Краткое содержание цветаева повесть о сонечке за 2 минуты пересказ сюжета

Elle etait pâle – et pourtant rose,

Petite – avec de grands cheveux…[1]

Нет, бледности в ней не было никакой, ни в чем, все в ней было – обратное бледности, а все-таки она была – pourtant rose, и это своеместно будет доказано и показано.

Была зима 1918 г. —1919 г., пока еще зима 1918 г., декабрь. Я читала в каком-то театре, на какой-то сцене, ученикам Третьей студии свою пьесу «Метель». В пустом театре, на полной сцене.

«Метель» моя посвящалась: – Юрию и Вере З., их дружбе – моя любовь.

Юрий и Вера были брат и сестра, Вера в последней из всех моих гимназий – моя соученица: не одноклассница, я была классом старше, и я видела ее только на перемене: худого кудрявого девического щенка, и особенно помню ее длинную спину с полуразвитым жгутом волос, а из встречного видения, особенно – рот, от природы – презрительный, углами вниз, и глаза – обратные этому рту, от природы смеющиеся, то есть углами вверх. Это расхождение линий отдавалось во мне неизъяснимым волнением, которое я переводила ее красотою, чем очень удивляла других, ничего такого в ней не находивших, чем безмерно удивляли – меня. Тут же скажу, что я оказалась права, что она потом красавицей – оказалась и даже настолько, что ее в 1927 г., в Париже, труднобольную, из последних ее жил тянули на экран.

С Верой этой, Вере этой я никогда не сказала ни слова и теперь, девять лет спустя школы надписывая ей «Метель», со страхом думала, что она во всем этом ничего не поймет, потому что меня наверное не помнит, может быть, никогда и не заметила.

(Но почему Вера, когда Сонечка? А Вера – корни, доистория, самое давнее Сонечкино начало. Очень коротенькая история – с очень долгой доисторией. И поисторией.)

Как Сонечка началась? В моей жизни, живая, началась?

Был октябрь 1917 г. Да, тот самый. Самый последний его день, то есть первый по окончании (заставы еще догромыхивали). Я ехала в темном вагоне из Москвы в Крым. Над головой, на верхней полке, молодой мужской голос говорил стихи. Вот они:

 И вот она, о ком мечтали дедыИ шумно спорили за коньяком,В плаще Жиронды, сквозь снега и беды,К нам ворвалась – с опущенным штыком!    И призраки гвардейцев-декабристовНад снеговой, над пушкинской НевойВедут полки под переклик горнистов,Под зычный вой музыки боевой.    Сам император в бронзовых ботфортахПозвал тебя, Преображенский полк,Когда в заливах улиц распростертыхЛихой кларнет – сорвался и умолк…    И вспомнил он, Строитель Чудотворный,Внимая петропавловской пальбе —Тот сумасшедший – странный – непокорный, —Тот голос памятный: – Ужо Тебе!  

– Да что же это, да чье же это такое, наконец?

– Автору – семнадцать лет, он еще в гимназии. Это мой товарищ – Павлик А.

Юнкер, гордящийся, что у него товарищ – поэт. Боевой юнкер, пять дней дравшийся. От поражения отыгрывающийся – стихами. Пахнуло Пушкиным: теми дружбами. И сверху – ответом:

– Он очень похож на Пушкина: маленький, юркий, курчавый, с бачками, даже мальчишки в Пушкине зовут его: Пушкин. Он все время пишет. Каждое утро – новые стихи.

 Инфанта, знай: я на любой костер готов взойти,Лишь только бы мне знать, что будут на меня глядетьТвои глаза…  

– А этот – из «Куклы Инфанты», это у него пьеса такая. Это Карлик говорит Инфанте. Карлик любит Инфанту. Карлик – он. Он, правда, маленький, но совсем не карлик.

 …Единая под множеством имен…  

Ни он, ни я ничуть не смутились кухни, нас толкнуло друг к другу через все кастрюльки и котлы – так, что мы – внутренно – звякнули, не хуже этих чанов и котлов. Встреча была вроде землетрясения. По тому, как я поняла, кто он, он понял, кто я. (Не о стихах говорю, я даже не знаю, знал ли он тогда мои стихи.)

Простояв в магическом столбняке – не знаю сколько, мы оба вышли – тем же черным ходом, и заливаясь стихами и речами…

Словом, Павлик пошел – и пропал. Пропал у меня, в Борисоглебском переулке, на долгий срок. Сидел дни, сидел утра, сидел ночи… Как образец такого сидения приведу только один диалог.

Я, робко: – Павлик, как Вы думаете – можно назвать – то, что мы сейчас делаем – мыслью?

Павлик, еще более робко: – Это называется – сидеть в облаках и править миром.

https://www.youtube.com/watch?v=6tN6-UrAYEA

У Павлика был друг, о котором он мне всегда рассказывал: Юра З. – «Мы с Юрой… Когда я прочел это Юре… Юра меня все спрашивает… Вчера мы с Юрой нарочно громко целовались, чтобы подумали, что Юра, наконец, влюбился… И подумайте: студийцы выскакивают, а вместо барышни – я!!!»

В один прекрасный вечер он мне «Юру» – привел. – А вот это, Марина, мой друг – Юра З. – с одинаковым напором на каждое слово, с одинаковым переполнением его.

• Подняв глаза – на это ушло много времени, ибо Юра не кончался – я обнаружила Верины глаза и рот.
• – Господи, да не брат ли вы… Да, конечно, вы – брат… У вас не может не быть сестры Веры!
• – Он ее любит больше всего на свете!

Стали говорить Юрий и я. Говорили Юрий и я, Павлик молчал и молча глотал нас – вместе и нас порознь – своими огромными тяжелыми жаркими глазами.

В тот же вечер, который был – глубокая ночь, которая была – раннее утро, расставшись с ними под моими тополями, я написала им стихи, им вместе:

 Спят, не разнимая рук —С братом – брат, с другом – друг.Вместе, на одной постели…    Вместе пили, вместе пели…    Я укутала их в плэд,Полюбила их навеки,Я сквозь сомкнутые векиСтранные читаю вести:Радуга: двойная слава,Зарево: двойная смерть.    Этих рук не разведу!Лучше буду, лучше будуПолымем пылать в аду!  

Но вместо полымя получилась – Метель.

Чтобы сдержать свое слово – не разводить этих рук – мне нужно было свести в своей любви – другие руки: брата и сестры.

Отношение с самого начала – стало.

Было молча условлено и установлено, что они всегда будут приходить вместе – и вместе уходить. Но так как ни одно отношение сразу стать не может, в одно прекрасное утро телефон: – Вы? – Я. – А нельзя ли мне когда-нибудь прийти к вам без Павлика? – Когда? – Сегодня.

(Но где же Сонечка? Сонечка – уже близко, уже почти за дверью, хотя по времени – еще год.)

Но преступление тут же было покарано: нам с З. наедине было просто скучно, ибо о главном, то есть мне и нем, нем и мне, нас, мы говорить не решались (мы еще лучше вели себя с ним наедине, чем при Павлике!), все же остальное – не удавалось.

Он перетрагивал на моем столе какие-то маленькие вещи, спрашивал про портреты, а я – даже про Веру ему говорить не смела, до того Вера была – он.

Так и сидели, неизвестно что высиживая, высиживая единственную минуту прощания, когда я, проводив его с черного хода по винтовой лестнице и на последней ступеньке остановившись, причем он все-таки оставался выше меня на целую голову, – да ничего, только взгляд: – да? – нет – может быть да? – пока еще – нет – и двойная улыбка: его восторженного изумления, моя – нелегкого торжества. (Еще одна такая победа – и мы разбиты.)

Так длилось год.

Своей «Метели» я ему тогда, в январе 1918 г., не прочла.

Одарить одиноко можно только очень богатого, а так как он мне за наши долгие сидения таким не показался, Павлик же – оказался, то я и одарила ею Павлика – в благодарственную отместку за «Инфанту», тоже посвященную не мне – для Юрия же выбрала, выждала самое для себя трудное (и для себя бы – бедное) чтение ему вещи перед лицом всей Третьей студии (все они были – студийцы Вахтангова, и Юрий, и Павлик, и тот, в темном вагоне читавший «Свободу» и потом сразу убитый в Армии) и, главное, перед лицом Вахтангова, их всех – бога и отца-командира.

Ведь моей целью было одарить его возможно больше, больше – для актера – когда людей больше, ушей больше, очей больше…

И вот, больше года спустя знакомства с героем, и год спустя написания «Метели» – та самая полная сцена и пустой зал.

(Моя точность скучна, знаю. Читателю безразличны даты, и я ими врежу художественности вещи. Для меня же они насущны и даже священны, для меня каждый год и даже каждое время года тех лет явлен – лицом: 1917 г.

 – Павлик А., зима 1918 г. – Юрий З., весна 1919 г.

 – Сонечка… Просто не вижу ее вне этой девятки, двойной единицы и двойной девятки, перемежающихся единицы и девятки… Моя точность – моя последняя, посмертная верность.)

Итак – та самая полная сцена и пустой зал. Яркая сцена и черный зал.

Читала – могу сказать – в алом

Источник: https://fictionbook.ru/author/marina_ivanovna_cvetaeva/povest_o_sonechke/read_online.html

Повесть о Сонечке

• Марина Цветаева
• Повесть о Сонечке
• * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
• ПАВЛИК И ЮРА

Elle ?tait p?le — et pourtant rose, Petite — avec de grands cheveux…1

Нет, бледности в ней не было никакой, ни в чем, все в ней было — обратное бледности, а все-таки она была — pourtant rose2, и это своеместно будет доказано и показано.

Была зима 1918 — 1919 года, пока еще зима 1918 года, декабрь. Я читала в каком-то театре, на какой-то сцене, ученикам Третьей студии свою пьесу ?Метель?. В пустом театре, на полной сцене.

?Метель? моя посвящалась: ?Юрию и Вере З., их дружбе — моя любовь?.

Юрий и Вера были брат и сестра, Вера в последней из всех моих гимназий — моя соученица: не одноклассница, я была классом старше, и я видела ее только на перемене: худого кудрявого девического щенка, и особенно помню ее длинную спину с полуразвитым жгутом волос, а из встречного видения, особенно — рот, от природы — презрительный, углами вниз, и глаза — обратные этому рту, от природы сме…

ЕЩЕ

Привет тебе, любитель чтения. Не советуем тебе открывать «Повесть о Сонечке» Цветаева Марина Ивановна утром перед выходом на работу, можешь существенно опоздать. Обильное количество метафор, которые повсеместно использованы в тексте, сделали сюжет живым и сочным.

Легкий и утонченный юмор подается в умеренных дозах, позволяя немного передохнуть и расслабиться от основного потока информации. Одну из важнейших ролей в описании окружающего мира играет цвет, он ощутимо изменяется во время смены сюжетов.

Отличный образец сочетающий в себе необычную пропорцию чувственности, реалистичности и сказочности. Через виденье главного героя окружающий мир в воображении читающего вырисовывается ярко, красочно и невероятно красиво.

По мере приближения к апофеозу невольно замирает дух и в последствии чувствуется желание к последующему многократному чтению. Темы любви и ненависти, добра и зла, дружбы и вражды, в какое бы время они не затрагивались, всегда остаются актуальными и насущными.

Небезынтересно наблюдать как герои, обладающие не высокой моралью, пройдя через сложные испытания, преобразились духовно и кардинально сменили свои взгляды на жизнь. «Повесть о Сонечке» Цветаева Марина Ивановна читать бесплатно онлайн, благодаря умело запутанному сюжету и динамичным событиям, будет интересно не только поклонникам данного жанра.

Источник: https://readli.net/povest-o-sonechke-2/

“Повесть о Сонечке” Цветаевой в кратком содержании

“Повесть о Сонечке” рассказывает о самом романтическом периоде в биографии Марины Цветаевой – о ее московской жизни в 1919 -1920 гг. в Борисоглебском переулке. Это время неопределенности, нищеты, преследований.

И вместе с тем это время великого перелома, в котором есть что-то романтическое и великое, и за торжеством быдла просматривается подлинная трагедия исторического закона.

Настоящее скудно, бедно, прозрачно, потому что вещественное исчезло.

Отчетливо просматриваются прошлое и будущее. В это время Цветаева знакомится с такой же, как она, нищей и романтической молодежью – студийцами Вахтангова, которые бредят Французской революцией, XVIII веком.

и средневековьем, мистикой, – и если тогдашний Петербург, холодный и строгий, переставший быть столицей, населен призраками немецких романтиков, Москва грезит о якобинских временах, о прекрасной, галантной, авантюрной Франции.

Здесь кипит жизнь, здесь новая столица, здесь не столько оплакивают прошлое, сколько мечтают о будущем.

Главные герои повести – прелестная молодая актриса Сонечка Голлидэй, девочка-женщина, подруга и наперсница Цветаевой, и Володя Алексеев, студиец, влюбленный в Сонечку и преклоняющийся перед Цветаевой.

Огромную роль играет в повести Аля – ребенок с удивительно ранним развитием, лучшая подруга матери, сочинительница стихов и сказок, вполне взрослый дневник которой часто цитируется в “Повести о Сонечке”. Младшая дочь Ирина, умершая в 1920 году в детском приюте, стала для Цветаевой вечным напоминанием о ее невольной вине: “не уберегла”.

Но кошмары московского быта, продажа рукописных книг, отоваривание пайками – все это не играет для Цветаевой существенной роли, хотя и служит фоном повести, создавая важнейший ее контрапункт: любовь и смерть, молодость и смерть.

Именно таким “обтанцовыванием смерти” кажется героине-повествовательнице все, что делает Сонечка: ее внезапные танцевальные импровизации, вспышки веселья и отчаяния, ее капризы и кокетство.

Это дерзкая, гордая, неизменно самовлюбленная девочка, самовлюбленность которой все же ничто по сравнению с вечной влюбленностью в авантюрный, литературный идеал.

Инфантильная, сентиментальная и при этом с самого начала наделенная полным, женским знанием о жизни, обреченная рано умереть, несчастливая в любви, невыносимая в быту, любимая героиня Цветаевой соединяет в себе черты Марии Башкирцевой, самой Марины Цветаевой, пушкинской Мариулы – но и куртизанки галантных времен, и Генриетты из записок Казановы. Сонечка беспомощна и беззащитна, но ее красота победительна, а интуиция безошибочна. Это женщина “пар экселянс”, и оттого перед ее обаянием и озорством пасуют любые недоброжелатели.

Книга Цветаевой, писавшаяся в трудные и страшные годы и задуманная как прощание с эмиграцией, с творчеством, с жизнью, проникнута мучительной тоской по тому времени, когда небо было так близко, в буквальном смысле близко, ибо “недолго ведь с крыши на небо” . Тогда сквозь повседневность просвечивало великое, всемирное и вневременное, сквозь истончившуюся ткань бытия сквозили его тайные механизмы и законы, и любая эпоха легко аукалась с тем временем, московским, переломным, накануне двадцатых.

В этой повести появляются и Юрий Завадский, уже тогда щеголь, эгоист, “человек успеха”, и Павел Антокольский, лучший из молодых поэтов тогдашней Москвы, романтический юноша, сочиняющий пьесу о карлике инфанты.

В ткань “Повести о Сонечке” вплетаются мотивы “Белых ночей” Достоевского, ибо самозабвенная любовь героя к идеальной, недосягаемой героине есть прежде всего самоотдача.

Такой же самоотдачей была нежность Цветаевой к обреченной, всезнающей и наивной молодежи конца серебряного века.

И когда Цветаева дарит Сонечке свое самое-самое и последнее, драгоценные и единственные свои кораллы, в этом символическом жесте дарения, отдачи, благодарности сказывается вся неутолимая цветаевская душа с ее жаждой жертвы.

А потом кончилась молодость, век серебряный стал железным, и все разъехались или умерли, потому что так бывает всегда.

(2 votes, average: 4.00

Источник: https://goldsoch.info/povest-o-sonechke-cvetaevoj-v-kratkom-soderzhanii/

Читать онлайн "Повесть о Сонечке" автора Цветаева Марина Ивановна — RuLit — Страница 4

Думаю, что даже платьице на ней было не театральное, не нарочное, а собственное, летнее, шестнадцатилетнее, может быть?

— Ходил на спектакль Второй студии. Видал Вашу Сонечку…

Так она для всех сразу и стала моей Сонечкой, — такая же моя, как мои серебряные кольца и браслеты — или передник с монистами — которых никому в голову не могло прийти у меня оспаривать — за никому, кроме меня, не-нужностью.

Здесь уместно будет сказать, потому что потом это встанет вживе, что я к Сонечке сразу отнеслась еще и как к любимой вещи, подарку, с тем чувством радостной собственности, которого у меня ни до, ни после к человеку не было — никогда, к любимым вещам — всегда.

Даже не как к любимой книге, а именно — как кольцу, наконец, попавшему на нужную руку, вопиюще моему, еще в том кургане — моему, у того цыгана — моему, кольцу так же мне радующемуся, как я — ему, так же за меня держащемуся, как я за него — самодержащемуся, неотъемлемому.

Или уж — вместе с пальцем! Отношения этим не исчерпываю: плюс вся любовь, только мыслимая, еще и это.

Еще одно: меня почему-то задевало, раздражало, оскорбляло, когда о ней говорили Софья Евгеньевна (точно она взрослая!), или просто Голлидэй (точно она мужчина!), или даже Соня точно на Сонечку не могут разориться! — я в этом видела равнодушие и даже бездушие. И даже бездарность.

Неужели они (они и оне) не понимают, что она — именно Сонечка, что иначе о ней — грубость, что ее нельзя — не ласкательно. Из-за того, что Павлик о ней говорил Голлидэй (начав с Инфанты!), я к нему охладела.

Ибо не только Сонечку, а вообще любую женщину (которая не общественный деятель) звать за глаза по фамилии — фамильярность, злоупотребление отсутствием, снижение, обращение ее в мужчину, звать же за глаза — ее детским именем признак близости и нежности, не могущий задеть материнского чувства — даже императрицы. (Смешно? Я была на два, на три года старше Сонечки, а обижалась за нее — как мать.)

Но пока она еще стоит перед нами, взявшись за спинку стула, настоим здесь на ее внешности во избежание недоразумений:

На поверхностный взгляд она, со своими ресницами и косами, со всем своим алым и каштановым, могла показаться хохлушкой, малороссияночкой. Но — только на поверхностный: ничего типичного, национального в этом личике не было — слишком тонка была работа лица: работа мастера.

Еще скажу: в этом лице было что-то от раковины — так раковину работает океан — от раковинного завитка: и загиб ноздрей, и выгиб губ, и общий завиток ресниц — и ушко! — все было резное, точеное — и одновременно льющееся — точно эту вещь работали и ею же — играли. не только Океан работал, но и волна — играла.

Je n'ai jamais vu de perle rose, mais je soutiens que son visage ?tait plus perle et plus rose6.

========

Как она пришла? Когда? Зимой ее в моей жизни не было. Значит — весной. Весной 1919 г., и не самой ранней, а вернее — апрельской, потому что с нею у меня связаны уже оперенные тополя перед домом. В пору первых зеленых листиков.

Первое ее видение у меня — на диване, поджав ноги, еще без света, с еще-зарей в окне, и первое ее слово в моих ушах — жалоба: — Как я вас тогда испугалась! Как я боялась, что вы его у меня отымете! Потому что не полюбить — вас, Марина, не полюбить вас — на коленях немыслимо, несбыточно, просто (удивленные глаза) — глупо? Потому я к вам так долго и не шла, потому что знала, что вас так полюблю, вас, которую любит он, из-за которой он меня не любит, и не знала, что мне делать с этой своей любовью, потому что я вас уже любила, с первой минуты тогда, на сцене, когда вы только опустили глаза — читать. А потом — о, какой нож в сердце! какой нож! — когда он к вам последний подошел, и вы с ним рядом стояли на краю сцены, отгородившись от всего, одни, и он вам что-то тихонько говорил, а вы так и не подняли глаз, — так что он совсем в вас говорил… Я, Марина, правда не хотела вас любить! А теперь — мне все равно, потому что теперь для меня его нет, есть вы, Марина, и теперь я сама вижу, что он не мог вас любить, потому что — если бы мог вас любить — он бы не репетировал без конца ?Святого Антония?, а Святым Антонием бы — был, или не Антонием, а вообще святым…

— Юрием.

— Да, да, и вообще бы никогда бы не обедал и не завтракал. И ушел бы в Армию.

— Святым Георгием.

— Да. О, Марина! Именно Святым Георгием, с копьем, как на кремлевских воротах! Или просто бы умер от любви.

И по тому, как она произнесла это умер от любви, видно было, что она сама — от любви к нему — и ко мне — и ко всему — умирает; революция — не революция, пайки — не пайки, большевики не большевики — все равно умрет от любви, потому что это ее призвание — и назначение.

— Марина, вы меня всегда будете любить? Марина, вы меня всегда будете любить, потому что я скоро умру, я совсем не знаю отчего, я так люблю жизнь, но я знаю, что скоро умру, и потому, потому все так безумно, безнадежно люблю… Когда я говорю: Юра — вы не верьте. Потому что я знаю, что в других городах… — Только вас, Марина, нет в других городах, а — их!..

сходит с корабля и бродит по городу и ищет вас, которая здесь, в Борисоглебском переулке. А может быть, просто проходит по Третьей Мещанской (сейчас в Москве ужасно много матросов, вы заметили? За пять минут — все глаза растеряешь!), но Третья Мещанская, это так же далеко от Борисоглебского переулка, как Сингапур… (Пауза.

) Я в школе любила только географию — конечно, не все эти широты и долготы и градусы (меридианы — любила), — имена любила, названия… И самое ужасное, Марина, что городов и островов много, полный земной шар! — и что на каждой точке этого земного шара — потому что шар только на вид такой маленький и точка только на вид точка — тысячи, тысячи тех, кого я могла бы любить.

.. (И я это всегда говорю Юре, в ту самую минуту, когда говорю ему, что кроме него не люблю никого, говорю, Марина, как бы сказать, тем самым ртом, тем самым полным ртом, тем самым полным им ртом! потому что и это правда, потому что оба — правда, потому что это одно и то же, я это знаю, но когда я хочу это доказать — у меня чего-то не хватает, ну — как не можешь дотянуться до верхней ветки, потому что вершка не хватает! И мне тогда кажется, что я схожу с ума…)

Источник: https://www.rulit.me/books/povest-o-sonechke-read-111461-4.html

Краткие содержания произведений — марина цветаева — повесть о сонечке

марина цветаева — повесть о сонечке

«Повесть о Сонечке» рассказывает о самом романтическом периоде в биографии МариныЦветаевой — о её московской жизни в 1919 — 1920 гг. в Борисоглебском переулке.

Это время неопределенности (ее муж у белых и давно не подает о себе вестей), нищеты

(ее дочери — одной восемь, другой пять — голодают и болеют), преследований

(Цветаева не скрывает, что она жена белого офицера, и сознательно провоцирует враждебностьпобедителей). И вместе с тем это время великого перелома, в котором есть что-торомантическое и великое, и за торжеством быдла просматривается подлинная трагедияисторического закона. Настоящее скудно, бедно, прозрачно, потому что вещественное исчезло.

Отчетливо просматриваются прошлое и будущее. В это время Цветаева знакомитсяс такой же, как она, нищей и романтической молодежью — студийцами Вахтангова, которыебредят Французской революцией, XVIII веком.

и средневековьем, мистикой, — и еслитогдашний Петербург, холодный и строгий, переставший быть столицей, населен призракаминемецких романтиков, Москва грезит о якобинских временах, о прекрасной, галантной,

авантюрной Франции. Здесь кипит жизнь, здесь новая столица, здесь не столько оплакиваютпрошлое, сколько мечтают о будущем.

Главные герои повести — прелестная молодаяактриса Сонечка Голлидэй, девочка-женщина, подруга и наперсница Цветаевой, и ВолодяАлексеев, студиец, влюбленный в Сонечку и преклоняющийся перед Цветаевой.

Огромную рольиграет в повести Аля — ребенок с удивительно ранним развитием, лучшая подруга матери,

сочинительница стихов и сказок, вполне взрослый дневник которой часто цитируетсяв «Повести о Сонечке». Младшая дочь Ирина, умершая в 1920 году в детском приюте,

стала для Цветаевой вечным напоминанием о её невольной вине: «не уберегла».

Но кошмары московского быта, продажа рукописных книг, отоваривание пайками — все этоне играет для Цветаевой существенной роли, хотя и служит фоном повести, создавая важнейшийеё контрапункт: любовь и смерть, молодость и смерть.

Это дерзкая, гордая, неизменно самовлюбленная девочка,

самовлюбленность которой все же ничто по сравнению с вечной влюбленностьюв авантюрный, литературный идеал.

Инфантильная, сентиментальная и при этом с самогоначала наделенная полным, женским знанием о жизни, обреченная рано умереть, несчастливаяв любви, невыносимая в быту, любимая героиня Цветаевой соединяет в себе черты МарииБашкирцевой (кумира цветаевской юности), самой Марины Цветаевой, пушкинской Мариулы —

но и куртизанки галантных времен, и Генриетты из записок Казановы. Сонечка беспомощнаи беззащитна, но её красота победительна, а интуиция безошибочна. Это женщина «парэкселянс», и оттого перед её обаянием и озорством пасуют любые недоброжелатели. КнигаЦветаевой, писавшаяся в трудные и страшные годы и задуманная как прощание с эмиграцией,

• с творчеством, с жизнью, проникнута мучительной тоской по тому времени, когда небо былотак близко, в буквальном смысле близко, ибо «недолго ведь с крыши на небо» (Цветаеважила с дочерьми на чердаке). Тогда сквозь повседневность просвечивало великое, всемирноеи вневременное, сквозь истончившуюся ткань бытия сквозили его тайные механизмы и законы,
• и любая эпоха легко аукалась с тем временем, московским, переломным, наканунедвадцатых.В этой повести появляются и Юрий Завадский, уже тогда щеголь, эгоист,
• «человек успеха», и Павел Антокольский, лучший из молодых поэтов тогдашней Москвы,
• романтический юноша, сочиняющий пьесу о карлике инфанты. В ткань «Повести о Сонечке»

вплетаются мотивы «Белых ночей» Достоевского, ибо самозабвенная любовь герояк идеальной, недосягаемой героине есть прежде всего самоотдача. Такой же самоотдачей быланежность Цветаевой к обреченной, всезнающей и наивной молодежи конца серебряного века.

И когда Цветаева дарит Сонечке свое самое-самое и последнее, драгоценные и единственныесвои кораллы, в этом символическом жесте дарения, отдачи, благодарности сказывается всянеутолимая цветаевская душа с её жаждой жертвы.А сюжета, собственно, нет. Молодые,

талантливые, красивые, голодные, несвоевременные и сознающие это люди сходятся в гостяху старшей и самой одаренной из них. Читают стихи, изобретают сюжеты, цитируют любимыесказки, разыгрывают этюды, смеются, влюбляются… А потом кончилась молодость, век серебряныйстал железным, и все разъехались или умерли, потому что так бывает всегда.

См. также:

Максим Горький Коновалов, Ярослав Ивашкевич Хвала И Слава, А-ф Прево История Кавалера Де Грие И Манон Леско, Превоаф История Кавалера Де Грие И Манон Леско, Харитон Повесть О Любви Херея И Каллирои, Пьетро Аретино Комедия О Придворных Нравах

Источник: http://www.terminy.info/literature/summary-of-works/marina-cvetaeva-povest-o-sonechke

Повесть о Сонечке

Текст

«Повесть о Сонечке» рассказывает о самом романтическом периоде в биографии Марины Цветаевой — о её московской жизни в 1919 — 1920 гг. в Борисоглебском переулке. Это время неопределённости (ее муж у белых и давно не подаёт о себе вестей), нищеты (ее дочери — одной восемь, другой пять — голодают и болеют), преследований (Цветаева не скрывает, что она жена белого офицера, и сознательно провоцирует враждебность победителей). И вместе с тем это время великого перелома, в котором есть что-то романтическое и великое, и за торжеством быдла просматривается подлинная трагедия исторического закона. Настоящее скудно, бедно, прозрачно, потому что вещественное исчезло. Отчётливо просматриваются прошлое и будущее. В это время Цветаева знакомится с такой же, как она, нищей и романтической молодёжью — студийцами Вахтангова, которые бредят Французской революцией, XVIII веком и средневековьем, мистикой, — и если тогдашний Петербург, холодный и строгий, переставший быть столицей, населён призраками немецких романтиков, Москва грезит о якобинских временах, о прекрасной, галантной, авантюрной Франции. Здесь кипит жизнь, здесь новая столица, здесь не столько оплакивают прошлое, сколько мечтают о будущем.

Главные герои повести — прелестная молодая актриса Сонечка Голлидэй, девочка-женщина, подруга и наперсница Цветаевой, и Володя Алексеев, студиец, влюблённый в Сонечку и преклоняющийся перед Цветаевой.

Огромную роль играет в повести Аля — ребёнок с удивительно ранним развитием, лучшая подруга матери, сочинительница стихов и сказок, вполне взрослый дневник которой часто цитируется в «Повести о Сонечке».

Младшая дочь Ирина, умершая в 1920 году в детском приюте, стала для Цветаевой вечным напоминанием о её невольной вине: «не уберегла».

Сонечка — воплощение любимого цветаевского женского типажа, явленного впоследствии в драмах о Казанове. Это дерзкая, гордая, неизменно самовлюблённая девочка, самовлюблённость которой все же ничто по сравнению с вечной влюблённостью в авантюрный, литературный идеал.

Инфантильная, сентиментальная и при этом с самого начала наделённая полным, женским знанием о жизни, обречённая рано умереть, несчастливая в любви, невыносимая в быту, любимая героиня Цветаевой соединяет в себе черты Марии Башкирцевой (кумира цветаевской юности), самой Марины Цветаевой, пушкинской Мариулы — но и куртизанки галантных времён, и Генриетты из записок Казановы. Сонечка беспомощна и беззащитна, но её красота победительна, а интуиция безошибочна. Это женщина «пар экселянс», и оттого перед её обаянием и озорством пасуют любые недоброжелатели. Книга Цветаевой, писавшаяся в трудные и страшные годы и задуманная как прощание с эмиграцией, с творчеством, с жизнью, проникнута мучительной тоской по тому времени, когда небо было так близко, в буквальном смысле близко, ибо «недолго ведь с крыши на небо» (Цветаева жила с дочерьми на чердаке). Тогда сквозь повседневность просвечивало великое, всемирное и вневременное, сквозь истончившуюся ткань бытия сквозили его тайные механизмы и законы, и любая эпоха легко аукалась с тем временем, московским, переломным, накануне двадцатых.

В этой повести появляются и Юрий Завадский, уже тогда щёголь, эгоист, «человек успеха», и Павел Антокольский, лучший из молодых поэтов тогдашней Москвы, романтический юноша, сочиняющий пьесу о карлике инфанты.

В ткань «Повести о Сонечке» вплетаются мотивы «Белых ночей» Достоевского, ибо самозабвенная любовь героя к идеальной, недосягаемой героине есть прежде всего самоотдача. Такой же самоотдачей была нежность Цветаевой к обречённой, всезнающей и наивной молодёжи конца серебряного века.

И когда Цветаева дарит Сонечке своё самое-самое и последнее, драгоценные и единственные свои кораллы, в этом символическом жесте дарения, отдачи, благодарности сказывается вся неутолимая цветаевская душа с её жаждой жертвы.

Источник: https://4fasol.com/txt/retelling/265311