Прежде чем говорить о теории Томаса Гоббса, предлагаем задуматься над тем спектром ассоциаций, которые у вас вызывает фраза «государство как Левиафан».
Непременно у большинства читателей возникнут довольно четкие образы и однозначные определения, ведь «Левиафан» в гоббсовском значении этого слова циркулирует даже в публичном политическом дискурсе.
Тем не менее, связанные с Левиафаном ассоциации – это не то же самое, а в некоторых случаях и нечто совсем противоположное оригинальной концепции Гоббса. Concepture исследует, что за философские идеи кроются за этим образом.
Прежде всего концепция государства Гоббса – это последовательность рассуждений и идей. Она многослойна и поэтому, чтобы правильно воспринять теорию в целом, нужно ознакомится с её составными частями.
Причем, даже если кому-то придется не по вкусу итог, многие из элементов концепта Левиафана можно рассмотреть в отрыве и восхититься по отдельности.
Так, например, эту теорию воспринимают сторонники либерализма, для которых философ Гоббс, с одной стороны, – предтеча и прародитель этого политического течения, а с другой – мыслитель, в какой-то момент сворачивающий в неверную сторону.
В естественном состоянии человек предоставлен своей природе, ничем не ограниченной. И взгляд Гоббса на эту природу мрачен. По его мнению, чуть ли не единственное к чему она может привести, так это к войне всех против всех.
Когда человека ничто не сдерживает, он скорее стремится обобрать и устранить другого, а не наладить контакт и договориться. Причиной такого поведения является страх перед тем, что другой человек может сделать то же самое.
Таким образом, страх – это последствие свободы действий и понимания её наличия у других.
Возникает замкнутая система. Человеческая сущность базируется на эгоизме и страхе, которые вынуждают человека ожесточиться, что в свою очередь дает основание для опасения других.
«Пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех».
Казалось бы, что на этой тотальной войне всех против всех и должна была закончится человеческая история, но всё же у человека также есть то, что не позволяет ему снизойти до животного уровня – разум.
По Гоббсу, финальная компонента человеческой сущности, подогреваемая страхом, сподвигает людей призадуматься о том, как бы создать нечто, что позволит отсрочить незавидную участь пасть от жестокости другого человека.
В рамках номинализма Гоббса тот конкретный человек, в котором воплощена власть, не лишается своей эгоистической природы.
Право не совершает существенной трансформации природы человека, оно дает коррективы поведению, порождая тем самым, по сути, новые формы страха – попасть в тюрьму, лишиться работы, имущества или репутации.
Причем присутствие таких страхов обосновано тем, что они имеют позитивную сторону – защиту законом.
Можно заметить, что в действительности к людям у власти применяют куда более высокие моральные стандарты.
Считается само собой разумеющимся, что президент куда более обязан быть добродетельным, нежели медийная личность, которой и вовсе позволено быть скандальной.
Можно сказать, что по Гоббсу, это скорее специфическое выражения страха перед тем, что правителя в конечном счете ничто не заставляет исполнять предписанные ему добродетели.
Говоря о сущности человеческого страха, Гоббс в том числе предполагает, что важную роль в формировании «бесконечного» ужаса играет Бог, который является непознаваемым и при том фундаментальным. Получается, что человек заворожен и устрашен.
Естественное состояние между тем подразумевает и доюридическое равенство людей ввиду «права на всё». Каждый индивид примерно с одинаковым успехом может навредить другому. Поэтому равенство для Гоббса естественно, хоть и обременительно.
Стоит понимать, что в рассуждении Гоббса о естественном состоянии и войне всех против всех важно не то, как это было (или не было), а то, во что это выливается в мирное и стабильное время.
Между людьми всегда существует недоверие и ожидание враждебности, которые не только заставляют их закрывать дом на ключ, но и ставить сигнализацию, а на всякий случай ещё и завести собаку.
Даже ежедневные, рутинные и бытовые практики полны опасений насчет доброжелательности других людей.
Lupus Sapiens
Разум подсказывает человеку, что избежать постоянного страха можно с помощью договоренности с другими людьми о том, чтобы пожертвовать некоторыми своими правами.
В понимании Гоббса общественный договор возникает именно между людьми, которые уже только после этого становятся обществом.
Возможно, такой вывод Гоббс делал на основе истории и реалий XVII века, где складывались различные не-государственные общности посредством гласного или не очень соглашения людей – монастырские и рыцарские ордена, цеха и гильдии, торговые сообщества, клубы.
В этом можно заметить нечто синонимичное теории игр, которая объясняет человеческое доверие как результат множественных взаимодействий между людьми. Таким образом, незнакомому человеку лучше не доверять и вообще вести так, будто бы он непременно обманет.
Любопытно, что Гоббс сомневается в том, была ли война всех против всех в действительности помимо ситуаций гражданских войн и прочих потрясений. Но вот в отношении общественного договора уверен, что тот, с одной стороны, не может существовать вне государства, а с другой, возникая, он его образует.
Как и в случае с равенством общественный договор двояк. В человеке присутствует рациональное мышление, подсказывающее его исполнять. Также в нем есть и соблазн пойти против него, коль ничто существенное, кроме здравого смысла и легкого страха, не принуждает к исполнению.
К слову, Гоббс немного схитрил и в определенном смысле приравнял общество и государство. В том числе, и чтобы получить своего рода доказательство того, что государство – это не дар Бога, а разумное устроение людей. Кроме того, удревнение государства было общим местом многих тогдашних теорий и идеологий.
Построй в себе государство
Чтобы общественный договор вообще мог возникнуть, Гоббс считает, должны быть условия, в которых его нарушение будет влечь за собой столь серьезные последствия, что, по сути, такой договор можно будет назвать невозможным к нарушению.
Другими словами, участники договора (общество) должны контролироваться фигурой извне – сувереном, который обладает уникальными правами и является единственным, за кем сохраняется право на всё (включая право на убийство другого человека в ситуации нарушения договора).
Фигура суверена решает довольно важную задачу о принятии конечного решения, формирования понятий законного и незаконного, так как, по большому счету, насчет многих вопросов общественной жизни существует неоднозначность, позволяющая спекулировать на приемлемости или не приемлемости тех или иных вещей.
К примеру, разговор о декриминализации наркотиков, по логике Гоббса, могут вести только люди внутри общественного договора, в то время как суверен принимает какое-то конкретное решение по этой проблеме.
И что важно, главное в решении суверена не его обоснованность, а сам факт того, что он может его принять и тем самым каким-то образом разрешить социальную проблему.
В этом плане показательная следующая цитата Гоббса:
«Соглашение, заключенное на законном основании, не может быть законным образом нарушено».
Иначе говоря, суверен становится «последней инстанцией» и одновременно гарантом сохранения выгод от общественного состояния. Ведь для всех остальных общественный договор также может быть представлен как сделка, в которой право на всё (с тотальным страхом) меняется на право на жизнь для законопослушных граждан (со страхом перед законами).
Именно ввиду такого процесса установления власти суверена и возникает государство, «Левиафан» – социальный механизм вокруг фигуры суверена, который заменяет страх своих граждан перед другими на страх перед собой.
Как ни странно, но именно это, по Гоббсу, и приносит людям счастье, видимо, потому, что человеку проще переживать и даже не обращать внимание на институциональный страх, нежели на хаос естественного состояния.
Гоббс подчеркивает этот момент, выбирая в качестве яркого образа библейское чудовище Левиафана. А его история гражданской войны получит название другого мифического монстра – Бегемота.
Хотя в ставшей канонической иллюстрации Левиафан изображен в виде великана с лицом короля и телом, состоящим из других людей.
Возможно, здесь имела место неявная перекличка и с выражением «колосс на глиняных ногах», которое намного лучше выражает идею «государства как смертного бога».
«В этом Левиафане верховная власть, дающая жизнь и движение всему телу, есть искусственная душа, должностные лица и другие представители судебной и исполнительной власти – искусственные суставы; награда и наказание (при помощи которых каждый сустав и член прикрепляются к седалищу верховной власти и побуждаются исполнить свои обязанности) представляют собой нервы, выполняющие такие же функции в естественном теле; благосостояние и богатство всех частных членов представляют собой его силу; salus populi, безопасность народа, – его занятие; советники, внушающие ему все, что необходимо знать, представляют собой память; справедливость и законы суть искусственный разум (reason) и воля; гражданский мир – здоровье; смута – болезнь, и гражданская война – смерть».
В Левиафане люди также находят и коллективную идентичность, он порождает общество и нации, ведь является искусственным телом, построенным людьми, в том числе и с запросом на то, чтобы быть персонифицированными. По Гоббсу, персонификации нельзя найти в Боге или иной метафизической сущности, а только в каком-то реальном теле, которое может приводить слова, законы и соглашения в действия.
Отголоски подобного подхода можно увидеть и в различных современных конституциях, в которых утверждается, что обязанность президента или иного главного правящего лица заключатся в том, чтобы представлять интересы людей его страны на международной арене, а часто и выступать гарантом законности.
Таким образом, в концепции Гоббса государство держится на могуществе, полном всевластии суверена и авторитете, который церковь легитимирует в своей форме (или, если давать современную интерпретацию, любой социальный институт, имеющий влияние на моральные взгляды общества). Это может быть и государственный философ, вроде Гегеля в Пруссии, и массовая культура, транслирующая через супергеройское кино базовые этические установки. Авторитет нужен для того, чтобы смягчить шок от понимания могущества Левиафана, который ничем не ограничен.
По Гоббсу, люди сами выстраивают авторитарное государство. Хоть оно их и пугает, но они согласны с его существованием, ведь оно помимо всего прочего может быть и демократическим.
Поэтому про Левиафана говорят как про смертного Бога, который посредством своей мощи обеспечивает мирную и спокойную жизнь.
Что немаловажно, как и Бог, государство, по Гоббсу, часто остается непостижимо, особенно для простого человека, который в такой ситуации может лишь преклоняться перед мощью, авторитетом и мудростью Левиафана.
Подтверждением общественного договора с точки зрения Гоббса является лояльность государству, хотя государство заинтересовано в формировании лояльности граждан.
Таким образом круг замыкается – люди договариваются о том, что возникнет Левиафан, но как бы ввиду негласного общего порыва.
При этом большая часть людей оказывается вне этого негласного порыва, уже рождаясь в определенной юридической вселенной, где их «право на всё» ограничено и возврат к нему возможен лишь путем насилия.
«Конечно, правильны оба утверждения: и человек человеку Бог, и человек человеку волк. Первое — в том случае, если речь идет об отношениях между собою сограждан, второе — когда речь идет об отношениях между государствами».
Любопытно, что сами государства между собой, по Гоббсу, находятся в естественном состоянии, что открывает значительно пространство для размышлений.
Он, по сути, второй после Макиавелли серьезный критик моральных допущений в отношении политической власти: если первый отметил, что эффективность правителя на зависит от его моральных качеств, то второй показал сущностную сторону государства, а не его фасад.
Государство – это организация (или организм?) в равной степени заинтересованный и вынужденный вселять страх в своих соседей. И не только страх, но и осуществлять реальное насилие. Заинтересованный, потому что ресурсы ограничены, а экстенсивное развитие всегда легче (присоединить территорию, увеличить количество поданных и т. д.
). Вынужденный, потому как пакт «общественного договора», дающий минимальные права человеку, имеет силу только в рамках гражданства. Человек без гражданства, равно как и гражданин по отношению к другому государству в состоянии войны, лишены любых гарантий (т. к. не существует гарантов – сверх-суверенов для договоров государств).
Несомненно, Гоббс был знаком с работами Гуго Гроция, но, видимо, к идее международного права и межнациональных организаций относился крайне скептически. Разработкой этих и других гоббсовских вопросов и по сей день занимаются многие философы, социологи и политологи.
Довольно любопытно, что имя Гоббса связывают с либеральной политической мыслью, во многом из-за того, что он вдохновил Локка. Хоть по факту воззрения Гоббса всё же ближе к современной форме консерватизма, который может быть достаточно гибким, но в целом тяготеет к тому, чтобы сохранять существующий порядок.
По сравнению с тем же Локком, у Гоббса общественный договор, в силу понимания человеческой природы, существует почти что случайно – скорее даже не ввиду того, что человек исключительно разумен, а ввиду того, что один страх пересилил другой, и тут пришлось как-то выкручиваться (уже с помощью разума).
Вместе с тем Левиафан во многом ориентирован на предотвращение преступлений самого отвратительного гражданина, которым, по мнению Гоббса, может быть и скорее всего будет любой.
Та же версия Локка (государство как третейский судья), например, вообще не может объяснить многочисленные реалии жизни в государстве иначе как злоупотребления и искажения идеала.
В целом, сущность и смысл существования государства в теории Гоббса описаны довольно понятно. Если коротко, то он был крайне прогрессивен в том, что указал на функцию государства по регулировке, рационализации и перенаправлению насилия, которое по своей сути всегда является конечным аргументом, в том числе и в вопросах единения и подчинения общим правилам.
Определенная проблема возникает в вопросах генезиса государства, так как в конечном счете всё сводится к человеческой природе, ввиду которой люди не могли поступить по-другому.
Кому-то может понравится и такое объяснение, но даже без него, несмотря на все допущения, теория Гоббса имеет серьезную ассоциативную силу – нетрудно найти параллели описываемого англичанином с историческими примерами или явлениями актуальной политической жизни.
Для оформления использованы работы Elisha Capie. На превью – раскрашенный фрагмент фронтисписа Абрахама Босса для оригинального издания «Левиафана» Томаса Гоббса.
- Томас Гоббс – «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского»
- Томас Гоббс – «Бегемот, или Долгий парламент»
- Карл Шмитт – «Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса»
- Александр Филиппов – «Левиафан: между ужасом и признанием»
Источник: https://concepture.club/post/obrazovanie/thomas-hobbes-leviathan
Левиафан: краткое описание фильма, о чем сюжет
«Левиафан» — социальная драма режиссера Андрея Звягинцева. Картина получила свою порцию критики и восторженные отзывы, собрала престижные награды и заслужила скандальную славу.
«Левиафан» — это история неблагополучной семьи, которая насыщена актуальными социальными проблемами. Кто-то говорит, что это реалии российской глубинки, до боли знакомые, а оттого вызывающие такую горечь.
Другие отнеслись к фильму пренебрежительно, считая, что главной целью режиссера было очернить Россию.
О картине «левиафан»
Кадры с мест съемок фильма
Сам Андрей Звягинцев определил картину как драму, постепенно переходящую в трагедию. Режиссер считает, что в фильме без прикрас показаны реалии провинциальной России, насыщенные самыми острыми проблемами социального характера.
Этот драматический фильм снят в 2014 году. Картина представляет собой киноинтерпретацию истории Иова — персонажа Ветхого Завета, которого, по библейским преданиям, Бог испытывал всеми бедствиями земной жизни. Несмотря на великие страдания, Иова все вытерпел и ни разу не упрекнул Бога.
Картина получила название «Левиафан» — это имя собственное также взято из Ветхого Завета
https://www.youtube.com/watch?v=0CGzooygwcE
Левиафаном называют мифологическое чудовище, живущее в море. В фильме Левиафан — это метафора государственной власти. Это не первое сравнение чудовища с властью: ранее Томас Гоббс написал трактат, в котором сравнивал уничтожающую свободу человека государственную власть с чудовищем Левиафаном.
Главные роли в картине Звягинцева исполнили Алексей Серебряков, Владимир Вдовиченков, Елена Лядова, Роман Мадянов. Музыкальное сопровождение — Филип Гласс.
Сюжет фильма
Николай — главный герой фильма
Сюжет основан на реальной истории, которая произошла в США. Звягинцев услышал в Америке историю о сварщике, который бульдозером разрушил цементный завод, пытающийся отобрать у него дом. Этот случай произвел на режиссера такое впечатление, что он решил снять фильм.
Главный герой, механик Николай, живет вместе с семьей (женой Лилией и сыном от первого брака) в провинциальном городке на берегу моря. Семья живет в доме на берегу бухты, куда иногда приплывают киты. Николай поддерживает дружеские отношения с подполковником дорожно-постовой службы Дегтяревым и местным стражем правопорядка Поливановым и его женой.
В «мифологии» картины государство представлено как огромное безжалостное чудовище, которое может проглотить «маленького человека» и даже не заметить его
В дом простого механика приходит беда, когда государство в лице коррумпированного мэра Шелевята пытается отобрать у семьи Николая дом, автомастерскую и землю, установив за выкуп такую сумму, которая не позволила бы Николаю купить жилье в городе.
Николай обращается за помощью к своему армейскому товарищу, а ныне известному столичному адвокату, но суд выносит решение в пользу мэра. Тогда адвокат советует воспользоваться последним шансом — найти на мэра компромат.
Дальше в сюжете смешиваются измены, шантаж и даже убийство. Знаковый момент истории — встреча Николая с местным священником.
Герой задает ему провокационные вопросы, на что священник отвечает, что пути Господни неисповедимы, и сравнивает горести Николая со страданиями Иова.
Скандал вокруг фильма
Лилия — жена Николая. Кадр из фильма
«Левиафан» — фильм, который может нравиться или не нравиться, но равнодушным точно не оставит. После выхода картины поднялась невероятная шумиха: кто-то называл фильм прорывом и смелым шагом, другие же критиковали Звягинцева за то, что он сильно сгущает краски.
Верно одно — со времен легендарной картины «Брат» ни один фильм отечественного производства не вызывал таких бурных обсуждений и даже настоящих баталий. А такой и профессиональной, и любительской критике не подвергался ни «Груз 200», ни «Утомленные солнцем 2».
Примечательно, что средних оценок для фильма не нашлось — были или восторженные, или яростные негодующие
Критика переросла в настоящий скандал. Многие посчитали недопустимым показ жизни провинциальной России в таких черных красках. Некоторые называли картину «намеренной чернухой».
Активисты православных организаций, а также ряд творческих деятелей выступили против картины, считая, что она порочит не только государственное устройство страны, но и Русскую православную церковь. Более того, появились призывы снять картину с проката, так как этот фильм — «зло».
Активисты написали открытое письмо в министерство культуры с призывом запретить появление фильма на экранах.
Зарубежные отзывы
Поселок, где снимали фильм
А вот зарубежные критики хорошо приняли картину, иностранная пресса даже назвала ее гениальной. Драма Звягинцева получила приз Каннского кинoфестиваля за лучший сценарий, затем премию «Золотой глобус» и приз за лучший фильм Лондонского кинофестиваля.
Самое большое достижение — номинация «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке.
В британской газете The Guardian «Левиафан» назвали грандиозным и упрекнули других российских режиссеров в том, что они снимают картины только на удобные им темы.
О чем фильм
Режиссер на премьере картины
Так о чем же этот фильм? Это история о том, что человек бессилен перед властью. Левиафан в картине — это могучее безжалостное чудовище, которое вылезает из недр российской жизни.
Сам Андрей Звягинцев говорит о том, что это русский фильм, которое снят о русском человеке и к нему же обращен, к его разуму, его совести. Режиссер хотел, чтобы зритель почувствовал свою свободу. Звягинцев показывает, что Левиафан — чудовище, которое произрастает из самих людей.
И чудовище, и власть, и церковь — это продолжение самих людей. Это не частная история, а политическое высказывание, ответ режиссера на проблемы современной России.
Так ли это, или это просто серая, беспросветная, депрессивная социальная драма, которая разворачивается в провинции, — решать каждому зрителю после просмотра картины.
Источник: https://sunmag.me/kino/leviafan.html
«Левиафан» Томаса Гоббса – ответы на главные вопросы
FAQ 
«Левиафан» — слово, которое у всех на слуху. Для большинства образованных людей Левиафан — это ветхозаветное чудище, а еще — знаменитый философский труд Томаса Гоббса. Даже те, кто никогда не открывал его, знают, что Левиафаном Гоббс называл государство, могущественное и чуть ли не всевластное. Труд Гоббса, очень объемный, наполовину посвященный не политике, а богословию, привлекает к себе внимание и вызывает споры на протяжении нескольких веков. Разобраться в нем непросто, но странным образом он сохраняет притягательность для широких масс, новых и новых поколений читателей. Попытаемся хотя бы отчасти разобраться в том, о чем в нем говорится.
1. Эпоха «Левиафана»
«Левиафан» появился в болезненное время. Книга вышла в Англии на английском языке в 1651 году. Потом через 16 лет она вышла еще раз на латинском языке, уже в Голландии. В Англии 1649 год — это кровавое завершение Английской революции, казнь короля Карла I. Затем произошло установление диктатуры Кромвеля.
А в континентальной Европе Тридцатилетняя война завершилась Вестфальским миром. Это серия мирных договоров, которые привели к установлению того, что у нас до сих пор по привычке не совсем правильно называют Вестфальской системой.
Это система взаимных признаний суверенных государств и, в частности, признания того, что на территории этих государств вероисповедание определяется не кем-то еще, а именно светской суверенной властью.
Формула Аугсбургского религиозного мира, так называемая «Чья власть, того и вера», фактически перенесена также и в формулы Вестфальских договоров.
Прямая речь: Александр Филиппов
Гражданские войны, сотрясавшие в то время Европу, были тяжелы не просто кровопролитием, но и тем, что сопровождались конфессиональными распрями, а линии разделения часто проходили даже внутри одной семьи.
При этом враждующие стороны были совершенно непримиримо настроены. И количество людей с разных сторон, решивших, что именно они являются обладателями последнего откровения, истинного религиозного знания, росло.
С мировоззренческой стороны это эпоха становления новой научной философии, которая резко противопоставляет себя схоластике. В Англии это Фрэнсис Бэкон, которого традиционно считают основоположником английского эмпиризма, а во Франции это, конечно, Декарт.
И сам себя Гоббс тоже считал ученым-философом, который расправляется с тьмой невежества, который опровергает смехотворные построения схоластов, который открывает путь разумному, рациональному научному исследованию, в том числе во всех областях политической науки.
2. Образ Левиафана
Среди ученых до сих пор нет окончательной ясности, почему Гоббс назвал свое сочинение именно таким образом. Удивительно, но в книге, которая называется «Левиафан», Левиафан упоминается считаные разы. И даже в эти считаные разы Гоббс не пускается в подробности, чтобы объяснить, как он выглядит, какие источники нам дают знания о Левиафане.
Когда мы берем в руки книгу, любое издание, мы видим на фронтисписе довольно сложный рисунок с большим символическим значением. Наверху идет надпись по-латыни «Нет на земле власти, которая бы сравнилась с ним». Это из библейской Книги Иова, и слова эти относятся как раз к Левиафану. Во введении Гоббс с самого начала говорит о том, что человек подражает Богу.
Как Бог сотворил своим искусством природу, так же и человек в своем подражании как ремесленник, как искусник создает этого великого Левиафана, который называется государство.
Карл Шмитт, написавший книгу «Левиафан в учении о государстве Томаса Гоббса», предположил, что Гоббс затронул очень глубокие культурно-исторические слои сознания людей, которые интуитивно чувствовали, что от образа Левиафана исходит ужасная угроза, что он — это нечто страшное.
Гоббс хотел представить его как могучее и сильное начало. Как говорит Библия, Левиафан рожден бесстрашным. Это буквальная цитата. То есть это тот, кто способен найти управу на любого гордеца.
Известно иудейское предание, что в конце времен на Страшном суде Господь будет угощать праведников мясом Левиафана.
Шмитт считал промашкой Гоббса, что его Левиафана восприняли как нечто настолько ужасное и скверное, от чего люди в страхе побегут. Вместо того чтобы создать привлекательный образ государства-защитника, он создал ужасающий символ, который вызвал у всех страх, панику и отвращение. Это одна сторона.
Другая сторона, на которую тоже иногда обращают внимание, — это являлся ли Левиафан морским или сухопутным чудовищем. Как морское существо он должен был отвечать новым английским представлениям о морском владычестве, о владычестве над морскими путями, заморской торговлей, обо всех остальных вещах.
Еще один момент, связанный с символикой Левиафана, — это его противостояние другому мифическому животному, которое именуется в Библии Бегемотом.
У Гоббса, помимо прославленного «Левиафана», есть еще памфлет, который называется «Бегемот, или Долгий парламент».
Там он пытался сказать, что Бегемот — это тот, с кем борется Левиафан, Бегемот означает смуту, распри и другие плохие вещи, а Левиафан — мир, покой и порядок.
3. Концепция государства-левиафана
Это очень сложная концепция. На первый взгляд она кажется довольно простой. С ней связано множество недоразумений, которые обусловлены именно внешней простотой и внутренней сложностью того, о чем говорит Гоббс.
Во-первых, эта сложность связана со словом «государство». У Гоббса в заголовке его книги по-английски написано о commonwealth. Слово commonwealth не очень хорошо переводимо на другие языки.
За ним длинная традиция, идущая от латинского res publica, то есть «общее дело». Другое слово, которое часто используется в «Левиафане», — это state, сравнительно новое для того времени.
Государство-state и в меньшей степени государство-commonwealth — это нечто такое, что может рассматриваться совершенно отдельно от возглавляющего его суверена, от того, кто им правит.
Оно может рассматриваться как некий аппарат, или некоторая машина, или некоторый организм, который не равен ни народу (людям, которые его населяют), ни суверену (князю, начальнику, королю, правителю), который осуществляет политическое правление.
Реализм в теории международных отношений
У Гоббса государство появляется в результате общественного договора. Общественный договор — это договор кого с кем? До Гоббса, когда использовались понятия договора, чаще всего исходили из того, что есть некий народ, который может вступить в договорные отношения с каким-то приглашаемым правителем. Гоббс предположил нечто более радикальное.
Он предположил, что народ только и возникает в результате договора, а договор — это не договор с каким-то князем или сувереном, а это договор людей между собой. Люди между собой договариваются о том, что у них теперь будет государство, о том, что у них теперь будет common wealth, о том, что у них будет Левиафан, и у этого государства должен быть суверен.
Это самое сложное место в гоббсовской аргументации.
Дело в том, что превращение разрозненных людей в граждан государства путем договора означает отказ от некоего права. Главное право, от которого люди отказываются, — это право наказывать смертью других людей за те неприятности, повреждения, за те угрозы, которые они могли бы нам причинить.
4. Война всех против всех
Люди до общественного договора находятся в состоянии, которое Гоббс называет «войной всех против всех». Эти слова очень часто трактуют так, будто бы Гоббс был простой эволюционист.
Когда-то, дескать, было такое время, в которое люди воевали-воевали, устали воевать и начали объединяться. И когда они объединились, чтобы больше не воевать, появилось государство.
Якобы так рассуждает Гоббс.
Гоббс так никогда не рассуждал. В его сочинениях можно найти прямые указания на то, что такое рассуждение было бы абсолютно неправильным. Скорее, все выглядит совсем по-другому. Не война всех против всех находится в начале всего, а общественное состояние, государственное состояние людей постоянно чревато войной.
Люди в принципе, по Гоббсу, довольно враждебно настроены по отношению друг к другу. Даже в мирном, солидарном состоянии, когда войны нет, когда есть государство, люди таковы, что им приходится скорее опасаться соседа, опасаться другого человека, нежели рассчитывать на то, что он окажется им другом.
Во время войны, как говорит Гоббс, «человек человеку волк», а надо, чтобы в состоянии мира человек человеку был Бог. Этого, к сожалению, не происходит. Мы боимся другого человека, мы запираем двери, мы, выходя из дому, берем оружие. Отправляясь в путешествие, запасаемся охраной и так далее.
Этого бы не было, если бы мы доверяли другому человеку.
5. Левиафан как гарант
Значит, никакая нормальная жизнь между людьми невозможна, пока договоры, которые они между собой заключают, будут просто договорами, основанными на доверии, в ожидании того, что другая сторона будет просто соблюдать договор.
Что же нужно? Гоббс считает, что нужен такой договор, который невозможно было бы нарушить. Невозможно нарушить только такой договор, у которого есть гарант. Гарантом этого договора не может быть никто из участников договора, потому что они все одинаковые, они одинаково сильны и одинаково слабы.
А раз гарантом договора не может быть никто из участников, значит, этот гарант должен появиться откуда-то извне. Но откуда он возьмет силы, откуда он возьмет права, чтобы гарантировать всем остальным участникам? Как это может быть? Только одним способом.
Они должны договориться о том, что они ему в процессе договора дают определенного рода права и после этого ему ничего не могут сделать.
Потому что он получает от них те права, которых у них больше нет, именно право смертной казни за нарушение договора.
И он соединяет в себе те силы, которых они лишаются, соединяет в себе те права, которые они в его пользу отчуждают, и он становится тем, кто говорит pacta sunt servanda, «договоры должны соблюдаться». И отсюда берется уже все остальное, все остальные законы. Так появляется суверен.
И только суверен может издавать любой закон, только он может интерпретировать любой закон, карать за нарушение закона, назначать судей, назначать любую исполнительную власть, всех министров, всех чиновников, всех контролеров, абсолютно всех. Только суверен может считать, какие мнения вредны в государстве, а какие полезны. Только он может авторитетным решением положить конец спорам, которые могут окончиться, скажем, гражданской войной.
Благодаря этому устанавливается мир, покой и безопасность — старая формула полицейского государства. И хотя Гоббс не говорит о полиции, он ведет разговор в эту сторону. Он сторонник того, чтобы за счет определенного ограничения прав, свобод и всего остального были установлены мир, покой и порядок.
А в остальном, что не угрожает существованию государства, люди абсолютно свободны.
Они могут заниматься любыми видами деятельности, могут приобретать собственность, они могут заключать договоры между собой, они могут даже исповедовать любые верования, но с одним ограничением: чтобы это не было во вред государству.
6. Богословская сторона «Левиафана»
Важно упомянуть богословскую сторону «Левиафана». Это рассуждения Гоббса о том, как надо правильно трактовать Священное Писание в отдельных его аспектах.
Что такое христианское государство, каково место религии в государстве, как соотносится обещание спасения в христианстве с тем, что верховной властью на земле является суверен, светский властитель; как должен вести себя христианин, больше всего жаждущий именно спасения, по отношению к суверену, который может отдавать ему какие-то приказы, за невыполнение которых ему грозит смерть? Христианину смерть не страшна, потому что благочестивый человек может ожидать воздаяния, вознаграждения на небесах, и спасение души для него важнее, чем все, что может ему дать здесь, на земле, суверен.
Но именно эта позиция, по мнению Гоббса, влечет за собой раздор в государстве, гражданскую войну, самые опасные последствия. Мы можем легко представить, насколько ослаблен бывает суверен, если люди ничего не боятся, если они идут на смерть, ожидая за это воздаяния и спасения.
Почему у людей появляется стадное чувство?
Поэтому Гоббс считал очень важным обосновать такую богословскую концепцию, в которой было бы не только место абсолютному подчинению светским властям, но и объяснение того, почему никакого воздаяния на том свете за противостояние властям как светским, так и духовным на самом деле быть не может.
И все, что человек может получить хорошего или плохого, он получает при жизни, в данном конкретном теле. А после того, как люди умирают, они умирают целиком и полностью. Никакого воздействия церковь и молитвы на судьбу их души, пребывающей, по учению Католической церкви, в чистилище, оказать не могут.
То, что будет решено на Страшном суде, будет решено после тотального воскрешения и именно в ходе суда над воскресшими, а вовсе не в промежутке между земной кончиной и последующей загробной жизнью. Это очень важная концепция, то, от чего Гоббс никогда не хотел отказываться.
Из-за этого он поссорился с церковниками.
Эта богословская сторона у Гоббса в последнее время актуализируется. Не нужно даже дополнительных рассуждений и сведений, чтобы понять, почему в наше время она снова оказывается настолько важной, почему о ней снова начинают говорить.
Мы слишком хорошо понимаем, что если учение о допустимости лишений и смерти человека ради спасения противоречит постановлениям светских властей, то это становится взрывоопасной темой политической философии. Гоббс ставит эти проблемы с классической ясностью. Именно поэтому он оказывается бессмертным политическим философом.
Источник: https://postnauka.ru/faq/40976
Гоббс «Левиафан» – краткое содержание — Русская историческая библиотека
Английский философ Томас Гоббс, младший современник Фрэнсиса Бэкона, долго живший во Франции во время гражданской войны и индепендентской республики, находившийся в близких сношениях с двором короля Карла II, под влиянием мыслей Бэкона занялся исследованием политических и религиозных вопросов своей эпохи. Из его многочисленных трактатов о государственном устройстве (см. статью Политические взгляды и учение Гоббса) наиболее важен «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского».
Тогдашние английские социалисты – левеллеры – называли частную собственность источником всех зол. В противоположность им Гоббс доказывал, что общность имуществ вызвала бы распад общества, величайшее из всех возможных зол, и что для безопасности собственности и справедливого суда по вопросам о ней необходимо прочное господство власти, соединение её в руках одного человека.
Он ставил вопрос о том, какое устройство надо иметь государству, чтобы подавить стремящееся пожрать его чудовище мятежа, и отвечал, что чудовище может быть уничтожено или укрощено только чудовищем, драконом Левиафаном. Потому государство и глава его должны иметь неограниченную власть. Глава государства должен быть всемогущим в нем, должен быть смертным богом; того требует закон природы.
Томас Гоббс, автор «Левиафана»
Это оправдание абсолютизма очень нравилось консерваторам, и после реставрации Стюартов Гоббс получил пенсию. Но его философская точка зрения совсем не та, что у монархистов и англикан. Подобно Бэкону Томас Гоббс считает материальный мир первобытным фактом.
Но в «Левиафане» утверждается, что по закону природы господствует между людьми война всех против всех; потому необходимо при помощи разума ограничить для сохранения собственности действие природных влечений человека и основать по всеобщему соглашению, по договору, государственное общество, в котором влечения природы подчинялись бы нравственному закону. Таким образом, государство основано на взаимном опасении людей и на их стремлении к, самосохранению, на борьбе за жизнь. В этой аргументации Гоббса нет никаких следов божественного ореола, которым украшали роялисты и их богословы королевскую власть. Монарх – не проводник воли Божьей, высшего морального принципа на земле. Его власть основывается на естественно-правовых основах, которые Гоббс понимает по-своему.
Государю дано его полномочие договором, продолжает «Левиафан», и чтобы договор, заключенный для обеспечения мира и порядка, был прочен, на основании этого договора должна быть учреждена власть, соединяющая в себе всю силу и все права общества, господствующая безусловно, требующая полнейшего повиновения.
Эта власть – государь, представитель государства, объединяющего всех, бывших разъединенными в природном состоянии; это соединение всех – общество, народ. Народ и общество, народ и государь – понятия тожественные. Люди – только подданные государства. Господствует только оно, оно одно свободно.
Все должны повиноваться ему, исполнять то, чего требует закон; люди обладают свободою только в том, что не воспрещено законами. Власть государства неограниченна, делить или ограничивать ее – значит её отрицать и возрождать беды естественного состояния.
Предназначению государственной власти соответствует, согласно «Левиафану», только монархический абсолютизм, потому что только он обеспечивает существование государства.
Таким образом, Гоббс выводит абсолютную власть государя из закона природы.
Он резко опровергает Аристотеля и других древних мыслителей, считавших основанием государства нравственный закон, опровергает и ту средневековую теорию, которая требовала отделения церкви от государства, вооружается и против новых понятий о конституционном порядке, при котором делами государства правят представители народа. Теория «Левиафана» в корне отлична от религиозно-политической системы роялистов. Он совершенно подчиняет церковь светскому государю. Томас Гоббс игнорирует Священное Писание, выводит религию из чувства боязни или из любознательности, говорит, что она служит политическим орудием для упрочения власти государя, что церковь, с своим богослужением и догматикой, – просто исполнительница воли государя, что понятия о хорошем и дурном установлены не совестью, а гражданским законом.
Все это противоречило англиканскому вероучению и возбуждало негодование духовенства. Учение Гоббса было названо несогласным с религией. Английский парламент осудил «Левиафана»; англиканское духовёнство требовало, чтоб Гоббс был наказан за безбожие, и ему пришлось печатно оправдываться от этого обвинения.
Источник: http://rushist.com/index.php/philosophical-articles/3317-gobbs-leviafan-kratkoe-soderzhanie
«Левиафан» Томаса Гоббса и его значение в истории культуры
[110]
«Левиафан» занимает уникальное место в истории мировой культуры именно потому, что в этом сочинении Томас Гоббс опередил свое время во многих областях, а его оригинальные суждения сразу после публикации трактата в 1651 г. вызвали ненависть церковников всех религиозных взглядов и деятелей всех политических партий.
Гоббс в одиночку сражался с многочисленными противниками, проявляя талант полемиста и ученого. В период эмиграции роялисты восстановили против него наследного принца, который впоследствии стал королем Карлом II, и Гоббс вернулся в Англию и признал власть парламента без короля и палаты лордов.
Впоследствии во время реставрации «Левиафан» был публично сожжен, а епископы требовали отправить на костер автора. Спасло его покровительство влиятельных роялистов и личное расположение короля к бывшему учителю математики.
При жизни Гоббса почти все отклики были резко отрицательными, но в последующие века признано влияние сочинения «Левиафан» на взгляды Спинозы, Бентама, Лейбница, Руссо и Дидро, на философов и экономистов XIX-XX веков.
Первый раздел трактата «О человеке» посвящен анализу и классификации самых различных страстей и интересов, свойственных природе человека. Нельзя согласиться с суждениями оппонентов автора, воспринимающих эту часть трактата как признание изначально эгоистической природы человека.
Гоббс ищет естественные причины, порождающие те или иные страсти, как добрые, так и дурные, при этом анализирует стремления, порожденные отношениями в обществе, — честолюбие, достоинство, честь, уважение, — используя методы физиологии и лингвистики, особенно в главах, где исследует причины, порождающие религиозные культы.
Если в исследовании психологии Гоббс явился предшественником позднейших теорий, например, когда объясняет понятия «одержимости» естественными причинами, как и явление гипноза, то в анализе религиозных страстей Гоббс исходит из истории науки — с древнейших времен люди искали первопричины вещей (Hobbes Th. Leviathan, with an introd. by A.D. Lindsay. L.
-N.-Y., [1920?]. XI, pp. 52-55). Неизвестность порождала страх, а Бог — первопричина, о которой люди не имеют знаний.
Однако наука доказывает, что мироздание вечное и бесконечное, а, следовательно, мир не был создан, отсюда обычные определения сущности бога выражены в словах вечный, [111] всемогущий, бесконечный, непостижимый — это попытки человека понять сущность мироздания.
На основе тщательного филологического исследования текста Ветхого завета Гоббс доказывает, что нигде «бог» не имеет облика, единственное определение «Я есть». Главная мысль Гоббса в анализе текста Библии сводится к выводу, что везде с древнейших времен ссылки на волю бога служили Аврааму, Моисею, пророкам и царям иудеев для укрепления их власти над народом и эту свою светскую власть они защищали самыми суровыми мерами.
В изучении текста Библии Томас Гоббс явился предшественником ученых XIX и ХХ вв.
, которые доказывали, что текст библейских книг Книги судей, Руфь, Книги Самуила написаны спустя долгое время после событий, любопытно, что Иова Гоббс считал реальным лицом.
Книга Иова написана как трактат на тему: почему порочные люди благоденствуют, а праведники бедствуют, а ссылки невидимого бога на Левиафана символизируют могущество природы и призваны укрепить покорность человека.
Во многих наблюдениях о влиянии языческих верований и обрядов на христианские обряды Гоббс также явился предшественником позднейших научных теорий.
Для церковников всех сект еретическими казались не только рассуждения автора о необходимости подчинения церкви государственной власти, но и доказательства, что в Священных текстах нет обязательных обрядов.
Гоббс признает ненужными крещение, венчание, соборование, ритуал «изгнания бесов», идолопоклонство, канонизацию святых, процессии с иконами, горящими факелами и свечами. Это остатки языческих обрядов, но они выгодны церкви. Церковники, подобно сказочным феям, лишают массы людей разума.
Какого рода деньги в царстве фей, сказки не говорят. Церковники берут те же деньги, что и мы, но расплачиваются канонизациями, индульгенциями и обеднями. Подобные сатирические выпады вызвали такую ненависть, что, следуя инстинкту самосохранения, Гоббс в латинском издании трактата убрал некоторые резкие суждения о церкви.
В критических работах достаточно изучено суждение Гоббса о том. что в силу человеческой природы в обществе возникает «война всех против всех». Однако некоторые пояснения необходимо добавить.
Этот тезис приводится и доказывается во второй части трактата, озаглавленной «О государстве», — именно эта часть и привела к тому, что «Левиафан», это библейское чудовище, воспринимается как символ сильной государственной власти.
Многочисленные оппоненты Гоббса обвиняли его в искажении природы человека.
Между тем этот тезис не имеет у Гоббса абсолютного значения.
Он неоднократно говорит о том, что состояние «войны всех против всех» возникает в те периоды, когда нет государственной власти, где нарушен порядок, например, в эпохи революций и гражданских войн: тогда каждый вынужден защищать свои интересы собственными силами, поскольку он лишен защиты со стороны власти.
Вывод о борьбе интересов не предстает как признание изначальной порочности природы, а является закономерным [112] результатом состояния общества в моменты общественных катастроф. И Гоббс не видит в этом преступлений — жестокость при защите своих интересов может быть грехом, но только нарушение закона делает ее преступлением.
Между тем бывают периоды, когда законов нет или они не выполняются при слабой государственной власти — исчезают понятия «справедливости» и «права» — подобное состояние общества до появления трактата Гоббса описал Шекспир в знаменитой речи Улисса в драме «Троил и Крессида»: «аппетит», т.е. эгоистические страсти и насилие, заменят прав, исчезнут понятия добра и зла.
Гоббс несколько раз поясняет, что в такие периоды, когда начинается «война всех против всех», люди следуют естественному неотчуждаемому инстинкту самосохранения: неуверенность в будущем, опасение за собственность и жизнь, упадок хозяйства, земледелия, торговли, мореплавания, науки, искусства — жизнь человека — одинокая, грубая, краткая (XII, рр. 63-65). Спасение возможно только в сильной государственной власти. Многие критики воспринимали трактат «Левиафан» как защиту монархии. Между тем, Гоббс утверждал, что при любой форме правления — монархии, олигархии или демократии — может быть сильная государственная власть, если «договор» между властью и народом соблюдается и власть вовремя пресекает и религиозную, и политическую деятельность, если она ослабляет государство. Только единая прочная государственная власть сохраняет государство, обеспечивает мир и безопасность подданных — в этом отношении Гоббс выступал последовательным противником разделения властей и имел немало сторонников в последующие века.
Политическая позиция Гоббса раскрыта более всего в сочинении «Бегемот», где Гоббс, следуя методу Фукидида, анализирует реальные причины возникновения английской революции, ее победу, успехи Оливера Кромвеля, а после его смерти реставрацию монархии. Многие положения трактатов Гоббса восприняли энциклопедисты, его учение о верховной власти государства над церковью разделяли многие политики, а критическое исследование текста Библии нашло подтверждение в ХХ веке.
Источник: http://anthropology.ru/ru/text/komarova-vp/leviafan-tomasa-gobbsa-i-ego-znachenie-v-istorii-kultury
Основные положения «Левиафана»
Обратимся теперь к доктринам «Левиафана», на которых в основном и покоится слава Гоббса.
Уже в самом начале книги он провозглашает свой радикальный материализм. Жизнь, говорит он, есть не что иное, как движение членов тела, и поэтому автоматы имеют искусственную жизнь.
Государство, которое он называет Левиафаном, — это создание искусства и фактически является искусственным человеком. Это больше, чем простая аналогия, и она разрабатывается в деталях. Верховная власть — это искусственная душа.
Договоры и соглашения, при помощи которых первоначально был создан Левиафан, заняли место божьего повеления, когда тот сказал: «Да будет человек».
Первая часть связана с человеком как индивидуумом и с такой общей философией, какую Гоббс считал необходимой. Ощущения возникают под действием объектов; цвета, звуки и т. д. не имеются в предметах. Качества в предметах, которые соответствуют нашим ощущениям, — это движения.
Устанавливается первый закон движения и непосредственно применяется к психологии: воображение — это ослабленное ощущение и оба являются движениями. Воображение спящего — это сны; религии язычников произошли из неумения отличать сны от бодрствования.
(Опрометчивый читатель может применить тот же самый аргумент к христианской религии, но Гоббс слишком осторожен, чтобы сделать это самому (12).) Вера в то, что сны являются пророчеством, — это такое же заблуждение, как вера в колдовство и духов.
Последовательность наших мыслей не произвольна, а управляется законами — иногда законами ассоциации, иногда законами, зависящими от цели нашего мышления (это важно как применение детерминизма к психологии).
Гоббс, как и следовало ожидать, является убежденным номиналистом. Нет ничего общего, говорит он, кроме имен, и без слов мы не могли бы воспринимать никаких общих идей. Вне языка не было бы ни истины, ни лжи, так как «истина» и «ложь» — свойства речи.
Он рассматривает геометрию как единственную подлинную науку, созданную до сих пор. Разум является по своей природе исчислением и должен начинать с определений. Но в определениях необходимо избегать внутренне противоречивых понятий, что обычно не делают в философии.
Например, «бестелесная субстанция» — это бессмыслица. Когда возражали против этого, утверждая, что бестелесная субстанция — Бог, Гоббс отвечал на эти возражения; во-первых, что Бог не есть объект философии, во-вторых, что многие философы думали, что Бог — телесен.
Все ошибки в общих предложениях, говорит он, происходят от абсурдности (то есть от внутренних противоречии); он приводит как пример абсурдности идею свободы воли, и сыра, с примесью хлеба.
(Известно, что, согласно католической элементы хлеба могут быть присущими субстанции, которая не является хлебом.)
В этом отрывке у Гоббса проявляется старомодный рационализм. Кеплер пришел к общему высказыванию: «Планеты вращаются вокруг Солнца, по эллипсам», — но и другие взгляды, как, например, взгляд Птолемея, не являются логически абсурдными. Гоббс, вопреки своему восхищению Кеплером и Галилеем, не понял пользы индукции для овладения общими законами.
В противоположность Платону Гоббс считал, что разум не является врожденным, а развит трудолюбием.
Затем он переходит к рассмотрению страстей. «Усилие» может быть определено как малое начало движения, когда усилие направлено в сторону чего-нибудь — это желание, когда же оно идет в противоположную сторону от чего-нибудь — это отвращение.
Любовь — то же самое, что и желание, а ненависть — то же, что и отвращение. Мы называем вещь «хорошей», когда она является объектом желания, и плохой, когда она является объектом отвращения.
(Нужно заметить, что эти определения не дают объективных оснований «хорошему» и «плохому»; и когда желания людей расходятся, то не имеется теоретического метода, чтобы урегулировать их расхождения.) Определения различных страстей большей частью основаны на сталкивающихся концепциях жизни.
Например, смех — это внезапный триумф. Страх перед невидимой силой, если он допущен публично, — это религия, если не допущен — суеверие. Таким образом, решение относительно того, что является религией и что суеверием, остается на усмотрение законодателя.
Счастье включает в себя постоянный прогресс; оно состоит в преуспевании, а не в том, что успех уже достигнут; нет такой вещи, как постоянное счастье, за исключением, конечно, небесного блаженства, которое превосходит наше понимание.
Воля — это не что иное, как окончательное желание или отвращение, оставшееся в результате обдумывания. Иными словами, воля не есть нечто отличное от желания и отвращения, а просто сильнейшая сторона в случае противоречия между ними. Очевидно, что это связано с отрицанием свободы воли у Гоббса.
В отличие от большинства защитников деспотического правительства, Гоббс считает, что все люди равны от природы.
Но в естественном состоянии, до того как появляется какая-либо власть, каждый человек хочет не только сохранить свою собственную свободу, но и- приобрести господство над другими; оба этих желания диктуются инстинктом самосохранения.
Из их противоречий возникает война всех против всех, что делает жизнь «беспросветной, звериной и короткой». В естественном состоянии нет собственности, нет справедливости или несправедливости, есть только война, а «сила и коварство являются на войне двумя кардинальными добродетелями».
Источник: https://studbooks.net/643310/filosofiya/osnovnye_polozheniya_leviafana
Загрузка...
