ГлавнаяКартиныГаврош картина
Виктор Гюго – знаменитый французский писатель, перу которого принадлежит роман «Отверженные». Это описание жизни простых людей во времена французской революции, воспевание мужества и храбрости, которыми обладали герои того времени, и ода революционному движению.
Проза Гюго относится к гуманистическому направлению в литературе. Роман был предпочитаемой литературной формой для автора. Своими произведениями он возвещал наступление нового периода в литературе – времени, когда предательство, ложь и интриги уступают место добру, отваге, силе воли и вере в будущее.
Виктор Гюго
Героем книг Гюго становится человек, способный преодолевать трудности, оставаясь преданным своему выбору и намеченной цели.
Главные герои романа «Отверженные» проявляют себя как лучшие представители из числа тех, кого захватила Французская революция. Судьбы персонажей реалистичны, а атмосфера в произведении трагическая.
Одно из действующих лиц – Гаврош, мальчик, чей образ выписан подробно и ярко. Его имя позднее станет нарицательным, как символ свободы и героизма французского духа.
История создания
Как и в любом произведении, герои «Отверженных» имеют прототипы. По догадкам литературоведов, личностью, схожей с Гаврошем, можно считать Жозефа Барра.
Мальчик-барабанщик, которого называли «мучеником свободы», наравне со взрослыми участвовал в восстаниях 1793 года. Республиканец вместе с единомышленниками оказался в плену солдат.
Рискуя собственной жизнью, он отказался восславить короля и отдал почтение Республике. Подобно Барра, Гаврош был участником действий 1832 года и проявил себя героически.
Жозеф Барра — прототип Гавроша
Жители Авиньона уверяют, что прообразом Гавроша мог стать Агриколь Виала. Схожесть биографий персонажей заключается в том, что оба погибли в юном возрасте. По легенде, Агриколь преградил неприятелю путь через реку, обрубив понтонный канат, и умер от рук неприятеля.
Биографии людей, которых олицетворяют с Гаврошем, мало схожи с судьбой мальчика, ставшего героем «Отверженных». Для Гюго важно было описать не достоверность событий, а героический характер, оживляющий образ. Вдохновившись подвигами нескольких персоналий, писатель воспевал в произведениях храбрость и бесстрашие юнцов, жертвовавших собой ради новой эпохи.
Агриколь Виала — прототип Гавроша
Главная мысль произведения заключается в восхвалении силы воли, которая вела к борьбе за идею и к победе в столкновении с оппонентами. Гюго возвышает героизм людей, остающихся верными патриотическим ценностям и не меняющих позиции в угоду действующей власти.
Биография
Гаврош – юный беспризорник с улиц Парижа, который стал жертвой народного восстания, проходившего в 1832 году в столице Франции. Одиннадцатилетний мальчик жил на площади Бастилии. Здесь располагалась скульптура слона, сделанная из дерева и покрытая внутри штукатуркой. Родители бросили Гавроша на произвол судьбы, и он жил как гамен.
Гаврош
Проглядывая школьный читательский дневник, можно узнать, что этот термин обозначает мальчишек, ставших настоящим символом Парижа. Подростки от 7 до 11 лет, вынужденные сбиваться в небольшие группы, чтобы выжить и обеспечить себе существование. Родителям не было дела до детей: на них не хватало денег, времени и сил.
Гамены жили отдельной жизнью. Для них не находился кусок хлеба, но они обладали доступом к тайному просмотру театральных представлений.
Оборванцы не имели постоянного ночлега и одежды, но на каждом всегда красовался головной убор, надвигавшийся до носа. Стать гаменом было непросто. Это звание требовало уважения со стороны других представителей социального слоя.
Чаще всего репутация гамена строилась на опасном происшествии, свидетелем которого ему посчастливилось стать.
Гаврош на баррикаде стал героем картины «Свобода, ведущая народ»
Мальчишки всегда могли постоять за себя и отличались отвагой. Гаврош примкнул к объединению во время общественных беспорядков. Он присоединился к возведению баррикад. Наравне со взрослыми, предводителем которых выступал генерал Ламарк, он сражался за революцию и был убит.
Когда у его единомышленников закончились патроны, мальчик, вооружившись телегой, отправился собирать их у убитых противников. Он умудрялся дразнить оппонентов и оставаться невредимым, играл с картечью, вылетавшей из оружейных стволов, и задорно делал свое дело.
Случайная пуля принесла храбрецу смерть.
Интересные факты
- Любопытно, что имя, которое автор дал Гаврошу Тернадье, говорящее. В переводе с французского на русский оно означает «беспризорник».
- Роман «Отверженные» создавался Виктором Гюго на протяжении долгих 22 лет. Писатель боролся с творческим кризисом и искал вдохновения. Одним из секретных оружий автора становилось отстранение от окружающего мира. Этот прием помогал ему погрузиться в недра своего сознания и фантазии. Гюго становился аскетом в подобные периоды. Он запирался в доме, никого не принимал, избавлялся от одежды и, вооружившись пером и бумагой, оставался один на один с сюжетом романа.
Джимми Урбан в роли Гавроша в фильме «Отверженные» 1958 года
- После издания книги в 1862 году Гюго волновался за реакцию читательской аудитории, поэтому задал лаконичный вопрос своему издателю. Он прислал телеграмму без слов, содержащую только вопросительный знак. Находчивый редактор ответил достойно, отправив письмо, в котором был изображен восклицательный знак. Минималистичная переписка несла огромный объем информации всего в двух деталях.
- Ознакомиться с интерпретациями романа можно, обратившись к его экранизациям. Классическое произведение послужило основой для мюзикла, вышедшего на экраны в 1985 году. Несмотря на чрезмерную продолжительность, фильм завоевал несколько наград под названием «Тони».
Дэниэл Хаттлстоун в роли Гавроша в фильме «Отверженные» 2012 года
- Переведенное на двадцать один иностранный язык, произведение чаще всего экранизировалось в Британии и Франции. В 2012 году в кинотеатрах стартовал показ фильма, вызвавшего бурное одобрение публики. Успех ленте принесли актеры Хью Джекман и Энн Хэтэуэй, исполнившие главные роли в картине «Отверженные».
Цитаты
Виктор Гюго восхищается описываемыми персонажами. Гаврош в его понимании является идеалом отваги и храбрости. Ничего не требуя взамен, не поступаясь собственными принципами, мальчик отдает себя общему делу. В силу юного возраста, он не до конца понимает серьезность происходящего и готов пренебречь опасностью, чтобы позлить противника.
«Пули гнались за ним, но он был проворнее их. Он играл в прятки со смертью», — пишет автор, не скрывая восхищения персонажем и преувеличивая его героизм.
В поступках Гавроша сквозил эгоизм, понятный для его возраста. Не задумываясь о последствиях действий, юный повстанец пренебрежительно относился к жизни, рассчитывая только на свои силы и будучи ее хозяином.
«Даже лучшим людям свойственны эгоистические мысли», — пишет Виктор Гюго.
На основе выдержек из романа «Отверженные» была выпущена книга под названием «Гаврош». В ней можно найти цитаты, характеризующие героя и детально описывающие его портрет.
Виктор Гюго – автор бессмертного произведения, востребованного во времена, когда в цене чистые сердцем и храбрые люди, готовые на решительные поступки и действия ради поставленной цели.
Фото
24smi.org
Краткое содержание Гюго Гаврош для читательского дневника
Маленький беспризорник по имени Гаврош был не нужен своим родителям и рос на улице. Домом ему служила странная конструкция громадного слона, куда он пробирался ночью.
Несмотря на голод, лишения, отсутствие любви и родительской ласки, он сохранил в сердце доброту и жизнерадостность.
Когда улицы Франции охватила революция, Гаврош одним из первых отправился сражаться наравне со взрослыми мужчинами.
Маленький беспризорник, выросший на холодных парижских улицах, сумел стать настоящим героем, при этом сохранив до последнего вдоха жизнерадостность, находчивость и дерзость.
Читать краткое сордержание Гаврош Виктора Гюго
Париж был заполнен беспризорниками – гаменами. Эти мальчишки, забытые нищими родителями, жили небольшими группками. Они знали поименно всех городских полицейских, пытающихся их отловить. Плохо одетые, постоянно голодные, в рваных обносках, они отличались чистым и вдумчивым взглядом.
Среди них жил Гаврош, нелюбимый родителями ребёнок. Почти всё время он был на улице, изредка, соскучившись по матери, возвращающийся в родительскую лачугу. Но там его никто никогда не ждал.
В один холодный день замерзший мальчик стоял и вспоминал, когда обедал в последний раз. Вдруг он увидел двух потерявшихся малышей, ревущих в три ручья. На последнюю монетку он купил им хлеба и накормил.
Позже он отвел их к себе в «дом»: это был огромный слон из дерева, с отверстием в брюхе. Гаврош втащил малышей в слона, служивший ему ночлегом и укрывающий от непогоды.
Утром Гаврош оставил малышей на улице, сказав, что, если за день их не найдут родители, они могут прийти вечером.
В 1832 году Францию охватила волна бунтов. Нищенствующий народ был возмущен своим положением. Париж готовился к большому восстанию. Гаврош стащил в лавке старый пистолет и пошёл сражаться. Позже он заметил, что пистолет был без курка, но это его не остановило, и он влился в бунтующую толпу.
Гавроша охватила радость, его будоражило и пьянило всё происходящее вокруг. Он пытался найти ружье, но даже взрослые мужчины не все были обеспечены оружием, какое уж им было дело до безоружного мальчишки. Вместе они соорудили баррикаду.
Наступила ночь. Все ждали военных. Бунтующих было всего 50 человек, но они были преисполнены решимости. Вдруг Гаврош среди присутствующих на баррикаде узнал полицейского, проникнувшего к ним шпионом. Фараону быстро связали руки и обезвредили.
Гаврош вышел из укрытия и прошмыгнул в сторону города, узнать, что там происходит. Увидев, что военные приближаются, он пропел песню, подавая сигнал своим. Ему удалось взять себе отобранное у фараона ружьё. Все готовились к сражению. К бастующим подошёл целый полк военных.
Солдаты подобрались к баррикаде и сумели проникнуть внутрь, но революционеры и не думали сдаваться, казалось, их решительность только возросла. Тогда командующий бастующими сделал отчаянный шаг: достал бочку пороха и пригрозил взорвать её.
Солдаты мигом оставили баррикаду и сбежали.
Восставшие использовали временное затишье для того, чтобы перевязать раненых. Командующий подозвал к себе Гавроша и попросил отнести важное письмо. Он уверил мальчишку, что он успеет вернуться до очередного сражения и что до утра войска не подойдут к баррикаде. Гаврош не желал покидать их, но делать было нечего, и он побежал выполнять поручение командующего.
Доставив послание, мальчик поспешил обратно, по пути столкнулся с полицейскими, но сумев вырваться из их лап, вернулся на баррикаду. Вовсю шла подготовка к новому столкновению. Командир разозлился на бродягу, так как не ожидал, что тот успеет вернуться в самое пекло.
Письмо с прощанием он написал для своей невесты и попросил Гавроша отнести его, чтобы спасти мальчишке жизнь.
Начался обстрел. Военные подкатили пушки, конец был близок. У бастующих кончались патроны, и Гаврош, узнав об этом, внезапно вышел на улицу из укрытия. Он начал подбирать с земли патроны мёртвых солдат. Укрытый дымом, он был незаметен для военных, но, потеряв бдительность, он привлёк к себе их внимание.
Мимо него проносились пули, а он задорно пел песню, продолжая собирать патроны. Бастующие со страхом наблюдали за ним с баррикады. Но одна пуля всё-таки настигла цель: Гаврош был ранен, но смог встать и вновь запеть песню. Вторая пуля окончательно оборвала его жизнь. Маленький мальчик и большой герой был убит.
Читать краткое содержание Гаврош. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений
Источник: https://evg-crystal.ru/kartiny/gavrosh-kartina.html
Виктор Гюго — Сочинения
Книга первая. Содрейский лес
В последних числах мая 1793 года один из парижских батальонов, отправленных в Бретань под началом Сантерра,[1] вел разведку в грозном Содрейском лесу близ Астилле.
Около трехсот человек насчитывал теперь этот отряд, больше чем наполовину растаявший в горниле суровой войны.
То было после боев под Аргонном, Жемапом,[2] и Вальми[3] когда в первом парижском батальоне из шестисот волонтеров осталось всего двадцать семь человек, во втором – тридцать три и в третьем – пятьдесят семь человек. Памятная година героических битв.
Во всех батальонах, посланных из Парижа в Вандею, было девятьсот двенадцать человек. Каждому батальону придали по три орудия. Сформировали их в спешном порядке.
25 апреля, в бытность Гойе[4] министром юстиции и Бушотта[5] военным министром, секция Бон-Консейль предложила послать в Вандею несколько батальонов волонтеров; член коммуны Любен сделал соответствующее представление; первого мая Сантерр уже мог направить к месту назначения двенадцать тысяч солдат, тридцать полевых орудий и батальон канониров.
Построение этих батальонов, возникших молниеносно, оказалось столь разумным, что и посейчас еще служит образцом при определении состава линейных рот; именно тогда впервые изменилось традиционное соотношение между числом солдат и числом унтер-офицеров.
28 апреля Коммуна города Парижа дала своим волонтерам краткий наказ: «Ни пощады, ни снисхождения!» К концу мая из двенадцати тысяч человек, покинувших Париж, восемь тысяч пали в бою.
Батальон, углубившийся в Содрейский лес, готов был к любым неожиданностям. Продвигались не торопясь.
Зорко смотрели по сторонам направо и налево, вперед и назад; недаром Клебер[6] говорил: «У солдата и на затылке глаза есть». Шли уже давно.
Сколько могло быть времени? День сейчас или ночь? Неизвестно, ибо в таких глухих чащах безраздельно господствует вечерняя мгла и в Содрейском лесу вечно разлит полумрак.
Трагическую славу стяжал себе Содрейский лес. Здесь, среди лесных зарослей, в ноябре 1792 года свершилось первое злодеяние гражданской войны. Из гибельных дебрей Содрея вышел свирепый хромец Мускетон; длинный список убийств, совершенных в здешних лесах и перелесках, вызывает невольную дрожь.
Нет на всем свете места страшнее. Углубляясь в чащу, солдаты держались настороже.
Все кругом было в цветенье; приходилось пробираться сквозь трепещущую завесу ветвей, изливавших сладостную свежесть молодой листвы; солнечные лучи с трудом пробивались сквозь зеленую мглу; под ногой шпажник, касатик, полевые нарциссы, весенний шафран, безыменные цветочки – предвестники тепла, словно шелковыми нитями и позументом расцвечивали пышный ковер трав, куда вплетался разнообразным узором мох; здесь он рассыпал свои звездочки, там извивался зелеными червячками. Солдаты шагали медленно в полном молчании, с опаской раздвигая кустарник. Над остриями штыков щебетали птицы.
В гуще Содрейского леса некогда, в мирные времена, устраивались охоты на пернатых, ныне здесь шла охота на людей.
Стеной стояли березы, вязы и дубы; под ногой расстилалась ровная земля; густая трава и мох поглощали шум человеческих шагов; ни тропинки, а если и встречалась случайная тропка, то тут же пропадала; заросли остролиста, терновника, папоротника, шпалеры колючего кустарника, и в десяти шагах невозможно разглядеть человека. Пролетавшая иногда над шатром ветвей цапля или водяная курочка указывали на близость болота.
А люди все шли. Шли навстречу неизвестности, страшась и с тревогой поджидая появления того, кого искали сами.
Время от времени попадались следы привала – выжженная земля, примятая трава, наспех сбитый из палок крест, груда окровавленных ветвей. Вот там готовили ужин, тут служили мессу, там перевязывали раненых. Но люди, побывавшие здесь, исчезли бесследно.
Где они сейчас? Может быть, уже далеко? Может быть, совсем рядом, залегли в засаде с ружьем в руке? Лес словно вымер. Батальон двигался вперед с удвоенной осмотрительностью. Безлюдье – верный знак опасности. Не видно никого, тем больше оснований остерегаться.
Недаром о Содрейском лесе ходила дурная слава.
В таких местах всегда возможна засада.
Тридцать гренадеров, отряженные в разведку под командой сержанта, ушли далеко от основной части отряда. С ними отправилась и батальонная маркитантка. Маркитантки вообще охотно следуют за головным отрядом. Пусть на каждом шагу подстерегает опасность, зато чего только не насмотришься… Любопытство – одно из проявлений женской храбрости.
Вдруг солдаты маленького передового отряда почувствовали тот знакомый охотнику трепет, который предупреждает его о близости звериного логова. Будто слабое дуновение пронеслось по ветвям кустарника, и, казалось, что-то шевельнулось в листве. Идущие впереди подали знак остальным.
Офицеру не для чего командовать действиями разведчика, в которых выслеживание сочетается с поиском; то, что должно быть сделано, делается само собой.
В мгновение ока подозрительное место было окружено и замкнуто в кольцо вскинутых ружей: черную глубь чащи взяли на прицел со всех четырех сторон, и солдаты, держа палец на курке, не отрывая глаз от цели, ждали лишь команды сержанта.
Но маркитантка отважно заглянула под шатер ветвей, и, когда сержант уже готов был отдать команду: «Пли!», раздался ее крик: «Стой!»
Затем, повернувшись к солдатам, она добавила: «Не стреляйте, братцы!»
Она бросилась в кустарник. Солдаты последовали за ней.
- И впрямь там кто-то был.
- В самой гуще кустарника на краю круглой ямы, где лесорубы, как в печи, пережигают на уголь старые корневища, в просвете расступившихся ветвей, словно в зеленой горнице, полускрытой, как альков, завесою листвы, сидела на мху женщина; к ее обнаженной груди припал младенец, а на коленях у нее покоились две белокурые головки спящих детей постарше.
- Это и была засада!
– Что вы здесь делаете? – воскликнула маркитантка.
Женщина молча подняла голову.
– Да вы, видно, с ума сошли, что сюда забрались! – добавила маркитантка.
И заключила:
– Еще минута, и вас бы на месте убили!..
Повернувшись к солдатам, она пояснила:
– Это женщина!
– Будто сами не видим! – сказал кто-то из гренадеров.
– Пойти вот так в лес, чтобы тебя тут же убили, – не унималась маркитантка, – надо ведь такую глупость придумать!
Женщина, оцепенев от страха, с изумлением, словно спросонья, глядела на ружья, сабли, штыки, на страшные лица.
Конец ознакомительного отрывка 
Вы можете купить книгу и
Прочитать полностью
Хотите узнать цену? ДА, ХОЧУ
Источник: https://libking.ru/books/foreign-prose/542589-viktor-gyugo-sochineniya.html
Рецензия к роману Человек, который смеется. Часть 2. (Гюго М. В.)
Выведенные в “Человеке, который смеется” отталкивающие образы чванных жестоких и распутных дворян, во главе с тупой и надменной королевой Анной и ее камарильей, имеют мало конкретных признаков XVIII века.
Художественную убедительность придает им не столько приуроченность к данной эпохе, сколько общая социально-психологическая правдоподобность. Это относится, в частности, к таким персонажам, как леди Джозиана, лорд Дэвид, беспечный карьерист и злобный интриган Баркильфедро.
Относительно последнего можно сказать, что, при всем романтическом
преувеличении жестокости и коварства этого “вдохновенного” злодея, его аморализм тем не менее подкрепляется реалистической мотивировкой: “Баркильфедро был ирландец, отрекшийся от Ирландии,- самый дрянной человек…”
- Значительное место в романе отведено образам леди Джозианы и лорда Дэвида.
- Светская красавица, испытывающая болезненное влечение ко всему извращенному и порочному, готова совершить любую подлость, пойти на любую авантюру ради удовлетворения своей очередной прихоти.
М. Е.
Салтыков-Щедрин, проницательно раскрывая сущность образа Джозианы, не преминул указать, что героиня Гюго может быть поставлена в один ряд с Дон-Жуаном и Фальстафом, характеры и жизненные идеалы которых формировались под воздействием общественной среды: “Похотливость любовницы Гуинплена тоже объясняется пресыщенностью, развратившей вкус, и тою проклятою жизненною обстановкою, которая с колыбели втягивает в себя человека и с ужасающей вкрадчивостью извращает все его инстинкты. Поставленные в такие условия, эти типы могут интересовать читателя и возбуждать в нем участие, потому что перед его глазами развертывается не голая реляция о похотливых похождениях того или другого героя, но и разъяснение всего строя, направившего темперамент именно в эту, а не в другую сторону”.
Законодатель салонных мод, завсегдатай нескольких клубов “золотой молодежи”, “светский человек, прикрывающий изяществом свои пороки”, лорд Дэвид, старательно поддерживающий свою репутацию блестящего прожигателя жизни, лишен каких бы то ни было моральных устоев.
Эти персонажи, способствующие развертыванию действия и осложняющие интригу романа, нужны автору для того, чтобы по контрасту с ними еще более оттенить душевное благородство, моральную чистоту и высокую человечность своих положительных героев. Невольное соприкосновение Гуинплена, а вместе с ним Урсуса и Деи с этим миром порока и гнусных интриг сразу же разрушает идиллическое счастье скромных и честных тружеников и влечет за собой их неизбежную гибель.
Резкое противопоставление Гуинплена и Леи Дэвиду и Джозиане придает еще более зловещий характер общему социальному фону, на котором протекает действие романа, еще более отделяет свет от тени.
Гуинплен и Урсус на всем протяжении романа являются носителями протеста, стремления к социальной справедливости. Разделяя страдания и бедствия народа, они отражают его помыслы и чаяния, нравственное величие и стойкость.
Старик Урсус, мыслитель, то выступающий в роли странствующего фокусника и чревовещателя, то в роли хироманта и продавца лечебных снадобий, провел жизнь, полную превратностей и лишений.
Постоянно подвергаясь гонениям и преследованиям властей, он в полной мере познал всю горечь нищеты, бесправного и униженного состояния человека, живущего на положении бродяги.
Убежденный скептик и мизантроп, он проповедует смирение перед судьбой и покорность власть имущим, утверждая, что несправедливость существующего порядка, при котором немногим избранным принадлежит все, а на долю подавляющего большинства не остается ничего, установлена от века.
Но в действительности в этом мизантропе, изверившемся в возможности счастья для бедных людей, живет добрая и чуткая душа.
Он предоставляет кров и отдает последний кусок хлеба двум голодающим детям – Гуинплену, Дее, перед которыми остались наглухо закрытыми двери всех домов, кроме “Зеленого ящика”, пристанища этого философствующего нищего. Став для них.
отцом, Урсус поучает своих питомцев правилам житейской мудрости: “У бедняка есть только один друг – молчание.
Он должен произносить только односложное “да”. Занимайте как можно меньше места… Съежьтесь еще больше, станьте еще незаметнее”.
Но проповедь смирения и молчания всегда сопровождается у него такими язвительными замечаниями по адресу власть имущих, такими разительными примерами и контрастными сопоставлениями роскоши и нищеты, полновластия аристократии и бесправия народа, что речи Урсуса пробуждают в слушателях не покорность, а гнев, не смирение, а ненависть.
И эта вторая сторона монологов Урсуса, которую часто не замечают критики, придает глубокий смысл его образу.
Философские монологи Урсуса, развлекающего толпу зрителей перед началом представления своими ошеломляющими парадоксами, содержат массу разнообразных фактов, сведений, цифр, примеров, уподоблений, которые обнаруживают всякий раз его большую начитанность и довольно сумбурную “ученость”.
Его речи затейливы и витиеваты, его изречения иносказательны и часто уводят в сторону, многие его фразы воспринимаются как ребусы. Но всякий раз пространные рассуждения Урсуса, уснащенные всякого рода побасенками, содержат блестки подлинно народной мудрости, тонкую наблюдательность и живые человеческие чувства.
Образ Урсуса-несомненно образ гуманиста-правдолюбца, несущего на своих плечах бремя народных страданий.
Это – один из примеров преодоления Гюго той схематичности, которая иногда лишает его образы жизненной полноты и конкретности.
Не случайно именно устами Урсуса, склонного к философствованию, автор часто выражает свои собственные суждения на самые актуальные темы современности.
Так, например, продолжая развивать свои мысли о пагубном влиянии олигархической системы на общественные нравы, Гюго заставляет Урсуса осудить примирительное отношение англичан к милитаризму и к жестокой колониальной политике своего правительства: “Жители и жительницы Лондона… От всего сердца поздравляю вас с тем, что вы – англичане… У вас превосходный аппетит.
Вы – нация, пожирающая другие нации. Великолепное занятие! Эта способность пожирать все остальные народы ставит Англию на совершенно особое место. В своей политике и философии, в своем искусстве управлять колониями и целыми народами, в ремеслах и промышленности, в умении причинять другим зло, приносящее вам выгоду, вы ни с кем не сравнимы, вы изумительны!
И недалек уже день, когда земной шар будет разделен на две части; на одной будет надпись: “Владения людей”, на другой – “Владение англичан”.
Эти упреки, брошенные Гюго господствующим классам Англии, не дают никакого повода считать, что писатель не отделяет английского народа от тех слоев населения, которые извлекают всяческие выгоды от колониальных грабежей и порабощения народов других стран. Напротив! В сознании Гюго страдающая народная масса резко противопоставлена эксплуататорской верхушке, роскошествующей за счет трудового народа, бесконечно чуждой и враждебной ему.
Главные герои романа наделены положительными качествами именно потому, что они связаны с народом, что они разделяют с ним его страдания и тяготы.
Демократические симпатии Гюго ярче всего сказываются в образе Гуинплена,
Который в наибольшей мере отражает стремление автора к социальным и этическим обобщениям, что и придает в первую очередь этому заглавному герою значение образа-символа.
Сын опального лорда республиканца Кленчарли обезображенный и выброшенный из аристократического общества по приказу короля Иакова 11, Гуинплен вырос среди народа и полностью испил чашу унижений и позора, которые приходятся на долю обыкновенного ярмарочного фигляра, стоящего на самой низшей ступени социальной лестницы. Гуинплен – жертва деспотизма и бесправия.
Физическое уродство Гуинплена, в отличие от Квазимодо или Трибуле, не игра природы, а дело рук человеческих, наложивших на его лицо вечную гримасу смеха.
Его уродливая внешность – только видимость, прикрывающая душевное благородство и неиссякаемое нравственное величие.
Романтическая поэтика гротеска которой Гюго остается верен и в этом романе, подкрепляется вполне реалистической мотивировкой.
Это придает глубокий социальный смысл символическим обобщениям, вытекающим из характеристики Гуинплена, оправдывает его центральное положение среди других персонажей и в общей композиции романа.
Может быть ни в каком ином произведении Гюго это пристрастие к противопоставлением не врастает так органически в общую композицию и не оттеняет в такой мере, как в “Человеке, который смеется”, идейного замысла романа.
Сотканный из контрастов, образ Гуинплена противопоставлен образу Деи ивто же время неразрывно связан с ним. С одной стороны, зримое уродство, с другой, – естественная и слепая красота.
Гуинплен и Дея являются воплощением положительных черт, свойственных людям из народа: моральной чистоты, душевного богатства, цельности чувств, способности к любви и самопожертвованию.
Профессиональное фиглярство, так же как и внешнее уродство Гуинплена, это всего лишь видимость.
Действительное фиглярство – фальшь, лицемерие, пустота, облаченные и бархат и позолоту, бесплодная игра словами, чувствами и жизнью – царит в другом мире, среди аристократов.
Душевное богатство и нравственное величие обитателей “Зеленого ящика” противоположны духовной нищете представителей светского общества.
Естественная скромность и простота Деи противопоставлены утонченной извращенности и бессердечию Джозианы; благородство безобразного Гуинплена – бездушию лорда Дэвида.
Не ограничиваясь противопоставлениями одного лишь этического характера, Гюго постоянно выявляет социальные преграды, разделяющие эти дна мира, и пытается усилить контраст противопоставлением общественного бытия аристократии и народа: “Гуинплен знал, что над ним стоят власть имущие, богатые, знатные, баловни судьбы, и чувствовал, как они бессознательно топчут его; а внизу он различал бледные лица обездоленных… вверху был мир людей, свободных и праздных, веселых и пляшущих, беспечно попирающих других ногами; внизу мир тех людей, которых попирают. Подножием блеска служит тьма – печальный факт, свидетельствующий о глубоком общественном недуге…”
Все это дает Гуинплену право выступать в палате лордов от имени тех обездоленных, голодающих народных масс, страдания которых он разделял в течение всей своей предшествующей жизни.
Страстная, негодующая речь Гуинплена в парламенте составляет кульминационный пункт всего произведения; она полностью раскрывает не только его замысел, но и символику образа Гуинплена.
Эта патетическая речь превращает его в трибуна, бросающего в лицо аристократической черни всю горечь и гнев, которые накопились в его сердце-человека из народа.
Заставляя Гуинплена говорить от имени всего народа, Гюго достигает порою настоящего революционного пафоса, несмотря на то, что даже и здесь ему не удается преодолеть свою ограниченность мелкобуржуазного демократа и социалиста-утописта. Речь Гуинплена в парламенте безусловно является одним из крупнейших достижений писателя и, так же как весь роман, обращена автором к современной ему действительности.
Несмотря на то, что писатель заставляет своего героя полагаться главным образом на силу морального воздействия, его призывы к уничтожению деспотизма и насилия, его страстные обличения порочной общественной системы и власть имущих, его гневные инвективы против тех, кто пользуется привилегиями богатства и рождения,- все это и теперь не может не привлечь сочувственного внимания читателей к речи Гуинплена. Хотя ни сам Гюго, ни его герои не смогли найти путей к активным общественным действиям, великий писатель показал в своем романе неизбежный кризис тех морализующих методов воздействия на господствующие классы, которых он сам придерживается в своей жизни и творчестве.
Делая Гуинплена символом народных страданий, Гюго провозглашает его устами незыблемую веру в лучшее будущее человечества, которое неизбежно принесет с собой грядущая революция: “Перед вами, пэры Англии, я открываю великий суд народа – этого властелина, подвергаемого пыткам, этого верховного судии, которого ввергли в положение осужденного… Я – символ. О всемогущие глупцы, откройте глаза! Я воплощаю в себе все.
https://www.youtube.com/watch?v=x7O6LR4GsQc
Я представляю собой человечество, изуродованное властителями… Милорды, народ – это я. Сегодня вы угнетаете его, сегодня вы глумитесь надо мной. Но впереди – весна.
То, что казалось камнем, станет потоком… Наступит час, когда страшная судорога разобьет ваше иго, когда в ответ на ваше гиканье раздастся грозный рев… Трепещите! Близится неумолимый час расплаты…”
Проникновенные слова Гуинплена встречаются злобным смехом и диким воем английских лордов, забывающих в такие минуты о парламентском ритуале. Романтический герой, бросивший вызов от имени народа хохочущей толпе аристократов, остается в одиночестве.
Подвергаясь граду издевательств и оскорблений, Гуинплен чувствует за своей спиной поддержку миллионов, и это дает ему силу продолжать свою речь.
Но одного только словесного разоблачения оказывается недостаточно для того, чтобы исправить несправедливый общественный строй, и Гуинплен терпит крушение в своей попытке внушить аристократам представление об истине.
- Тем не менее его речь проникнута социальным оптимизмом, обращена к будущему.
- Трагический финал романа не ослабляет этой веры в будущее освобождение угнетенных людей, ибо на стороне героев остается несокрушимая сила моральной правоты.
- Пламенный демократизм Гюго, видевшего в народе источник всех живых, творческих сил нации, его ненависть ко всем угнетателям народа,- все это определяет идейный пафос и художественную ценность романа “Человек, который смеется”.
Источник: https://lit.ukrtvory.ru/recenziya-k-romanu-chelovek-kotoryj-smeetsya-chast-2-gyugo-m-v/
Анализ Рецензия к роману Человек, который смеется. Часть 1. Краткое содержание — Гюго М. В
| || Далее |
«Человек, который смеется» (1869) — хронологически последний из романов, написанных Гюго в период изгнания, но по существу он довольно тесно примыкает к «Отверженным». В обоих этих произведениях мы имеем дело со сходным замыслом: и там, и здесь человек противопоставлен враждебному ему эксплуататорскому обществу, и там и здесь Гюго развивает демократические взгляды на прошлое и на современную ему эпоху.
В предисловии к «Труженикам моря» Гюго определяет три первых своих больших романа как трилогию, изображающую борьбу человека с препятствиями в виде религиозных суеверий («Собор Парижской богоматери»), общественных предрассудков («Отверженные») и стихий природы («Труженики моря»).
Равным образом, в написанном уже после завершения работы над «Человеком, который смеется» предисловии к этому роману Гюго объявляет его первой частью своей новой трилогии — «Аристократия», «Монархия», «Республика».
Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ ОТПРАВИТЬ НА ПРОВЕРКУ
Эксперты сайта Критика24.ру Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.
Как стать экспертом?
«Книгу эту, — сказано в предисловии, — собственно следовало бы озаглавить «Аристократия». Другую, которая явится ее продолжением, можно будет назвать «Монархия». Обе они, если только автору удастся завершить этот труд, будут предшествовать третьей книге, которая замкнет собою весь цикл и будет озаглавлена «Девяносто третий год».
Как известно, вторая часть задуманной трилогии не была осуществлена.
Замысел второй трилогии, был более ограничен и исторически более оправдан, нежели замысел первой. Однако и здесь Гюго, как это ему свойственно, исходит из отвлеченно-этических представлений о неизменных свойствах человеческой природы и общества.
Метафизичность этих представлений проявляется в «Человеке, который смеется» прежде всего в том, что писатель не в состоянии увидеть действительное историческое развитие, понять социально-экономическую природу английского общественного строя, который, при всей косности и тяготении к феодальным традициям, не оставался все ж неизменным на протяжении целых полутораста лет. Романтическая социология Гюго постоянно проявляется в откровенно метафизическом подходе к английскому общественному строю в его прошлом и настоящем. Он пытается увидеть прежде всего не различие, а сходство, стремится обнаружить полное якобы единство Англии времен королевы Анны и Англии Пальмерстона и Гландстона. Общее между ними и неизменное он справедливо усматривает в антинародности, консерватизме олигархических порядков, в кастовости английской аристократии и ее слепой приверженности к феодальной старине.
Однако, ограничив себя обличением одной только аристократии, — ибо, по его словам, «нигде не было феодального строя более прославленного, более ужасного и более живучего, чем феодальный строй Англии», — Гюго не увидел в ее истории тех процессов, которые еще в XVIII веке превратили Англию в буржуазное государство с буржуазной аристократией во главе, а в XIX веке сделали ее могущественной капиталистической державой.
Гюго обращается к историческому прошлому и рисует в неприглядном свете английскую аристократию XVII—XVIII веков, желая показать, что современная ему британская олигархия, унаследовав все самое худшее от своего прошлого, остается по-прежнему силой, враждебной народу, цивилизации, прогрессу.
В конце XVII века английская олигархия сложилась на основе классового компромисса буржуазии и дворянства. Гюго был далек от того, чтобы понять действительную природу того классового компромисса 1689 года, который английские либеральные историки обычно называют «славной революцией».
Энгельс вскрыл истинную природу установившихся в Англии отношений, когда писал: «…аристократическая олигархия слишком хорошо понимала, что ее собственное экономическое благополучие неразрывной цепью связано с процветанием промышленной и торговой буржуазии. С этого времени буржуазия стала скромной но признанной частью господствующих классов Англии.
Вместе с ними она была заинтересована в подавлении огромных трудящихся масс народа».
Желая рассмотреть в «Человеке, который смеется» только одну сторону политической действительности, а именно — угнетение народа аристократией Гюго намеренно сузил рамки своего романа, устранив из поля зрения все, что мешает заострению центральной проблемы романа.
В таком подходе к конкретному историческому материалу и проявился все еще продолжавшийся развиваться романтизм Гюго, вынуждавший великого защитника прав показать в плане революционной символики невыносимый гнет народа, с одной стороны, и «бунт духа народа — с другой.
Для постановки и разрешения такой темы революционная символика, разумеется, органически подходила к системе художественных принципов Гюго.
Критический пафос «Человека, который смеется», как и некоторых других произведений Гюго, основан на глубоком убеждении писателя о несовместимости эксплуататорского строя с общественным прогрессом и достижением действительного благополучия для большинства людей. В пространных авторских рассуждениях публицистического характера, сопровождающих различные эпизоды романа Гюго постоянно подчеркивает свою ненависть к монархии, аристократии, феодализму и олигархической системе в целом.
Буржуазные критики неоднократно утверждали, что перегруженность романов Гюго отступлениями идет в ущерб художественной стройности их. Такое утверждение обнаруживает непонимание творческого метода писателя.
Одной из особенностей Гюго как художника является органическая связь вводимых им отступлений с темой, фабулой и образами романа.
Авторские рассуждения всегда тесно связаны с содержанием эпизодов, и создаваемые романистом образы невозможно правильно понять в отрыве от публицистических экскурсов, которые содержат множество ценных мыслей, наблюдений, сведений и фактов, уясняющих читателю интригу и характеры героев произведения.
Каждый из главных героев романа — образ, значение и смысл которого выясняется не только из собственных слов и поступков, но и из авторских отступлений, которые предшествуют дальнейшему действию или сопровождают его, задерживая продвижение фабулы, направляя и ориентируя внимание читателя, усиливая художественное восприятие последующего эпизода.
Если взглянуть с этой точки зрения на «Человека, который смеется», то окажется, что самые острые, злободневно-обличительные тирады Гюго сосредоточены главным образом в отступлениях, а действие романа, которое сведено здесь почти к минимуму, служит как бы иллюстрацией и художественным подтверждением тех мыслей, которые высказаны в публицистических отрывках.
Так, например, в первой части романа, составляющей одну треть его общего объема, фабула не продвигается дальше завязки: Гуинплен, покинутый компрачикосами, спасает малютку Дею и вместе с ней находит приют у философствующего бродяги Урсуса. Компрачикосы, бросившие Гуинплена на произвол судьбы, погибают во время морской бури.
Зато в отступлениях, занимающих здесь главное место, намечен исторический и социальный фон, дано поэтическое описание морской бури (уже в самом начале придающее роману суровый и мрачный колорит), рассказано о торговле людьми и разбойничьей деятельности компрачикосов, шайки которых находились долгое время почти на легальном положении, о суровых законах против бродяг, к числу которых относились все бедняки, не имеющие крова, о просмоленном трупе человека на виселице как зловещем символе феодальной Англии и т. д. И, наконец, для контраста со всем этим дается перечисление богатств, привилегий, титулов, которыми наделены высшие круги английского дворянства.
Во второй, самой обширной части романа изображается аристократическая Англия начала XVIII века, которой противостоят как воплощение подлинно благородного морального начала, живущего в народе, главные герои — Гуинплен, Дея и .
Развитие сюжета обусловлено, с одной стороны, чистой любовью Гуинплена к Дее и низменным влечением к Гуипплену демонической красавицы аристократки Джозианы, а с другой стороны, раскрытием тайны происхождения Гуинплена. введением его в палату лордов и обличительной речью, произнесенной им и парламенте.
Развитие фабулы и здесь занимает довольно скромное место по сравнению с многочисленными отступлениями и историческими экскурсами, из которых читатель узнает о политической реакции при Стюартах, после подавления английской революции XVII века, и в годы царствования королевы Анны. Здесь же Гюго описывает жестокость английских королей, не исключая и современной ему королевы Виктории, говорит о паразитическом образе жизни и моральном разложении придворных кругов и английской аристократии в целом, о реакционности английских законов.
По контрасту с этой отталкивающей картиной дикой разнузданности и отвратительного разгула веселящейся светской черни в роман введены эпизоды обычной жизни положительных героев — странствующих актеров, находящихся в постоянном общении с народом и составляющих плоть от его плоти.
«Человек, который смеется» обращен автором к современности. Многие эпизоды и публицистические рассуждения заставляют читателя проводить аналогии и параллели с Англией XIX века. При каждом удобном случае Гюго дает понять, что дело идет не о «преданьях старины глубокой», а о современной ему действительности.
Зрелище народных бедствий, увиденное Гуинпленом, — это не только прошлое Англии, но и мрачная картина буржуазно-аристократической Англии XIX века.
«С высоты своих подмостков Гуинплен производил смотр этой угрюмой толпе народа. В его сознание проникали один за другим образы бесконечной нищеты…
В этой толпе были руки, умевшие трудиться, но лишенные орудий труда; эти люди хотели работать, но работы не было… Здесь Гуинплен угадывал безработицу, там — эксплуатацию, а там — рабство.
Эта душераздирающая картина всеобщих бедствий заставляла болезненно сжиматься его сердце».
В текст романа постоянно вклиниваются напоминания о событиях, случившихся за год или за два до появления романа.
Описывая одно из самых реакционных учреждений Англии XVIII века — церковное судилище, которое призывало к ответу и сурово карало людей, заподозренных в вольномыслии, Гюго напоминает читателям, что это феодальное учреждение с его омертвелыми формулами и нелепым средневековым титулом, вовсе не кануло в Лету: «Эти богословские судилища существуют в Англии еще и поныне и беспощадно расправляются с провинившимися. 23 декабря 1868 года решением Арчского суда, получившим утверждение тайного совета лордов, преподобный Маконочи был приговорен к порицанию и возмещению судебных издержек за то, что зажег свечи на простом столе. Литургия шутить не любит».
С едким сарказмом Гюго обличает варварство английского законодательства, маскирующегося допотопными казуистическими формулами и ссылками на законы XII и XIV веков, направленные на защиту интересов имущих классов.
Он отмечает, что «безмолвный» арест Гуинплена был типичным случаем нарушения установленных законов, и приводит многочисленные примеры того, что судебные власти — как в XVIII веке, так и в Англии его времени — на каждом шагу нарушают юридические нормы.
«То был омерзительный способ действия, к которому Англия возвращается и в наши дни, являя тем самым всему миру чрезвычайно странное зрелище: в поисках лучшего эта великая держава избирает худшее и, стоя перед выбором между прошлым, с одной стороны, и прогрессом, с другой, — допускает жестокую ошибку, принимая ночь за день».
Гюго прославляет в своем романе революцию XVII века, уничтожившую в Англии абсолютизм и установившую республику. Он с сарказом говорит о реставраторах феодального порядка, которые «издевались над республикой и над тем удивительным временем, когда с уст не сходили великие слова Право, Свобода, Прогресс».
- Главное зло английской алигархической системы Гюго видит в господстве паразитической феодальной знати, поглощающей львиную долю национального дохода. Несмотря на то, что его критика носит односторонний характер, — поскольку не замечает в Англии XVIII века новой общественной силы — буржуазии, а парод рассматривает как нечто единое и целое, — беспощадное разоблачение паразитизма, хищничества, аморальности английского дворянства составляет
- без сомнения, наиболее сильную сторону произведения и во многом сохраняет до наших дней свою социальную и политическую остроту.
- Варварские забавы молодых аристократов в кварталах, заселенных лондонской беднотой, дают писателю повод заметить, что гнусные проделки дворянских
сынков и во второй половине XIX века мало чем отличались по жестокости и цинизму от тех «шуток», которые позволяли себе их прадеды в начале XVIII столетия. «Если бы это проделывали бедняки, — пишет Гюго, — их сослали бы на каторгу, но этим занимается «золотая молодежь».
Не ограничиваясь описанием моральных уродов, царящих в так называемым «высших кругах» общества, Гюго показывает, что по самой своей социальной природе аристократия враждебна народу и национальному прогрессу. В этом отношении особенно выразительны сцены изображающие парламентские дебаты о введении новых налогов и увеличении содержания принцу-супругу.
Усиление налогового гнета, мативируемое «нуждами государства», которые «должны быть выше коммерческих соображений», в действительности проводится в интересах олигархической верхушки, ради удовлетворения все возрастающих аппетитов паразитической дворянской знати.
Утверждение билля «об увеличении на сто тысяч фунтов стерлингов ежегодного содержания его королевскому высочеству, принцу-супругу ее величества» лорд Галифакс в романе мотивируют следующим образом: «Принц Георг получает известную сумму в качестве супруга ее величества, другую — как принц Датский, третью — как герцог Кемберлендский. четвертую — как главный адмирал Англии и Ирландии, но не получает ничего по должности главнокомандующего. Это несправедливо. В интересах английского народа необходимо положить конец такому беспорядку».
Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем
Чтобы вывести это сочинение введите команду /id75
Источник: https://www.kritika24.ru/page.php?id=75
Книга «Человек, который смеется»
Сколько бы я ни старалась, мне всё никак не удаётся сформулировать свои мысли по поводу книги Виктора Гюго «Человек, который смеётся» так, чтобы полностью охватить весь спектр чувств, которые я испытывала во время чтения.
Эта история безжалостно разбила мою душу на сотни мелких осколков, а затем собрала их вновь, заполнив трещины безграничным трепетом и любовью к главным героям. Я даже и представить себе не могла, что скрывается за обложкой данной книги. Слова, скрытые в ней, сидели словно в западне, выжидая нужного момента для атаки, и вот он настал.
Как ни странно, но книга оказалась в моих руках в самое подходящее время, сумев отгородить меня от навязчивых мыслей, которые на тот момент заполонили мою голову. Я всецело погружалась в неторопливое повествование и наслаждалась каждым словом, а возвращаясь в реальность, ощущала себя малость другим человеком.
Виктор Гюго по праву стал для меня главным открытием уходящего года. Мне уже не терпится приступить к его “Собору Парижской Богоматери”, но сперва я всё-таки попробую поделиться своими впечатлениями о романе “Человек, который смеётся”.
История повествует читателю о непростой, полной волнений и тяжких потрясений, судьбе главного героя по имени Гуинплен. В детстве он стал жертвой торговцев детьми, которые одарили его рваной улыбкой — от уха до уха.
Обезображенный и покинутый ими в лютую зимнюю стужу, он избежал не только своей гибели, но и сумел спасти малютку Дею от цепких лап холодной смерти, которая всё же лишила её зрения. Позже они нашли пристанище и семью в “Зеленом ящике” — повозке философа Урсуса, а также его верного волка Гомо.
Позже Урсус стал для них не просто наставником, но и отцом. Все четверо вели кочевой образ жизни, странствуя по разным городам Англии и зарабатывая себе на пропитание театральными представлениями, которые вызывали бурю эмоций у простого народа.
Казалось, они обрели своё счастье, несмотря на перенесенные страдания, но однажды на их крохотный мирок обрушилась беда, подвергнув очередному испытанию всех членов семьи…
Мне полюбился каждый из героев. Урсус с его философскими изречениями и вечно недовольными упреками в сторону Гуинплена и Деи, за которыми на самом деле он лишь старался скрыть свои истинные, полностью противоположные, чувства к ним. Ирония, с которой он отзывался о лордах, королях, пэрах и прочих представителях знати, вызывала искреннюю улыбку на моем лице.
Гуинплен, вынужденный носить уродливую маску, поразил меня тем, что сумел сохранить в себе человечность и не сломался под натиском судьбы. Он — яркий пример тех издевательств и преступлений, которые совершали высшие сословия над простым народом. «Я – народ… Я – действительность… Я – Человек.
Страшный «Человек, который смеётся», — говорит о себе Гуинплен. «Смеётся над кем? Над вами. Над собой. Надо всем». Гюго не боится открыто и экспрессивно выражать свое мнение о высших слоях общества, смело указывая на их немощность. Его слог, наполненный метафорами, яркими образами и сравнениями, проникает прямиком в душу.
Чего только стоят описания природы, к примеру, разразившейся морской бури, которая была представлена в книге словно отдельный персонаж.
Я была готова выписывать цитаты буквально с каждой страницы и впитывать, впитывать, впитывать. Мысли как главных героев, так и самого автора отчетливо отзывались во мне.
Порой мне казалось, что Гюго удалось выразить словами всё то, что я, ввиду своей неопытности и узколобости, никак не в силах сделать.
Невинный образ Деи является для меня воплощением самой настоящей любви — романтической, чистой, возвышенной.
Её отношение к Гуинплену и образовавшаяся между ними духовная связь затронула дремлющие струны моей души, заставив меня пробудиться ото сна. Они указали мне путь. Ту любовь, ради которой хочется жить. И умереть.
Даже будучи видящей, я уверена, Дея смогла бы разглядеть за этой чудовищной маской настоящего Гуинплена.
А концовка-то… концовка! — именно она и придаёт особенный шарм разыгравшейся перед глазами читателя истории.
Если меня когда-нибудь попросят назвать книгу, перевернувшую мой внутренний мир, одной из первых я назову “Человек, который смеется”, ни на секунду не усомнившись в своем ответе.
Всё же, боюсь, что человек, не привыкший к очень объемным и подробным описаниям автора, которые, как кажется сперва, бывают не совсем уместны, не сможет выдержать этого испытания и наверняка отложит книгу.
Я же в любом случае советую её читать. От корки до корки.
Источник: https://www.livelib.ru/book/1000330468-chelovek-kotoryj-smeetsya-viktor-gyugo
Загрузка...
