еще немного – и он заполонит всю землю.

Границы яви и безумия постепенно стираются.

Прорываясь через колючую проволоку, люди соскальзывали в ямы от воронок, цеплялись за других, втягивали их в кровавое месиво мертвых и живых. В полном безумии возникает песня – хор исполняет веселую плясовую.

В бою повествователю отрывает ноги, он попадает в госпиталь. Армейские лазареты переполнены: безумие распространяется как заразное заболевание от одного к другому. Крик – безумный, бешеный в атаке и заразительно-ненормальный в редкие минуты отдыха. И над всем этим – смех, Красный смех…

В начинающемся бреду он беспокоится о матери – как же оставить ее одну! Раненые собираются за самоваром на чаепитие (где-то достали лимон!), им чудится присутствие за столом уже погибших сослуживцев.

Нечаянное воспоминание о доме вызывает ужас и отчаяние – никто не может вспомнить, что это такое.

Рассказчик вновь оказывается на границе сознания – поезд, сошедший с ума доктор, трупы вокруг, которым нет числа.

Те, кто может идти самостоятельно, бредут за поездом пешком. Стреляется молодой санитар, не выдерживая ужаса происходящего.

После странного боя со своими же частями повествователь попадает в госпиталь – ему оторвало ноги. Ужасное событие не укладывается в сознании, он видит в странно застывших глазах доктора все тот же Красный смех, и, – чудо! – доктор его понимает! В горячке восторженного безумия доктор сообщает о своей будущей армии мертвецов, будущей великой армии победителей всего живого.

Санитарный поезд подрывается на мине.

После госпиталя выздоравливающий рассказчик попадает домой. Он видит перед собой обстановку из своих видений на войне и не понимает – это снова галлюцинация, или все происходит наяву.

Мать, жена, брат, маленький сын – все напряжены, словно ожидают чего-то ужасного.

Эмоции выплескиваются при виде обрезанных ног рассказчика – потрясение от вида тридцатилетного, совсем молодого инвалида, вызывают слезы отчаяния.

Два месяца без сна, заперев дверь, занавесив окна от дневного света, рассказчик провел за столом – он непрерывно работал за письменным столом, хотя на самом деле ручка хаотично передвигалась по листу бумаги, царапая его. От полученных ранений и бесполезного труда без сна и отдыха рассказчик умирает.

Повествование продолжает его брат. С его слов становится понятно, в каком нездоровом восторге несчастный калека прожил последние дни – его полностью поглотила безумная жажда творчества, от умершего к нему переходит вирус безумия.

Теперь уже брат рассказчика чувствует, как его обступает со всех сторон Красный смех. Встреча с пленными на вокзале, вагоны с безумными соотечественниками, желание увидеть гибель массы людей в театре, кошмары по ночам – война, смерть, человеческое горе обступают со всех сторон.

По ночам в опустевшем доме братья встречаются – живой и мертвый прекрасно понимают друг друга

У сестры погибает жених, но спустя некоторое время от него приходит письмо. В них рассуждения молодого здорового мужчины о жизни перемежаются с военными впечатлениями. Рассказчик чувствует всю неестественность происходящего: он, живой, мысленно беседует с мертвым, неожиданно приходя к выводу, что умершего ему не жаль.

Антивоенный митинг заканчивается кровью. Рассказчик бежит прочь с разбитым лицом, попадает в лабиринт темных, будто мертвых, улиц, едва не погибает в схватке с незнакомцем.

Дома он видит в темноте фигуру умершего брата. Тот указывает ему на окно: там все залито красным цветом. Дом заполняют трупы: они везде, их становится все больше, они преграждают живым путь к выходу. Единственный путь к спасению – окно. Но там стоит Красный смех.

Источник: https://school-essay.ru/kratkoe-soderzhanie-krasnyj-smex-leonida-andreeva.html