Краткое содержание гиляровский москва и москвичи за 2 минуты пересказ сюжета

С москвоведом Андреем Тутушкиным мы прошли по Москве Гиляровского – местам, не только описанным в книге «Москва и москвичи», но и связанным с жизнью писателя

Биржа труда и Городская народная столовая на Хитровской площади. 1917 год.

Владимир Гиляровский родился в 1855 году в Вологде. До переезда в Москву, он сменил с десяток профессий. Работал истопником, пожарным, наездником в цирке, табунщиком скота и бурлаком на Волге.

И в репортерской деятельности Гиляровский продолжил «пробовать себя в разных ролях», перевоплощаясь ради хорошего сюжета то в пристава, то в жулика, то в кочегара.

Непомерной физической силы, большой и щедрый, дядя Гиляй (так прозвали его москвичи) везде – от высшего света до самых низов – был своим.  

Поселившись в 1881 году в Москве, Гиляровский какое-то время работал в театре Анны Бренко, но очень скоро оставил театр и занялся журналистикой.

Он печатался во множестве газет – от «Московского листка» до «Русских ведомостей» – и написал сотни очерков и репортажей.

На основе своей репортерской деятельности издал несколько книг, самой популярной из которых стала «Москва и москвичи». Сборник очерков о быте и нравах Москвы второй половины XIX — начала XX столетия Гиляровский писал с 1912 года и до конца жизни.

Жанр книги довольно необычен: основой художественности здесь становится путеводитель по городу.

Кроме того, популярности сборника способствовала постоянная переиздаваемость в советское время: власти выгодно было изображение трущоб и городского дна в царской России.

С москвоведом Андреем Тутушкиным мы прошли по Москве Гиляровского – местам, не только описанным в книге, но и связанным с жизнью писателя.

Для картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» в образе казака позировал Гиляровский.

Дом Гиляровского в Столешниковом

Столешников переулок, 9

В этом доме Владимир Гиляровский снимал квартиру 50 лет, с 1886 по 1935 год. Адрес был нарицательный, достаточно было сказать извозчику: «Едем к дяде Гиляю!», и он понимал, что речь идет о Столешниковом переулке.

Частыми гостями Гиляровского были Чехов, Шаляпин, Куприн, Бунин, Левитан и другие светские люди, составлявшие круг его общения. Над входом в квартиру дяди Гиляя висела свернутая калачом кочерга.

Повесить ее туда Гиляровскому посоветовал Чехов, после того, как тот, демонстрируя свои необыкновенные физические способности, согнул кочергу у него на глазах. Так кочерга все полвека над входом и провисела.

Дом Чехова

Садово-Кудринская, 6 с.2

Не только Чехов бывал в гостях у Гиляровского, но и наоборот. В этом доме Антон Павлович жил с матерью, сестрой и младшим братом Михаилом.

По словам Чехова, Гиляровский бывал здесь часто: «По-прежнему он забегает ко мне каждый вечер и одолевает меня своими сомнениями, борьбой, вулканами, рваными ноздрями, атаманами, вольной-волюшкой и прочей чепухой, которую да простит ему Бог».

Литературоведы предполагают, что Чехов мог изобразить своего друга Гиляровского в рассказе «Два газетчика» в образе журналиста Шлепкина.

Тверская площадь

Гиляровский, имея ребячливый характер, был мастер на шутки и розыгрыши. В историю вошел розыгрыш дяди Гиляя с арбузом.

Как-то, проезжая по Тверской и купив по пути моченый арбуз, запечатанный в бумагу, Гиляровский понял, что есть его не хочет.  И отдал городовому со словами: «Там бомба!».

Испуганный страж порядка отправился в полицейскую часть, располагавшуюся тогда на Тверской площади, напротив нынешней мэрии.  В отделении был переполох, пока не нашелся смельчак, развернувший бумагу.

Тверская площадь. Современный вид.

Здание Сущевской полицейской части

Селезневская ул., 11, с. 1

В этом здании с середины XIX века размещалась Сущевская полицейская часть, а также пожарное депо. Именно в этом месте сжигали запрещенные цензурой книги.  Первый сборник рассказов Гиляровского «Трущобные люди» властям не понравился, и в январе 1888 года весь тираж книги  был сожжен на заднем дворе дома.

Сохранились воспоминания автора об этом эпизоде: «На большом дворе, около садика, стояло несколько человек пожарных и мальчишек. Снег был покрыт сажей и клочками сгоревшей бумаги. Я увидал высокую решетчатую печь, в которой догорал огонь».

Позже, уже при советской власти, Гиляровский этим фактом даже гордился, говоря, что «если царская власть мои книги сжигала, значит было в них что-то стоящее».

Бывшее здание Сущевской полицейской части

Хитровка

Любимые главы книги «Москва и москвичи» у Гиляровского связаны с Хитровкой, где в конце XIX века был рынок рабочей силы. В поисках работы сюда стекался самый разнообразный люд, включая уголовников и бездомных.

Многие из них, не найдя работы, оседали в местных ночлежках.

Гиляровский в своих очерках называет этих обитателей Хитровки «кротами» и «раками» из-за того, что они никогда не показывались на улице при свете дня.

Хитровская площадь. Современный вид.

Сухаревская площадь

До революции здесь, как и на Хитровке, тоже был рынок. Примечательно, что, после окончания войны с Наполеоном, на Сухаревке разрешено было торговать краденым, «откуда бы оно ни взялось». Место это было привлекательно для Гиляровского как для репортера. Здесь он бывал в трактирах, наблюдал местные нравы. После революции рынок закрыли, а на его месте разбили сквер.

Малая Сухаревская площадь. Современный вид.

Цветной бульвар — Трубная площадь (Неглинка)

Гиляровский несколько раз спускался в подземный коллектор реки Неглинка, выступив таким образом в роли московского диггера. Свой первый спуск он подробно описывает в книге «Москва и москвичи», упоминая, что начитался романов Виктора Гюго.

Помогали ему тогда «водопроводчик Федя и солидный обстоятельный дворник».

Расстояние по современным меркам они прошли небольшое – от Цветного бульвара до Трубной площади, но Гиляровскому впечатлений хватило! Зловонная жижа, тина, человеческие останки (рядом тогда располагалось много преступных и криминальных районов).

На последующую публикацию в газете обратила внимание городская Дума. Власти выделили деньги на расчистку и переустройство коллектора. Последний раз писатель спустился под землю уже в преклонном возрасте. Тогда он сильно простудился и оглох на одно ухо.

Участок реки Неглинной, названный «Тропой Гиляровского».

Памятник Гоголю

Никитский бульвар, 7А

Памятник Гоголю, который находится сейчас в конце Никитского бульвара, во дворе дома-музея писателя, был создан в 1909 году скульптором Николаем Андреевым. Пьедестал памятника украшает барельеф с изображением героев Николя Васильевича.

Прообразом Тараса Бульбы на барельефе стал Владимир Гиляровский, внешне очень похожий на казака: усы, насмешливый проницательный взгляд, папаха.  Кроме того, среди писателей Гиляй ставил Гоголя выше всех, и даже исколесил все места под Полтавой, где бывал Николай Васильевич.

Гиляровский в образе Тараса Бульбы

Источник: https://2go2city.ru/articles/moskva_gilyarovskogo

����������� "������ � ��������" � �������������, ������������ � �������

• Наш полупустой поезд остановился на темной наружной платформе Ярославского вокзала,и мы вышли на площадь, миновав галдевших извозчиков, штурмовавших богатых пассажиров и не удостоивших нас своим вниманием.
• 
• Платформы Ярославского вокзала (1930 год)

Мы зашагали, скользя и спотыкаясь, по скрытым снегом неровностям, ничего не видя ни под ногами, ни впереди. Безветренный снег валил густыми хлопьями, сквозь его живую вуаль изредка виднелись какие-то светлевшие пятна, и, только наткнувшись на деревянный столб, можно было удостовериться, что это фонарь для освещения улиц, но он освещал только собственные стекла, залепленные сырым снегом.

Отмечено на карте:

• платформы Ярославского вокзала
• …и мы вышли на площадь, миновав галдевших извозчиков…
• Рязанский вокзал (Казанский вокзал)

Старое здание Ярославского Вокзала (1890-1900)

Мы шли со своими сундучками за плечами. Иногда нас перегоняли пассажиры, успевшие нанять извозчика. Но и те проехали. Полная тишина, безлюдье и белый снег, переходящий в неведомую и невидимую даль. Мы знаем только, что цель нашего пути — Лефортово, или, как говорил наш вожак, коренной москвич, «Лафортово».

— Во, это Рязанский вокзал! — указал он на темневший силуэт длинного, неосвещенного здания со светлым круглым пятном наверху; это оказались часы, освещенные изнутри и показывавшие половину второго.

Миновали вокзалы, переползли через сугроб и опять зашагали посредине узких переулков вдоль заборов, разделенных деревянными домишками и запертыми наглухо воротами. Маленькие окна отсвечивали кое-где желто-красным пятнышком лампадки… Темь, тишина, сон беспробудный.

Вдали два раза ударил колокол — два часа! — Это на Басманной. А это Ольховцы...— пояснил вожатый. И вдруг запел петухом:

— Ку-ка-ре-ку!..

Мы оторопели: что он, с ума спятил?

А он еще…

Отмечено на карте:

• …Это на Басманной… (Полицейский дом Новой Басманной)
• …А это Ольховцы…

И вдруг — сначала в одном дворе, а потом и в соседних ему ответили проснувшиеся петухи.

Удивленные несвоевременным пением петухов, сначала испуганно, а потом зло залились собаки. Ольховцы ожили.

Кое-где засветились окна, кое-где во дворах застучали засовы, захлопали двери, послышались удивленные голоса: «Что за диво! В два часа ночи поют петухи!»

Мой друг Костя Чернов залаял по-собачьи; это он умел замечательно, а потом завыл по-волчьи. Мы его поддержали. Слышно было, как собаки гремят цепями и бесятся.

Разгуляй. Дворец Мусина-Пушкина (1902 год) …дом колдуна Брюса…

Мы уже весело шагали по Басманной, совершенно безлюдной и тоже темной. Иногда натыкались на тумбы, занесенные мягким снегом. Еще площадь. Большой фонарь освещает над нами подобие окна с темными и непонятными фигурами.

— Это Разгуляй, а это дом колдуна Брюса, — пояснил Костя.

Так меня встретила в первый раз Москва в октябре 1873 года.

Отмечено на карте:

• …Дом колдуна Брюса…
• …Это Разгуляй…

Предыдущая глава

Следующая глава

Источник: http://www.Gilyarovsky.ru/

Владимир Гиляровский — Москва и москвичи. Избранные главы

Здесь можно купить и скачать «Владимир Гиляровский — Москва и москвичи. Избранные главы» в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Литература 20, издательство ОЛМА Медиа Групп, год 2013. Так же Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги на сайте LibFox.

Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.

На Facebook
В Твиттере
В Instagram
В Одноклассниках
Мы Вконтакте

Описание и краткое содержание «Москва и москвичи. Избранные главы» читать бесплатно онлайн.

«Москва и москвичи» В. А. Гиляровского – это уникальное произведение, в котором в увлекательной форме рассказывается о жизни москвичей во второй половине XIX – начале XX века. Минувшее предстает перед читателями во всем своем многообразии: в блеске и нищете, в веселье и скорби.

Известный бытописатель Гиляровский не оставляет без внимания ни одну сторону жизни Москвы: здесь и шумные праздники, и тихие прогулки по тенистым бульварам, шикарные магазины и грязные опасные трущобы, экипажи и первые трамваи.

Текст В. А. Гиляровского сопровожден интересными заметками из старых газет и журналов, любопытными воспоминаниями современников, фотографиями и произведениями живописи, чтобы читатель смог в полной мере ощутить атмосферу того удивительного времени.

В формате pdf A4 сохранен издательский дизайн.

Владимир Алексеевич Гиляровский

Москва и москвичи. Избранные главы

© ЗАО «ОЛМА Медиа Групп» 2013

* * *

С. Малютин. Портрет В. А. Гиляровского

Я – москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него всего себя. Я – москвич!

Минувшее проходит предо мною…

Привожу слова пушкинского Пимена, но я его несравненно богаче: на пестром фоне хорошо знакомого мне прошлого, где уже умирающего, где окончательно исчезнувшего, я вижу растущую не по дням, а по часам новую Москву. Она ширится, стремится вверх и вниз, в неведомую доселе стратосферу и в подземные глубины метро, освещенные электричеством, сверкающие мрамором чудесных зал.

…В «гранит одетая» Москва-река окаймлена теперь тенистыми бульварами. От них сбегают широкие каменные лестницы. Скоро они омоются новыми волнами: Волга с каждым днем приближается к Москве.

Когда-то на месте этой каменной лестницы, на Болоте, против Кремля, стояла на шесте голова Степана Разина, казненного здесь. Там, где недавно, еще на моей памяти, были болота, теперь – асфальтированные улицы, прямые, широкие. Исчезают нестройные ряды устарелых домишек, на их месте растут новые, огромные дворцы. Один за другим поднимаются первоклассные заводы.

Недавние гнилые окраины уже слились с центром и почти не уступают ему по благоустройству, а ближние деревни становятся участками столицы. В них входят стадионы – эти московские колизеи, где десятки и сотни тысяч здоровой молодежи развивают свои силы, подготовляют себя к геройским подвигам и во льдах Арктики, и в мертвой пустыне Кара-Кумов, и на «Крыше мира», и в ледниках Кавказа.

Это стало возможно только в стране, где Советская власть.

Москва уже на пути к тому, чтобы сделаться первым городом мира. Это на наших глазах.

…Грядущее проходит предо мною…

И минувшее проходит предо мной. Уже теперь во многом оно непонятно для молодежи, а скоро исчезнет совсем. И чтобы знали жители новой столицы, каких трудов стоило их отцам выстроить новую жизнь на месте старой, они должны узнать, какова была старая Москва, как и какие люди бытовали в ней.

И вот «на старости я сызнова живу» двумя жизнями: «старой» и «новой».

Старая – фон новой, который должен отразить величие второй. И моя работа делает меня молодым и счастливым – меня, проживше го и живущего

На грани двух столетий,
На переломе двух миров.

Москва, декабрь 1934 годаВл. Гиляровский

Наш полупустой поезд остановился на темной наружной платформе Ярославского вокзала, и мы вышли на площадь, миновав галдевших извозчиков, штурмовавших богатых пассажиров и не удостоивших нас своим вниманием.

Мы зашагали, скользя и спотыкаясь, по скрытым снегом неровностям, ничего не видя ни под ногами, ни впереди.

Безветренный снег валил густыми хлопьями, сквозь его живую вуаль изредка виднелись какие-то светлевшие пятна, и, только наткнувшись на деревянный столб, можно было удостовериться, что это фонарь для освещения улиц, но он освещал только собственные стекла, залепленные сырым снегом.

Мы шли со своими сундучками за плечами. Иногда нас перегоняли пассажиры, успевшие нанять извозчика. Но и те проехали. Полная тишина, безлюдье и белый снег, переходящий в неведомую и невидимую даль. Мы знаем только, что цель нашего пути – Лефортово, или, как говорил наш вожак, коренной москвич, «Лафортово».

– Во, это Рязанский вокзал! – указал он на темневший силуэт длинного, неосвещенного здания со светлым круглым пятном наверху; это оказались часы, освещенные изнутри и показывавшие половину второго.

Вдали два раза ударил колокол – два часа!

– Это на Басманной. А это Ольховцы… – пояснил вожатый. И вдруг запел петухом: – Ку-ка-ре-ку!..

Мы оторопели: что он, с ума спятил?

А он еще…

И вдруг – сначала в одном дворе, а потом и в соседних ему ответили проснувшиеся петухи. Удивленные несвоевременным пением петухов, сначала испуганно, а потом зло залились собаки. Ольховцы ожили. Кое-где засветились окна, кое-где во дворах застучали засовы, захлопали двери, послышались удивленные голоса: «Что за диво! В два часа ночи поют петухи!»

Мой друг Костя Чернов залаял по-собачьи; это он умел замечательно, а потом завыл по-волчьи. Мы его поддержали. Слышно было, как собаки гремят цепями и бесятся.

М. Якунчикова-Вебер. Москва зимой

Мы уже весело шагали по Басманной, совершенно безлюдной и тоже темной. Иногда натыкались на тумбы, занесенные мягким снегом. Еще пл ощадь. Большой фонарь освещает над нами подобие окна с темными и непонятными фигурами.

– Это Разгуляй, а это дом колдуна Брюса, – пояснил Костя.

Так меня встретила в первый раз Москва в октябре 1873 года.

На другой день после приезда в Москву мне пришлось из Лефортова отправиться в Хамовники, в Теплый переулок. Денег в кармане в обрез: два двугривенных да медяки. А погода такая, что сапог больше изорвешь. Обледенелые нечищеные тротуары да талый снег на огромных булыгах. Зима еще не устоялась.

На углу Гороховой – единственный извозчик, старик, в армяке, подпоясанном обрывками вылинявшей вожжи, в рыжей, овчинной шапке, из которой султаном торчит кусок пакли. Пузатая мохнатая лошаденка запряжена в пошевни – низкие лубочные санки с низким сиденьем для пассажиров и перекинутой в передней части дощечкой для извозчика. Сбруя и вожжи веревочные. За подпояской кнут.

• – Дедушка, в Хамовники!
• – Кое место?
• – В Теплый переулок.
• – Двоегривенный.
• Мне показалось это очень дорого.
• – Гривенник.
• Ему показалось это очень дешево.

Я пошел. Он двинулся за мной.

1. – Последнее слово – пятиалтынный? Без почину стою…
2. Шагов через десять он опять:
3. – Последнее слово – двенадцать копеек…
4. – Ладно.

Извозчик бьет кнутом лошаденку. Скользим легко то по снегу, то по оголенным мокрым булыгам, благо широкие деревенские полозья без железных подрезов. Они скользят, а не режут, как у городских санок.

Зато на всех косогорах и уклонах горбатой улицы сани раскатываются, тащат за собой набочившуюся лошадь и ударяются широкими отводами о деревянные тумбы.

Приходится держаться за спинку, чтобы не вылететь из саней.

Вдруг извозчик оборачивается, глядит на меня:

– А ты не сбежишь у меня? А то бывает: везешь, везешь, а он в проходные ворота – юрк!

• – Куда мне сбежать – я первый день в Москве…
• – То-то!
• Жалуется на дорогу:
• – Хотел сегодня на хозяйской гитаре выехать, а то туда, к Кремлю, мостовые совсем оголели…

– На чем? – спрашиваю. – На гитаре?

– Ну да, на колибере… вон на таком, гляди.

Из переулка поворачивал на такой же, как и наша, косматой лошаденке странный экипаж. Действительно, какая-то гитара на колесах. А впереди – сиденье для кучера. На этой «гитаре» ехали купчиха в салопе с куньим воротником, лицом и ногами в левую сторону, и чиновник в фуражке с кокардой, с портфелем, повернутый весь в правую сторону, к нам лицом.

Так я в первый раз увидел колибер, уже уступивший место дрожкам, высокому экипажу с дрожащим при езде кузовом, задняя часть которого лежала на высоких, полукругом, рессорах. Впоследствии дрожки были положены на плоские рессоры и стали называться, да и теперь зовутся, пролетками.

Мы ехали по Немецкой. Извозчик разговорился:

– Эту лошадь – завтра в деревню. Вчера на Конной у Илюшина взял за сорок рублей киргизку… Добрая. Четыре года. Износу ей не будет… На той неделе обоз с рыбой из-за Волги пришел. Ну, барышники у них лошадей укупили, а с нас вдвое берут. Зато в долг. Каждый понедельник трешку плати. Легко разве? Так все извозчики обзаводятся. Сибиряки привезут товар в Москву и половину лошадей распродадут…

Переезжаем Садовую. У Земляного вала – вдруг суматоха. По всем улицам извозчики, кучера, ломовики нахлестывают лошадей и жмутся к самым тротуарам. Мой возница остановился на углу Садовой.

Вдали звенят колокольчики.

Извозчик обернулся ко мне и испуганно шепчет:

– Кульеры! Гляди!

Колокольцы заливаются близко, слышны топот и окрики.

Конец ознакомительного отрывка

ПОНРАВИЛАСЬ КНИГА?

Эта книга стоит меньше чем чашка кофе! УЗНАТЬ ЦЕНУ

Источник: https://www.libfox.ru/586626-vladimir-gilyarovskiy-moskva-i-moskvichi-izbrannye-glavy.html

Владимир Гиляровский «Москва и москвичи» — онлайн библиотека knigger.com

Владимир Гиляровский был выдающимся журналистом, который значительно развил искусство газетного репортажа практически приблизив его к современному. К тому же, он имел немалый писательский дар, да и в целом был впечатляющей личностью, которую знала в свое время вся страна. Его книгу «Москва и москвичи» можно считать настоящим отечественным бестселлером.

Немного о личности Короля Репортажей

Владимир Гиляровский был мужчиной не только высокородным и очень образованным, но и не обделенным богатырской силой. Он мог бы занять очень высокие должности, но предпочел с юности всего добиваться сам, подавшись «в народ». Работал бурлаком, рабочим на свинцово-белильном заводе, грузчиком в речном порту, пожарным и даже гимнастом.

Переехав в Москву, Гиляровский быстро завел связи с местной интеллигенцией, став работником газеты. Позже он превратил непоказательный и короткий жанр репортажа в очень тонкое искусство, которое до сих пор не под силу каждому журналисту.

Гиляровский долго играл в театре. И после ухода из труппы он часто брал задания от редактора, связанные именно с постановками, и писал их мастерски.

Кроме репортажей и воспоминаний Гиляровский писал много стихов, шутливых од, саркастических четверостиший о политике и известных людях России.

Краткое содержание книги «Москва и москвичи»

«Москва и москвичи» посвящена жизни не только в данном городе, но и по всей России.

Она повествует о том, каково было жить в большом русском городе второй половины ХІХ века.

Гиляровский мастерски отобразил многообразие стольного города, в одной главе описывая творческие вечера интеллигенции, а в другой показывая трущобы Хитрова рынка и каторжников.

Много внимания уделил писатель не «важным» политическим персонам, а творческим людям, которые сделали огромный вклад в развитие культуры страны. Со многими из этих светочей писатель был знаком и тесно дружил. Поэтому его мемуары очень ценны для изучения биографий, да и быта всей Москвы в целом.

Важной часть повествования является передача автором легенд и городских мифов, популярных в то время в Москве. Также много внимания Гиляровский уделил архитектуре города, включая здания в повествование наравне с людьми. Его книгу можно считать в некотором роде историческим исследованием. Читать книгу Гиляровского онлайн можно на этом сайте.

Особенности книги

Главной изюминкой книги «Москва и москвичи» является ее простой язык и форма повествования. Журналист как будто создал большой материал для газеты, а не заумную книгу воспоминаний, хотя элементы мемуаров тут тоже есть, но они поданы интересною Среди особенностей книги стоит выделить такие:

• Лаконичность изложения. Владимир Гиляровский не склонен давать читателю множество скучных объяснений и описаний. Вместо этого он оставляет несколько важных, емких, броских деталей и оставляет за читателем право самому представить тот или иной образ.
• Динамичность сюжета. Мемуары пожилых людей часто сбивчивы, повествование переходит с одного объекта на другой без системы. Совсем не таков подход Гиляровского. Его воспоминания динамичны, иногда он переходит на другую тему непредсказуемо, но логично и очень гармонично.
• Связь с современностью. Хоть книга и рассказывает о дореволюционных событиях, писатель провел много параллелей с реальностью. Так что каждый читатель может живо представить себе, что было на том или другом месте современной Москвы.

Читать произведения классика русской литературы В. Гиляровского будет интересно и взрослым, и подросткам. Книга «Москва и москвичи» имеет легкий характер и очень затягивает, она способна скоротать долгие часы в дороге или скучный вечер.

Источник: https://knigger.com/blog/38/vladimir-gilyarovskii-moskva-i-moskvichi

Гиляровский Владимир. "Москва и москвичи" — Сообщество «Читательский Кружок» на DRIVE2

Хитровские «гурманы» любят лакомиться объедками. «А ведь это был рябчик!» — смакует какой-то «бывший». А кто попроще — ест тушеную картошку с прогорклым салом, щековину, горло, легкое и завернутую рулетом коровью требуху с непромытой зеленью содержимого желудка — рубец, который здесь зовется «рябчик».…Дети в Хитровке были в цене: их сдавали с грудного возраста в аренду, чуть не с аукциона, нищим. И грязная баба, нередко со следами ужасной болезни, брала несчастного ребенка, совала ему в рот соску из грязной тряпки с нажеванным хлебом и тащила его на холодную улицу. Ребенок, целый день мокрый и грязный, лежал у нее на руках, отравляясь соской, и стонал отхолода, голода и постоянных болей в желудке, вызывая участие у прохожих к «бедной матери несчастного сироты». Бывали случаи, что дитя утром умирало на руках нищей, и она, не желая потерять день, ходила с ним до ночи за подаянием. Двухлетних водили за ручку, а трехлеток уже сам приучался «стрелять».На последней неделе великого поста грудной ребенок «покрикастее» ходил по четвертаку в день, а трехлеток — по гривеннику. Пятилетки бегали сами и приносили тятькам, мамкам, дяденькам и тетенькам «на пропой души» гривенник, а то и пятиалтынный. Чем больше становились дети, тем больше с них требовали родители и тем меньше им подавали прохожие.Нищенствуя, детям приходилось снимать зимой обувь и отдавать ее караульщику за углом, а самим босиком метаться по снегу около выходов из трактиров и ресторанов. Приходилось добывать деньги всеми способами, чтобы дома, вернувшись без двугривенного, не быть избитым. Мальчишки, кроме того, стояли «на стреме», когда взрослые воровали, и в то же время сами подучивались у взрослых «работе». Бывало, что босяки, рожденные на Хитровке, на ней и доживали до седых

волос, исчезая временно на отсидку в тюрьму или дальнюю ссылку. Это мальчики.

Положение девочек было еще ужаснее. Им оставалось одно: продавать себя пьяным развратникам. Десятилетние пьяные проститутки были не редкость. Они ютились больше в «вагончике». Это был крошечный одноэтажный флигелек в глубине владения Румянцева.

В первой половине восьмидесятых годов там появилась и жила подолгу красавица, которую звали «княжна». Она исчезала на некоторое время из Хитровки, попадая за свою красоту то на содержание, то в «шикарный» публичный дом, но всякий раз возвращалась в «вагончик» и пропивала все свои сбережения.

В «Каторге» она распевала французские шансонетки, танцевала модный тогда танец качучу.…

Полицейская будка ночью была всегда молчалива — будто её и нет. В ней лет двадцать с лишком губернаторствовал городовой Рудников, о котором уже рассказывалось. Рудников ночными бездоходными криками о помощи не интересовался и двери в будке не открывал.

Раз был такой случай. Запутался по пьяному делу на Хитровке сотрудник «Развлечения» Епифанов, вздумавший изучать трущобы. Его донага раздели на площади. Он- в будку. Стучит, гремит, «караул» кричит. Да так голый домой и вернулся.

На другой день, придя в «Развлечение» просить аванс по случаю ограбления, рассказывал финал своего путешествия: огромный будочник, босой и в одном белье, которому он назвался дворянином, выскочил из будки, повернул его к себе спиной и гаркнул: «Всякая сволочь по ночам будет беспокоить!» — итак наподдал ногой — спасибо, что еще босой был, — что Епифанов отлетел далеко в лужу……Самым страшным был выходящий с Грачевки на Цветной бульвар Малый Колосов переулок, сплошь занятый полтинными, последнего разбора публичными домами. Подъезды этих заведений, выходящие на улицу, освещались обязательным красным фонарем, а в глухих дворах ютились самые грязные тайные притоны

проституции, где никаких фонарей не полагалось и где окна завешивались изнутри.

Характерно, что на всех таких дворах не держали собак… Здесь жили женщины, совершенно потерявшие образ человеческий, и их «коты», скрывавшиеся от полиции, такие, которым даже рискованно было входить в ночлежные дома Хитровки. По ночам «коты» выходили на Цветной бульвар и на Самотеку, где их «марухи» замарьяживали пьяных.

Они или приводили их в свои притоны, или их тут же раздевали следовавшие по пятам свои «дам» «коты».

Из последних притонов вербовались «составителями» громилы для совершения преступлений, и сюда никогда не заглядывала полиция, а если по требованию высшего начальства, главным образом прокуратуры, и делались обходы, то «хозяйки» заблаговременно знали об этом, и при «внезапных» обходах никогда не находили того, кого искали… Хозяйки этих квартир, бывшие проститутки большей частью, являлись фиктивными содержательницами, а фактическими были их любовники из беглых преступников, разыскиваемых полицией, или разные не попавшиеся еще аферисты и воры.

Временем наибольшего расцвета такого рода заведений были восьмидесятые годы.

Тогда содержательницы притонов считались самыми благонамеренными в политическом отношении и пользовались особым попустительством полиции, щедро ими оплачиваемой, а охранное отделение не считало их «опасными для государственного строя» и даже покровительствовало им вплоть до того, что содержатели притонов и «мельниц» попадали в охрану при царских проездах. Тогда полиция была занята только вылавливанием «неблагонадежных», революционно настроенных элементов, которых арестовывали и ссылали сотнями.

Источник: https://www.drive2.ru/c/454669499635859541/

Владимир Гиляровский — Москва и москвичи

– Спасибо, – ответил я, – жаль, что не застал меня. Кстати, скажи, цел ли отцовский музей?

– Эге! Хватился! Только и остался портрет отца, и то я его этой зимой на Сухаревке купил.

* * *

Неизменными посетителями Сухаревки были все содержатели антикварных магазинов. Один из них являлся с рассветом, садился на ящик и смотрел, как расставляют вещи. Сидит, глядит и, чуть усмотрит что-нибудь интересное, сейчас ухватит раньше любителей-коллекционеров, а потом перепродаст им же втридорога. Нередко антиквары гнали его:

– Да уходите, не мешайте, дайте разложиться!

– Ужо! Ужо! – отвечает он всегда одним и тем же словом и сидит, как примороженный.

Так и звали его торговцы: «Ужо!»

Любил рано приходить на Сухаревку и Владимир Егорович Шмаровин. Он считался знатоком живописи и поповского[6] фарфора.

Он покупал иногда серебряные чарочки, из которых мы пили на его «средах», покупал старинные дешевые медные, бронзовые серьги.

На Сухаревке была одна палатка, специально получавшая из-за границы поддельного «Попова». Подделки практиковались во всех областях.

Нумизматы неопытные также часто попадались на Сухаревскую удочку. В серебряном ряду у антикваров стояли витрины, полные старинных монет. Кроме того, на застекленных лотках продавали монеты ходячие нумизматы. Спускали по три, по пяти рублей редкостные рубли Алексея Михайловича и огромные четырехугольные фальшивые медные рубли московской и казанской работы.

Поддельных Рафаэлей, Корреджио, Рубенсов – сколько хочешь. Это уж специально для самых неопытных искателей «на грош пятаков». Настоящим знатокам их даже и не показывали, а товар все-таки шел.

Был интересный случай. К палатке одного антиквара подходит дама, долго смотрит картины и останавливается на одной с надписью: «И. Репин»; на ней ярлык: десять рублей.

– Вот вам десять рублей. Я беру картину. Но если она не настоящая, то принесу обратно. Я буду у знакомых, где сегодня Репин обедает, и покажу ему.

Приносит дама к знакомым картину и показывает ее И. Е. Репину. Тот хохочет. Просит перо и чернила и подписывает внизу картины: «Это не Репин. И. Репин».

Картина эта опять попала на Сухаревку и была продана благодаря репинскому автографу за сто рублей.

Старая Сухаревка занимала огромное пространство в пять тысяч квадратных метров. А кругом, кроме Шереметевской больницы, во всех домах были трактиры, пивные, магазины, всякие оптовые торговли и лавки – сапожные и с готовым платьем, куда покупателя затаскивали чуть ли не силой. В ближайших переулках – склады мебели, которую по воскресеньям выносили на площадь.

Главной же, народной Сухаревкой, была толкучка и развал.

На Сухаревке жулью в одиночку делать нечего. А сколько сортов всякого жулья! Взять хоть «играющих»: во всяком удобном уголку садятся прямо на мостовую трое-четверо и открывают игру в три карты – две черные, одна красная.

Надо угадать красную. Или игра в ремешок: свертывается кольцом ремешок, и надо гвоздем попасть так, чтобы гвоздь остался в ремешке. Но никогда никто не угадает красной, и никогда гвоздь не остается в ремне.

Ловкость рук поразительная.

И десятки шаек игроков шатаются по Сухаревке, и сотни простаков, желающих нажить, продуваются до копейки. На лотке с гречневиками тоже своя игра; ею больше забавляются мальчишки в надежде даром съесть вкусный гречневик с постным маслом. Дальше ходячая лотерея – около нее тоже жулье.

Имеются жулики и покрупнее.

Пришел, положим, мужик свой последний полушубок продавать. Его сразу окружает шайка барышников. Каждый торгуется, каждый дает свою цену. Наконец, сходятся в цене. Покупающий неторопливо лезет в карман, будто за деньгами, и передает купленную вещь соседу. Вдруг сзади мужика шум, и все глядят туда, и он тоже туда оглядывается. А полушубок в единый миг, с рук на руки, и исчезает.

• – Что же деньги-то, давай!
• – Че-ево?
• – Да деньги за шубу!

– За какую? Да я ничего и не видал!

Кругом хохот, шум. Полушубок исчез, и требовать не с кого.

Шайка сменщиков: продадут золотые часы, с пробой, или настоящее кольцо с бриллиантом, а когда придет домой покупатель, поглядит – часы медные и без нутра, и кольцо медное, со стеклом.

Положим, это еще Кречинский делал. Но Сухаревка выше Кречинского. Часы или булавку долго ли подменить! А вот подменить дюжину штанов – это может только Сухаревка. Делалось это так: ходят малые по толкучке, на плечах у них перекинуты связки штанов, совершенно новеньких, только что сшитых, аккуратно сложенных.

– Почем штаны?

– По четыре рубля. Нет, ты гляди, товар-то какой… По случаю аглицкий кусок попал. Тридцать шесть пар вышло. Вот и у него, и у него. Сейчас только вынесли.

1. Покупатель и у другого смотрит.
2. – По три рубля… пару возьму.
3. – Эка!
4. – Ну, красненькую за трое… Берешь?
5. – По четыре… А вот что, хошь ежели, бери всю дюжину за три красных…

У покупателя глаза разгорелись: кому ни предложи, всякий купит по три, а то и по четыре рубля. А сам у того и другого смотрит и считает, – верно, дюжина. А у третьего тоже кто-то торгует тут рядом.

Сторговались за четвертную. Покупатель отдает деньги, продавец веревочкой связывает штаны… Вдруг покупателя кто-то бьет по шее. Тот оглядывается.

– Извини, обознался, за приятеля принял!

Покупатель получает штаны и уходит. Приносит домой. Оказывается, одна штанина сверху и одна снизу, а между ними – барахло.

Сменили пачку, когда он оглянулся.

Купил «на грош пятаков»!

Тухлая колбаса в жаровнях, рванинка, бульонка, обрезки, ржавые сельди, бабы на горшках с тушеной картошкой… Вдруг ливень. Развал закутывает рогожами товар. Кто может, спасается под башню.

Только обжорка недвижима – бабы поднимают сзади подолы и окутывают голову… Через несколько минут опять голубое небо, и толпа опять толчется на рынке.

Конец ознакомительного отрывка Вы можете купить книгу и

Прочитать полностью

Хотите узнать цену? ДА, ХОЧУ

Источник: https://libking.ru/books/sci-/sci-history/586634-16-vladimir-gilyarovskiy-moskva-i-moskvichi.html

Москва и москвичи — Владимир Гиляровский — читать книгу онлайн, на iPhone, iPad и Android

1. Я живу в Москве. Я люблю этот город. Москва полна памятных и дорогих для меня мест. ГУМ с его знаменитым мороженным – одно из первых воспоминаний детства.

   В Педкниге на Кузнецком мосту я не один бой выдержала в давке за учебниками, там же неподалеку несколько лет спустя купили обручальные кольца. Но что по большому счету я знала о ней? Ни-че-го. Справочные данные для первоклассника.

   Что это столица нашей Родины, что её основал Юрий Долгорукий и что здесь живет и работает президент. Стыдно? Еще как!

   Что в борьбе с безграмотностью может быть лучше классики? Какая книга о Москве первой приходит на ум? Ответ очевиден. К чтению я приступала, можно сказать, торжественно. Вот как обогащусь знаниями, как блесну ими при случае! Знаниями я и правда обогатилась.

   Правда несколько однобоко и блестеть мне решительно нечем. Да, я могу выдать теперь информацию о том, что когда-то из зоопарка сбежал взбесившийся слон, его застрелили и теперь на том месте стоит Политехнический музей.

   Что пожарниками называли профессиональных попрошаек, которые с разрешения своих баринов приезжали в Москву за подаянием под видом погорельцев. Именно поэтому пожарные оскорбляются, если их так назвать.

   Что пожарных часто использовали в театре, и им случалось ехать на пожары прямо в гриме. Что они жгли запрещенную литературу. Указ такой был.

   Но в большей степени я узнала кто, где и как бухал. Две трети книги посвящено трактирам и их посетителям. Там расстегай, там кулебяка, там огурцы. Бухают все. Миллионщики, банщики, портные, художники, писатели, редакторы, солдаты. Все. Столь же подробно описана их закуска.

   Возможно, я глуха к красоте старины, но мне, честное слово, плевать, кто какую икру жевал, какую водку пил и чем закусывал. Было скучно. Уже на третьем трактире я приуныла.

   Как натуру приземленную меня волнует из еды только то, что есть на данный момент у меня в холодильнике, а не чьи-то трапезы столетней давности. Умиляет только то, что в то время в Москве еще была дешевая еда. Сейчас она дорогая и очень дорогая.

   Один наш знакомый, встретив своего друга-иностранца, выслушав его рассказ, как тот с сыном поел в супер-дорогом ресторане аж на 500 баксов, улыбнулся и отвел парня в «Пушкинъ». Иностранец вышел оттуда седой.

   Из очерков получается, что Москва до сталинской перестройки была вонючей клоакой с жульем, ворьем и деловыми ребятами в самом центре. Что генералы не гнушались сдавать свои дома самому дну (или верхушке) преступного мира. Что Московской думе было наплевать на чистоту и благоустройство города.

   Можно возразить, что это «история повседневности», а не путеводитель по достопримечательностям. Но однобокость представленной повседневности угнетает. Я не спорю с тем, что так оно и было. Я хотела бы знать, что было еще. Наверняка ведь было что-то хорошее.

   В наши дни есть метро, канализация, машины, центр Москвы выглядит не хуже других европейских городов, но при желании грязь всегда можно найти. Остались нищие, проституция, разврат в отдельных кабинетах и пьяные сделки в ночных клубах. Всё это есть. Но так же есть красота и история. И в этой истории не только погань.

   Пусть меня можно обвинить в дурном вкусе, не буду спорить, но после «Кладбищенских историй» Чхартишвили хотелось бежать и смотреть на всё своими глазами. После гиляровской Москвы только одно желание — врезать еще один замок в дверь и после семи вечера из дома не выходить.

   За полвека жизни в Москве я тысячу раз проезжал под (Триумфальными) воротами и на конке, а потом и на трамвае, и мимо них в экипажах, и пешком сновал туда и обратно, думая в это время о чем угодно, только не о них. Даже эта великолепная конская группа и статуя с венком в руках настолько прошла мимо моего внимания, что я не рассмотрел ее — чья это фигура.

   Я лишь помнил слышанное о ней: говорили, что по всей Москве и есть только два трезвых кучера — один здесь, другой — на фронтоне Большого театра. Только это был не «кучер», а «баба с калачом», по местному определению.Я поднял глаза и наконец увидал, что это «богиня славы» с венком.Вот так вот. Это пишет знаток и бытописец Москвы.

   Полвека не замечать символа победы 1812 года. А когда ему? Пока все трущобы облазишь, пока по всем трактирам пройдешь, до ворот ли будет?

2. С тех пор, как я впервые прочитала «Москву и москвичей», сменился социальный строй, и даже страны, в которой я её читала, уже нет.

   Совсем так же, как и в случае с самой книгой – у страны, о столице которой написаны рассказы Гиляровского, было другое название и иной социальный строй.

   И так же как автор, описывая старую Москву, постоянно проводит параллели «было — стало», так и я, перечитывая книгу, постоянно сравниваю тогдашнее своё впечатление и теперешнее.

Есть о чем подумать.До какой же степени я была когда-то «продуктом» своего времени (речь идет о конце 70-х), если мне тогда ничто в книге не казалось странным и не резало глаза.Казалось, так оно и есть: всё старое было плохим и жило ожиданием великих революционных перемен.

Превратившийся в Музей Революции элитный Английский клуб, аэропланы над ставшим Домом крестьянина рестораном «Эрмитаж»…

«Отречемся от старого мира, отряхнем его пыль с наших ног» …

Пожалуй, я даже пожалела бы о том, что устроила сейчас перечитывание, если бы не главы о пожарных (не путать с попрошайками-пожарниками) и о московских банях.

Всё-таки настоящую любовь не перешибешь никакой идеологией и социалистическим реализмом!Как велико восхищение автора прокопченными дымом настоящими мужиками, боровшимися с огнем в густонаселенном городе, состоящем по большей части из деревянных построек.

Топорники, ствольщики, брандмейстеры, вестовые с медными трубами.

А эти холеные кони, впряженные в пожарные повозки – у каждой команды своя масть: серые в яблоках, чалые, гнедые, караковые… Громыхают по мостовым пожарные обозы – это на коромысле пожарной каланчи вывесили шары – срочный вызов.

И бани! Бани – это истинная страсть Гиляровского.Как сладок и крепок был их пар, как горячи и душисты веники. Как вкусен после жаркой парилки ледяной квас.

И даже рассол из-под огурцов, которыми торговали в лавочке по соседству с ними, был «до того ароматичен и вкусен», что классовый подход оказался бессилен перед ними: Сандуновскиеми, Суконными, Челышевскими, Ломакинскими…За «пожарную» и «банную» главы я прощаю весь соцреализм других рассказов.

Как же давно я не была в Москве … Давно, лет тридцать уже не была.И та Москва, которую я помню, наверное, так же мало похожа на сегодняшнюю, как и на Москву времен Гиляровского.Наивно, конечно, но лично для меня она всё так же связана с Арбатскими мостовыми Окуджавы и Охотным рядом Визбора.

«Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем …»

Эта моя Москва не бьет с носка и верит слезам.

Счастья тебе, дорогая столица.

Сразу видно, что написано журнализдом и лимитой. Безапелляционно, грубо, море сплетен и сомнительных фактов. Тем не менее очень органично передан московский дух и ощущение того, что автор видит вокруг себя по определению одно дерьмо, постепенно проходит. Масса интересного, многие ныне присутственные места узнаваемы. Почерпнул для себя много нового и интересного. Молодец Гиляровский

Источник: https://MyBook.ru/author/vladimir-gilyarovskij/moskva-i-moskvichi/

Краткий анализ очерка Гиляровского «Хитровка» | Литерагуру

В.А. Гиляровский является одним из самых ярких представителей своего времени. Он прославился, будучи журналистом и писателем.

Его называли «королем репортеров», потому как он освещал абсолютно все аспекты московской жизни.

Сложно представить, каким образом Гиляровский успевал одновременно писать о пожаре в Хамовниках, трагедии на Ходынском поле и оставаться великолепным художником слова, имеющим, бесспорно, незаурядный ум.

О чем очерк гиляровского «хитровка»?

Именно таким Гиляровский предстает в очерке «Хитровка», который входит в сборник «Москва и москвичи». Книга была издана авторской редакцией в 1926 году. Гиляровский с мельчайшими подробностями описал жизнь людей, находившихся на «дне» общества. Он с горечью пишет об условиях Хитровки до революции 1917 года и с болью рассказывает о судьбах бедняков, воров, беглых каторжников.

Литературное наследие Гиляровского тесно связано с Москвой, сердцем России. И мне, как жителю современной столицы, очень интересен взгляд писателя из прошлого. Как на самом деле жили москвичи на рубеже XIX-XX веков? Что волновало читателей, и какие затрагивались проблемы?

Тематика, проблематика и основная идея очерка

На страницах очерка открывается особенный мир Хитровки. Он отдален от обычных людей, хоть и находится в центре города. Мрачный вид района страшит глаз «чужого»: «жуть берет свежего человека…», даже «сам черт не полезет» в этот район. Как и любой другой мир, Хитровка имеет свои законы и правила, несоблюдение которых строго карается.

 Символом жестокости становятся тьма в Хитровке. Гиляровский отмечает, что в цветовой гамме преобладают темные оттенки, как будто там всегда сохраняется ночное время суток. «Никакого освещения» в районе нет, что говорит о существовании воров и бандитов, жизнь которых буквально проходит в «тени».

 Гиляровский осуждает темную, грузную сторону жизни Хитровки и, вместе с тем, призывает людей к гуманному отношению к ней.

Как автор относился к Хитровке?

Действительно, отношение В.А. Гиляровского к обитателям района Хитровка неоднозначно. Повествование очерка идет от лица рассказчика, и его взгляды близки авторскому восприятию. С одной стороны, неприязнь к грязным ночлежкам. Он видит несправедливость, царящую в них. Рассказчик понимает влияние окружающего мира на человека.

Но с другой стороны, в Хитровке есть и честные люди. Гиляровский с гордостью рассказывает об отдельных ситуациях. Например, случай с маленьким «оборванцем», который поступил по совести, вызывает восхищение. По просьбе рассказчика «оборванец» купил папиросы и вернул обратно все оставшиеся деньги.

Автор подчеркивает высокую ценность такой черты характера, как честность.

Достоверность содержания очерка не вызывает сомнений, поскольку Гиляровский опирается на личные впечатления о Хитровке. Автор стремился открыть глаза читателям на то, что увидеть удается не каждому.

Он виртуозно справился со своей задачей, ярко и образно, очень точно рассказав о горькой жизни людей, оказавшихся вне общества.

 Их быт, нравы заставляют нас задуматься о поломанных судьбах и справедливости жизни…

Надежда Волкова

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Источник: https://LiteraGuru.ru/kratkij-analiz-ocherka-gilyarovskogo-hitrovka/